No one can save us from ourselves

Дым от толстой сигары Бориса лениво поднимался вверх, но растворялся в приглушенном теплом свете торшеров, успевая напоследок свить тонкое кружево причудливых узоров, и вылетал в приоткрытое окно, снесенный легким сквозняком или отголоском порыва теплого ветра с улицы. На низком столике темного дерева рядом с диваном стояла почти пустая бутылка ирландского виски, извлеченная Борисом из недр небольшого бара, приберегаемая им для особых случаев. Лед в небольшом ведерке давно растаял, и в стаканах у мужчин плескался неразбавленный янтарный напиток. Через окно до них долетал неровный гул тонкой вереницы пешеходов, спешивших домой после изматывающего рабочего дня, и редкие резкие звуки автомобильных гудков, неприятно резавшие слух. - Майкрофт, в конце, настоятельно мне порекомендовал, - Джон скривился на этих словах, - не возвращаться в Англию и, тем более, в Лондон. Пару лет – как минимум. Сказал, что люди Мориарти ищут меня, то ли отомстить хотят, то ли просто убить. И дал мне, где-то в сумке лежит, папку с бумагами. Разрешение на ношение оружие, подтверждение моей хирургической лицензии и разрешение на медицинскую практику в Новой Зеландии. Ума не приложу, как ему удалось так быстро все это провернуть… Хотя, чему я удивляюсь? Мистер Британское правительство, чтоб его… - Джон поморщился и одним глотком осушил свой стакан. Борис потушил сигару в черной пепельнице и откинулся на спинку кресла. Янтарная жидкость бликами играла на дне его стакана. Он не смотрел на друга – гипнотизировал взглядом стену напротив, сосредоточенно хмурясь. - Знаешь, - через несколько минут начал он, - в его словах есть смысл. Судя по твоему рассказу, Мориарти был еще тем козлом, но козлом умным, так что с него станется оставить тучу распоряжений на случай своей смерти. Ставлю польскую конфедератку, раритет, между прочим, что среди них есть наказ и о том, что тебя, друг мой, нужно ликвидировать. - Да уж, вполне в духе Мориарти, - усмехнулся Джон, наливая себе еще виски. - В таком случае, может, тебе и вправду не стоит возвращаться в Лондон? - Я не собираюсь прятаться, как кролик в норе, - отрезал Джон. – Если кто-то хочет меня убить, то пусть попробует. Найдет и спустит курок, глядя мне в лицо. Не факт, правда, что я не спущу курок первым. Но сбегать, таиться, скрываться и вилять, хорониться за чужими спинами я не буду. Никогда я этого не делал и сейчас не собираюсь, - твердо закончил он. - Узнаю старину Джона, - хмыкнул Борис. – Не сомневался в твоей реакции. В комнате воцарилась тишина. Но она была не такая, как в Лондоне, в его квартире. Здесь, в солнечной Новой Зеландии, на другом конце земного шара, все казалось другим. Теплое солнце, свежий бриз с моря, зеркальная гладь заливов с белыми штрихами роскошных яхт и яркая зелень парков – все было непривычным, но от этого только выигрывало. И тишина здесь была другая. Она не давила мертвым грузом на слух, не оглушала, не вызывала отчаянное желание разбавить ее музыкой или пустым разговором, нет. Здесь тишиной можно было наслаждаться, не боясь, что сойдешь с ума, что утонешь в ней, что вязкая топь безмолвия накроет с головой, лишит возможности вздохнуть и погубит. - Не скучал ты в последние годы, - наконец, явно с трудом подбирая слова, произнес Борис. - Друга твоего мне жаль, правда, но тебя жалеть я не буду. Никому оно не надо. Могу сказать только, что безумно рад тебя видеть. И хорошо, что ты не стал засиживаться в Лондоне, молодец, что выбрался. - Спасибо, - веско отозвался Джон, допивая виски. Он не ошибался, думая, что Борис его правильно поймет. – И я тоже очень рад, что прилетел. - Ну так еще бы! – Борис тяжело поднялся с кресла и пошатнулся: выпитое дало о себе знать. – Так, друг мой, давай-ка спать. Что-то я перепил, кажется… В общем, где твоя спальня, ты знаешь. Завтра большой день! - Не сомневаюсь в этом, - вздохнул Джон, так и не поняв, почему завтрашний день будет большим. Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по спальням. Джону едва хватило сил, чтобы скинуть одежду и рухнуть на кровать. Лампа на тумбочке возле кровати освещала комнату неярким, ровным светом, с темного неба на него глядели любопытные колючие звезды, а на ветвях высокого дерева под не зашторенным окном заливалась ночной звонкой трелью какая-то птичка, и ей вторили цикады, песней увлекая в нерассказанные, диковинные сказки сновидений. Солнце клонилось к закату. Последние теплые лучи золотили любовно возделанные поля, садики возле нор пестрели всеми цветами радуги под светом фонарей, а с другого конца огромной поляны, уставленной длинными столами, ломившимися от изобилия угощения, доносилась разухабистая песня. Праздник урожая был в самом разгаре. Несколько хоббитов пронесли мимо него тяжелый бочонок эля, а один из них, кажется, это был молодой Поско Брэндибак, тот еще шебутной проныра, едва не наступил ему на ногу. - Хей, Бильбо, не зевай! – крикнул он ему, уже уйдя далеко вперед, и его слова едва не затерялись в общем веселом гуле. Бильбо только помотал головой и отсалютовал ему полной кружкой, расплескав половину. На его беду, мимо него как раз проплывала – по-другому и не скажешь - Лобелия, щеголявшая сегодня в новом платье. Ну, и по всем законам подобных несчастий, весь пролитый эль попал на тщательно оберегаемую ею юбку, мгновенно образов на пышном подоле весьма себе живописное пятно. Кузина недостойно взвизгнула и отпрыгнула в сторону, налетев прямо на своего мужа, ворчливого Отто, который успел уже выпить едва ли не бочонок, сумев на время ускользнуть из-под строгого надзора любезной женушки. И оба они повалились на землю, под ноги визжащей от радости – еще бы, не каждый день почтенные хоббиты по земле валяются - ребятне. - Бильбо Бэггинс! – Лобелия, подобрав бесчисленные нижние юбки, с трудом поднялась с утоптанной травы и теперь стояла напротив него, уперев руки в бока и сверля его гневным взглядом из-под растрепавшейся челки. – Как ты посмел?! - Уважаемая кузина, - выдавил Бильбо, с трудом сдерживая смех. – Это чистая случайность! И мне очень жаль, - добавил он под веселыми взглядами небольшой толпы улыбающихся хоббитов, образовавшейся вокруг них. - Нет, вы только посмотрите! – взвизгнула Лобелия, нелепо взмахнув руками. – Ему жаль! - Очень жаль, - поддакнул Бильбо. Он подошел поближе и подал руку Отто, помогая тому подняться на ноги. Тот встал, недовольно ворча что-то о дурных головах Туков и их родственников, о невоспитанной молодежи и, почему-то, о троллях, на которых, по его, несомненно, авторитетному мнению был похож Бильбо. Лобелию тут же окружили подруги-кумушки, первые сплетницы Шира, и увели куда-то, причитая об испорченном восхитительном платье и коря Бильбо на все лады, а Отто, увидев, что дражайшей женушки вокруг не наблюдается, мгновенно исчез из поля зрения Бильбо и обнаружился через несколько минут в компании бочонка эля. Праздник продолжался. Столы, угощение на которых изрядно поредело, раздвинули, освобождая место для танцев. Под ярким навесом расположились сытые и довольные музыканты из Бакленда, оценившие крепость и качество знаменитого эля из «Зеленого Дракона». Расчехлив инструменты, они грянули веселую, простую мелодию, и несколько молодых хоббитов тотчас пустились в пляс. Дрого, кузен Бильбо, наконец-таки поднялся из-за стола и, церемонно пригласив на танец красавицу Примулу Брэндибак, присоединился к кругу танцующих. Бильбо подумалось, глядя на них, что вскоре весь Шир будет гулять на пышной свадьбе. Самому Бильбо отстояться в стороне не дали. Дейзи Фортинбрак, дальняя родственница Туков, гостившая сейчас у них, была весьма упрямой хоббитянкой, некоторые даже говорили, что характером она вся пошла в старого Гордибака, а уж он-то мог в своем упорстве посоревноваться с любым из гномов, славившихся твердолобостью, и никогда не отступала от поставленных целей. А сейчас цель у нее была простая и понятная многим молодым девушкам: женить почтенного Бильбо Бэггинса на себе. Женихом он был завидным, уважаемым, не бедным, нора у него была прекрасная, да и на лицо пригож. В общем, хорошая партия. Вот и не стала Дейзи тратить время понапрасну. Сверкнув яркой улыбкой, утянула его в центр и, заливаясь веселым смехом, похожим на перезвон колокольчиков, закружила в танце. Веселая музыка завертелась вокруг, лаская нотами, унося беспокойства и тяжелые мысли вдаль, в голову ударил эль, смех и радостные возгласы бодрили, и Бильбо сам радостно засмеялся, подхватывая старую песенку о хоббите, который слишком много ворчал, но до дрожи боялся соседского козла, так и норовившего боднуть его. Джона разбудил бесцеремонный солнечный луч, пробившийся сквозь густую крону дерева и нагло заглянувший в окно, задумавший непременно разбудить спящего человека. Голова не болела, но внутри будто заливались стройным хором колокола огромного собора, оповещая мирное население о радостных событиях. Джон зажмурился и перевернулся, уткнувшись лицом в подушку. Без сомнений, он вчера слишком много выпил. Ну а чем еще, как не алкоголем, объяснить такой сон? И тем более то, что Дейзи была до странности похожа на ту самую Минди, а, может быть, и Милли, которая учила его когда-то играть в гольф. Или то, что этот Бильбо, глазами которого Джон и наблюдал этот потрясающий праздник, был так похож на него самого, пусть и с кудрявыми волосами и странными ногами. А праздник, несомненно, был потрясающим. И очень веселым. Настоящее народное гуляние, не иначе. Столы ломились от еды, эль лился рекой, и не было там ни тревог, ни забот. Забавный маленький народец, очевидно созданный его, Джона, подсознанием, явно жил в мире и не знал настоящего зла, войн, крови и несправедливых смертей. Подавив жгучее желание и дальше предаваться размышлениям о глупых снах, Джон со стоном поднялся с кровати и вышел из комнаты, намереваясь немедленно оккупировать душ. Из-за двери, ведущей в спальню Бориса, раздавался заливистый храп, и Джон невольно позавидовал ему. Горячая вода медленно, но верно возвращала к жизни. Колокольный звон постепенно стихал, уступая место связным мыслям, затекшие мышцы расслаблялись, и, почему-то, хотелось улыбнуться. То ли от доброго сна, то ли от того, что впервые за два месяца его разбудил не надоевший писк будильника или багряный кошмар, а солнечный луч. Ставшая уже привычной тоска по погибшему другу, злость на него, злость на себя никуда не исчезли, не растворились в свежем бризе с заливов или в ласковом тепле весеннего новозеландского солнца – хотя малодушно он именно на это и надеялся, - но будто чуть притупились, самую малость, ровно настолько, чтобы снова можно было радоваться мелочам. Или улыбаться по утрам. В квартире кто-то был. Кто-то помимо него и Бориса, который, судя по почти мелодичному храпу, все еще спал и видел десятый сон. Джон почувствовал, услышал это сразу же, как только вышел из душа, выпустив в коридор клубы горячего пара. Солдатские инстинкты, привычка постоянно быть начеку, только укрепившаяся во время проживания с Шерлоком в одной квартире, и чуткий слух не обманывали его. С кухни доносился тихий звук шагов и мягкая джазовая мелодия. Подумав, что мифические, или не очень, убийцы, о которых его предупреждал Майкрофт, не стали бы включать радио и ставить чайник, бодрый свист которого был слышен отсюда, Джон успокоился и вошел в приоткрытую дверь. На кухне действительно был незнакомый Джону полный мужчина с холеными руками. Он не заметил стоявшего в дверях гостя и продолжал ловко нарезать хлеб, тихонько подпевая Элле Фицджеральд. - Доброе утро, - прочистив горло, выговорил Джон. - О, здравствуйте! – мужчина резко развернулся. Широкая улыбка расплылась по круглому лицу, в уголках глаз собрались веселые морщинки, а нос забавно сморщился. Он положил нож, сверкнувший металлическим бликом в ярком солнечном свете, лившемся из окна, и протянул Джону руку: - Роберт Гроусер, но, пожалуйста, просто Боб. Я кузен Бориса. - Джон Ватсон. Борис говорил, что у него здесь живет кузен. - Да-да, это я, - еще шире улыбнулся Боб. – Я знал, что вы, мистер Ватсон… - О нет, просто Джон, - перебил доктор, оглядывая уже накрытый стол, буквально ломившийся от тарелок, наполненных явно свежими пирожками и эклерами. - Садитесь, - скомандовал Боб, указывая на стул, - сейчас будем завтракать. Так вот. Я знал, что вы должны были вчера прилететь. И догадывался, что Борис даже не догадается ничего купить на завтрак, и прав был! Ничего ему поручить нельзя, - сокрушенно покачал он головой, разбивая яйца на аппетитно скворчащий бекон. – И приехал с утра. А то видел я, как он вас встретил. Бутылкой виски! Другого я от него и не ожидал. Но ничего… - Давайте я помогу… - смущенный таким радушным приемом Джон потянулся было к кофейнику, но тут же получил деревянной лопаточкой по рукам. - Ну уж нет, вы же гость! – возмутился Боб. – Я сам. С огромным удовольствием. Люблю готовить, - доверительно сообщил он. – Я ведь, знаете ли, шоколатье. То есть, по образованию-то я кондитер, но всегда занимался шоколадом. Люблю шоколад. Впрочем, по мне заметно, - он рассмеялся и похлопал себя по объемистому животу. – Но в последнее время совсем нет времени по цеху прогуляться да самому что-нибудь приготовить. Сплошные бумажки да собрания. - У вас своя шоколадная фабрика? – уточнил Джон, вспомнив первое письмо Бориса. - Да, - вздохнул Боб. – Акционеры когда-нибудь меня погубят, помяните мое слово! – он угрожающе помахал лопаточкой, грозя невидимым акционерам, и повернулся к плите. – Кстати, надеюсь, вы посетите мою фабрику. Я тут привез шоколада, конечно, - Боб кивнул на бумажный пакет, прислоненный к стене, из которого виднелись яркие обертки плиток. – Лучший в Новой Зеландии! - С огромным удовольствием посмотрю на вашу фабрику. Никогда еще не бывал на таких, - улыбнулся Джон. - Замечательно! Ставлю всю коллекцию Бориса и мой диплом, что такого вы еще не пробовали, - подмигнул Боб и начал раскладывать яичницу по тарелкам. - Не надо никуда ставить мою коллекцию, - недовольно проворчал Борис, зайдя на кухню. Оглядев комнату, он довольно хмыкнул при виде накрытого стола и задумчиво поскреб отросшую щетину. – Боб, какими судьбами? - Хех, он еще спрашивает! – искренне удивился Боб, гремя посудой. – Вот знал же я о том, что ты гостя будешь встречать бутылкой. Вот не ошибся же. А в холодильнике у тебя – шаром покати, мышь повесилась! Вот и привез тут кое-чего… - Половину супермаркета? – усмехнулся Борис, отставив пустой стакан из-под воды. - И вовсе не половину…. Джон с улыбкой слушал ленивую, добродушную перепалку братьев, потягивая кофе. Солнце освещало светлую кухню, за окном медленно просыпался город, первые пешеходы уже заполняли тротуары, по парковым дорожкам бодро бежали те, у кого хватало воли на утренние пробежки, а кофе и компания были замечательными. Впервые за долгое время, Джону было спокойно.