От чего ты бежишь?

      Девушка устало опустилась на белый паркет огромного танцевального зала. Она наклонилась к атласной пуанте, поправляя аккуратный бант. Таня находила удовольствие в эстетике, с уважением относилась к танцу и не допускала неточностей. Зал был освещен лишь дневным светом, но за окном уже начинало смеркаться, от того и зеркальное помещение было немного затемнено. Девушка могла лишь видеть свой силуэт в отражении зеркал вокруг нее. Уставшие серые глаза намеревались закрыться, но Таня прошлась тонкими пальцами по бархатной коже лица украдкими движениями, стимулируя кровяной приток. Она очень устала, на самом деле, очень. Плотный график съемок на Танцах, продолжительные репетиции с балетом, ежедневные мастер-классы и каждый раз после этого всего изнемождающие тренировки в зеркальном зале. Железно. Наедине с собой. Под строгий счет. Выворотные стопы. Носочек. Масляные руки. Взгляд вперед. Подбородок выше.       Таня дотронулась лопатками до холодного паркета, мурашки от холода побежали по всему телу, а она глубоко дышала, устало закрыв глаза. Все ее тело бешено пульсировало от нехватки воздуха. Одной рукой хореограф потянулась к высоко собранному хвосту и стащила резинку с темных волос. Шелковистые пряди, почувствовав свободу, аккуратно рассыпались вокруг лица Денисовой. Она родилась в семье, где режим был строгим. В шесть утра подъем, 7 - на завтрак то, что всем полезно. Пол восьмого — утренняя хореография. И даже в выходные. — Ты чего расселась? — громкий вязкий голос балетмейстера громом обрушился на весь зал, что аж содрогнулись зеркала. — Я устала, — маленькая худенькая девчушка с огромными серыми глазами виновато подняла взгляд на руководительницу. — Ты устала, — громким утвердительным тоном произнесла женщина, скользнув по ней неодобрительным слегка прищуренным взглядом. Малышка лишь опустила голову, потирая ноющие мышцы ног. — Скажи-ка мне, деточка, — строго начала хореограф, — что есть усталость. — Это… когда в тебе больше нет сил, — неуверенно пролепетала маленькая танцовщица, не поднимая глаз. — Значит в тебе больше нет сил? — балетмейстер прошла через зал, устремив строгий взгляд на малышку, — подбери-ка мне синоним к слову «уставший», — холодный тон преподавателя заставил сердце девочки забиться чаще. Маленькая танцовщица, наконец, подняла большие серые глаза, выставляя хрупкую руку, чтоб подняться на уставшие ноги. — Слабый, — прошептала девочка, возвращаясь в позицию. Натянув тоненькие ручки, она начала слушать железный счет и хлопки балетмейстера, все больше выворачивая стопу.       Таню будто пронзил небольшой разряд тока, она моментально распахнула серые глаза, выставляя хрупкую руку, чтоб подняться на уставшие ноги. Девушка натянула руки, аккуратно сложив пальцы, и встала в диагональ. Снова и снова она пересекала зал, шаг за шагом, оттачивая все больше и больше каждое малейшее телодвижение. Выворотная стопа, натянутый носочек, масляные руки, взгляд вперед и приподнятый подбородок, она повторяла шаг за шагом, поворотом за поворотом, а в голове эхом звучал железный счет и хлопки балетмейстера.       А на следующий день она снова была великолепна, вроде и не было этого изнемождающего вечера в зеркальном зале, оттачивания своей практически идеальной техники до потери сознания. От чего ты бежишь, Таня? Каждый вечер запираясь в танцевальном зале. Ты живешь танцем? Ну пусть так, но ведь не стоит делать из этого культ. Ты загнала себя в угол, окруженный зеркалами, и умираешь здесь каждый вечер. Тяжелый взгляд балетмейстера, хлопки, отбивающиеся эхом от высоких потолков, «слабая», не горбись, держи спину ровно, выворотные стопы, подбородок выше — все это поедает тебя изнутри, ты занимаешься, стирая до крови ноги, до боли вытягивая руки. Остановись. От чего ты бежишь?