Перспектива

*бииип* Добрый день. Сэр Артур Керкленд временно отсутствует. Вы знаете, что говорить. *бииип* Привет,старшенький! Спешу напомнить, что сегодня настал Тот Самый День, в который весь мир обрел надежду, то есть такого Героя, как я! О да, детка! Сегодня вечером я устраиваю вечеринку в честь этого фантастического события в том баре, где ты в прошлом месяце спьяну подрался с охранником, помнишь? Короче говоря, они сделали мне огромную скидку, так что я собираюсь устроить что-нибудь грандиозное и... *бииип* Артур одним неуклюжим движением руки сбросил автоответчик вместе с телефоном с прикроватного столика. Он открыл один глаз и, осознав, что уже почти полдень, чертыхнулся, резко вскакивая с постели. У него было всего несколько часов, чтобы добраться до Нью-Йорка, а опаздывать Англия не любил. "Это не твой долбаный День рождения, Джонс. Это день, когда ты угробил мою четко спланированную жизнь к чертям. Неблагодарный придурок" Каждый уважающий себя англичанин всегда старается держать себя в рамках дозволенного, придерживаясь умеренности в чувствах, действиях и высказываниях, которая имеет для него огромное значение. Это особенно ярко проявляется во всеобщем отвращении к тем, кто "заходит слишком далеко". При первом же подозрении, что в той или иной ситуации он "зашел слишком далеко", Керкленд начинал яростно отрабатывать назад, желая во что бы то ни стало утвердиться в наиболее желанном для себя состоянии посредственности, при котором большую часть времени чувствовал себя наиболее комфортно. Понятие "зайти слишком далеко" включало в себя, например, излишнюю слезливость в безнадежно пьяном виде или же чрезмерно бурное выражение обиды и презрения ко всяким американцам. Наилучшее, по мнению Артура, поведение в любых обстоятельствах - изображать томное безразличие ко всему на свете, хотя в душе у него в этот момент могли прямо-таки кипеть страсти. Поэтому свое жгучее желание восстановить справедливость и наподдать Америке, как следует, злопамятный Англия заменил на снисходительное обращение и сарказм. При этом за спиной у Джонса он продолжал жаловаться всем и вся о том, как под тлетворным влиянием Америки падает уровень английской культуры. Артур давно пришел к выводу, что с Альфредом все же следует поддерживать хорошие отношения - хотя бы во имя коммерческой и политической выгоды. В половине шестого Керкленд уже попивал чай на борту бизнес-джета Британских авиалиний, пересекавшего Атлантику. В баре "Максорлис" на Манхэттене душно и людей больше, чем он рассчитывал. Слишком шумно и слишком тесно. Слишком громкая музыка. Артур морщится. Он упорно пробивается вглубь помещения сквозь толпу болтающих, танцующих, выпивающих стран, изредка здороваясь с членами Большой восьмерки, которые, по его мнению, только и заслуживают внимания. Англия благодарен Богу, что лягушатник еще не появился. Удивительно, что он опаздывает не только на работу. На одной из стен Артур замечает вывеску с выцветшим слоганом "We were here before you were born" и скептически хмыкает. А вот и он, мистер Джонс собственной персоной. Стоит у барной стойки, потягивая рутбир из огромного кубка, врученного ему кем-то из гостей. Бумажный колпак именинника постоянно сползает ему на лоб, Джонсу душно в непривычном для него костюме-двойке, но в целом он выглядит довольным жизнью. - Альфред! - Алфи! Тишина. - Ты здесь? - Артур озирается вокруг, блуждая взглядом по безликим стенам особняка. Слишком огромного особняка для такого маленького мальчика, как Америка. - Daddy! - наконец со второго этажа слышен глухой стук ботинок по недавно начищенному паркету. Звук приближается, проносясь по лестнице и коридору. И вот Англия видит его. С другого конца зала к нему бежит ранняя версия Америки, в накрахмаленной рубашке, твидовых шортах, с растрепанными светлыми волосами и с вымазанным какой-то грязью личиком. - Что за неподобающий вид, молодой человек? Англия строит хмурую гримасу, сдвигая густые брови, и упирает руки в бока, шутливо подбоченившись. Альфред несется ему навстречу, словно маленькая торпеда, глядя только вперед. Он все ближе и ближе. Артур наклоняется, раскрывая перед ним объятия. Это их привычный ритуал. Это повторяется уж тысячу раз, но знакомый трепет в груди Англии появляется снова, когда Альфред, проехавшись по ковру, с разбегу запрыгивает на него, обнимая руками и ногами. Он стал уже довольно тяжелым, хотя сам с каждым днем может поднимать все больше и больше, игнорируя замечания своей метрополии. Вскоре Керкленд начнет опасаться того, как быстро вырос его подопечный и того, что он не может больше настолько его контролировать. Но не сегодня. Сегодня голубые, как небо, глаза Америки все так же полны обожания и смотрят на него, только на него. Артур чувствует себя самым счастливым англичанином в мире. Америка оборачивается на звук своего имени, его лицо озаряет привычная белозубая улыбка, хотя он еще не видит того, кому она адресована. Это одна из причин, по которой Англия и любит его. Пусть Джонс иногда бывает утомительным, надоедливым и уж, разумеется, его никак нельзя назвать самой яркой лампочкой в люстре, но первой реакцией на неожиданность и внезапность всегда были не сдвинутые брови, а улыбка. Несмотря на порядочный рост, Джонс все-таки вытягивает шею, чтобы разглядеть среди снующих перед ним людей запыхавшегося англичанина. - Вау, ты пришел, Арти. - Like I had a choice,- ворчит Керкленд, но все же берет из рук американца предложенную бутылку пива, чокаясь ею с его нелепым бутафорским кубком. Он чувствует сверток за пазухой своего пальто, но не жалеет, что не оставил его на столе с другими подарками. Ему среди них не место. Он небольшой и лишен пестрой обертки. Джонс сначала вряд ли оценит. Несмотря на всю боль, которую причинил ему этот неблагодарный засранец, мистер Керкленд знает, почему до сих пор не поставил крест на Джонсе. Ради вот таких моментов. *«Старый Пивной Дом Максорлис» (англ. McSorley's Old Ale House) — один из старейших баров Нью-Йорка (1861). Расположен на Манхэттене в микрорайоне Ист-Виллидж. Заведение является одним из последних баров «Только для Мужчин». Бар был вынужден разрешить вход женщин по решению суда в 1970 году. У «Максорлис» имеется два девиза: «Веди себя нормально или проваливай» и *«Мы были здесь, прежде, чем ты родился». До 1970 года девиз гласил «Хороший эль, сырой лук и нет дам». Сырой лук, однако, по прежнему можно заказать с ломтиками сыра. Согласно журналу «New York Magazine» бар «Максорлис» является одним из пяти главных исторических баров Нью-Йорка. *Рутбир, или корневое пиво (англ. Root beer)— газированный напиток, обычно изготовленный из коры дерева Сассафраса. Корневое пиво, популярное в Северной Америке, производится двух видов: алкогольное и безалкогольное. Безалкогольная версия рутбира изготавливается из экстрактов или сиропов с добавлением газированной воды и не так популярна, как другие безалкогольные напитки, такие как Кока-кола, но занимает 3 % рынка США.