Десять способов уйти

      Летний жаркий день. На улице слышны редкие звуки машин и непрекращающийся гогот детей. Столько раз Джон проходил мимо похожих друг на друга домов, даже окурки от сигарет давно бы уже выстроились в ряд. Он сбивался со счёта, сколько домов прошёл. В одном из них жила его возлюбленная. Правда, её несколько месяцев нет с ним. В этом месте, именно около дома, окурки лежали маленькой горкой. Она стала бы больше, эта горка из пепла и бычков, если бы не старый дворник, мистер Адам Уилис, почти исправно выполняющий свою работу. Джон жил в городе, но именно это место, отдалённое от так называемой цивилизации и более-менее элитного общества, напоминало ему обо всём, что с ним было и что могло бы быть. Если бы не её уход. Джон закурил очередную сигарету марки Винстон, вдохнул в себя горький дым и выдохнул его, закрыв глаза. Она не любила, когда он курил при ней. Просила бросить. Но сейчас он стал курить намного чаще. Правда, до сих пор надеясь, что она выйдет в своём розовом халате и накричит на него, пару раз ударив по плечу газетой. Но его милая давно обитает на кладбище, до которого идти ещё минут двадцать, если не больше. Он пристально глядел в её окно, надеясь увидеть её за готовкой ароматной глазуньи с беконом. Но там он видел лишь силуэт её матери, которая, видимо, ждала того же, что и Джон. Он не знал, что творилось с ней до этого случая. Его не было долгое время, он уехал в Лос-Анджелес к родным и приехал только недавно, несколько дней назад. По телефону её мать передала, что Мелиса умерла. Причину, правда, не назвала. Скорее всего, несчастный случай на дороге. Такое часто бывало даже за городом.       Окурок тлел между его пальцев, тонкая струйка дыма извивалась ввысь и будто поедалась воздухом, постепенно исчезала. Он выбросил бычок к остальным в этой горке, рыжеватые краски фильтра на некоторых уже выгорели на солнце и поблёкли, хотя прошло два дня. Он боялся заходить в её дом. Да и родители Мелисы, почему-то, не выходили встречать горячо возлюбленного их дочери. Ему было двадцать шесть лет, но за полтора месяца он состарился буквально на десяток лет. Оброс, стал небрежен в выборе одежды, хотя однажды этот молодой джентльмен выбирал исключительно дорогие костюмы. Лишь изредка того можно было увидеть в майке и потёртых джинсах. И то только в этом месте, за городом, рядом с ней. Мелиса любила обнимать его за крепкие накаченные руки, держаться за широкие плечи и запускать свои тонкие, но длинные пальцы в его светлые волосы, похожие на лучи заходящего солнца. Ей было всего семнадцать, оставалось четыре месяца до её совершеннолетия. Увы, теперь уже чуть больше трёх недель, а она так и не сыграет свадьбу на свежем воздухе, не наденет белоснежное платье, которое развивалось бы на ветру, не скажет такое заветное и, наверно, самое важное слово в её жизни. Джон присел на плитку, ведущую к её дому, и ему было совершенно плевать, что его старые, дырявые джинсы испачкаются в дорожной пыли.       Солнце находилось буквально в зените, беспощадные лучи обжигали его кожу. Он вспотел то ли от жары, то ли от напряжения. Но Джон чувствовал, что подмышки уже намокли, а вместе с ними и серая футболка с портретом Курта Кобейна. Он всей душой обожал Нирвану. Да и рок в целом. Мелиса тоже любила рок. Она нередко пританцовывала на прогулках вместе со своим любимым, иногда даже подпевала. Её волшебный голос эхом отражался в его голове, ударялся об черепную коробку и исчезал где-то в извилинах мозга. Он бы долго думал о Мелисе, о её голосе, волосах, длинных тонких пальцах и голубых глазах, если бы не подошедший дворник. Он всегда всё знал, был похож на злого колдуна внешне, но в душе этот человек был мягче разве что шерсти домашней породистой кошки. Мистер Уилис начал подметать образовавшуюся горку из выкуренных сигарет, а потом как бы невзначай перевёл взгляд на Джона, узнавая в нём частого гостя этого дома. — Здравствуйте, мистер Уолкер. Вас давно не было видно в наших краях, — смущённо начал говорить Адам и вновь опустил взгляд на дорогу. Работа — есть работа, а любопытство ещё успеет насытиться сладострастными ответами. — Давно. Четыре дня назад приехал сюда, и вот, — ответил Джон и вздохнул. Дворник же молча кивнул и стал подметать одно и то же место. Джон вспомнил, что это действие означает только одно — он ждёт разговора или даже момента, когда можно поведать какую-нибудь историю. Они с Мелисой часто замечали за стариком такое. Правда, тогда этот скрюченный черноволосый человек был более обросшим, всем своим видом напоминал какого-то персонажа из Гарри Поттера. А сейчас его густая борода была острижена, на голове красовалась чёрная шапка, чтобы скрыть лысину. И всё же колючие волосы остались на лице, теперь уже придавая мистеру Уилису сходство с особо опасными убийцами. Лишь карие глаза, слегка прикрытые от усталости, выдавали в нем доброго человека.       Джон тоже помолчал некоторое время, а потом посмотрел на дворника и спросил: — Вы знаете, что с ней стало?       Адам на мгновение улыбнулся. Он знал, что Джон всё же задаст этот вопрос, рано или поздно. И дворник знал, о ком шла речь. О романе взрослого парня и юной девицы знали все, живущие в этом некогда тихом районе. — О, это обычный подростковый случай, — начал старик, всё ещё подметая один и тот же участок асфальта. — Строить из себя жертв, а потом сходить с ума в одиночестве, убиваясь тем, что попадётся под руку. Например: маникюрными ножницами.       Джон сглотнул, пытаясь обдумать эту информацию. Так значит, это был суицид. Но почему? — А родители? — тихо спросил он.       Мистер Уилис немного замялся, а после выдал: — А что родители? Жалеют, что не уберегли. — А друзья?       Дворник вздохнул, помолчал пару секунд и прошептал: — Бросили, как только она начала маяться этой дурью.       Джон кивнул, достал из пачки ещё одну сигарету и закурил, пробубнив под нос что-то непонятное. — Кажется, она страдала по Вам? — внезапно спросил мистер Уилис, отложив метлу в сторону. — Может быть, — выдохнув дым, ответил парень, — все может быть.       Хотя он знал, что она убивалась по нему каждый день. Она боялась, что он умрёт от рака, потому просила бросить курить. Она плакала, провожая его на самолёт до Л-А. Может, поэтому и не выдержала такой долгой разлуки, убив себя? В любом случае, для Джона это была потеря. Наверно, поэтому её родители не хотят видеть косвенного убийцу своей дочери. Он не представлял, как посмотрит им в глаза, как заговорить с ними после этого. Джон выкинул окурок на то место, где некогда была горка. Мистер Уилис покачал головой и принялся вновь подметать это место. Молча. Больше он ничего не хотел говорить, потому что Джон не хотел слушать. Парень встал с плитки и отряхнулся. Он хоть и одет достаточно неряшливо для того прошлого Джона, каким он не так давно был, но всё же он не хотел, чтобы дорожная пыль была на его заднице. Это некрасиво смотрится. Хотя недавно его это совершенно не волновало. — Спасибо, Адам. За то, что рассказали, — тихо сказал Джон и, не дожидаясь ответа, последовал в сторону кладбища. — Прощайте, мистер Уолкер! — крикнул ему вслед старик и продолжил подметать улицы.       Джон пропустил его прощание между ушей. Всё равно они ещё не раз увидятся. Особенно после произошедшего. Парень снова закурил. Он посмотрел в сторону, буквально глотая табачный дым и иногда забывая его выдыхать. Голова постепенно начала кружится, как после первой сигареты. Он проходил мимо детской площадки около школы. Мальчики играли в футбол, а девочки качались на качелях. Точнее на шине, привязанной к толстой и крепкой ветке верёвкой. Джон слегка улыбнулся, вспоминая своё детство. Когда-то он точно так же гонял мяч по траве, падал и разбивал коленки о камни, торчащие из-под земли. И никогда не плакал, чувствуя боль. Ему просто не позволяла совесть дать себе слабость. Тем более, когда его мать потеряла мужа. Зарезали в подворотне из-за незначительной мелочи — не дал покурить. Скончался по дороге в больницу из-за потери крови. Но он держался молодцом, как рассказывала его мать. Сейчас она вместе с младшим сыном жила в Лос-Анджелесе. В городе лжецов и носителей масок. Лишь эта нежная женщина, как ему казалось, никогда не носила масок, была искренняя в своих эмоциях. Ему казалось, что Мелиса – точная копия его мамы. Такая же любящая, хрупкая и искренняя. Джон изо всех сил сдерживал эмоции. Солнечные лучи назойливо слепили его, приходилось жмуриться. Слёзы непроизвольно выступили, и он их быстро смахнул ресницами. В голове пронёсся голос: "Неужели ты плачешь из-за меня?" Шепчущий, дрожащий голос, сводящий с ума своей живостью. "Нет, я не умею плакать" - ответил парень вслух, как тогда. Ночь, берег озера. Стрекотали сверчки, лёгкий ветерок слабо трепал её волосы. Лишь дым от сигареты и тускло горящий красный огонёк нарушал идиллию, воцарившуюся в это необыкновенное, сказочное мгновение. Мелиса молчала. Она закрыла глаза и позволила ветру ласкать её. Джон тоже молчал. Он не хотел нарушать голос природы. Когда же девушка открыла глаза, то как назло судьбе дым попал ему в глаз, и, как прошлый раз, выступили слёзы. Он пытался как можно незаметнее их вытереть, но раздался голос его возлюбленной, испугавшейся за парня. Джон вздохнул, выбросил бычок и последовал дальше.       Вот и табличка, оповещающая о пункте его назначения. Кладбище. Дорожка уже с самого начала разветвлялась, открывая перед парнем всевозможные пути. К счастью, Джон знал нужную, надо было свернуть сначала налево, пройти немного вперёд и сразу после поворота направо виднелась каменная плита с её портретом. Теперь она навечно молодая, ей останется семнадцать лет даже через сорок, когда Джон будет вынужден купить себе трость. По пути парень успел нарвать маленький букетик цветов с клумб. Он почувствовал себя маленьким мальчиком, который хочет порадовать свою мамочку. Маленький хулиган, который не ценит чужой труд. Этот букетик он положил на её могилу и присел на одно колено. Видеть её улыбающийся портрет на холодном мраморе было невыносимо, сердце сжималось, в висках пульсировала кровь, а разум готов был помутнеть буквально в данную секунду. Его начало подташнивать от осознания, что Мелиса больше не положит свои тонкие ручки на его плечи, не обнимает со спины. Но Джон и тогда не заплакал, хотя был готов. Холодный, гладкий мрамор будто плакал вместо него невидимыми слезами, несмотря на улыбку на портрете. Улыбка, буквально застывшая в веках. Джон резко встал, и в его глазах потемнело. Но он двинулся вперёд, не видя перед собой другие надгробья, на которых сотни незнакомых лиц и имён. Он шагал по памяти к выходу, про себя извиняюсь за произошедшее. И непонятно, то ли это было адресовано Мелисе, то ли всем упокоенным и не очень душам, которых парень потревожил. В любом случае, он хотел как можно быстрее покинуть это место. Место, куда он ещё не раз заглянет.