***
Эмма не может назвать точную дату, когда влюбилась в Реджину. Знает только, что случилось это неожиданно и нечаянно. В один день свалилось на неё — как груда кирпичей с неба — а тот небезызвестный факт, что Реджина до смерти сохнет по Робину Гуду, стал последним кирпичом, который добил её окончательно. И без шуток. Наверное, это была наихудшая неделя в жизни Эммы Свон. Вскоре после того, как Снежную Королеву победили, она порвала с Киллианом. Решение это оказалось не из лёгких, учитывая как немного погодя пришлось отстреливаться от настырных звонков и жалостливых взглядов Крюка. Во всяком случае, эта мера была вызвана нежеланием бежать из города, как она поступила бы в любой другой ситуации. Но здесь живёт её сын. Её родители. И та женщина, которую она любит. Та женщина, что жить не может без своего лесника. Разумно было начать избавляться от всех вещей, что имеешь, перед тем как начнёшь тянуть на это дно всех вместе с собой. — Что ты делаешь? Эмме едва удаётся спрятать листок под рубашку до того, как Генри успеет его увидеть. Было бы немного неловко объяснять своему сыну, что изливает душу на бумагу, чтобы избавиться от чувств к его второй матери. — Ничего, — юрко отвечает она. Врёт, и сын тут же просекает. — Не похоже, — отмечает он, щурясь. — Ты весь день вела себя странно. И из рук не выпускаешь того письма. — Кто сказал, что это письмо? — Мне двенадцать, Эмма, я не глупый, — в своём духе настаивает он. И сейчас он звучит точь-в-точь как Реджина. — Оно Киллиану? — Не совсем, это… эксперимент, — осторожно произносит Эмма. — Идея Доктора Хоппера. — Для чего? — Парень, может пойдёшь домашку делать? — Я уже всё, — говорит он, прежде чем нагло заявляет, — и, между прочим, ты должна проводить со мной время. Что ж, отлично. — Это метод снятия стресса, — отвечает Эмма после некоторых размышлений, высказывая по большей части правду. — Выписываю свои мысли на бумагу или типа того. Ты не поймёшь, это для взрослых. — Значит… это что-то вроде влога? — Чего-чего? — Влог. Почти как дневник, только… цифровой, — объясняет Генри. — Однажды мы занимались этим на уроке здоровья. Высказываешь свои мысли на камеру, не боясь, что тебя осудят, а затем удаляешь. Ну, знаешь, типа ты с кем-то разговариваешь, но на самом деле нет. Тебе следует попробовать. — Да уж, я не слышала о таком. Генри закатывает глаза. — Что ж, попытка-не пытка. Что плохого может случиться? — Серьёзно? — вздыхает Эмма. — Ты пересмотрел фильмов, где звучит эта бредовая фраза? Похоже на начало какой-то второсортной мелодрамки. И ещё одно закатывание глаз — вылитая Реджина. Эмма использует весь самоконтроль, чтобы не вытолкнуть его из комнаты. — Да пофигу, мам.***
Спустя два дня после ужина в особняке, она видит их в закусочной. Близко сидят, что-то обсуждают, на столе между ними стоит тарелка с яйцами и тостами. И выглядят они так, словно мечтают застыть в такой обстановке навечно. Эмму воротило от одного только взгляда на них. — Кофе? — спрашивает Руби, бросая взгляд с другой стороны барной стойки на Эмму, которая всё никак не может отвлечься от пристального рассматривания столика. — Я разбавила виски. По твоему виду, тебе это нужно. — Ещё даже десяти нет, Руби. — Как я уже сказала, по твоему виду, тебе это нужно. Эмма отрывает взгляд от идиллии Реджины и Робина — теперь они наклоняются над столом, и улыбаются друг другу так, будто испытывают безграничное счастье, — и делает из кружки смачный глоток. Она обжигает язык, и вынуждает себя выплюнуть кофе обратно. Подавая ей салфетку, Руби испытывает сочувствие. — Ты ведь знаешь, что они просто друзья? Эмме требуется секунда, чтобы понять о чем речь, и её первой реакцией было — отрицать всё. Но знающий взгляд Руби говорит сам за себя, и боже. Кого ещё их отношения могут заботить? Не её, это уж точно. — Я бы так не сказала, — ворчит Эмма. — Если тебе станет лучше, Мэриан была с ним в ту ночь, и выглядели они довольно уютно. — Если под словом «уютно» ты подразумеваешь подачу на развод, то конечно. — Разве они ещё с этим не разобрались? — спрашивает Руби, осторожно выдёргивая кружку из рук Эммы, прежде чем та успеет сделать ещё один глоток. Эмма видит это, но ничего не говорит. — В зачарованном лесу брачные клятвы несколько отличаются от здешних. Расторгают их там крайне редко, если вообще расторгают. — Да что ты, расскажи об этом мистеру Честность. Прежде чем Руби что-то успевает ответить, сквозь всю закусочную взгляд карих глаз сцепляется со взглядом Эммы. Реджина машет и тепло улыбается ей. И черт возьми, не это ли самое красивое, что она видела с тех пор, как, ну, Реджина в последний раз улыбалась ей? Но Реджина отводит взгляд, ещё пуще улыбаясь что-то говорившему Робину, и тянет через весь стол к нему руку. Обожжённый язык ничто по сравнению со жгучей болью, пульсирующей в её груди, когда она отпивает ещё кофе, игнорируя протесты Руби. — Спасибо за кофе, — говорит Эмма, вставая. — Увидимся позже, Рубс. — Подожди, Эм… Остальные слова Руби остаются за захлопнувшейся дверью.***
До участка она умудряется дойти без происшествий, не растеряв остатки самообладания по пути. Хотя одного взгляда на цветочный горшок Снежки, так невинно стоявшего на столе Дэвида, хватило, чтобы вызвать слезу печали, а следом за ней и шквал гнева. Она хватает цветок и бросает его в стену, наблюдая как по помещению разлетаются осколки. Далее под раздачу попадает её кружка, а затем, вдогонку, и любимая фоторамка Дэвида. Просто потому, что она может. Её пробирает дрожь. Трясёт её так, что она едва может пошевелиться. К тому моменту, когда она уже сидит за своим столом, ни одна мысль не мешает ей включить компьютер и встретиться с собой и своими чувствами лицом к лицу. Та женщина, что мрачно глядела на неё по ту сторону экрана, была ей почти незнакома. Высказать свои мысли, не боясь, что тебя осудят. Словно ты с кем-то разговариваешь. Попытка — не пытка. — Это так глупо, — бормочет Эмма, но с места не двигается, продолжая смотреть в экран. — И я такая глупая. Вставая, она по новой измеряет шагами помещение, стараясь держаться подальше от всего, что хотя бы можно было попытаться разбить. Наконец, она вновь усаживается перед камерой. Её пальцы сжимают край стола с пугающей силой, до побеления костяшек. — Я знаю, что сейчас ты меня не слышишь, и знаешь что? Ты, наверное, никогда и не услышишь, но мне нужно, чтобы ты выслушала то, что я скажу, — буквально на одном дыхании начинает свою речь Эмма, так как за то время пока она молчала, мыслей в голове обзавелось слишком много. — Слушай меня, когда я говорю, что ты стоишь того. Плевать, что говорят остальные, плевать, что ты творила в прошлом, ты того стоишь. Я серьёзно. Ты умная, смелая и… бываешь просто невыносимой. Но ты заслуживаешь гораздо большего, чем кто-либо тебе может дать. Большего, чем может дать Снежка, Робин или… или даже я. — Я знаю, ты думаешь, что в этом городе в тебя никто не верит. Но прямо здесь и сейчас, я уверяю, ты ошибаешься. Верит Генри. И я тоже. Я всегда верила в тебя, даже когда видом этого не подавала. И… наверное, ты сейчас скорее всего задаёшься вопросом, к чему это я. — Я обещала, что помогу найти твой счастливый конец, но по правде говоря… Я не та спасительница, которой ты меня мнишь. Я не могу просто стоять и притворяться, будто всё замечательно, потому что всё совсем не так. Ты заслуживаешь лучшего, Реджина. Эмма обильно сглатывает, в горле пересыхает. — И дело в том, — шепчет она. — Дело в том, что я трусиха. Затем запись резко прерывается, и она вновь смотрит в пустой экран. На мгновение Эмма подумывает о том, чтобы полностью удалить видео; уничтожить любые улики, как она это сделала со всеми письмами. Но на этот раз она не может заставить себя пойти на это. Чувство уже не то. Тяжкий груз, который она беспрерывно таскала на своих плечах весь прошлый месяц, будто свалился. И всё, что после него осталось — странное чувство облегчения.***
«Кажется я вспоминаю, когда впервые это почувствовала, кстати, тогда же ты меня впервые назвала Эммой — этот момент, думаю, останется в моей голове на всю жизнь. Так вот, впервые это было у черты города, прямо перед тем проклятием. Ты собиралась отправить нас в новую жизнь и… тот твой взгляд. За столько лет ты смотрела так только на Генри и тогда, на меня. И все, что я помню, всё, о чём я вообще могу думать, Реджина, о том, как пленительно ты выглядела. Ты одним только видом давала понять, что у нас непременно всё наладится. И всё будет замечательно»***
«Честно, мне никогда не нравился Крюк. Знаешь, вообще не нравился так, как должен нравиться человек. В любом случае, персонажи сказок думают, что встречаться с кем-то — это ну просто величайший роман всех времён и народов. Но в том мире, в котором жила я, ты находишь человека, чтобы он… скрасил твоё одиночество. Чаще всего, ты живёшь сам по себе, так и не встретив свою истинную любовь. Вы можете пройти мимо друг друга по переполненному тротуару, но о том, что это был именно тот человек ты никогда не узнаешь» «Ну, а Крюк? Наверное, он просто был рядом. Его присутствие облегчало жизнь, он мог быть милым, нежным, заботливым и… знаешь, я долго думала, что этого достаточно, однако спустя столько упущенного времени, понимаю, что это не то, что мне нужно. Наверное, всё потому, что он — не ты»***
«Сегодня я видела тебя в парке. Не то чтобы я следила за тобой, не подумай ничего плохого. Хотя ты была права. У меня безусловный талант в погоне за собаками. Но ты снова была с Робином, и на этот раз с вами был Роланд. Я видела, как ты улыбалась ему, Реджина… Ты выглядела счастливой. И, боже, как бы мне хотелось сказать, что я была счастлива за тебя» «Но в таком случае, я бы соврала. Не знаю, делает ли эта ситуация из меня злодейку, не знаю, зачем вообще продолжаю на вас смотреть. Извращённо наказываю себя за возвращение Мэриан? Наверное. Но каждый раз, когда я вижу, как ты ему улыбаешься, мне хочется снова сбежать. Я чувствую боль в груди, словно… даже не знаю. Каково это, когда из тебя заживо вырывают сердце?»***
«Иногда мне кажется, что ты чувствуешь то же самое. Может ты думаешь обо мне, когда ты с Генри, или когда помогаешь Снежке с планами по бюджету, или когда копаешься в саду. А потом я просыпаюсь»***
«Вчера ты улыбнулась мне. Ты думала, что я не смотрю… Робину ты улыбаешься так же»***
Поскольку дни перетекают в недели, а морозный зимний воздух оборачивается в весну, впервые за долгое время Эмма чувствует, что снова может дышать. Ей хочется верить, что это никак не связано с влогами, и что все трудности преодолевать она может и без них. Но увы, как ни стыдно, стоит признаться — они помогали. Тебе попросту не может не становиться легче, если ты высказываешь кому-то о том, что лежит у тебя на сердце. — Эй, мам, можно с твоего телефона позвонить Дэвиду? — спрашивает Генри, когда она переворачивает последнюю партию котлет для гамбургеров. — Снежка снова психует. Воздух сегодня слегка прохладный. Атмосфера напоминает Эмме о Нью-Йорке, за исключением того, что в большом городе никто не станет разворачивать такой раздольный барбекю. А вот в Мэне станут. Снежка подумала, что было бы неплохо поставить мангал на заднем дворе их нового дома, куда переехала она, Дэвид и Нил. Квартиру они оставили Эмме. Эмма не ожидала, что её мама додумается пригласить половину города. — Я думала, он пошёл в магазин, докупить ещё булочек. — Так и есть. Попробуй сказать об этом ей. Эмма закатывает глаза, но кидает ему свой телефон прежде чем он начнёт ныть. Так или иначе, бургеры почти готовы, и, если она планирует накормить как минимум семерых гномов, Дэвиду следует поторопиться. Закрыв крышку гриля, она поворачивается, бросая взгляд на вечеринку. И вид Ворчуна, который переоделся в клоуна, желая развеселить детей, почти прорывает на смех. Генри не преувеличивал, когда сказал, что Снежка психует. Эмма так и видит, как запульсирует венка на лбу её матери, когда Ворчун начнёт пугать какого-нибудь ребёнка неведомым животным, скрученным из воздушного шарика. — Не каждый день такое увидишь, — раздался голос со стороны. — Не возражаешь, если я спрошу, над чем ты так лыбишься, как идиотка? Эмма чувствует, как ускоряется пульс, когда она видит Реджину, так умело совмещающую королевскую осанку и повседневный наряд. А затем быстро усмиряет это чувство, потому что, чёрт возьми, нельзя так лихо пускать все труды насмарку. — Что? Мне нельзя быть счастливой? — наигранно возмущается Эмма. — Можно только удивляться, ведь за последнее время на твоём лице даже улыбку увидеть редкость, — спокойно отвечает Реджина, но в её тоне есть что-то, что Эмме не знакомо. — Снова сошлась с пиратом? — Мне не нужен мужчина, чтобы быть счастливой, Реджина. В этот момент Реджина поднимает на неё глаза, вернее даже всматривается, и Эмма серьёзно не может сказать, пытается ли Реджина найти в её словах подоплёку. Изначально не планировалось никакой колкости в сторону её и Робина. Или что-то в этом роде. — Хорошо, — наконец говорит Реджина. — Я рада. И… господи. Что это вообще должно означать? — А ты что скажешь? —спрашивает Эмма после короткой паузы, пытаясь поддержать разговор. — А что я скажу? — Ты и, ну… Робин Гуд. При упоминании этого имени карие глаза цепляются за что-то вдалеке, и Эмма прослеживает взгляд Реджины. Там в группке друзей стоит Робин, хотя внимание его, кажется, приковано к Мэриан, которая молча боготворила его, стоя рядышком. — А ты как думаешь? — задаёт встречный вопрос Реджина, и лицо её становится настолько печальным, что у Эммы ёкает сердце. Ей даже не приходило в голову, что они с Реджиной, возможно, уже и не были вместе. Грусть на лице женщины говорила за неё более, чем достаточно. — Хоть я и обязана передать это твоей матери лично, но это самая худшая вечеринка, из всех что она устраивала. — Дай ей передохнуть. Она сейчас и так переживает тошнотворные времена. — Как раз под стать ей, разве нет? — говорит Реджина, расцветая в лукавой улыбке. На этот раз Эмма смеётся. — Ты злая, знаешь об этом? — Да, мне говорили. Она говорит это с легкой улыбкой на губах, и внезапно снова смотрит на Эмму, будто пытается заглянуть прямо в душу. И Эмме ничего не сделать с собой, когда сердцебиение учащается наравне с неуловимой потребностью положить Реджине ладони на щеки и притянуть в нежном и глубоком поцелуе. — Я… мне нужно идти, — заикается Эмма. — Генри наверняка уже обыскался. Она оставляет бургеры, за которые несла самую прямую ответственность, гореть на гриле, и практически врезается в Генри на пути к дому своих родителей. Ей бы полегчало при виде него. Если б только у него не было на лице самой офигевшей гримасы, которая вообще может быть на лице двенадцатилетнего ребёнка. — Эй, Эмма… Что все эти видео о моей маме делают у тебя в телефоне?***
«Я была примерно в возрасте Генри, когда взяла за привычку ежедневно смотреть на закаты. Моя приёмная мать из Филадельфии жила на верхнем этаже, рядом с пожарной лестницей. И каждый день я поднималась на крышу и наблюдала за тем, как за горизонтом исчезало солнце. Думаю, тебе бы понравилось. Это как впервые увидеть мир. Красиво. И необычно» «Кажется, теперь я знаю, что меня привлекло в тебе в самый первый раз. Я думаю о тех днях, когда мне было грустно, и я выходила смотреть на заход солнца. И знаешь, Реджина, всё то время, я бы часами смотрела на тебя. Так бы я тоже увидела солнце»***
Эмма едва ли не готова крушить всё на своём пути, пока идёт до квартиры. Генри следует за ней хвостиком. Даже его глупое выражение лица не способно успокоить ярость в её груди. — О чём ты чёрт возьми думал? — вспылила Эмма, заставляя Генри вздрогнуть. — Разве Реджина не учила тебя уважать личную жизнь людей? Он вздыхает, стыдливо наклоняя голову. — Прости, ма, я не знал. — О, да брехня это всё грёба… — Эмма замолкает, зажимая нос. — Будь осторожен, парень. Я знаю, когда ты врёшь. Генри кусает губу. — Ладно, я просто хотел сфотографировать новый дом. Я увидел это случайно…, но я должен был знать! — Знать что? — Что ты влюблена в мою маму! Резкая тишина, что врывается в комнату кажется чертовски удушающей. Эмме кажется, что из её лёгких выкачали весь воздух и перекрыли доступ к кислороду. — О чем ты говоришь? — спрашивает Эмма и резко вдыхает. Комната вокруг начинает вращаться, перед глазами всё плывёт. — Тебе не нужно притворяться, ма, — мягко говорит Генри, понимающе смотря на неё. — Я знаю. — И ты… не против? — А должен? — спрашивает он, и выглядит действительно озадаченным. — Вы мои мамы, и мне бы хотелось, чтобы вы были счастливы. Сказанное звучит так невинно, что тут же напоминает ей о нём десятилетнем, и щемит сердце Эммы. Смысл слов до неё доходит не сразу, а осознание врезается в неё с силой крушения самолёта. — Ты не должен был увидеть этих видео, Генри, — бормочет Эмма, едва не падая в обморок. Он морщит нос. — Ты знаешь, мне можно доверять. Я не стану рассказывать маме. И кто знает? Возможно, все, что нам нужно, это операция, в которой она тоже влюбится в тебя… — Нет, я имею в виду — ты не мог их увидеть, — нахмурилась Эмма. — Я их сохраняла на компьютер, а не на… — Это называется облако, ма, — перебивает её Генри. — Все файлы автоматически переносятся на другие устройства, синхронизируясь с ними. У меня нет айфона, и даже я это знаю. И именно в этот момент, стены вокруг неё рассыпаются в мелкую крошку. Генри, кажется, сразу замечает, как из её глаз пропадают все краски. — Эмма? — Парень, — дрожащим голосом говорит она. — Каковы шансы, что ты отменил синхронизацию, когда отдал своей маме айпад? Когда Генри не отвечает, Эмма на ватных ногах доходит до дивана и садится, падая лицом в свои руки. Ни один из них сейчас не ожидал, что Эмма начнёт издавать смех сумасшедшего. Глаза Генри становятся размером с блюдца. — О боже. Она в такой заднице.***
«Я знаю о чём ты думаешь. На кой ляд я вообще вздумала всё это делать, да? Знаешь, это будто… Будто слушаешь незнакомого тебе человека, а не женщину, которая когда-то отравляла тебе жизнь своим существованием. Поверь мне. Я знаю. И, честно говоря, я не смогла бы сказать это тебе, даже если бы попыталась» «Но знаешь что, Реджина. Если за годы в воспитательной системе я чему и научилась, так это тому, что жизнь не стоит на месте. Люди меняются, растут, и иногда это может привести к худшему, а иногда…, а иногда и к лучшему. К чему-то хорошему. То, что у нас было осталось в прошлом… А то, что у нас есть сейчас — вполне может стать чем-то хорошим. Мы обе так сильно изменились за прошедшие два года, что порой просто забывали делать что-то ради нас самих. Не ради Робина, Крюка или Генри. Не ради Злой Королевы или Спасителя» «А ради нас, Эммы и Реджины»***
— Что плохого может случиться, говорил он, — сердито бормочет себе под нос Эмма. — Попытка — не пытка, говорил он. Было около двенадцати ночи, когда Эмма подошла к дому Реджины. До этого она провела целых тридцать минут, читая Генри лихорадочные нотации о том, что нельзя вторгаться в личную жизнь людей, а особенно в её, и ещё около часа, планируя собственную смерть, если Реджина когда-нибудь эти видео увидит. Она точно не помнит, что привело её сюда и заставило прятаться за кустами прямо у особняка Реджины. Но на улице довольно прохладно, а свет в окне второго этажа всё ещё горит. Она готова начать прикидывать расходы себе на надгробную плиту. — Зарубить себе на носу — не спрашивать советов у двенадцатилетних детей. В рации в её руке слышатся помехи, а затем детский голос, вырывающий её из размышлений о кончине. — Ма, ты там? Конец связи. Эмма закатывает глаза, поднося устройство к лицу. — Да, здесь, прячусь за кустами неподалёку от комнаты твоей мамы. Думаю, она ещё не спит. — Ты должна была сказать «конец связи». — Парень, не начинай. — Верно, извини. По выходным она обычно ложится позже. Ты видишь её где-нибудь? Конец связи. Убирая рацию, Эмма пытается получше рассмотреть обстановку. Она может перебежать к другой стороне особняка и заглянуть в окно, но не думает, что ей удастся остаться незаметной. Не говоря уже о том, что у Реджины есть сверхспособность — за версту чуять присутствие Эммы. Она вздыхает. — Неа. — Ладно, а если попробовать мою комнату? Видишь ветку дерева у окна? Конец связи. Эмма видит огромное дерево и ветку, висящую прямо перед окном Генри. Подняв брови, она говорит: — Ждёшь, что я взберусь на неё? — Да. Так и задумывалось. Напомни ещё раз, почему мы просто не можем попросить айпад назад? — Потому что ты отстойно лжёшь, а у мамы твоей имеется Эмма-радар, или что-то типа того. Она сразу заподозрит неладное. — Да ну и пусть. Просто лезь в окно и проберись в её комнату. Вторая дверь по коридору. Он должен быть где-то там. — У тебя есть план? — Угу. Я отвлеку её внимание. Просто будь осторожна, ма. На её лице появляется маленькая улыбка. — Да, ты тоже. — Конец связи. Она прячет рацию в карман, заглушая тишиной нервный тик. И уже ощущает дрожь в коленях, когда осторожно пробирается к нужному дереву, ощущает, как сдавливает живот, едва она поднимает взгляд на ту ветку. Угадайте, кому-таки пригодились навыки по спасению кошек?***
«Помнишь, как на город обрушилось проклятие искажённого зрения? Ты сделала всё, что могла, лишь бы защитить всех от Злой Королевы, а я пришла к тебе в склеп и… помнишь, что я сказала тебе, чтобы уничтожить ленты? Я сказала, что хочу, чтобы ты видела нас с Крюком, видела как мы счастливы, видела какого счастья у тебя никогда не было. Я знала, что говорила той ночью, Реджина. Но не совсем по тем причинам, по которым ты думаешь. Я хотела заставить тебя ревновать. Хотела, чтобы ты нуждалась во мне» «Я хотела причинить тебе такую же сильную боль, какую причиняла мне ты каждую секунду, когда я видела вас с Робином»***
Когда Эмма переваливается через оконную раму, внутри всё тихо. Она почти надеялась встретить Реджину, поджидающую её в дверях. Вместо этого она слышит приглушённый женский голос откуда-то снизу. — Генри, ты даже не должен был просыпаться. О чём ты, скажи на милость, думал, зовя меня так поздно… Остальные слова становятся уже не разборчивыми, когда Эмма проходит в другую сторону коридора. Довольно легко найти комнату Реджины, когда размер её далёк от неприметного, но этот ориентир внезапно оборачивается своей плохой стороной. О нет. Комната гигантская. И чиста и нетронута настолько, насколько это вообще возможно. А это означает, что нет ни единого намёка на то, где Реджина держит свои ценные вещи. И как во всей этой чистоте ей нужно найти айпад? — Я не знаю, что сказать тебе, дорогой. Я абсолютно уверена, что ты взял свой рюкзак к Эмме. Но, если хочешь, я могу проверить твою комнату. Когда голос исчезает в фойе на первом этаже, Эмма немедленно приступает к делу. Сначала она проверяет прикроватную тумбочку, но находит там лишь пару очков для чтения и пузырёк снотворных, спрятанный за книгой. Далее идёт шкаф, который, учитывая его внушительные размеры, заставляет Эмму негодовать и рыться в таком количестве одежды, что даже и представить сложно, откуда Реджина всё это взяла. Также она уверена, что видит одну из своих рубашек. Она проверяет под кроватью, затем в бельевом ящике, только чтобы захлопнуть его с буйным румянцем, увидев бессчетность нижнего белья Реджины. И боже, не время сейчас об этом думать. Больше вариантов у неё не остаётся, и она более чем готова прыгать из окна, если это понадобится. Возможно, Генри ошибался. Возможно, она просто искала не в том месте. Напротив спальни есть дверь, за которой, Эмма знает, находится кабинет Реджины. Она сомневается лишь долю секунды, прежде чем снова приложить активные усилия, едва не уходя в этот процесс с головой. Она проверяет несколько ящиков и полок, книжный шкаф у окна, а затем даже сервант, терпя поражение на каждом шагу. Да что же это такое, чёрт возьми. Эмма уже была готова сдаться, когда увидела кучу безделушек, которые в спешке обронила на пол. Она подходит, чтобы их поднять, останавливаясь, когда присматривается к одной из них получше. Эта металлическая вещица не похожа на одного из игрушечных солдатиков Генри или на конфетки с арахисовым маслом, которые вечно пристают к зубам. Это оказывается маленькой флешкой, завалявшейся под всем этим бардаком. Флешка, на которой аккуратно, курсивом, написано её имя. Эмма. Она слышит помехи рации, прежде чем тишину нарушает голос Генри. — Ма, ты слышишь меня? Тебе нужно уходить. Миссия провалена. Повторяю, миссия провалена. Игнорируя крики Генри, Эмма подходит, чтобы поднять это металлическое устройство, в животе разрастается непонятный трепет. Вдруг свет лампы озаряет помещение, заставляя Эмму вырваться из транса и перевести взгляд на дверной проём, где появляется Реджина. Она стоит, прислонившись к косяку, выражение лица у неё слишком спокойное, чтобы её было можно считать рассерженной. Видимо, это затишье перед бурей. Эмма сглатывает. — Ты нашла его? Он был в комнате мамы? Эмма быстро затыкает Генри, и глаза Реджины видят рацию, отчего у неё тут же изгибается бровь. — Это ищешь? — спрашивает она, гладким, как шёлк, голосом, и поднимает руку, которой держит айпад. Эмма изо всех сил старается держать выражение лица нейтральным. — Ты вообще о чём? — Не прикидывайся, Эмма, — резко отвечает Реджина. Звучит она уж точно рассерженной. — Забыла, что наш сын не умеет врать? — Ладно, послушай. Ничего из этого не должно было случиться. Если бы я попросила его у тебя, ты бы заподозрила… — Значит, вместо этого, ты решила забраться в мой дом, выпотрошить мои вещи и вовлечь Генри в эту нелепую операцию? — напирает Реджина. — Могла просто рассказать мне правду о тех видео… Видео. Эмме перехватывает дыхание, и она чувствует, как по мере ощущения всей ситуации, в жилах застывает кровь. Внезапно всё встаёт на свои места. — Что? — шепчет она. Реджина, похоже, заметила свой промах, потому что лицо больше не отражает злость или даже спокойствие, скорее… грусть. — Эмма, — осторожно говорит она. — Дай мне объяснить. — Ты знала, — слегка с обвинением говорит Эмма. Во рту появляется горечь, тело трясёт от напряжения. — Всё это время ты знала и не сказала мне. Что, тоже их смотрела, да? Мгновение Реджина не знает, как отвечать, но в конце концов просто кивает и говорит «да». — Это было личное! — выкрикивает Эмма и сжимает руки в кулаки. — Ты не должна была их увидеть или — боже! Да что с тобой и Генри такое? Мало того, что в этом дурацком городе вообще невозможно иметь секреты, так ещё и ты туда же?! Я думала, что могу доверять тебе! — Ты можешь… — Значит, вот оно как? — огрызается она, бросая флешку Реджине под ноги. — Ты сохранила всё это, чтобы потом злорадствовать? Досаждать? Смеяться надо мной? Бедная старая Эмма Свон, пускает слюни на натуралку! Реджина вздрагивает. — Эмма, пожалуйста, позволь мне объяснить. Но Эмма уже слишком далеко зашла, чтобы хоть на минуту заметить слабые попытки привлечь её внимание. Тело её дрожит, а ногти оставляют бледные полумесяцы на ладонях. Она чувствует, как кровь приливает к голове, как нереальных размеров волна магии заполняет её грудь. А затем она исчезает. Пропадает в клубах белого дыма.***
«Я знаю, что всё это звучит невероятно банально, и, думаю, лет через пять, когда я это буду пересматривать, меня будет знатно передёргивать. Когда Генри пойдёт на выпускной бал со своей подружкой, и начнёт готовиться к колледжу, а ты… возможно, ты будешь здесь. Будешь заново строить свою жизнь. Выйдешь замуж, родишь детей. Возможно, ты даже заведёшь собаку, чтобы завершить эту идеальную картинку идеальной семьи, со своим идеальным мужем. Я даже не собираюсь лгать. Лишь мысль об этом тянет меня проблеваться» «Но ты, наконец, обретёшь свой счастливый конец. И поверь тому, что я сейчас скажу, Реджина. Я никогда не сделаю ничего, чтобы лишить тебя этого. Не снова. Меня привезли сюда по какой-то причине, и я собираюсь исполнить своё предназначение, несмотря на то, насколько меня это убивает. Вот почему я планирую уехать, как только Генри отправится в колледж. Я смогу снять квартиру в Нью-Йорке, как в старые-добрые, может быть заведу собаку и буду притворяться, что ты там, со мной, бьёшь его по носу, когда он надует на диван, или напоминаешь мне о том, какая я идиотка»***
Когда Эмма оставляет Генри у своих родителей, на часах уже почти два часа ночи. Точного объяснения этому нет, ей просто нужно отдохнуть от этого города на недельку-другую, и она вернётся, как только возьмёт себя в руки. И плевать каким способом она этого добьётся. Генри явно не рад этой новости. — Ты бросаешь меня? — скулит он, и, разумеется, ревёт в три ручья, несмотря на то, что Эмма крепко сжимает его в объятиях и не отпускает. — Я не брошу тебя, парень. Ни сейчас, ни потом, — обещает она. — Но мне нужно сделать это для себя. И мне нужно, чтобы ты побыл сильным ещё немного. Пожалуйста, Генри. Ты можешь сделать это для меня? Последующие рыдания сына разбивают Эмме сердце. Но затем он успокаивается и кивает ей в плечо. — Не волнуйся, ма. Всё наладится. Эмма просто обнимает его крепче. Она возвращается в свою квартиру, хватает сумку и начинает сборы. Она не совсем уверена, куда поедет, но знает только одно — здесь оставаться больше не может. Было бы разумно поехать в Бостон или даже Нью-Йорк. Квартира оплачена на четыре месяца вперёд. Но она не может рисковать — там её запросто найдут. Она бросает несколько маек в кучу, рассчитывая стоимость полёта до Таллахасси. Тогда же она чувствует на спине чьё-то пристальное внимание. — Собираешься куда-то? В ответ тело Эммы цепенеет. Она перестаёт двигаться, но не поворачивается. Воздух приобретает оттенок чего-то нового, отчего не замечать присутствие Реджины становится невозможно. — Зачем ты здесь? — бормочет Эмма, умудряясь избегать взгляда Реджины и продолжать собирать вещи. — Генри сказал, что ты уезжаешь. Эмма останавливается. В семье растёт маленький предатель. Но в словах Реджины не хватает знакомого надменного тона, зато присутствует совершенно ей не свойственный — хриплый и мягкий. Это заставляет Эмму обернуться и прийти в изумление от теплого взгляда Реджины. — Он сказал что-то вроде… тебе нужно остановить её, мама, — объясняет Реджина, не сводя глаз с Эммы. — Тебе нужно рассказать ей о своих чувствах. Эмма сглатывает. — Ты всё ещё не ответила на вопрос. Зачем ты здесь? — А ты как думаешь? Не дать тебе уехать, идиотка, — говорит Реджина, делая шаг вперёд. — И отдать это. Она протягивает ей ту самую флешку, и Эмма с трудом подавляет в себе желание схватить её и швырнуть о стенку. — Это шутки у тебя такие, Реджина? — срывается Эмма. — Что, недостаточного того, что ты всё это сохранила? Собираешься связать меня и заставить смотреть в твоём присутствии? — А можно перестать быть такой драматичной? Просто посмотри. — Нет. Реджина втягивает носом воздух. — О, во имя всего… — она проходит дальше, включая МакБук Эммы, который по счастливой случайности, не защищен паролем. Первые пять секунд Эмма вообще не вдупляет, что происходит. — Какого рожна ты делаешь? — Если ты не хочешь слушать меня, то возможно захочешь послушать это, — отвечает коротко ей Реджина, пролистывая файлы на экране. — Вернее, ту же меня, только три дня назад. — Ты сняла видео с собой? — Не удивляйся так сильно. Эмма не может ничего с этим поделать. Любую мысль бежать куда глаза глядят, тут же смывает при изменении экрана. И в видеоплеере появляется четкое изображение Реджины. Она сидит за своим столом, скрестив руки на поверхности. И по сравнению с видео Эммы, Реджина выглядит слишком формально. Эмма почти издаёт смешок. «Если ты смотришь это, Эмма, тогда, полагаю, мы уже пережили все эти сопли. А если вдруг нет… То у нас впереди длинное путешествие, верно? Я постараюсь быть как можно лаконичнее» Эмма краем глаза смотрит на Реджину, но та, похоже, не обращает на неё никакого внимание. Она нервно хрустит пальцами и поворачивается к экрану. «Мы обе понимаем, что в моей жизни творится полнейший беспорядок, не говоря уже о твоём ложном представлении о том, что жизнь неизбежно влечет за собой. Но все, что я могу сказать, моя жизнь — моё счастье — не равняется той притворной иллюзии, которую вы описали, мисс Свон. В моём будущем не будет идеального брака или какой-нибудь счастливой маленькой семьи, вроде твоих придурковатых родителей. Мне не нужен для счастья Робин Гуд. Мне не нужен второй сын, чтобы подтвердить свой статус матери. Я сама выбираю свою судьбу. И в ней всегда будет место для Генри. И, если судьба распорядится… там будешь и ты» «Хочешь знать, где я вижу себя через пять лет, Эмма? Я вижу себя здесь, отсчитывающую дни, пока наш сын не закончит среднюю школу и не перейдёт на следующий этап своей жизни. Я вижу, как беру из детского дома маленькую девочку, со светлыми локонами, которая будет так сильно похожа на тебя. И беру из приюта старую псину, потому что ты не перестаёшь меня упрашивать. Потому что ты ещё та идиотка. И потому что я вижу, как провожу остаток своей жизни с тобой» «Так что видишь, спасительница. Возможно, этой истории не суждено закончиться трагически, как это было с большинством историй. Я не верила в счастливые концы. Ведь как-никак, злодеям не положено иметь долго и счастливо. Но вот уже много лет ты вмешиваешься в мою жизнь, вторгаешься в каждую клетку моего тела и каждую мысль в моей голове. И ты даёшь мне надежду. Как бы ни было досадно и мучительно, Эмма, ты заставляешь меня поверить, что я могу быть счастлива» «Твои видео, похоже, сделали меня крайне сентиментальной. Так или иначе, я хочу, чтобы ты знала… тебя нельзя не любить, Эмма» «Кажется, я знала это с самого начала» Экран внезапно гаснет. Над ними опускается тишина, настолько оглушительная, что Эмма задаётся вопросом, а слышит ли Реджина, как колотится её сердце с мощью, сравнимой только с мощью бульдозера. Это оставляет чувство головокружения, будто в любую секунду она очнётся и поймёт, что всё было сном. Она прочищает горло и поднимает взгляд на Реджину, которая встречает её таким же пристальным взглядом. Сердце Эммы готово выпрыгнуть из груди. — Так это значит… Она так и не завершает предложение. Нежно обхватывая ладонями лицо Эммы, Реджина притягивает её и целует.***
«Я понимаю, что у нас с тобой есть разногласия и не только. Но я скажу это сейчас и повторюсь ещё миллион раз, если потребуется. Всякий раз, когда я пыталась разозлить тебя… всякий раз, когда закатывала глаза или подкалывала насчёт мелочей, которые тебе казались чем-то глобальным, всё это было не от ненависти к тебе, Реджина» «Так я показывала свою любовь»