Присутствующий

      Да, то, что я рассказываю о нём достаточно странно, но никто не помнит себя в таком возрасте. Это история о маленьком мальчике, которого нашла монашка у ворот горного монастыря.       Итак, сестра Виха-Валиента каждые три месяца спускалась с горы по нуждам монастыря. Она не оставалась на ночь в дереве у подножья гор, а начинала своё восхожденье вечером, чтобы к утру быть в монастыре и возносить свои бесполезные хвальбы и благодарения, извиняюсь, молитвы. Давайте вы не будете так обо мне думать, кажется, совсем недавно я это объяснял, и оставим эту тему.       Этот поход сестры ничем примечательным не был, кроме того, что она узнала о смерти старого мага, жившего в башне неподалёку, и что теперь его ученик остался один. Но эта новость не имела ни малейшего значения для монастыря. Перед самым рассветом она была уже у самых ворот и, преодолев последний поворот дороги, она подошла к ним. Чуть сбоку стаяла корзинка с ворохом одежды в ней. Решив, что кто-то оставил подаяние, сестра подняла корзину, повесила ее на плечо, вошла в ворота и прошла в здание, где располагалось хранилище Там она оставила вещи и решила отдохнуть немного перед молитвой и работой.       Приход сестры Виха-Валиента не мог остаться незамеченным. Сестра Айка-Эа, ответственная за хранение имущества монастыря, которая помогала в кухне, отправилась тут же раскладывать по местам вновь приобретённые вещи и тут же заметила корзину. Она заглянула в неё и обнаружила там младенца, завёрнутого в старую тряпку. Она подняла его на руки, замотала в часть своего платья и подбежала к матушке Лео-Идрис, которая в это время занималась шитьём в главной светлице монастыря.       — Матушка! — воскликнула монахиня, показывая ей ребёнка.       Мать Лео-Идрис отложила своё шитьё и приняла мальчика из дрожащих рук сестры. Задыхаясь от бега и волнения, та произнесла:       — Я нашла его в корзине с подношениями, которую принесла сестра Валиента.       — Где она сейчас? — не теряя самообладания, произнесла матушка, закутывая младенца в одеяло.       Айка-Эа со всех ног помчалась будить сестру и, ничего ей не говоря, привела к матушке.       — Откуда ребёнок? — спросила Лео-Идрис, как только она вошла в светлицу.       — Ребёнок? — переспросила сестра.       — Он был найден в корзинке, которую ты принесла, — пояснила матушка.       — Я нашла эту корзину у ворот, — пояснила сестра.       — Хорошо, — сказала матушка. — Принесите козьего молока, пока мы не решим, что делать с мальчиком. Мы должны не дать ему умереть.       Матушка Лео-Идрис точно знала, что позора с её сёстрами приключиться не могло, а значит, кто-то из деревни подкинул мальчика. Она держала его на руках, затем развернула его, чтобы поменять тряпку и заметила на спине ребёнка свежие ожоги, которые складывались в некие символы. Она замерла на некоторое время, а затем сменила тряпку и вновь завернула ребёнка. На следующий день матушка послала за магом двух монахинь. Страхом было оставлять ребёнка, отмеченного неким колдовством, но грехом было бы просто отдать младенца на воспитание, ведь в грядущем он мог навредить доброй семье, которая его приютила, а избавиться от мальчика было и того хуже. Если магия, лежащая на нём так страшна, то пускай с ней разбирается орден Гола.       Маг Бальсамо Андро не был стар, он не хотел быть магом, но будучи пятнадцатым сыном кузнеца и имея откровенно субтильное телосложение, был отдан в Орден Гола. Его путь к становлению магом, особенно в первое время обучения, был усеян болью и постоянным изнеможением. Старый маг Биримо Ордо был сторонником теории развития магического потенциала и поэтому не давал своему ученику пощады в тренировках. Из опыта юности маг смог извлечь только умение избегать тренировок и множество простейших заклинаний. Больше ему нравилось заниматься алхимией и изучать старинные книги, которые удавалось находить в башне. С возрастом как таковой цели у мага не появилось, он просто помогал во всём своему учителю до самой смерти.       Теперь же он пытался устроиться один в старинной башне, по привычке навещал деревенского колдуна, завидуя тому, что тот женился и теперь растит первого ребёнка, к сожалению самого отца, девочку. Но он со временем надеялся, что жена родит ему наследника, которому он передаст все свои знания. По сравнению с жизнью колдуна, маг просто стоял на месте. К нему редко обращались жители деревни. Он часто думал покинуть башню и в один день решился на это. Маг собрал своим скромные пожитки и собирался отправиться в город, но именно в этот день в ворота постучались две монахини.       Немного путанно они рассказали о найдёныше и о странных символах на его спине. Это могло оказаться самым интересным делом мага. А могло оказаться и ерундой, но его долг помогать, и отказать он просто не имел права. Оставив свои пожитки в башне, взяв только сумку, он отправился вслед за сёстрами. Их путь лежал через деревню, а потом по руслу пересохшей реки Бака-тэ, которая в былые времена сточила скалы, образовав тропу, по которой можно было подняться почти до самой площадке, где располагался монастырь. Жителям деревни он всегда казался каменной цитаделью, но на деле же он представлял собой два барака, между которыми был забор, за которым, собственно на территории монастыря, располагались хозяйственные постройки, только храм располагался в самой горе, его фасад лишь на чуть-чуть выдавался вперёд.       Магу не дали насладиться всем величием здешней архитектуры, монахини провели его в левый барак и по длинному коридору до большой комнаты, заполненной светом. У окна в светлых одеждах сидела настоятельница и держала на руках ребёнка.       — Матушка, — произнесла сестра Виха-Валиента, — маг Бальсамо Андро готов помочь.       — Приветствую вас, маг Бальсамо, — произнесла мать Лео-Идрис. Маг поклонился в знак почтения, тем временем настоятельница обратилась к монахиням. — Эа, останься, а ты, Валиента, можешь идти.       Мать осторожно поднялась со своего места.       — Что же произошло? — спросил маг, особо не обращая внимания на отношения между монахинями, ему было интересно только его дело.       — Под ворота монастыря подкинули младенца в корзине с бельём. А когда я взяла ребёнка поменять пелёнки, обнаружила на его спине странные знаки, — ответила настоятельница.       Маг осторожно принял из её рук младенца и оголил его спину. Сказать, что ожоги были чистой случайностью, было нельзя, следы были чёткие и составляли единый рисунок: розу, вокруг которой были нанесены странные знаки незнакомого магу языка. Возможно, это было последствием какого-то ритуала, но маг не мог сказать ничего точно.       — Можно вас попросить положить ребёнка на живот? — спросил маг, который крайне неловко себя чувствовал с малышом на руках, боясь его сломать.       Мать Лео-Идрис взяла мальчика обратно себе на руки и, подстелив одеяло на стол, положила младенца на него. Маг подошёл к нему и, проговаривая простейшее диагностическое заклятье, и дотронулся до символа розы, прежде чем он успел что-либо понять, его обожгло, маг отдёрнул руку, мальчик же проснулся и заплакал. Настоятельница подняла мальчика на руки, что бы успокоить его. Бальсамо сел на лавку, обхватив ноющее запястье кистью другой руки. Раньше он никогда такого не видел, и первой его реакцией было удивление, затем последовал логичный вывод, на этом мальчике лежали сильные защитные чары. Оправившись от магического удара, он вновь попросил положить мальчика на стол и хотел выяснить какие именно чары на нём лежат, но ни одно заклятье не могло определить даже их наличие.       — Что вы скажете? — спросила мать Лео-Идрис, когда уставший маг вновь сел на скамью.       — Я не могу определить вид магии, что лежит на этом младенце. Мне удалось узнать только очевидные вещи: он человек, не одержим ни кем; некие могущественные чары, которые не дают творить над ним большинство заклятий определения. Кто? Зачем? Я не знаю, эти вопросы остались для меня без ответа. Я могу перерисовать символы с его спины и попытаться найти ответы, — произнёс маг.       — Ответы мне не нужны, — ответила настоятельница. — Если с ним всё хорошо, то мы сможем отдать его в деревню.       — Всё же меня терзает смутная тревога по поводу этих символов. Я хочу попросить вас воспитать мальчика хотя бы лет до пяти или девяти, если всё же в его душу было подселено некое «зло», то чистота монастыря сформирует в нём верные ценности жизни и Веру, — тихо попростел маг, поднявшись со скамьи.       — Почему же вам самому не воспитать мальчика в идеалах Ордена Гола? — поинтересовалась настоятельница.       — Если вам не нужны ответы, то мне нужны, — ответил маг. — И потом я не воспитатель, я даже не знаю, как с ребёнком обращаться, а по личным причинам я не смогу нанять кормилицу.       — То есть, вы покидаете деревню?       — Да, — немного со стыдом ответил Бальсамо.       Воспитание ребёнка в корне измелило бы уклад монастыря, что было недопустимо, но с другой стороны взаимопомощь это основной принцип, который лежал между Церковью и Орденом Гола, и отказывать категорично магу было бы неправильно. Смятение в душе настоятельницы прервал случайный взгляд на ребёнка, в его светлые глаза, её сердце как-то по-особенному сжалось, и она поняла, что не отпустит этого ребёнка от себя не на шаг.