***
У Чонгука угольно черные глаза и такого же цвета волосы, нескончаемый запас белых футболок и совсем немного, кажется, отвращение к этой жизни. А ещё — на сердце высеченное «Мин Юнги», что вообще-то на запястье написано, но каждый раз в груди болью отдающееся. У Чонгука не жизнь, а сказка. Дорогие апартаменты, 5 дорогих сердцу кретинов, съемки в дорамах, мировые туры и нескончаемое число фанатов. А ещё, пожирающая тоска по тому, чьё имя зарекся вслух не произносить, но в голове оно, как мантра звучит, ежесекундно. Чонгуку 25(26). И ровно 3 года назад он совершил самую большую ошибку в своей жизни, за что и поплатился механическим голосом автоответчика на конце давно вызубренного номера. Лето пролетело слишком быстро, будто его и не было, как впрочем за чересчур забитым графиком пролетели и последние два года. На дворе лето. Последний день лета, если быть точным. А за окнами нещадно льёт дождь. - Лучше б мы остались в солнечной Калифорнии, - тихо скулит на заднем сиденье автомобиля Чимин и закрывает окна шторками. И Чонгук думает, что, да, лучше бы они и в правду остались там. Но тур подошел к концу, и они вернулись домой. Но только Чонгук рад бы сбежать куда-нибудь снова. - Вас развести по домам или выгрузить у компании? – спрашивает менеджер с переднего сиденья. - По домам, - почти в голос отвечает шестерка парней. - Давай мелкого сначала закинем, - зевая, тянет лидер, на что Чонгук и рад бы протянуть "ну хён, я уже не мелкий" в ответ, да нет никакого желания. Автомобиль подъезжает к стеклянной высотке, и Чонгук, прихватив один из зонтов, которые предусмотрительно оставлены менеджером в салоне, вылезает из машины. - До встречи, - кидает он коротко и разворачивается, чтобы скорее забежать в здание. - Эй, мелкий! – одергивает его лидер. - Ты уж извини, завтра собраться не выйдет. - Да ничего, - устало улыбается Чон, - На днях соберемся. - Да, конечно. Но я не об этом, - из распахнутой дверцы машины выглядывают пять слишком уж довольных рож. - Завтра ты будешь занят. - Занят? - Ага, - Хосок тихо смеется и протягивает младшему Чону небольшой белый конверт. - Это наш подарок. С Днем рождения, Куки. Мы любим тебя. Под тихий смех и неизменные кривляния ребята захлопывают дверцу, и автомобиль уносится на автостраду. Забежав под козырек здания и сложив мешающийся зонтик, Чонгук открывает конверт и достает оттуда карточку, на которой курсивом выведено: «Юксам-билдинг, 40 этаж, офис 4001. 19.00. Не опаздывай».***
Бывают в жизни моменты, когда чувства зашкаливают и наружу рвутся. Когда спать и есть не можешь, когда нужен лишний 25 час и нет ни минуты свободной, чтобы остановиться и объяснить что-то ясно, лаконично и доходчиво. Бывает, что летишь по пустой автостраде на переднем пассажирском сиденье новенького Dodge Charger, кричишь что есть мочи о том, что «жизнь, мать её, ПРЕКРАСНА!» и о том, что «этот мелкий пьяный чёрт, что за рулём сидит, мать его, ПРЕКРАСЕН ТОЖЕ!». Кричишь о том, что в музыку вылить не можешь, потому что слишком много, потому что слишком чувственно, потому что вообще переизбытком и тебе не осилить, кажется. И всё вроде бы правильно. Всё так, как быть должно. Только сейчас, в этот момент, - всё правильно. А в следующий миг, вдруг, резкий пронзительный звук стирающихся об асфальт шин, запах жженой резины, мелькающие перед, и без того плывущим взором, огни встречных фар и оглушающий сознание удар. А дальше по накатанной: крики, сирена скорой, выскальзывающее из пальцев понимание происходящего, редкие вспышки света перед глазами и бьющий по носовым рецепторам больничный запах. Бывает в жизни так, что плата за чувствами переполненные моменты слишком уж высока. Высока на столько, что не осилить, кажется. И в пропасть всё летит слишком уж стремительно. И ты в пропасть летишь слишком стремительно тоже. - Где он? – кричит запыхавшийся Намджун, которого сопровождают не менее запыхавшиеся остальные участники группы, и трясет всё еще ошалелого макне за плечи. – Где Юнги, Чонгук? Чон поднимает руку и безэмоционально тычет в сторону реанимационного отделения. Он хлопает глазами, смаргивает невольно льющиеся слезы и хочет понять только - почему? Почему он отделался только парочкой ссадин да ушибов, а Юнги, его Юнги там… за стеклянными дверями, что навевают лишь ужас и отчаянье. Намджун мечется по коридору раненным зверем и даже не смотрит в сторону мелкого засранца, что припечатался спиной к стене. Остальные тихо сидят на скамейке и боятся и слово вымолвить. Потому что страшно, действительно страшно. И никто и не думает даже, что Чону, по закону, срок положен, что и быть то его тут вовсе не должно сейчас, что обезьянник без него рыдает горькими слезами. Иронично уж больно, потому что отмажут и замнут, ведь не пострадал никто. Почти никто. - Операция прошла успешно, - объявляет врач, который вышел из реанимации, - У него было внутреннее кровотечение, но мы удачно его остановили. Теперь нужно лишь подождать. - При ударе головой произошел разрыв зрительного нерва, - чеканит врач слишком спокойно, а у Мина в этот момент не то, что замки, города внутри рушатся. - И нет никаких гарантий, что восстановление пройдет удачно. - Операция?.. – шепчет артист и вглядывается в размытый силуэт. - Мы не можем гарантировать её успех. Если что-то пойдет не так, Вы можете утратить зрение полностью. - Но шансы есть? - Есть. Но не буду обнадёживать, они ничтожно малы. - Я согласен. - Не говори Чонгуку. Не говори никому. - Но… - Никаких «но», - шипит Юнги и вздыхает протяжно и ощутимо горько. – Я больше не хочу иметь ничего общего с этой группой. Ничего общего с этим агенством. Ничего общего с Чон Чонгуком. - Я понял, - соглашается менеджер и берет с тумбочки оставленную на ней ранее миновскую печать. - Я всё сделаю. Мне очень жаль, Юнги… - Мне тоже, - шепчет парень и, усмехнувшись, открывает глаза, оставаясь при этом в полной темноте.***
- Грёбанный Пак Богом, - тихо шипит Юнги и для вида перебирает сваленные на стол бумажки, пряча при этом глаза за солнцезащитными очками. – Знал же, что нельзя звать его на этот сраный эфир. - Хён? – Чонгук пришибленно сидит напротив и наблюдает за старшим. – Хён, я… - Заткнись, Чонгук! – отрезает Мин. – Просто, мать твою, заткнись. Ловко переключенные бегунки и в эфире вновь заиграла фоновая музыка вечерней интерактивной программы. - Итак, дорогие любители моего космоса, - ловко скрывая нервозность за легким шелестящим смехом начал Юнги. - Пришло время интерактива со звездой, но вот же заминочка… Наша звезда опаздывает, а быть может и вовсе решила пропустить эфир. Поэтому я предлагаю послушать еще одну композицию и подождать нашу пропажу. И если она так и не объявится, на ваши вопросы ответит ваш покорный слуга. Да-да, вы правильно поняли меня и совсем не ослышались. Я отвечу на все ваши вопросы. Вы ведь так ждали этого, правда? А пока что для вас играет Maroon 5 – Whiskey. Слушаем и наслаждаемся. Сказать, то что Мин был зол, значит, не сказать ничего. Он был в бешенстве. В леденящем душу бешенстве, что валило вулканическим дымом из ушей. Привычную темноту разбавляли давно забытые краски ярости, они вспыхивали ярко алыми пятнами, разъедали застывшие во времени фото-пленки и источали ужасный запах горелой химии. - Значит так, - едва слышно выговаривает Юнги ржавыми металлическими нотками. - Делай, что хочешь, но даже не думай завалить эфир. Я уничтожу тебя, если ты похеришь мою жизнь еще раз, сученыш. Избегай вопросов о моём уходе и возвращении. Никакой информации обо мне и той аварии в эфир вылиться не должно. Ясно тебе? - Да, хён, - на грани слышимости. - Отлично. Просто, твою мать, сделай всё от тебя зависящее и исчезни. Полчаса эфирного времени проходит быстро и на удивление гладко. Фанаты обрывают телефон и заваливают Чонгука вопросами, а тот ловко чеканит ответы, будто по написанному заранее сценарию. Мандраж Юнги медленно сходит на нет, когда Чон умело обходит стороной запрещенные темы, смеется заливисто и обижено тянет, мол «вообще-то гость тут я, а не Юнги хён, тогда почему вы спрашиваете про него?». Музыкальные перерывы тянутся целую вечность, а Юнги кажется, что рой мыслей в его голове отчетливо слышен в вымученно отстраненной тишине, что царит в студии. Встретиться вот так, спустя три года, было как-то... странно, глупо и чуточку волнительно? Мин сам исчез из жизни Чонгука, сам испарился и не оставил ни одной подсказки, где можно себя отыскать. Спрятался, но так отчаянно желал быть найденным. Собирал свою жизнь по крупицам, топил в себе чувства, убивал желание вернуться. Но, засыпая, каждую ночь видел его. И отрицать свою любовь к этому глупому маленькому кролику было просто напросто глупо. А уж убеждать себя в ненависти к нему… было еще более бесполезной и тупой задачкой. - Хён? – вкрадчивый голос выдернул Юнги из раздумий. - Что? - сам особо не понимая почему, подал голос Мин. - Ты странный. - Странный? – старший откинувшись на спинку кресла «залипал» в потолок. - Да. Ты… В тебе что-то изменилось, - тихо рассуждает Чонгук, а Юнги физически чувствует на себе тяжелый, изучающий взгляд. - Только вот я не могу понять что. Ты стал такой холодный. А еще смотришь, но будто не видишь… И… - Перестань, Чонгук, - Юнги обрывает парня на полуслове. - Я не хочу обсуждать с тобой подобные темы. Младший замолкает, а Юнги готов залиться громким смехом. ««Смотришь, но будто не видишь», - будто на повторе звучит в голове Мина. – Если бы ты только знал, Чонгук, что попал в точку. Если бы ты только знал».***
Чонгук всегда считал, что люди в свойственной себе манере слишком уж преувеличивают значение меток на руке. Разве есть смысл в том, что ты вынужден быть с человеком, только потому, что его имя выведено на участке твоей кожи? А как же та самая свобода выбора, о которой трубят на каждом углу? Как же чувства и желания? Почему твоё мнение должно оставаться лишь твоим, когда от этого зависит твоя дальнейшая жизнь? Чонгук правда не понимал этого ровно до того момента, пока не встретил его. Что-то внутри щелкнуло от простого «Я - Мин Юнги, позаботьтесь обо мне». Что-то треснуло и начало ломаться под прищуром насмешливых лисьих глаз. Чонгук, кажется, умирал и возрождался из пепла вновь и вновь, стоило этому хрупкому, болезненно бледному хёну маякнуть на горизонте. Их отношения нельзя было назвать стремительными. Они тянулись бесконечной приторной патокой, обволакивали постепенно и утаскивали на самое дно без возможности выбраться. Для Чонгука Юнги стал, без преувеличения, первым во всем: начиная теплыми чувствами и невинными почти целомудренными поцелуями, и заканчивая выплесками бешеных эмоций и диким, почти животным сексом. Юнги для Чонгука стал целой Вселенной, которую он безоговорочно любил, холил и лелеял. Которую, он ни за что не променял бы на жалкие безжизненные планетки в чужих Галактиках. Начало августа радовало солнечными деньками, прогулками по кофейням в редкие выходные и предвкушением чего-то определенно грандиозного. - Ну, хён, - наигранно хнычет Чон и тянет старшего за рукав безразмерной толстовки. - Скажи уже, что за сюрприз. Я не дождусь дня рождения. - Ты ведешь себя, как ребенок Чонгук, - смеётся Юнги. - Я и есть ребенок. - Эта фраза могла прокатить еще пару лет назад, но не сейчас, когда ты стал выше и сильнее своего хёна. Тихо фыркнув, Чонгук замолкает и тихо идет рядом с Юнги по неизвестной ему дороге. - Чонгуки, ты обиделся? – старший тихо смеётся и пытается заглянуть в понурое лицо собеседника, но в ответ получает только многозначительную тишину и колкий взгляд. Нет, вообще-то Чонгук нисколько не обижен, просто порой хочется показать свой характер, а это единственный способ, который действует на любимого хёна. Младший понимает свою победу, когда через полчаса ходьбы слышит тихий вздох и хриплое «Закрой глаза» в свой адрес. С трудом сдерживая победные крики и расползающиеся в довольной улыбке губы, Чон послушно выполняет просьбу старшего и еще минут 10 идет с ним под руку. В одно мгновение жара и звуки города сменяются прохладой кондиционера и ненавязчивой музыкой. - Я пришёл забрать свой заказ, - слышит Чонгук голос Юнги. - Да конечно, - тут же отвечает незнакомый молодой женский голос. - Могу я узнать номер заказа? - 59876. - Прошу, следуйте за мной, - Чонгук вновь ощущает на своей руке мертвую хватку Юнги и доверчиво позволяет вести себя. Чона, придерживая, ведут по ступенькам куда-то вниз, где от стен эхом отдаётся каждый звук. Макне различает на слух противный скрежет металла и улавливает едва заметный запах бензина. - Я оставлю вас, - слышится улыбчивый голос все той же девушки после того, как над головой раздался звук включающихся люминисцентных лампочек. - Спасибо, - отозвался Юнги и дождался, когда за ними захлопнут все те же металлические гаражные двери. – Открывай. Чонгук сглатывает тихо и открывает глаза, морщится от яркого света и, пытаясь проморгаться, оглядывает помещение. Просторная, видимо, подземная парковка являет взору десятки новых, самых разнообразных машин. Идеально гладкие, сверкающие в холодных переливах света автомобили манят к себе искушенную душу Чонгука, но тот лишь переводит на Юнги взгляд, в котором читается явный немой вопрос. Мин усмехается и поднимает руку с ключами вверх, кивает куда-то в бок и, дождавшись реакции от младшего, щелкает кнопкой на брелке. Черная сверкающая машинка в дальнем углу стоянки приветливо мигает фарами и щелкает автоматическими замками на дверях, как будто приглашает подойти, наконец, поближе. Чонгук на ватных ногах делает несколько шагов вперед и застывает перед машиной, которой грезил во снах и наяву. Dodge Charger. Разве есть в этом мире автомобиль прекраснее, чем этот? - Это мне? – неуверенно шепчет Чонгук. - Нет, это я себе купил, а тебе просто решил похвастаться, - Юнги заливается шелестящим смехом, который сразу же заполняет собой все пространство парковки. – Конечно же это тебе, мелкий. Юнги подходит и, приобняв Чона за талию, мажет губами по его виску, после чего шепчет тихо в самое ухо: - Пусть и рано еще, но с Днем рождения, родной. Я люблю тебя. В клубе гремит приставучая попсовая мелодия, но в состоянии автопилота, который включился после, кажется, пятой бутылки соджу, Чонгук даже не может уловить её мотива. Сейчас всё его пьяное внимание сосредоточенно только на Юнги, который в алкогольном опьянении вдруг решил покорить танцпол. - Хён, - пытаясь перекричать музыку, зовет его Чонгук. - Поехали домой. - Не хочу, - губы парня растягиваются в сладкой улыбке, а горячее тело прижимается ближе, так что бедра совсем не двусмысленно проходятся по чоновскому паху. - Зато я хочу, хён, - Чонгук трезвеет, кажется, вмиг и прижимает хрупкое тело к себе. - Тебя хочу. Юнги бросает томный взгляд через плечо и тянет макне к выходу из клуба. Оказавшись на стоянке, Чон шарит руками по карманам и выуживает ключи от новой машины. - Давай на такси, Гуки, - тянет Мин. – Не надо пьяным за руль. - Надо, хён, - губы младшего кривятся в легкой усмешке. – Ты только представь: ты, я, заднее сиденье и пустошь у реки Хан. Разве не заманчиво? - Чертов макне, - бросает Юнги, прежде, чем залезть на пассажирское сиденье. – Трогай. Чонгук смутно помнит, что конкретно произошло. Помнит только, как отвлекся на Юнги и вырулил на встречку, как в глаза ударил свет от несущегося на них грузовика и как отчаянно он пытался предотвратить аварию. Чудом избежав столкновения с машиной Чонгук расслабился буквально на долю секунды из-за чего машину вынесло на обочину и буквально вмяло в столб. Удар пришелся на сторону Юнги и Чонгук отчетливо видел стекающую по затылку бурую кровь своего соулмейта. А дальше всё словно в бреду… Скорая, люди пытающиеся докричаться, осуждающие взгляды, коридорчик перед реанимацией. А как апогей всего происходящего пиздеца – Юнги без сознания с бинтами по всему телу. День тянулся за днём, словно бесконечный черно-белый фильм. Серые коридоры больниц сменялись не менее мрачными обшарпанными стенами полицейского участка. Чонгук извинялся бесчисленное множество раз и такое же множество раз молился всем богам о скорейшем выздоровлении Мина. Тусклые стены больницы стали словно второй дом, а палата с заветными «333» на дверях манила к себе запретным плодом, который был словно убийственный свет для глупого мотыля. Юнги очнулся через неделю. Еще через две ему провели внеплановую операцию. А 1 сентября Чонгук получил единственно верный подарок на свой день рождения. Мин Юнги исчез из его жизни.***
- Знаешь, - решается Чонгук, едва Юнги объявляет конец интерактива и запускает в эфир музыку. - Я ведь искал тебя, хён. Мин замирает и вслушивается в слова, будто это действительно что-то изменит. Будто это признание сотрет те года, которые были пропитаны лишь болью и горечью утраты. - Ну, знаешь, - продолжает Чонгук. - Я ездил к тебе домой, кажется, около сотни раз, обзванивал все больницы, обивал пороги теле и радио студий… Я пытался уловить твоё присутствие на улицах города, пытался найти хоть одну маленькую подсказку в твоих эфирах, которые звучат в моих наушниках каждый божий день. Но, кажется, ты слишком хорошо прятался, хён. И совсем не желал, чтобы тебя нашли… - Я ждал, - слетает с миновских губ прежде, чем смысл сказанного доходит до мозга. – Ждал… - Но тогда почему, хён? – голос Чона сквозит отчаяньем и Юнги, кажется, чувствует боль, что таится в чужом сердце. – Почему ты не пришел? Да черт с этим пришел… Ты мог хотя бы позвонить. - Всё сложно, Гуки, - Юнги облизывает пересохшие губы и устремляет взгляд в сторону, так, чтобы Чонгук не заподозрил ничего лишнего в поведении старшего. - Сложно? Ты так ненавидишь меня, хён? – Мин слышит копошение и уверенные шаги в свою сторону, а после крепкая хватка поднимает его на ноги. – Посмотри мне в глаза, хён… Посмотри и скажи… Ненавидишь? - Уходи, Чонгук, - тихо шепчет старший и старательно отворачивает голову. – Спасибо за эфир, ты был на высоте. - Ну уж нет! Я искал тебя так долго не для того чтобы уйти без ответов! - Мне нечего сказать. - Правда? – Чонгук горько усмехается. – Тогда просто ответь на вопрос, что я задал тебе ранее. Пожалуйста хён, посмотри на меня и ответь… И я уйду, обещаю. Юнги пробирает озноб. Куча мыслей крутится в его голове. Так много всего он хочет сказать парню, что до сих пор сжимает его плечи. Но одна мысль набатом звучит ярче всего. «Не уходи!» - хочет закричать Мин, ведь он так устал бороться с темнотой в одиночестве. «Останься!» - ведь он так долго ждал. Но светловолосый парень лишь фокусирует взгляд там, где, по его мнению, должны быть чужие глаза и тихо шепчет: - Я не ненавижу тебя, Чон Чонгук. Всё давно в прошлом, но для нас обоих будет лучше, если ты уйдешь. - Хён? – голос младшего дрогнул. – Ты не видишь меня? В помещении застывает звенящая тишина, что нарушают лишь удары двух сердец. Воздух тяжелым плотным покрывалом окутывает тело, и Юнги готов поклясться, что отпусти его сейчас Чонгук, он рухнет безвольной массой не в состоянии даже пошевелиться. - Хён, мои глаза выше, знаешь... Юнги чувствует движение перед самым носом, будто кто-то машет ладонью перед глазами и ему вдруг становится жутко. Жутко от того, что он, не моргая, впяливается в одну точку на лице парня. Жутко от того, что его раскрыли. Жутко от того, что его такого дефектного и бесполезного бросят сразу же, как только нашли. - Ты поэтому ушел, Юнги? – Чонгук чуть ли не воет в голос от боли и обиды. – Поэтому исчез? Потому что из-за меня не можешь больше видеть? Мин тянет с ответом столько, сколько может и по большей части от того, что просто напросто не знает что сказать. - Это не так, родной, - выдыхает он вытянутое из прошлого слово. - Не поэтому. - Тогда почему? - Потому что... - Юнги отчаянно давит на тормоза, но все предохранители, кажется, сорваны давно. - Я испугался… Я проклинал тебя за то, что ты сел пьяный за руль… Проклинал себя, за то, что позволил тебе это сделать. А если бы с тобой что-то случилось? Я бы не простил себе этого. Когда мне развязали глаза и всё, что я увидел была лишь непроглядная темнота, я испугался так, как никогда ранее. Жить в темноте каждый день… Не иметь возможности писать музыку, выступать, жить полноценной жизнью и... Юнги запнулся об скользящие по щекам слёзы. - И не видеть тебя… Быть обузой для тебя, для парней. Я просто решил, что так будет лучше. Но я ждал, я так отчаянно ждал, что ты найдешь меня, Чонгук… Чон без слов притянул к себе хрупкое тело старшего и, крепко обняв, спрятал неконтролируемые потоки слез на своей груди. - Глупый маленький хён, - раздался над ухом Мина успокаивающий голос. - Я больше ни за что не отпущу тебя. Теперь я рядом…***
Просыпаться среди ночи под долбежку в дверь стало привычным делом. Юнги в свойственной себе манере ворчал и пыхтел, крыл трёхэтажным матом, но пропускал ночного гостя в квартиру, пища при этом, где-то в глубине души, как маленькая девочка от счастья. Несколько месяцев, которые Чонгук плотно окутывал жизнь Мина своим присутствием, пролетели, словно несколько дней. Завтрак в постель, сотни голосовых сообщений, редкие вечерние прогулки, посиделки в студии во время прямого эфира и крепкие объятия по ночам, которые спасали от уже давно привычных кошмаров. Юнги казалось, что все вокруг вдруг приобрело смысл и краски, давно забытые, но такие желанные оттенки счастья старательно проникали в вечную тьму. - Хён? – разгоряченный после душа Чон заползает на постель и прижимает к себе желанное тело старшего. – Ты спишь? Юнги лишь ворчит тихо сквозь сон и доверчиво жмется к парню, утыкаясь кончиком холодного носа во впадинку между ключицами. Горячее дыхание, что оседает на коже Чона, расползается в разные стороны тысячами мурашек и, кажется, даже, что забираясь под кожу, рождается внутри стаями бабочек, что бьются о стены грудной клетки в поисках выхода. Находиться рядом с хёном каждую ночь для Чонгука пытка невыносимая, ведь смотреть и касаться невесомо можно, а вот плюнуть на все запреты Мина нет. Юнги каждую ночь отнекивается, как может, грозится отправить спать в гостиную и на все поползновения в сторону своей задницы, шипит на Чонгука, как дикий котенок. И не то, чтобы он не хочет, только вот его маленький крольчонок, выступавший в пассивной роли, вырос в сильного мужчину, который теперь сам пытается раздвинуть хрупкие ножки хёна, чего Юнги допустить не может. Чон осторожно убирает с лица белые волосы, оглаживает подушечками пальцев молочную кожу и улыбается, когда Юнги от прикосновений морщит носик. Старший бурчит что-то, руку с лица стряхнуть пытается и переворачивается на спину. - Хён? – вновь зовет Чонгук и медленно стаскивает с чужого тела одеяло, краснея при этом словно малолетка на первом свидании. Чонгук рассматривает тело, прикрытое лишь явно лишней тканью боксеров и невольно восхищается красотой и изящностью своего парня. Чон лежит рядом и скользит рукой по коже, вырисовывает незамысловатые узоры подушечками пальцев и покрывает легкими поцелуями плечи и шею Юнги. Он переступает границы дозволенного, не задумываясь о последствиях. Ведет ладонью ниже и, накрыв ею член парня, начинает ласкать его через ткань трусов. Юнги дышать начинает рвано и шумно, а Чонгук чувствует, как под ладонью затвердел его орган. Чонгук колеблется с минуту, но, решившись, отбрасывает все сомнения в сторону и, подцепив резинку боксеров, стаскивает их со спящего парня. Налитый кровью, член Мина с тихим шлепком ударяется о живот, от чего с полуоткрытых губ парня слетает тихий вздох. Чонгук, напрочь забыв о всех запретах, разводит ноги хёна в стороны и садится между ними. Он разглядывает тело Юнги, очерчивает пальцами выступающие ребра и не может подавить в себе предвкушение давно забытого, но всё так же неизменно любимого вкуса миновского члена. Бросив быстрый взгляд на лицо Юнги, и удостоверившись, что он еще спит, Чонгук наклоняется к паху хёна и, не церемонясь, обхватывает губами подрагивающую плоть. Слегка сжав в пальцах мошонку и очертив языком головку, Чон услышал первый стон от спящего парня, который напрочь вышиб ему остатки мозга. Он вылизывает член, как леденец, заглатывает на половину и пропускает за щеку. Чону нравится, как Юнги мечется во сне, как изнывает от сладкой муки и стонет тихо. Интересно, что снится ему в этот самый момент? Чонгук перекатывает в руке яички и медленно насаживает отвыкшее за столько лет горло на миновский член. Он давится рвотными позывами, но упорно вбирает в себя орган до самого основания. Макне дёргается, когда чувствует зарывающиеся в его волосы пальцы, которые мягко давят на затылок в попытке задать свой собственный темп. Чонгука кроет конкретно от возбуждения, от стонов Юнги и от осознания того, что его не оттолкнули, что позволили. Он слышит сверху учащенное дыхание и стоны частые, вперемешку с всхлипами и, помогая себе рукой, доводит Юнги до оргазма, который выливается в горячее горло младшего солоноватыми каплями. Чонгук глотает все до последнего, вылизывает член начисто и только после этого поднимает взгляд вверх на тяжело дышащего парня. - Сюда иди, - хрипит Юнги и протягивает вперед руки, на ощупь, пытаясь найти Чонгука. Чон подается вперед, прямо в протянутые руки. Позволяет зарыться пальцами в волосы, ловит губами чужие губы и, нависнув над хёном, приподнимает его, упираясь стояком в округлый зад. Юнги целует медленно, самозабвенно. Сладкой патокой тянет поцелуй, что сплошь из нежности и доверия состоит. Руками скользит по подкаченному телу и ловит подушечками пальцев все переливы мускулов под бронзовой (в чем он уверен) кожей. Он медленно, неуверенно совсем, вниз по спине скользит, на пояснице застывает и с полминуты помешкавшись резинку чоновских хипсов вниз тянет. - Сними, - шепчет рвано в чужие губы. Чонгуку повторять дважды не надо, и он быстро скинув ненужную ткань, вновь жмется к Юнги. - Под подушкой, - заливаясь краской, бормочет Юнги и прячет лицо в сгибе локтя. – И не спрашивай откуда. Под подушкой Чон обнаруживает смазку и презервативы, и, тихо усмехнувшись, не говоря при этом ни слова, льнет к губам Юнги поцелуем. Чонгук чертовски хорошо целуется, о чем Мин успел забыть за проведенные без него годы. Он умело балансирует на грани грубости и ласки, то кусает губы, то нежно, почти невесомо касается их. Он распаляет и без того рвущееся наружу желание, срывает стоны, забирает их себе, а в ответ возвращает свои. Он искусно возбуждает, заставляет забыться и сгореть вместе с ним в огне страсти. Спускается поцелуями-укусами по молочной коже, вылизывает ключицы и тазобедренные косточки, опаляет горячим дыханием соски-бусинки и вновь стоящий член. Юнги плавится, словно свеча, которую к огню поднесли. Растекается лужицей, словно кубик льда, который на дне бокала остался. За собственными стонами он пропускает момент, когда Чонгук щелкает крышечкой от смазки и приходит в себя, когда по колечку мышц проезжаются холодные пальцы. - Потерпи, - шепчет Чонгук и покрывает шею Мина поцелуями, когда медленно проникает в горячее тело одним пальцем. - Потерпи, мой маленький. И Юнги терпит, скулит, от неприятных ощущений морщится, в плечи чужие ногтями впивается, но, честно сказать, расслабиться пытается. Чонгук растягивает Мина медленно, целует приторно, языком соленые дорожки с щек собирает и слова нежные на ухо шепчет, но, честно сказать, боится старшему больно сделать. Чонгук от напряжения трясется весь, когда третий палец медленно в горячую тесноту проталкивает. Он оглаживает подушечками гладкие стеночки и толкается глубже, пытаясь при этом заветную точку найти. Юнги трясет, будто от холода, хотя всё его тело словно бы огнем объято. Он хнычет тихо, в плечо Чонгуку носом упирается и чуть слышно выстанывает «ещё», когда пальцы чоновские по простате проезжаются. Чонгуку планку рвёт, когда Юнги на пальцы сам насаживаться начинает, когда скулит «Гуки, пожалуйста» и губы кусает. И, не выдержав больше, он от Мина отстраняется, чтобы презерватив натянуть. Он осторожно Юнги на живот переворачивает и подкладывает под него подушку, и на несдержанный стон старшего тихо смеется. Мажет поцелуями по острым лопаткам и толкается в растянутое колечко мышц. Юнги стонет приглушенно и себе поражается, не понимает, почему ему это так нравится, но с новым толчком его буквально по кровати размазывает, к небесам возносит. Чонгук стонет громче и развязнее, чем помнилось Юнги и от этого старшего накрывает волнами еще большего возбуждения. Чон толкается в горячую тесноту, подхватывает Мина под животом, едва ли не натягивая на себя. Он дышит тяжело и шумно, шепчет Юнги на ухо что-то едва разборчивое, но нежностью пропитанное. - Ну же, Гуки, - хрипит Мин и мечется под любовником. Чонгук правда не понимает, что имеет в виду Мин под «ну же», но истолковав по-своему, начинает буквально втрахивать хрупкое тело в кровать. И, кажется, уловив нужный смысл и подобрав нужный угол, почти довел этим Мина до финишной прямой. Юнги скулит не сдержанно и комкает пальцами простыни, пытается держать в руках утекающее сознание. Ему настолько хорошо и крышесносно, что больше терпеть нет сил, а потому - еще несколько толчков и он изливается на подложенную под него подушку. Сквозь стук в ушах и громкое дыхание он слышит короткий всхлип и чувствует, как Чонгука пробивает волной крупной дрожи. Чон кончает, уткнувшись лицом между лопаток Юнги. Он горячий и выдохшийся, а ещё очень ожидаемо тяжёлый. Чонгук скатывается с Юнги на кровать и, выдернув из-под него измазанную в сперме подушку, откидывает ее на пол. Следом, не задумываясь, отправляет использованный презерватив. - Я уберу всё завтра, - устало бормочет он и сгребает в охапку Юнги. - Если доживёшь, - шипит тот в ответ. - Я придушу тебя этой ночью. Чонгук смеётся и целует хёна в макушку, а после долго ещё выслушивает недовольное ворчание о том, что после подобных выходок не живут. - Но тебе же понравилось, - тянет Чонгук, покрывая легкими поцелуями тонкие руки старшего. - Угу, - выдыхает тот через пару минут и проваливается в сон.***
- Хён, давай быстрее, а? – кричит Чонгук на всю улицу. – Мы же опоздаем! Вечерний Сеул в декабре, словно волшебный мир, куда так отчаянно рвутся и взрослые, и дети. Дух Рождества витает в воздухе и всё вокруг буквально дышит сказкой. Юнги, сколько себя помнит, всегда любил этот период года. Любил гулять по вечернему городу, будь то Тэгу или Сеул, любил выбирать подарки и вдыхать запах свежей хвои и дурманящего рассудок кофе с пряностями. И даже, когда он больше не мог наслаждаться прекрасными видами сверкающих в огоньках улиц, его любовь к рождественским мелочам не иссякла. - Господи, - ворчит возникший рядом Чонгук. - Тата, если твой хозяин медлительный словно черепаха, это вовсе не значит, что ты должна быть такой же! - Не повышай голос на моё сокровище, - хмыкает парень с нежно мятным цветом волос и темными очками на носу, и наклоняется к идущему рядом чёрному лабрадору. – Успеем мы, Чонгуки, не переживай. - Итак, - радиоведущий приглушает музыку и устремляет взор на сидящих напротив парней, у ног которых дремлет собака. - Это первый твой эфир в качестве гостя, правда Юнги? Не страшно? - Да, это действительно так, - Юнги смеётся тихо и продолжает. - Знаешь, хён, сидеть в кресле гостя намного волнительней, чем в кресле ведущего. Наверное, это потому, что теперь мне придется отвечать на все задаваемые вопросы. - Хах, да, думаю, ты прав. Но прежде чем мы начнём у меня есть вопрос лично от себя. Не против? - Нет, конечно. Задавай. - Помнится, я приглашал тебя одного, - ведущий смеётся в микрофон. - Но ты притащил с собой Чонгука и собаку. - Донхёк хён, - обиженно тянет Чонгук. - Ты что-то против имеешь? - Я конечно же не против, но хотелось бы узнать причину. Да и, думаю, зрителям тоже интересно. - Всё просто, - Юнги улыбается и гладит собаку, что примастила свою морду, на его коленях. - Мы с Чонгуком решили стереть наконец все недопонимания и рассказать всем, что мы соулмейты и мы вместе. Ну, а Тату просто не с кем было оставить. - Вот ничего себе, - Донхёк присвистнул от удивления. - По всему миру сейчас зарыдали фанаты... Ну, а если серьезно, то примите мои поздравления. И в честь этого давайте послушаем что-нибудь пропитанное страстной романтикой. BOBBY –FIREWORK на волнах радио «FireHit», не переключайтесь. - У нас остались считанные минуты до конца эфира и я задам последний вопрос от слушателя с никнеймом «Rickey729», - ведущий открывает диалоговое окно на мониторе ноутбука и читает сообщение: «Привет Чонгук и Юнги-оппа, меня зовут Ханна и я большая ваша фанатка! Мой вопрос до банальности прост и я вовсе не хочу лезть в дебри ваших отношений, проблем и твоей, Юнги, болезни. Просто скажите, что сделало вас счастливыми в уходящем году? Спасибо и с наступающим Рождеством.» - Какой хороший вопрос, - улыбается Донхёк. - Спасибо Ханна, что интересуешься не только личной жизнью парней, но и тем, что делает их счастливыми. Ну и, ребята? - Ох, ну, год был долгим, - начинает Чонгук. - И в нем было много счастливых моментов… - Но, я думаю, что какой-то момент был особенно счастливым для вас? Чон переводит взгляд на сидящего рядом Юнги и ловит его нежную улыбку. - Да, - выдыхают оба одновременно. - Когда я увидел его/Когда он увидел меня.