Параметры жизни

Война оставила глубокие борозды шрамов на каждом: на вечно улыбающейся Джинни, которая сейчас замкнулась в своих рыжих кудрях и кусается, лишь чувствуя приближение кого-то живого; на ее зачастую туговато соображающем брате – Уизли, кажется, прибавил в весе и с головой ушел, как ни странно, в семью; на нежнейшем цветочке Грейнджер, что пуще прежнего носа не высовывает из дряхлых учебников; на учителях и учениках, потерявших друзей, однокурсников, родных; на Гарри Поттере, который вроде как даже постарел на десяток лет, хороня близких одного за другим; на Драко Малфое – лицемерном, платиновом ублюдке, который, полупрозрачный и совсем поникший, уже и ублюдком-то не казался. По его бледной груди прошелся Волан-де-Морт, рукой самого дорогого человека вырисовывая поперек лишь две глубокие магистрали Сектумсемпры. Но важно не это. Имеет значение лишь то, что, обойдя все запятые, вопросы и восклицания, Хогвартс оставил после себя лишь троеточие – говоря, мол, «Это не конец!», воспитывая новых и новых прекрасных волшебников внутри своих каменных (как оказалось, нерушимых) стен. Со временем притихшие в уголках коридоров звуки снова заставляли стекла в окнах дребезжать, преподавателей – ругаться, а Поттера - счастливо улыбаться. Хогвартс не забыл пролитую кровь, но словно бы ожил: все волны улеглись, умолкли даже всплески и брызги малиновых рассветов снова прятались за занавесками в уютных комнатах замка. Картины снова вели нескончаемые беседы с первокурсниками, лестницы путались между собой, юные волшебники жаловались на кипы домашней работы – все вернулось на круги своя. Не вернулся только Малфой. - Ты вообще собираешься выходить? – ворчит Забини, устроившись на уголке широкой кровати распластавшегося в позе распятой звезды лицом вниз Драко. - Отстань. - Да брось! Гринграсс ждет тебя! Ты ей обещал, черт возьми! – вскипает Блейз, битый час убеждая сокурсника выйти из четырехгранника, пропахшего его, Малфоя, шампунем. В ответ парню последовала тишина. – Ну и сиди здесь, придурок! Я скажу Астории, что ты идиот, и сам буду танцевать с ней, понял? – Снова тишина. – Вот и отлично. Дверь хлопнула, и Драко, наконец, перевернулся на спину, уткнувшись невидящим взглядом в серый потолок, разыскивая там карты затонувших давным-давно кораблей. Двадцать минут назад начался вечер, посвященный полному восстановлению стен школы и покойным директорам. Не прийти туда было бы великим неуважением к администрации школы, к сокурсникам, но Малфой (учитывая его испытательный срок в Министерстве) имел глупость нагло отказаться от танцев с красавицей Асторией и пропустить сие мероприятие. «А смысл? Снова выслушивать длинную речь о том, какой я и мои родители чудовища? Мне, конечно, плевать, - быстро спохватился он, напяливая маску «Мне никогда нет дела до вашего мнения», - но идти туда бессмысленно» Все, чем дорожил блондин, превратилось в хлам в его же глазах, когда его главный враг, преследующий Малфоя с самого первого курса, сделал все, чтобы Министерство помиловало Нарциссу и Драко от лишения магии и сократило срок (как бы то ни было странно) для Люциуса. Еще полгода после скандальной строки в «Придире» к великодушному Поттеру прилетали стаи сов с гневными письмами родителей умерших на Бойне. А Гарри все стоял на своем: - Драко ни в чем не виноват! Слышите? Ни в чем! Малфой разглядывал незапертую дверь, через которую в комнату врывались потоки влажного холодного ветра, пропитанного запахами осени и Хогвартса. Над головой шумели кружащие в танце пары, с кем-то разговаривала Минерва, наблюдая за ставшими родными детьми. «Где-то там кружит и Поттер…» - подумал блондин и не сразу заметил стук в приоткрытую дубовую дверь. - Почему ты не наверху? – возмутился Гарри, вошедший в запретную для Гриффиндорца секцию. Малфой вздрогнул, впиваясь взглядом в мага. На его подтянутом теле красовался костюм, слегка несвойственный Хогвартсу – строгий, черный, с расстегнутой на верхнюю пуговицу белой рубашкой. И Драко даже на долю секунды задумался «А Поттер ли это?», но вечное «гнездо» на голове выдавало в нем того самого мальчишку. - Какое тебе дело? – скривился платиновый блондин. – И что ты вообще забыл в крыле Слизерина, шрамоголовый? – парень приподнялся на локтях. - Прекрати это, - шепнул вмиг ставший серьезным Гарри, запирая дверь за своей спиной и приближаясь к Слизеринцу, что разлегся на скомканной простыне в растянутой футболке и домашних штанах – так несвойственно убежденному аристократу. - Прекратить что? – Голос предательски дрогнул. – Чего тебе надо, Поттер? – Его раскрыли слишком быстро. - Прекрати этот цирк! – рявкнул брюнет, присаживаясь на край кровати, рядом с худыми лодыжками Малфоя. – Тебе больно? - Гриффиндурок, ты совсем поехал! – прыснул Слизеринский Принц, молясь скрыть нарастающую внутри истерику. Он уже давно не тот хладнокровный Малфой. – Мне больно только от твоего вида, - продолжал парень, усаживаясь на постели, взмахивая тонкой рукой, которую Поттер тут же поймал в кольцо сильных пальцев, непроизвольно сжимая так, что наверняка останутся синяки – лишь бы снова не сбежал. - Выключи напыщенного индюка! Самому не надоело? – кричит Гарри, вглядываясь в омут черных зрачков, окаймленных ртутным туманом радужки – на дне плещутся в адском котле страх и его собственные демоны. – Мы оба знаем, что ты не такой! - Ничего ты не знаешь, Поттер, - выплюнул блондин, из последних сил храня свой образ гадкого аристократа. - Тогда расскажи мне, Драко. Пожалуйста, - шептал Гриффиндорец, придвигаясь ближе к уже не сопротивляющемуся, такому хрупкому и отчаянному Драко, чувствуя его прерывистое дыхание у себя на щеках. В последних момент Принц мотает головой, вырывая запястье, и хватается за голову, сжимая тонкими пальцами шелковистые отросшие волосы: - Засунь свою благодетель куда подальше! Со своими подачками и жалостью! – кричит, бьется в невидимой агонии Малфой, зажмуриваясь, желая оказаться у камина в своем фамильном Мэноре, но вот беда – Мэнор разрушен и Драко уже никуда не деться от этих пронизывающих насквозь малахитовых глаз. – Оставьте меня в покое! – Сжимается в крохотный комок, вспоминая те нападки Гриффиндорцев и Министерства, всплески ярости Нарциссы. – Оставьте… - шепчет, выдыхаясь окончательно, давясь отчего-то проступившими слезами, закрывая бледное, с впалыми щеками лицо руками. - Драко… - шепчет Поттер, кладя шершавую огромную ладонь на острую скулу Принца, чувствуя под ней судорожные всхлипы. В тот момент Драко решил не скрывать. Не плести интриги, не искусно врать, глядя в доверчивые глаза, не вязать плотную шаль из иллюзий для самого себя. Все потом – он снова скажет, что Малфои никогда не плачут, что Поттер полнейший идиот, раз поверил в этот бред, что Драко абсолютно наплевать на искалеченные жизни вокруг. А сейчас… - Я так не могу, Гарри… - на выдохе произносит он, и его тут же вжимают носом в крепкое плечо, обнимая, притягивая еще ближе - ближе к сердцу, что так отчаянно пытается унять биение чужого. Принц впивается ногтями в оголенную шею, которая так сладко пахнет чем-то домашним, которая кажется сейчас такой родной, что объятия Гриффиндорца оказываются единственным пристанищем слез, скрытых ранее от всего мира. – Я так устал! Я так виноват… перед тобой, перед Уизли, перед всеми вообще! – всхлипывает блондин, и Гарри чувствует запах кофе и корицы. – Прости. Прости меня… я так ви… - Ты ни в чем не виноват, Драко, - раздается из-за спины хриплый голос. – Ты ничего не мог поделать. Не вини себя в этом, пожалуйста, - Поттер развеивает окольцевавшее подрагивающее тело тепло, хватая влажное от слез лицо ладонями. – Ты не убивал Фреда, ясно? – вкрадчиво, борясь с собственным желанием разрыдаться от тоски по веселому близнецу, произносит Гарри, заглядывая в широченные зрачки напротив. – Ты не убивал Дамблдора! Ты не такой, как Реддл, как Пожиратели! Ты другой! – подбирая слова, запинаясь в своей обычной манере, шепчет брюнет и легко касается губами виска с короткими светлыми волосами. – Ты совсем другой… - Я не… - Драко зажмуривает глаза, отказываясь верить в то, что он вообще сейчас это делает – как глупо! Изливать душу Поттеру! – Я предал их всех… Я… я предал тебя! – Одними губами. На изнанке тонких век с ветвлением капилляров, как по заказу, появляются слишком ожесточенные воспоминания: вот здесь Малфой остервенело разбивает костлявым кулаком смазливую поттеровскую мордашку; вот здесь они вместе хохочут над чем-то настолько глупым, что это в какой-то момент стало смешным; здесь Гарри, наконец, решается признаться, а Драко принимает себя, свое нутро, такое несвойственное безупречному роду Малфоев, снимая и растаптывая закостенелую маску «Ебал я твое существование, я – Малфой!». А где-то совсем глубоко – не в голове, а в худой груди – оживает восторг от длинных пальцев на бледном теле, от поттеровских губ, которые были нигде и везде одновременно, от изумрудных глаз, изучивших каждый миллиметр белого шрама поперек ребер. - Ты сделал это ради семьи. Ты любишь их, - тепло улыбнулся Гарри, который раз за разом поражался тому, каким хрупким может быть Драко – коснись, и рассыплется. - И тебя, - давясь слезами, борясь со смущением и стыдом, – это ж надо! Точно как девчонка! – шепчет Слизеринский Принц, даже не сразу понимая, что только что сотворил, кладя худые пальчики поверх огромной ладони на своем лице. - Что? – хмурится Поттер, не веря своим ушам. – Что ты сказал? - Ничего, Гриффиндурок, - фыркает Драко, отстраняясь и вытирая влажные щеки рукавом, чего бы никогда и ни за что не сделал раньше. – Идиот! Гарри заливается смехом, а блондин смотрит на него, как на сбежавшего из Мунго: - Совсем стукнулся, шрамоголовый? – интересуется Принц, принимая более-менее опрятный вид. - Я люблю тебя, - с заалевшими щеками и широченной улыбкой Чеширского кота произносит Поттер и целует Малфоя куда придется – в скулу, в шею, ключицу, в лоб или нос, оплетая его тело руками и ногами, нависая сверху. - Отстань, придурок, мне щекотно, - хмурится без толики злости или раздражения Драко. Хмурится, просто потому что он такой. Потому что Малфой. Гарри трется носом о по-девичьи нежную щеку платинового блондина, зная, что он это любит, хотя никогда в этом не признается, покрывает длинную шею легкими поцелуями, а когда Принц сам вытягивается под ним, предоставляя большее пространство, требуя больше внимания, кусает за острую ключицу, тут же зализывая малиновый след. - Я не виню тебя, - медленно произносит Поттер, проводя ладонями по тонкой талии Принца, подминая его под себя. – И никто не винит по-настоящему. Просто… - он задумался, подбирая правильные слова, нависая над подтянутым прекрасным телом, - просто все до сих пор скорбят. Драко, мы все потеряли кого-то важного, - произнес он и подцепил пальцами край растянутой серой футболки Малфоя, предварительно скинув со своих плеч пиджак, словно каменную мантию. Блондин, было, раскрыл рот, собираясь перечить Гриффиндорцу (Гарри на сто процентов знал заранее, что тот ответит), и тот пресек попытку на стадии зародыша: - Нет, Драко, ты тоже. Ты любишь отца, как бы ты ни хотел верить в обратное, себя не обманешь! Слизеринец стих, уставившись на брюнета своими невозможными ртутными глазами, переваривая только что услышанное, а потом вдруг вздохнул глубоко и тихо-тихо произнес: - Ненавижу, когда ты это делаешь. Поттеру нравилось, когда наедине они избавлялись от своих масок приличия и прочего дерьма и становились самими собой, не стесняясь своей сущности. - Делаю что? – нахмурился он. - Умничаешь, - буркнул, насупившись, Драко. - Да ты что, - ухмыляется брюнет, стягивая серый трикотаж с крепкого тела, отправляя в путешествие на холодный каменный пол. - А что еще ты ненавидишь? – Спускаясь поцелуями от виска до плеча, оттуда – к бледной, чуть ли не прозрачной груди. - Не надо! – подрывается Драко, рефлекторно упираясь руками в чужую макушку, отталкивая дальше от уязвимого местечка. – Не надо там… Гарри сдвигает брови к переносице, непонимающе глядит на Принца, на его беспрекословное тело, словно бы оно – лучшее произведение вселенной. Острые черты лица, легкая щетина, длинная шея, выступающие ключицы с впадинкой между, которую так и хочется лизнуть, поцеловать, крохотные горошинки сосков, нежно-розовые, твердые, узкая талия, торс с виднеющимися кубиками пресса, дорожка бледных коротеньких волос, уходящая от аккуратного пупка куда-то в невиданные (вернее будет сказать, виданные, но уже очень давно) дали за широкую резинку домашних штанов. Чарующий образ дополняют две тонкие полосы шрамов, держащие путь через грудную клетку по животу. Поттер касается пальцем одного из них, и Драко снова дергается, избегая контакта. - Прости меня, - Гарри прекрасно помнит, что это он оставил две эти отметины на идеальном теле Слизеринца, помнит, как страдал после. – Я не хотел… - Устало потирает переносицу, откладывая очки на прикроватную тумбу. – Ты теперь боишься меня? – с толикой надежды парень всматривается в суженные глаза Принца, с ужасом ожидая ответа. - Не мели чепуху, Поттер. – Лицо Малфоя скривилось. – Боюсь? Ха-ха! Они уродливые, - сглатывая ком в горле, произносит блондин, наблюдая за тем, как меняется выражение смазливого личика брюнета. – Я уродлив с ними, Гарри. Но я не виню тебя, я сам… - договорить он не успевает, прерванный порывистым глубоким поцелуем. - Уродливый? Что ты несешь, глупый Хорек? – отстранившись, чеканит Поттер. – Ты прекрасен. Клянусь, ты – самое прекрасное, что я когда-либо видел, - проводя пальцем вдоль каждой бледной полоски, ловя губами сдавленные вздохи Принца, как в мантре шепчет Гриффиндорец. – Такой красивый… Мальчик-который-выжил очерчивает самым кончиком влажного языка каждый изгиб белой отметины, оставляя после себя тут же холодеющую дорожку. Обладатель прекрасных магистралей Сектумсемпры извивается под осторожными касаниями, все еще упираясь дрожащими руками в лохматые вихры, нагло отказываясь от настойчивых ласк, но продолжая судорожно втягивать горячий воздух через ноздри, выгибаясь, подставляя грудь или торс, следуя за Гарри, кусая потрескавшиеся губы. - Такой… - Зубами цепляясь за пояс штанов, стягивая вниз, оставляя на Слизеринском Принце лишь обтягивающие крепкий стояк боксеры. – Невозможно… - пальцем оттягивая край резинки, слизывая капельку смазки с тут же показавшейся головки. - Мерлин тебя подери, Поттер! – вскрикивает Малфой, непроизвольно вскидывая бедра вверх, ближе к волшебнику, пропитываясь насквозь ласками Мальчика-который-уже-совсем-не-мальчик-который-выжил. Гарри улыбается, избавляя податливое тело от последнего предмета уже совсем ненужной одежды, и расстегивает пуговицы на своей рубашке. Брюки смертельно давят, ширинка жмет неимоверно, эрекция уже доставляет боль, но сейчас целевое – удовольствие блондина с слегка заалевшими щеками. Язык шустро проходится по всей длине ствола, огибая каждую вздувшуюся венку, а Малфой стонет, закусывает ребро ладони, но и то не помогает – снова стонет несдержанно и потом кусает губы, наказывая самого себя. Слишком ярко, слишком нежно, слишком остро, слишком долгожданно, слишком… Слишком много слишком! Поттер обхватывает плотным кольцом лишь только головку, аккуратно вылизывая крошечное отверстие уретры, затем вбирает глубже и глубже, пока головка не упирается в горло и не приходится его расслабить и заглатывать дальше – на всю длину. Драко мечется по постели, сжимает одной рукой и без того смятую простынь, пальцами другой зарываясь в гнездо непослушных темных отросших волос, надавливая на затылок, приказывая и умоляя двигаться глубже, быстрее, ближе, направляя. Приятная тяжесть снова опускается на язык, губы растягиваются вокруг, горло саднит, но цепкие пальцы в волосах насаживают все резче, и теперь не Гарри отсасывает Слизеринскому Принцу, а тот беспардонно трахает его в рот, подмахивая бедрами в такт, притягивая чужую голову за намотанные на кулак вихры. Поттер стонет, и вибрация голоса волнами растекается по телу Драко. Он выгибается, хрипит надрывно, тянет брюнета за волосы наверх и впивается ожесточенным поцелуем в раскрасневшиеся губы. - Не могу больше… - шепчет он, задыхаясь. - Чего ты хочешь, Драко? Попроси меня, детка, - наглеет Гриффиндорец, рискуя лишиться собственного хозяйства, вылизывая раковину, кусая мочку уха стонущего под ним Малфоя. - Никогда в жизн-а-а, - вскрикивает Принц, когда Поттер через слои грубой одежды прижимается каменным стояком к чувствительному телу. Замок на ширинке царапает нежную кожу на внутренней стороне бедра Малфоя, но тот обхватывает ногами торс волшебника и прижимается ближе. - Ну, как хочешь… - довольно произносит Гарри, большим пальцем проводя по нижней искусанной в кровь губе Слизеринца. – Тогда я могу идти? – Продолжая ритмично касаться брюками трепещущего нутра, имитируя толчки. Платиновый блондин смотрит доверчиво в зеленые глаза своими затуманенными ртутными, приоткрывает рот и лишь слегка высовывает розовый нежный язычок. Поттер ухмыляется и кладет средний и указательный на теплую влажную поверхность, тут же сплетаясь ими с языком Принца, играя, пока Драко, блаженно прикрыв глаза, посасывает их. - Так чего же ты хочешь, милый? – предательски дрожащим голосом хрипло выдает Поттер, вынимая фаланги из приятной тесноты Малфоя, принимаясь оглаживать влажными пальцами истерично сокращающееся колечко мышц. Слизеринца сгибает пополам лишь от легкого касания. Он стонет охрипшим голосом, хватается пальцами за шею Гриффиндорца и шепчет еле слышно, с трудом выговаривая каждую букву: - Я хочу тебя, Гарри. Пожалуйста, - впиваясь в его губы своими. Тормоза срывает с корнями, Поттер сдавленно гортанно стонет, одной рукой расстегивая ремень, не прерывая поцелуй, сталкиваясь языками и зубами. Звякает пряжка, молния на ширинке, и брюнет облегченно вздыхает, стягивая брюки и боксеры лишь немного – чтобы не царапали Принца и не мешались. Драко царапает голую грудь волшебника, в котором сейчас нуждается ровно столько, сколько в воздухе, поддаваясь навстречу уже двум пальцам внутри ритмично сжимающегося отверстия. Терпение не резиновое, и у Малфоя нервы сдают раньше: он прижимается грудью к Гриффиндорцу и шепчет хрипло, ведь по-другому уже не выходит – «Гарри, я больше не могу… Пожалуйста, папочка…». Ровно через мгновение Мальчик-который-выжил утробно рычит, в последний раз двигая пальцами внутри, и приставляет подрагивающую головку к сокращающемуся колечку, ловя разочарованные и восхищенные стоны ртутноглазого губами. Лишь немного входя или проводя адскую трассу между раздвинутых шершавыми пальцами круглых, идеальных ягодиц, Гарри мучает Принца, затем шлепает несильно по упругой половинке и врывается внутрь, закусывая губу, закатывая глаза в микро эйфории. Драко давится стоном, впиваясь короткими ногтями в плечо Поттера через так и не снятую рубашку. - Детка, я так соскучился… - шепчет Гриффиндорец, вколачиваясь в податливое тело. Ни боли, ни мыслей, ни воздуха нет для Малфоя – только тепло, пошлые-пошлые шлепки тела о тело и остервенелые поцелуи, когда Гарри кусается и сразу слизывает кровь и хриплые вздохи одновременно. Где-то в бальном зале кружатся в танце Блейз и Астория, а здесь, в этой маленькой комнатке, жарко, душно, невыносимо сладко пахнет сексом и Поттером, кровать скрипит, будто вот-вот развалится в щепки, но кого это волнует? - Гарригарригарри, - невнятно шепчет Драко, царапаясь и кусаясь, подмахивая бедрами в такт толчкам, прижимаясь ближе. – Сильнее… Еще… - хрипит, находясь в шаге от смерти и оргазма одновременно. – Святая Мантикора, Гарри! – выкрикивает он, когда брюнет вгрызается в его шею, оставляя свои собственные фиолетовые отметины, которые Малфой ни в коем случае не позволит свести. – Гарри-а-а-х! – не успевает договорить Слизеринский Принц, закатывая глаза, раскрывая рот в немом крике, утопая в экстазе, истерически сокращаясь вокруг члена Поттера и изливаясь, пачкая в теплой сперме обоих. - Я люблю тебя, детка, - вдалбливаясь в истосковавшееся по Гриффиндорцу тело, шепчет он, ощущая тесноту внутри, и через пару толчков догоняет Драко в его же игре, изливаясь внутрь, обжигая малфоевское аристократическое нутро. - Я знаю, - шепчет Принц сорванным голосом и тянется за последним поцелуем в приторно сладкой истоме.