***
Ли Джихуну спалось неспокойно уже четвертый день. Три ночи он провел в какой-то полудреме, ворочаясь с боку на бок. Абсурдное состояние дискомфорта доходило до того, что язык во рту казался неудобным. Но сегодня, как только стемнело, по информационной панели сообщили, что возможны непродолжительные колебания поверхности флота в связи с прохождением метеоритной зоны. Такое случается пару раз в год. Джихун лишь тяжело вздыхает. Значит, и сегодня сна ему не видать. Он читал в оцифрованных вариантах давно позабытых человечеством бумажных новостных интерфейсах с Земли (тогда это еще называли «газетами») о маленьком островном государстве Японии. Ее потряхивало, чуть ли не каждый день. Как люди могли жить на постоянно трясущейся поверхности, не страдая от хронической мигрени? Посуда на кухне слегка позвякивала, создавая иллюзию присутствия другого человека. Вот где-то в недрах кладовки с грохотом упала швабра. Джихун накрыл голову подушкой, но мелкие вибрации все равно оказывали далеко не успокаивающий эффект. В такие моменты он чувствовал себя настолько одиноко и ничтожно, что мечтал провалиться в черную дыру и исчезнуть, не оставив за собой и пылинки. Эта тряска как бы напоминала ему, что он все еще находится на борту огромной металлической тарелки, которая плывет в черной бесконечности куда-то. А ему просто «посчастливилось» родиться именно в это время, когда вокруг все пропитано чувством ожидания не ясно чего, разбавленного жалкими попытками имитировать полноценный жизненный цикл. На секунду все стихло, лишь кондиционер над головой Джихуна непрерывно гудел, перегоняя прохладный воздух. Затем трясти начало вновь, с удвоенной силой. Будто кто-то хотел вытряхнуть несчастного парня из собственной квартиры как мусор из ведра.***
Вибрации уже почти не ощущались и Джихуна начинала окутывать дрема, когда в прихожей что-то рухнуло на пол, послышалось шипение и длинная череда неразборчивой ругани, хлопанье входной дверью. Затем звук шаркающих шагов пронесся по коридору и стих где-то в районе кухни. Момент: и Джихун уже на ногах. Он так давно ждал эти шаги, слишком давно. У холодильника стоял Квон Сунен в пыльных кожаных штанах и коричневой куртке с заплаткой на локте в виде воздушного шарика. На покрытом пятнами от машинного масла лице блестели покрасневшие от усталости и постоянной смены давления глаза, но при виде щурившегося Джихуна в дверях в них загорелся хитрый огонек. — Я высадился с шаттла пару часов назад. Успели до появления первых летающих глыб, — начал Сунен, почесывая сальные волосы на затылке, — моя коммьюника разрядилась, я не смог позвонить. В городе связь сейчас совсем барахлит, сам знаешь… — Я знал, что ты вернешься. Слышал, что все корабли отозвали на время, — Джихун осторожно приблизился к Сунену, морщась от едкого запаха уранового топлива. Знал бы кто, как переполняющее чувство счастья заставляло сердце Ли биться быстро-быстро. Когда между ними остался шаг, он остановился, оглядел измученного службой пилота исследовательского корабля «Earth-C2». Гордое звание было выбито на болтающейся на единственной нитке алюминиевой табличке на груди. Джихун хотел было напомнить ему пришить ее по-человечески наконец, когда взгляд его упал на коричневый чемодан, лежавший у ног пилота. Старая кожа облупилась по краям, от некогда существовавшей ручки остались лишь две алюминиевые петли. — Снова сувенир? — кивнул на чемодан Джихун. — На этот раз кое-что особенное! — улыбнулся пилот и щелкнул пальцами. После бесчисленных безделушек вроде чашек с отколотыми ручками, ржавых замков, игрушечных солдатиков и сплетенных из ниток браслетов Ли уже перестал верить, что на планете, некогда населенной миллиардами людей, осталось хоть что-то кроме бесполезного мусора. Эти побрякушки даже крошечные музеи в свой фонд не брали. Но по восторженному выражению лица Сунена можно было судить, что это и впрямь что-то интересное. Квон снял куртку, повесил ее на стул и, вынув из верхнего шкафа полотенце, намочил его под краном. Вытерев лицо и руки, он присел на корточки и жестом пригласил Джихуна подойти ближе. Тот придвинул себе стул, и, возвышаясь над копошащейся фигурой пилота, сел рядом. Старые петли чемодана жалобно скрипнули, с трудом открылась крышка, открывая взору содержимое. Ли хмыкнул и нагнулся, чтобы рассмотреть странный агрегат. Внутри чемодана лежала деревянная коробка с черным кругом на ней, похожем на тарелку. Как оказалось, он крутился. Над кругом нависала подвижная трубка с маленькой иглой на конце. Сбоку располагались три кнопки, на месте, видимо, четвертой зияла дыра. Откуда-то из днища этой странной коробки тянулся провод питания старинной модели, насколько было известно Джихуну, использовавшийся еще до времен третьего земного Ресурсного Кризиса. — Это похоже на машину для приготовления оладьев, — заметил Ли. — Я спросил Сынчоля. В этот раз он был со мной на рейде. Эта штука способна проигрывать музыку. Как коммьюника. — Каким это образом? — спросил Джихун, хмурясь. — Неси эту штуку в спальню, только аккуратно. Я мигом, сам все увидишь, — Сунен поднялся на ноги и засеменил в коридор, обратно к прихожей. Судя по звукам, он рылся в своем дорожном рюкзаке. Джихун хотел было подхватить агрегат, но тот оказался крайне тяжелым и он, пыхтя и тужась, поплелся с ним в сторону комнаты. Поставив раскрытый чемодан на стол, он уселся на стул и стал вглядываться в дырку на месте, видимо, некогда существовавшей кнопки. Внутри при свете настольной лампы виднелись ржавые шестеренки, сделанные еще из земного железа. Он хотел было просунуть туда палец, но в комнату зашел Сунен, неся в руках огромный черный диск и самодельный переходник электропитания. Их для любителей доисторической земной техники собирал Сынчоль, чтобы те могли насладиться процессом самостоятельной глажки одежды таким диковинным приспособлением, как утюг. Пилот положил черный диск поверх вертящегося круга, с некоторым усилием воткнул вилку в переходник, затем подключил его к блоку питания в столе. Пару секунд ничего не происходило. Двое замерли в ожидании. Вдруг, будто производя усилия над собой, круг вместе с диском начали медленно крутиться вокруг своей оси, потихоньку набирая скорость. Джихун тут же навострил уши и даже немного наклонился. Ни намека на исходящие от коробки звуки не было. Сунен увидел озадаченный взгляд Джихуна, ухмыльнулся и, словно показывая фокус, театральным жестом повернул трубку, висящую над крутящимся кругом, и опустил ее так, что конец иглы коснулся диска. Вдруг из недр коробки что-то зашуршало, она начала издавать какие-то кашляющие звуки, на секунду стихла… Чуткие уши Ли уловили звуки какого-то незнакомого музыкального инструмента, мелодия… У него сжалось все внутри. Он знал, что это. Сынчоль рассказывал ему, бывало, когда Джихун наведывался к нему в мастерскую по выходным. Молодой конструктор пытался имитировать звуки на современной машине, умеющей, однако, создавать лишь жалкое подобие. Аналогов в современном путешествующем в космосе «мире людей» необыкновенному инструменту не было. Не осталось тех, кто знал, как воссоздать инструмент, как создавать такие мелодии. Человечество, в принципе, не знало «той» музыки. Сейчас все слушали четкий ритм, бит, бой барабанов, имеющий лишь разный темп. Иногда композиции дополняли свистом маленьких примитивных дудочек. Это все, что удалось тогда сохранить и это все, что сегодня имело человечество на руках. Это сегодня называлось музыкой. «Фортепиано» — утраченный нынешним поколением инструмент, издающий необыкновенные звуки, которые мастера превращали в мелодии природы, мелодии жизни. За десятки лет ни одна экспедиция так и не смогла найти ни одного фортепиано или чего-либо похожего. Культовый для людей земной эпохи музыкальный инструмент таинственным образом не оставил о себе и следа. Только картинки в детских книжках, хранящихся в музеях на флоте. А услышать его возможно лишь в последних эфирных записях с орбитального радио, перед тем, как Земля стала необитаемой. Сынчоль часто делился своей теорией о том, что после того, как люди покинули свою планету, кто-то целенаправленно выкрал все-все фортепиано, а может, и еще кое-что. Кого-то это смешило, кого-то заставляло задуматься, некоторые поговаривали, что «земные» сами уничтожили эти штуковины. Теперь же оно во всей красе звучало в маленьком помещении, создавая атмосферу какого-то невероятного волшебства, а сердце наполнялось необыкновенной легкостью. Параллельно с фортепиано слышался ненавязчивый ритм, отбиваемый на барабане. «Значит, эта музыка была создана уже в конце 20-го земного столетия, не такая уж древность», заметил про себя Джихун. Сунен лишь тихо опустился на край кровати, и, казалось, даже не дышал. Несколько секунд спустя послышался голос, прорывающийся откуда-то из глубины. Вот он уже четче, уже можно разобрать слова. — Язык инглов, — шепнул Джихун. — Ты понимаешь, что он за слова он произносит? — поинтересовался пилот. — Он поет, Суненни. Он поет. Джихун с упоением и детским, дурманящим восторгом смотрел на крутящийся круг и слушал. Из людей, живущих сейчас на огромной металлической имитации Земли, умением по-настоящему петь уже много столетий не обладал никто. Да и не до пения было в те года, когда люди боролись за жизнь среди черной пустоты. — Малыш, Уджи, ты что, плачешь? — Ты тоже плачешь. Сунен тихонько засопел, но все же переспросил: — О чем он поет? — О мире на планете Земля, о его мечте, что когда-нибудь страдания людей того времени закончатся, он зовет всех верить в это вместе с ним. Да, так и есть. Это простой язык, Сунен, простой… — Джихун содрогнулся от всхлипа и замолчал, закрывая лицо руками. — Знал бы он тогда… Они сидели в тишине и слушали незатейливую песню мечтателей того времени, когда люди еще ходили по Земле, чувствовали твердую почву под ногами, видели настоящее небо и верили в будущее без бед. Они все были похожи на тех людей, которыми являются Джихун и Сунен и все остальные два миллиарда таких же, но нынешнее население межконтинентальных флотилий уже два тысячелетия не знает, что такое жить на собственной планете, вдыхать чистый воздух или глядеть в голубое небо высоко над головой. Короткая песня быстро закончилась, было слышно лишь мерное шуршание. Двое в комнате слушали мелодию собственной души, хранившей давно утерянные воспоминания, в абсолютном молчании.