Спаси меня

      Вынырнув из сна, Сэм ещё несколько минут лежал без движения с закрытыми глазами. Всё тело затекло, будто остаток ночи провело в одном и том же положении, и Винчестеру потребовался десяток секунд, чтобы понять, что именно так и произошло: на его груди лежало что-то тёплое и тяжёлое и размеренно посапывало. Постепенно к Сэму вернулись воспоминания прошедшей ночи, и он обеспокоенно нахмурился, наконец разлепляя веки, и поднял правую руку, зарываясь ею в волосы Габриэля. Архангел мирно спал, и его лицо выражало светлую безмятежность. Сэм чуть улыбнулся и мягко оторвал руку от ангельских кудрей, смотря на наручные часы. — Десять ноль три, — обречённым шёпотом подытожил он. Хотелось поваляться ещё, но душ сам себя не примет и завтрак сам себя не купит. Аккуратно высвободившись из цепкой хватки руки Габриэля на его талии, Сэм медленно выполз из постели и накрыл архангела одеялом. Тот продолжил спать как ни в чём не бывало. Сэм мысленно одёрнул себя. Сейчас для Гейба сон — спасительный маяк, поэтому неизвестно, сколько ещё архангел так проспит. Нахмурившись своим мыслям, Винчестер взял чистую рубашку и скрылся в ванной. Через пятнадцать минут, посвежевший и пободревший, Сэм вышел из комнатки в сопровождении клубов дыма и, одевшись полностью в коридоре и схватив бумажник и ключи, покинул номер. *       Габриэль проснулся от того, что перестал чувствовать себя уютно и безопасно. Резко распахнув глаза, он сел на кровати и огляделся вокруг себя: он всё ещё находился в том самом мотельном номере, куда его и Каса вчера притащили Винчестеры, однако он был… пуст. Архангел инстинктивно натянул на себя одеяло и прижался спиной к холодной спинке постели. Голова гудела, и одна-единственная мысль билась в ней, как шарик в стеклянной банке: его бросили. Снова. Ну конечно, кому он нужен, забитый, запуганный и неспособный защитить ни себя, ни брата. Его даже архангелом-то теперь с натяжкой можно назвать. Просто крылатый комок беспомощности и бессилия, символ ничтожности и разочарования. Как Отец мог допустить, что его сын — пусть не самый примерный и покорный — растерял всю божественность и вынужден балансировать на грани между человеческой жизнью и ангельской смертью? Вдруг комната показалась Габриэлю донельзя тесной и душной, яркий свет утреннего солнца неприятно стрелял в глаза, холод от постели пробежал по позвоночнику архангела, заставляя съёжиться и зажмуриться. Ниточки мыслей спутались в комок, перебивая и перекрывая друг друга, но сквозь шум в собственной голове Габриэль смог различить шёпот, похожий на шипение змеи: — Здравствуй, Габриэль.       Габриэль непроизвольно отпрянул от источника звука, притягивая колени к груди и опуская плечи. Голос Асмодея казался настолько реальным, что архангел боялся даже повернуть голову, чтобы убедиться в обратном. «Этого не может быть», — твердил про себя Габриэль. — «Асмодея здесь нет. Здесь никого нет. И Сэма тоже…»       Комната перед глазами поплыла, и Габриэль обнаружил себя на красном ковре в противно светлой комнате, которую невозможно было не узнать. Никто, кроме Асмодея, не обладал таким поганым вкусом и ненормальной манией к белому. Габриэль по-прежнему сидел, обхватив руками колени. Что произошло? Почему он снова здесь? Где?.. — Наверное, тебе очень интересно, где твои любимые Винчестеры, Габриэль, м? — Асмодей оказался прямо перед лицом архангела. Габриэль испуганно подался назад и ударился обо что-то довольно острое, что было странно, потому что он сидел посередине комнаты. — Они бросили тебя, идиот, — выражение лица Асмодея за миллисекунду сменилось с псевдодоброжелательного на разъярённо-злорадное. — Использовали твою благодать, чтобы освободить Люцифера — Истинного архангела Сэма, а затем продали тебя мне. Хочешь знать, за сколько?       Дальше имени младшего Винчестера Габриэль не слушал. Боль от хлыста, прошедшего по спине между лопатками, была ничем по сравнению с тем, что нарастало внутри него. Ладони сжались в кулаки, ногти впились в кожу, казалось, до крови, но любое физическое насилие не приносило никакого результата. Огонь ревности, обиды, неверия, злости, ненависти, отчаяния — всех чувств, окрашенных в красно-бордовые тона крови — разгорался в сердце Габриэля. Ему хотелось встать и врезать этому наглому чистоплюю, показать, что он больше не сломлен, что у него есть, за что бороться, но тело не слушалось. «Всё не могло закончиться… так», — прошептал в мыслях Габриэль, — «Люцифер на свободе, и Сэм в опас…»       Мысль оборвалась. Асмодей пропал, сменившись на Люцифера. Старший архангел сел на корточки и положил ладонь на плечо брата. Габриэль недоверчиво посмотрел на него. Тот выглядел так же, как и в их последнюю встречу: светлые короткие кудри, чистые голубые глаза, тонкие розовые губы и извиняющаяся улыбка. — Люцифер… — Т-ш-ш, братец, — Люцифер приложил палец к губам Габриэля. — Клетка сломалась, брат. Ты знаешь, что я не упущу столь чудный шанс повидать Михаила. Но мне нужно тело, понимаешь? Мой вессель, Сэм Винчестер.       Габриэль изогнул бровь. Естественно, он понимал. Но почему Люцифер пришёл к нему? Не он же будет давать согласие на вселение в Сэма. Пробежавшая по лицу Люцифера тень не предвещала ничего хорошего. Габриэль попытался отодвинуться от брата, но упёрся во что-то твёрдое и рельефное. — Габриэль, — мягко, но настойчиво повторил Люцифер, ладонь которого легла на голову младшего архангела и перебирала его волосы, — Габриэль, очнись.       Габриэль поднял руку и оттолкнул брата от себя. Ему нужен Сэм? Чёрта с два! Сэм никогда не даст согласие, потому что у него уже есть архангел. И Габриэлю ровным счётом было плевать, думал ли так сам Сэм или нет. Люцифер натворил слишком много, чтобы Габриэль поверил ему ещё раз. Встреча с Михаилом — это не воскресный ужин в кругу семьи, а Апокалипсис, который уничтожит всё, что было создано их Отцом. Габриэль не мог допустить этого. — Ты не получишь Сэма, понял? — закричал Габриэль. — Никогда, никогда, никогда! — Тише, Габриэль, — Люцифер поднял руки, сдаваясь, — всё в порядке, я здесь. Я Сэм Винчестер, помнишь? Я и мой брат Дин спасли тебя и Кастиэля…       Кастиэль? Дин? Габриэль поднял голову, всматриваясь в лицо Люцифера. Тот смотрел на брата так же внимательно. — Габриэль? Пожалуйста? — Сэм Винчестер мой, ты не получишь его, — отрезал Габриэль и отвернулся. — Ох, ам… — Люцифер странно замялся и передёрнул плечами, — да, Сэм твой, Габриэль. А теперь посмотри на меня, прошу. Габриэль закрылся руками и отчаянно замотал головой, тщетно пытаясь уйти от своего видения. Краем сознания он понимал, что всё перед ним лишь иллюзия его же фантазии, но страх внутри шептал, что Люцифер играет Сэма, чтобы Габриэль доверился ему, совершив одну и ту же ошибку. Но Габриэль вырос и стал умнее. И даже если сам Создатель придет и скажет, что Люцифер говорит правду, Гейб не поверит своему брату ни на секунду. Люцифер виновен во всём, что произошло, во всех пытках и унижениях, которые Габриэлю пришлось вынести. И во имя чего? Отцу нет до них никакого дела, а собственная шкура никогда не была дорога младшему архангелу. Ради чего он всё ещё жив? — Габриэль? *       Сэм справился с покупками довольно быстро, всего за полчаса, не забыв купить поесть и ангелам. Вообще, он точно не знал, стоило ли это делать, но увидя утром такое по-человечески удовлетворенное и расслабленное лицо спящего Габриэля, Винчестер решил, что и пернатым не чуждо всё земное.       По пути к мотелю Сэм шугнул каких-то детей, вертевшихся у Импалы, и мысленно сделал пометку о том, чтобы потом спросить с Дина за этот должок. Замок двери легко поддался ключу, что случалось крайне редко в подобных дырах, и Сэм с удовольствием поставил пакеты на пол прихожей. — Габриэль? — негромко позвал Винчестер. Никто ему не ответил, и Сэм предположил, что архангел пока спит. Размяв затекшие кисти и сняв куртку, Сэм прошел в номер и застыл.       Габриэль сидел на полу между кроватью и тумбочкой — как он поместился в такое сжатое пространство, оставалось загадкой — подтянув колени к груди и расфокусированно смотря вперед и вниз. Первым делом Сэм стянул с кровати одеяло и накинул его на плечи Габриэля, стараясь не касаться того напрямую. Габриэль крупно дрожал и что-то бормотал. Для Винчестера, повидавшего не одного и не двух сломленных людей, сразу стало ясно: Габриэль уходит в себя всё глубже и глубже и если до него не достучаться сейчас, то последствия будут неисправимы. — Габриэль? — Сэм пытался поймать взгляд архангела. — Габриэль, очнись.       Габриэль резко дёрнулся, словно пытался вырваться из чьей-то хватки, и внезапно закричал: — Ты не получишь Сэма, понял? — его взгляд, всё ещё нечётко смотрящий в пространство, будто пытался сфокусироваться на ком-то позади Сэма. — Никогда, никогда, никогда!       Сэм на всякий случай обернулся, но, конечно же, никого не обнаружил. В глубине души начала зарождаться паника. Он ведь всё ещё не знал, что Асмодей позволил себе творить с Габриэлем и потому не мог точно предположить, что может помочь архангелу побороть приступ, а что — только усугубит ситуацию. В памяти всплыли фрагменты из детства: отец, впервые убивший животное на его глазах, и Сэм, увидевший глаза умирающей молодой лани. Этот взгляд ещё долго преследовал мальчика по ночам, раз за разом захватывая засыпающее сознание. После того происшествия Сэм не спал несколько дней и вскоре ему начали мерещиться иррациональные вещи. Конечно, сейчас Сэм понимал, что у Габриэля совершенно другая ситуация, но корень у них был один. Страх и сверхусталость. В первую очередь Габриэля следует успокоить, нет смысла пытаться насильно привести его в чувства. Если архангел мыслит того, кого воображает вместо Сэма, своим врагом, то следует показать, что этот образ не имеет злых намерений. Сэм поднял руки, будто сдавался, и как можно спокойнее и доброжелательнее вновь обратился к Габриэлю: — Тише, Габриэль, всё в порядке, я здесь. Я Сэм Винчестер, помнишь? Я и мой брат Дин спасли тебя и Кастиэля…       Габриэль не отреагировал. И тут Сэм испугался по-настоящему. До этого он получал ответ, пусть и на грани вменяемости, но игнорирование означало только одно — связь с Габриэлем скоро будет потеряна. Нужно было предпринимать что-то более действенное, но все идеи разом выветрились из головы охотника. Позвать Дина? Нет, тот хорош только в физических разбирательствах. Кастиэль? Конечно, присутствие младшего брата могло хорошо сказаться на образе мыслей Габриэля, но как состояние старшего брата повлияет на самого Кастиэля? Сэм ощутил себя в тупике перед абсолютно гладкой стеной, через которую невозможно перебраться. И эта стена росла выше и выше с каждой минутой. — Габриэль, пожалуйста… — прошептал Сэм, подавшись вперед и едва не схватив Габриэля за плечи, желая хорошенько его встряхнуть. Но в последнюю секунду застыл. — Сэм Винчестер мой, ты не получишь его, — прозвучал твёрдый и холодный ответ. Сэм чуть повернул голову, и его с Габриэлем взгляды пересеклись. Медово-карие глаза предупреждающе сверкнули в полутемноте угла комнаты. Сэм меньше, чем наполовину, осознал значение произнесенных архангелом слов. В мозгу пульсировала только одна мысль — схватиться за эту возможность как можно крепче. Сэм сглотнул и, не разрывая зрительного контакта, медленно кивнул. — Эм… да, Сэм твой, Габриэль, — Сэма не особо заботило то, что он говорил; нужно любым способом вывести архангела на контакт. — А теперь посмотри на меня, прошу.       Габриэль поступил с точностью до наоборот: его голова упала на притянутые к груди колени, руки обняли плечи и сам архангел как-то сжался, словно старась скрыться от кого-то. «Чёрт» было единственным, что всплыло у Сэма в сознании. Ему казалось, что он шёл по минному полю и то и дело наступал туда, куда не надо. Незнание всегда приводит к беспомощности, так говорил отец. И сейчас Сэм в полной мере ощутил это. Он ничего не мог сделать. Габриэль уходил в себя всё дальше и дальше прямо у него на глазах, и всё, что было в распоряжении у Сэма, — это смотреть. Он снова оказался в позиции наблюдателя, бессильного против сюжета. — Габриэль? — позвал Винчестер, аккуратно обняв архангела. Он перестал задумываться над правильностью или неправильностью своих действий и поступал так, как решало его тело. Габриэль был ледяным, и если бы не сбивчивое дыхание утопающего, то Сэм подумал бы, что тот уже мёртв. Охотник прижал его к себе так бережно, будто тот мог рассыпаться в его руках в любую секунду.       Вдруг Габриэль вздохнул. Сэм бы вздрогнул от этого действия, но он слишком боялся что-то делать. Через полминуты Сэм почувствовал, как Габриэль робко положил немного потеплевшие ладони на его спину, пытаясь обнять в ответ. Сэм всё ещё не шевелился. Он превратился в статую, забыв, как дышать, пока Габриэль неуклюже старался вернуть то, что давал ему Сэм. Сэм зажмурил глаза. Габриэль повернул голову в его сторону и уткнулся ледяным носом в шею охотника. Сэм не дёрнулся и продолжил держать архангела в своих руках. Прошло еще полминуты бездействия. Габриэль сжал в ладонях ткань рубашки Сэма и прижался к нему, словно вспомнив, что такое объятия.       Сэм, не открывая глаз, улыбнулся. По его щеке стекла слеза.

***

      Дин предсказуемо не спал всю ночь. С одной стороны, его мозг отчаянно не желал отпускать воспоминания о сегодняшних событиях, прокручивая их снова и снова. Дин даже не был уверен, что не успел уже приукрасить их в собственном сознании, хотя сложно приукрасить то, что и так в понимании обычного человека — невозможно. С другой стороны, Дин пытался расписать план действий на ближайший месяц, но ничего, отвечающего его критериям безопасности, в голову не приходило. «У Бобби явно найдётся идея получше», — каждый раз думал он. Кас, бережно вымытый и обследованный, спал на соседней постели, сжавшись в комок. Лунный свет, плохо сдерживаемый дешевыми и старыми занавесками, укрывал ангела поверх одеяла, будто тоже желал защитить. Чёрные волосы, растрёпанные после душа, выразительно контрастировали с лунными лучами, старавшимися запутаться в них. Дин не видел выражение лица Кастиэля, но был уверен, что тот хмурился, видя не особо приятный сон. Да и могут ли после такого сниться хорошие сны? — Сколько же тебе пришлось вынести? — задал риторический вопрос Винчестер, вернув взгляд на потолок. — Не так много, как моему брату, — раздалось в ответ. Дин резко посмотрел на Кастиэля. Тот продолжал лежать в той же позе спиной к человеку, но Дин был уверен, что ему не показалось. Ангел вовсе не спал. — Почему ты так решил? — логичный вопрос сорвался с языка раньше, чем Дин успел подумать о его последствиях. Последовала тишина. Дин скривился; он никогда не умел говорить по душам так, как Сэм. Наверняка его младший братец быстро нашёл общий язык со своим архангелом и они весело обсуждают какую-нибудь фигню. — Не знаю, — наконец ответил Кас. — Габриэль всегда держит свою боль внутри, какой бы сильной она не была. Но я чувствую, что ему очень плохо. И мне жаль, что я ничего не могу сделать. Я младше и меньше пережил… — Хей, чувак, — мягко прервал его Дин и повернулся на бок так, чтобы видеть ангела. — Может, он и пережил больше тебя из-за того, что старше, но это не значит, что твоя боль из-за этого теряет свою ценность.       Ангел молчал. В какой-то мере Дин понимал, что божественное существо навряд ли поймёт его человеческие изречения о чувствах, но то, что ощущал Кас, было ему знакомо. Самообесценивание. — Тебе было и, я уверен, сейчас больно. У боли нет критериев «больше-меньше». Тебе плохо и ты страдаешь. И всё это происходит именно с тобой. Этот червь внутри тебя, а не кого-то ещё. Все вокруг пережили что-то, что ранило их, и нет значения, что именно это было, потому что результат один. И думать, что твой путь менее значимый, чем чей-либо ещё, полный отстой. Это сделает только хуже. Сэм говорит, что нельзя думать о себе чужими глазами. Он вообще умный малый, и в этом я с ним согласен.       Кастиэль развернулся и лёг на спину. Дин отразил его действие. Тиканье часов на стене напротив вдруг начало наводить дремоту. Дин закрыл глаза, отпустив мысли до восхода солнца. — Спасибо, Дин, — прошёлся по комнате шёпот, слившись с сопением человека и работой старенького часового механизма.