Признанный лидер

«Прости, друг. Это ведь мы виноваты в том, что произошло. В том, что ты умер. Что погиб. Не эти так ненавидимые тобой Каспар и Йозеп, нет. Мы. Весь класс. Это мы взвалили на тебя этот груз ответственности, эту тяжелую ношу. Помню, в первом классе мы все дрались и ругались друг с другом как выводок маленьких щенят, которые грызутся между собой за внимание большой и теплой мамы-собаки. Только у этих самых щенят была хоть какая-то цель, а вот у нас не было никакой. Я до сих пор несу в своем сердце маленьких Нас. Пауль уже тогда был умный, словно черт, и язык у него был очень острый. Кэти была красавицей, беленькая, маленькая и хорошенькая. Керли еще не была неформалкой, у нее были длинные каштановые волосы, и она постоянно молчала, будто жила в своем вакууме. Тиит везде носился с фотоаппаратом и хвастался, что он – профессиональный фотограф, при этом смешно хмуря брови. Ты отлично дрался, часто морщил нос и постоянно огрызался на учителей. А я… я не помню, какой был я. Наверное, с дурацкой усмешкой и еще длинными волосами. Которые всегда были в клубничном джеме после буфета. Так вот, не было тогда между нами дружбы и такой сплоченности тоже не было. Я помню точно, они появились в третьем классе. И благодаря тебе. Тея на перемене бежала в буфет, и на входе ее тормознул мальчишка. Не намного старше нас, но очень высокий. Он что-то вякнул про то, что ему не хватает денег на пиццу. Тея Тоодес была умной, сразу полезла в портфель, чтобы отдать ему свою несчастную десятку. И тут появился ты. Как ангел мести, прекрасный в своих чистоте, невинности и желании защитить, плавно подошел к парню и спросил: «Чувак, что же ты пристаешь к маленьким девочкам? Уж если тебе, придурок, не хватает денег на какую то несчастную лепешку с колбасой, мог подойти хотя бы ко мне. Правда, я бы все равно денег тебе не одолжил.… Но все же. Девчонка и ты. Бугай с мускулами, да вот только трус похоже…» Вот тут я за тебя испугался. Потому что мальчишка размахнулся, собираясь ударить.… И промахнулся. Я уже говорил, что ты отлично дрался? Хук правой, ногой в солнечное сплетение и второй удар, этой же ногой, не опуская, только ниже по голени. И он упал прямо на скамейки, стоящие позади. Этот случай изменил все. Тебе сильно досталось от директрисы, но Тея так благодарила тебя, что вся обида растаяла, как ванильное мороженое на солнце. А мы сделали тебя нашим лидером, предводителем нашей небольшой шайки. Окончательно и бесповоротно. Я был так восхищен твоей победой над этим Огромным Парнем, что на следующий день затащил тебя за свою парту в конце второго ряда, попросил, чтобы ты сидел со мной, а после уроков учил драться. До сих пор вспоминаю твою усмешку и слова: « Да ты храбрый, мать твою. Это мне нравится». Так я узнал твое любимое выражение и чувство гордости за самого себя. Ты был признанным лидером. Защищал, стоял за нас, как каменная стена. Я только сейчас понял, насколько это было тяжело. Но ты не имел привычки жаловаться. А лучшим друзьям тем более. Ответственность за всех нас лежала на тебе. И только в одиннадцатом классе ты позволил Паулю помочь тебе. Тот хоть немного, но помог. Правда, было уже поздно. Ты стал одержим нами. Но нужно же было, чтобы в последний год к нам пришли эти парни. Йозеп и Каспар. Йозеп выходил за рамки, он был не такой как все. Не вписывался в компанию. Не считал тебя лидером. Он думал, что мы все пресмыкаемся перед тобой, но нет. Было скорее наоборот. Ты делал то, что хотелось сделать нам, но мы не могли. А ты мог. Ты всегда все мог. Я видел, чувствовал всем телом, как ты хотел прогнать, убрать прочь его из нашего коллектива. Но терпел, терпел. И не вытерпел. Возможно, это случалось и раньше. Я подозреваю, так и было. Но впервые я увидел это после того занятия физкультуры. Он не доверился тебе. Он хотел показать всем, что есть люди и лидеры лучше, чем ты. Он не отдал мяч. И промазал. Я тоже был в бешенстве. Наверное, заразился от тебя. Ты весь был бледный от гнева. Просто обезумевший. Но не хотел начинать перепалку, зная, что не остановишься. И все начал я. Хотел помочь тебе. Просто произнес: «Что, Йозеп, значит, ты – наш лучший игрок?». И это стало спусковым крючком. Дальше подали реплики Олав, Пауль… И ты сорвался. Набросился, как наркоман: «Эй, задница, мы с тобой разговариваем. Так ты идешь в душ? А то провоняешь нам весь класс…» Злость, бешенство так и лились из тебя, и им не было конца: «Смотри на меня, когда Я с тобой разговариваю!.. Ты идешь в душ, звезда баскетбола?..» И опять это самое твое состояние передалось мне. Я криво усмехнулся, чуть кивнул тебе, подошел сзади к Йозепу и присел. Ты всегда понимал мои намеки. В этот раз тоже понял: толкнул его, и он упал, естественно. А упав, ляпнул: «Чертов гомик». Если перед этими словами ты еще был готов его простить, я видел, то эти слова прозвучали для тебя так же, как и: «Это война, чувак». А потом мы затолкали его в раздевалку к девчонкам. А Каспар его пожалел. И открыл дверь. Ты еще не выпустил весь свой пар, и орал, шипел, словно расшалившийся кот. Теперь против тебя были двое. Но с тобой были мы. И это все решило. Возможно, если бы нас было поменьше, они бы справились и так. Без оружия. Но нас было много, а ты зверел с каждым днем все сильнее и тянул нас за собой, предводитель. И мы не могли остановиться. Мы упивались властью, а ты не старался нас остановить, и так сытый ей по горло. Ты лишь подкидывал идеи и участвовал в издевательствах вместе с нами. Ты мстил. За себя, за нас. За то, что они вторглись без стука в нашу жизнь. Да даже если бы они вторглись и со стуком, это все равно ничего не изменило бы. Оружие. Это было страшно. Очень. Я не знал, что мы довели их до такого состояния. Они убили почти всех. Почти всех. А тех, кого не убили, ранили. Меня, Тиита. Убили Олава, Пауля, тебя. Тебя. Я не помню, как они это сделали. Помню только, как Каспар подошел к нашему столу и вытянул вперед руку с пистолетом. Наставил ОРУЖИЕ на тебя. Склонил голову, как псих. И нажал на курок. Он промахнулся, а что было потом, я не помню. Тея мне рассказывала, как тебя убили. Я еле пережил этот рассказ. А когда она ушла, разревелся, как девчонка. С соплями, со слюнями. И слезы текли не переставая. В тот вечер я не мог уснуть. Как только закрывал глаза, видел тебя таким, каким тебя описала Тея. Она говорила, что ты почти выбежал из этой столовой, почти. Но Каспар попал тебе в плечо. Она рассказывала, как ты хныкал от боли, и шока, и страха. И как у Каспара кончились патроны. Как к тебе с воем подбежал Йозеп и выпустил в тебя оставшуюся обойму. Как ты лежал там, весь изломанный, как брошенная игрушка, в крови, с закрытыми глазами. Как позади тебя вся стена была измазана красным. Я закрывал глаза и видел все это. И всю ночь тихо плакал, поскуливая в подушку и понимая, что во всем виноваты только мы. Не ты. Прости. Умоляю, прости, Андерс. Прости… Надеюсь, ты в раю. Ты его заслужил, мать твою. С любовью, Тоомас Синиярве.»