***
— Опа! — воскликнула Алья, схватив ее за руку. — Ты все-таки нашлась! Ну и кто он? Это была одна из немногочисленных теперь встреч в кафе. Прошло уже два дня с момента появления татуировки, а Маринетт так ничего и не выяснила. Она просто не знала, как. Тем не менее, она старалась поверить, что это кто-то другой. Поэтому, оказавшись в людном месте, легко проводила ногтями по рисунку двери и наблюдала за реакцией окружающих. Но никто не дергался и не смотрел на запястье. — Я не знаю, — честно ответила Маринетт. — Как не знаешь? — опешила Алья. — Как ты можешь не знать? — Это сложная история… — пробормотала Маринетт, стараясь не проболтаться. — Так получилось, что за день я пожала руку многим людям… а заметила новый рисунок только дома. Но я правда не думала, что так получится. С минуту Алья сидела в задумчивости. Между светлыми столиками бегали официанты. Подруги расположились у стены в самом конце помещения. Рядом стоял высокий стеллаж с книгами и растениями. Там же стояла бронзовая статуэтка лошади, которую Маринетт несколько раз рисовала в своем блокноте. Она очень любила именно этот столик. Отсюда хорошо выходили наброски людей: все кафе как на ладони. Но сейчас ее ничего не радовало. Она ковыряла ложкой кусок черничного торта; ее кофе успел остыть. — Тяжелый случай, — заключила Алья, откинувшись на спинку дивана. — Может, есть какой-то способ узнать? — Я делаю так, — Маринетт легко поскребла ногтями дверь, — и смотрю за окружающими… Ничего умнее пока не придумала. — Только если хватать всех подряд за руку и проверять, — усмехнулась Алья. — Вечно у тебя все не так, как у людей. — А что делать? — Маринетт слабо пожала плечами. — Да не переживай, — подруга потянулась и потрепала ее за плечо. — Найдем. К тому же, у тебя очень красивая дверь. Я таких никогда не видела. Значит, и человек хороший. Маринетт вздохнула и выдавила улыбку. Хороший. Замечательный.***
Вечером того же дня она сидела в своей комнате и рисовала эскиз туфель на танкетке. Туфли должны были быть в стиле стимпанк, со множеством шестеренок, ремешков и заклепок. Она старательно выводила деталь за деталью, как вдруг ее снова обдало жаром, рука дрогнула и уронила карандаш. Маринетт снова ощутила чужое прикосновение. Кто-то прошелся пальцами по ключу. Прошелся удивительно нежно и аккуратно, так, что сердце Маринетт забилось быстрее. В ее голове что-то помутилось, и она в ответ дотронулась до двери. Это почудилось прикосновением к невидимым пальцам. Шероховатые, но мягкие и, кажется, довольно длинные. Маринетт зачем-то закрыла глаза. Она знала, что не сможет увидеть лицо, однако в темноте все выглядело более реальным. Пришло странное смущение. Она понимала, что сейчас касается руки человека, который предназначен ей судьбой, пускай и не была согласна с этим выбором. Громкий звонок телефона вывел ее из состояния полусна. Маринетт подскочила на ноги, отдернув руку. На экране высветилось «Алья». — Знаешь, что мне тут рассказали? — сразу начала подруга. — Существует старое гадание. Можно увидеть в зеркале свою пару! Слушай внимательно… — Это все глупости, — скептически произнесла Маринетт. — Я тоже слышала про эти гадания. — Давай я тебе расскажу, а ты решишь? — предложила Алья и продолжила, не дождавшись ответа. — В общем. Глубокой ночью берешь зеркало. Расставляешь вокруг свечи. Садишься напротив и касаешься чужого рисунка. Ждешь ответного прикосновения, закрываешь глаза и пытаешься увидеть… Потом глаза открываешь и сразу смотришь в зеркало. Тут важно не упустить момент, лицо появится на пару секунд… — Чье лицо? Призрака, которого ты вызовешь? — Я тебе помочь пытаюсь! — в шутку возмутилась Алья. Видимо, она тоже понимала, как это все глупо звучит. — Ты понимаешь, что глубокой ночью все нормальные люди спят? — Маринетт улыбнулась сама себе. — Не факт, что мне вообще ответят. Они поболтали о всякой ерунде еще с полчаса. Предложенный подругой способ никак не шел у Маринетт из головы. Нет, она ни за что бы не стала пробовать. Мало ли, что она в этом зеркале увидит (если вообще увидит). Лучше уж не знать совсем. Вдруг это все-таки окажется Бражник? От одной мысли аж плохо становилось. Да и, в конце концов, есть же люди, которые создают семью с посторонним человеком. Так подумать — хороший вариант. Вон сколько вокруг милых парней ходит. Жаль, Адриан уже занят. Но это не беда. В семнадцать лет и море по колено. После разговора Маринетт легла спать. В последнее время она спала плохо из-за всех этих переживаний. Вот и сейчас она просто лежала в темноте, который раз за эти два дня разглядывая новую татуировку. Определенно, очень красивая дверь. В любой другой ситуации Маринетт страшно бы радовалась. Но не сейчас, когда мозг строил самые разные предположения и теории о ее собственном будущем. С детства она мечтала встретить кого-то, кого будет любить всю жизнь. Кто-то, кто будет понимать ее, как самого себя. И теперь перспектива быть с посторонним человеком пугала. Однако ничего больше не оставалось. Потому что Маринетт знала. Знала, но боялась признать. Ей страшно хотелось вновь коснуться двери, и она с трудом себя сдержала. Не нужно было испытывать судьбу во второй раз. Не нужно хоть каким-нибудь образом сближаться с врагом.***
Прятать запястья давно стало привычкой. Несмотря на довольно теплую погоду, Маринетт упорно носила тонкий свитер с длинным рукавом. Раньше она боялась насмешек. Теперь — лишних расспросов. Людям ведь не объяснишь, что ее татуировка была оставлена злодеем, который уже несколько лет терроризирует Париж. Да и незачем кому-то еще об этом знать. Иногда Маринетт думала, догадался ли сам Бражник. И что он собирается предпринять? Неделю было тихо, чего прежде почти никогда не случалось. Маринетт усиленно пыталась учиться, однако мыслями постоянно была где-то далеко. А еще ей мешала новая татуировка. Вернее, прикосновения, которые случались очень некстати. Во время лекции, когда она вздрагивала и чуть не падала со стула; во время практических заданий, когда рука от неожиданности портила рисунок, и карандаш улетал куда-нибудь под стол; во время обеда, но это было не так обидно, хотя приходилось иногда вытирать пролитый сок. Еще она выяснила: когда этот кто-то легко царапал ногтями ее ключ, ей становилось щекотно. Это страшно раздражало, потому что она пару раз получила выговор за смех на занятии. Маринетт научилась мстить. Она делала ровно то же самое, но ей оставалось лишь догадываться, сработало ли. Над ней определенно издевались, так почему бы не поиздеваться самой? С этой же целью она узнала у Альи побольше о возможностях такой связи. Оказалось, если полностью накрыть чужой рисунок ладонью, можно ощутить эмоции человека. Про обоюдное касание Маринетт уже знала. Но на следующем факте ее покоробило. Алья сказала: если одновременно коснуться губами татуировок, то это будет чувствоваться как поцелуй. Маринетт высунула язык с громким «бэ!», на что подруга лишь рассмеялась. Впрочем, возможность узнать чужие эмоции показалась ей интересной. Вечером субботы Маринетт уселась на кровать в своей комнате. Было довольно тихо. Снизу долетал приглушенный звук телевизора. Тикки спала на столе среди разложенных учебников. Маринетт сделала глубокий вдох. Алья показывала ей, как именно нужно накрыть рисунок. Горизонтально, всей ладонью, но не сжимать сильно… Маринетт так и поступила. В первую секунду ничего не было. А потом она замерла на полувыдохе. Странное беспокойство накатило волной. Беспокойство со жгучей примесью негодования, каплей злости и непонятной, едва уловимой болью. Маринетт чуть не отдернула руку, но сдержалась. Смесь эмоций была слишком тяжелой, чтобы вынести. Больше инстинктивно, девушка провела ладонью по запястью и остановилась, вновь дотрагиваясь одними лишь пальцами. В голове не было ни единой мысли. Когда ей ответили, она впервые не вздрогнула. А вот чужие пальцы почему-то слегка дрожали. Маринетт нахмурилась. Она снова ощущала широкую ладонь. Ощущала шероховатые подушечки, небольшую мозоль на среднем пальце; ощущала тепло от слишком сильной близости рук и то, как постепенно унимается легкая дрожь, как спадает буря чувств. Маринетт наконец выдохнула, пелена в голове стала прозрачнее. Алья упоминала о каком-то исцелении. Быть может… Предательски громко зазвонил телефон. Маринетт вскочила, немедленно придя в себя, и ответила. — Может, все-таки с нами? — раздался веселый голос Адриана. Где-то на фоне кричали его друзья и девушка. Смысл дошел не сразу. Маринетт несколько раз моргнула. — А… — пробормотала она. — Куда с вами?.. — Ты там спишь? — с несерьезным укором предположил Адриан. — Мы же собирались сегодня в караоке. Ну? Мари! — крикнул он. — Очнись! Она вспомнила. Адриан говорил ей пару дней назад. — Разве тебя отпустили?.. — она посмотрела на часы: пол-одиннадцатого. — Я сбежал, — с явной гордостью ответил он. — Видела бы ты, как я перемахнул через забор! Ну да ладно. Так ты не идешь? — Нет. Уже довольно поздно, — Маринетт выглянула в темноту за окном. — Постарайтесь не попасть в передрягу. — Я передам привет отцу Сабрины, — засмеялся Адриан и отключился. Маринетт убрала телефон и свалилась на кровать. Конечно, ей очень хотелось бы пойти. Повеселиться как следует в хорошей компании, вернуться глубокой ночью с ворохом незабываемых впечатлений. Но родители не отпускали ее на улицу после десяти, и она прекрасно понимала их волнение. Все-таки, город не самый спокойный. Маринетт могла бы сбежать, превратившись в Ледибаг, а потом вернуться так же, и никто бы не заметил ее отсутствия. Только это почему-то казалось ей предательством доверия родителей. И ей претила одна только мысль. Раздумья вернулись к недавнему контакту. Она прекрасно все помнила, только не могла найти объяснения. Ей много раз говорили, что рядом со своей истинной парой всегда спокойней и легче. Кажется, она узнала это на практике, пускай до сих пор не могла принять. И с чего бы Бражник так распереживался? Верно, никак подходящие люди не попадаются, вот и тишина всю неделю… Хотя руки у него, конечно, красивые. Даже не скажешь, что они принадлежат суперзлодею. А еще эта маленькая мозоль. Вот ведь, судьба. У Маринетт точно такая же. От карандаша — слишком много рисует. Из этих мыслей ее вывел странный грохот. Сквозь отрытое окно, через ночную тишину прилетел звук, будто несколько машин столкнулось и ударилось об асфальт. Завыли сигнализации. Маринетт подпрыгнула с места и побежала на балкон. Город утопал в огнях, было довольно прохладно в одной футболке, но это ее не волновало. Издалека она смогла различить фигуру. Блики играли на гладком фиолетовом костюме. Бражник стоял у раскуроченных машин и будто чего-то ждал. От злости Маринетт сжала кулаки. Не хотелось видеть его в ближайшее тысячелетие, однако ничего больше не оставалось. — Тикки, превращение, — прозвучало тихо, когда она удостоверилась, что вокруг никого нет. И вот уже Ледибаг бесшумно бежала по крышам. Она собиралась напасть сзади и надеялась только, что это не очередная иллюзия очередного врага. А Бражник продолжал стоять на месте. Даже не оглядывался по сторонам. Времени думать особо не было, и Ледибаг расценила это как прекрасную возможность для быстрой победы. Тем более, Кот Нуар куда-то пропал. Оказавшись совсем рядом, она с силой бросила йо-йо. И на мгновение опешила, когда Бражник круто развернулся и отразил ее удар. Ледибаг отскочила в сторону, после этого сразу перешла в нападение. В рукопашную она сражалась чуть хуже Кота, но наступала с несвойственной самой себе агрессией. Возможно, потому, что это была их первая стычка с того самого момента. Вся накопившаяся злость и негодование выплеснулись наружу. Если бы острое желание мести не затуманило ей голову, Ледибаг бы заметила: Бражник лишь защищался, не переходя в атаку. — Может, успокоишься? — наконец спросил он, когда его приперли к стене дома. — Успокоиться? — воскликнула Ледибаг. — Ты мне всю жизнь испортил! Она попыталась нанести новый удар, но Бражник обогнул ее и быстро оказался на расстоянии в несколько метров. Ледибаг вдруг поняла, что к ее глазам подступают слезы от осознания, и вовремя смахнула их рукой. Нельзя давать слабину. Поэтому она бросилась вперед, раскручивая йо-йо… За эти секунды каким-то непостижимым образом Бражник успел стащить перчатку и коснуться ее ключа. Ледибаг вздрогнула, отпустив веревку. Йо-йо отлетело в сторону и ударилось об асфальт. Вместе с этим пришло странное отрезвление. В голове прояснилось. Ледибаг замерла на месте. Она наблюдала, как Бражник в несколько прыжков оказался на крыше, потом посмотрел на нее сверху вниз. Она подняла оружие. Один бросок — и Ледибаг тоже приземлилась на крышу, в небольшом отдалении. На всякий случай встала в боевую позу. — Что тебе нужно? — крикнула она. — Всего лишь поговорить, — он прицепил трость к поясу и поднял руки в примиряющем жесте. Сделал пару шагов вперед, но Ледибаг сразу отскочила назад. — Ты уничтожил кучу машин, просто чтобы поговорить? — она не знала, злиться ей или удивляться. В конце концов, они никогда не разговаривали. Это было даже немного интересно. — Ты все равно их восстановишь, — Бражник усмехнулся, но быстро стал серьезным. — Теперь к делу. Вот это, — он тряхнул правой рукой, — причиняет массу неудобств. — Да неужели? — съязвила Ледибаг. — А то я не заметила! Это ты виноват, — из нее полились невысказанные ранее слова чистого гнева. — Дернул тебя черт схватить меня за руку! Я, между прочим, хотела нормальную семью! А что в итоге? — она на мгновение замолчала, стараясь подобрать цензурное оскорбление, хотя в голове были только очень популярные среди студентов слова. И в итоге выдала: — Злодей на пенсии. По лицу «злодея на пенсии» было видно, что он уязвлен до глубины души, — даже маска не смогла это скрыть. Ледибаг ощутила сладость маленькой победы. Она впервые видела у Бражника такое лицо. Казалось, немного, и он начнет ей доказывать: мол, «я еще о-го-го». Однако этого не случилось. Он лишь посмотрел на нее как-то странно, будто ожидал большего от своего врага. — В общем, так, — начал он с холодным нетерпением. — Давай договоримся без особой надобности эти татуировки не трогать. Ты мне работать мешаешь. — А ты мне мешаешь жить, причем уже года четыре. Так что я имею полное право отомстить, — Ледибаг сложила руки на груди, решив специально помотать ему нервы. — Так уж мешаю? — спросил Бражник. — Тогда отдай мне свой талисман, и я оставлю тебя в покое. — Зачем тебе вообще нужны наши талисманы? — вспомнила Ледибаг. Все эти битвы так вошли в привычку, что она уже и забыла об изначальных целях. — Не твое дело, — бросил он. — Не трогай татуировку. Большего от тебя не требуется. — Да я бы лучше руку себе отрезала, чем ходить с ней, — Ледибаг снова начинала злиться. — Отрежь, — Бражник пожал плечами. Больше он ничего не сказал. Развернулся, перескочил на другую крышу и быстро скрылся из виду. Если бы Ледибаг не пыталась сдержать в себе порыв что-нибудь сломать, то непременно проследила бы за ним. Однако голова ее была забита не тем. Хотелось уничтожить, например, машину. Там уже такая гора металла, что никто не заметит. Тем более, все восстановится. Но нельзя. Что подумают люди, когда увидят, как их героиня крушит все подряд? Машины собрались и вернулись на места в мгновение ока. Ледибаг глубоко вздохнула. К чему вообще был этот разговор? Она все равно сделает по-своему. Руку, конечно, не отрежет, но периодически будет касаться двери. Посреди ночи, например. Или в течение дня, когда люди по идее и работают. Мысленно она поставила себе табу на всякие контакты и исцеления. Нет уж, увольте. Она вернулась домой. Покормила Тикки оставшимся с вечера печеньем. Мысленно позавидовала Адриану, который там веселится с друзьями. Снова улеглась на кровать и попыталась уснуть. Однако мысли метались туда-сюда, мозг постепенно анализировал ситуацию. Маринетт внезапно поняла, что Бражник не выглядел особо расстроенным. Хотя чему он должен расстраиваться? У него теперь есть возможность мешать ей во время сражений. Или и того хуже: отследить момент, когда ей станет грустно, и прислать акуму. Или совсем ужасно: попытаться привязать ее к себе второй парой татуировок. Последнего Маринетт боялась. Ведь в случае, если у нее на второй руке появится ключ, она будет как на ладони. Алья рассказывала: при полной связи люди чувствуют друг друга просто так, без каких-либо касаний. Можно даже мысли передать, если сосредоточиться. Жизнь становится одной на двоих. Поэтому такая связь заключалась только с обоюдного согласия. Но Маринетт очень сильно сомневалась в моральных принципах Бражника. Он мог хоть сегодня схватить ее левую руку, и тогда все. Конец.***
И вдруг стало тихо. Целый месяц никаких злодеев и акум. «Бражник взял отпуск», — пошутил Кот Нуар, когда они встретились просто поболтать. Маринетт это настораживало. Практика показывала: если затишье — то непременно перед бурей. Сколько раз уже было такое? Две недели тишины, а потом на них сваливался какой-нибудь очень сильный злодей. Перерывов в месяц еще не было, и Маринетт заранее стало страшно: видимо, надвигалось нечто ужасное. Но ничего такого не произошло. Следующий месяц они тоже жили спокойно. Встречались пару раз на неделе, гуляли, разговаривали. Лето принесло замечательную теплую погоду. Кот не разделял ее опасений и просто наслаждался внезапным отдыхом от геройства. Впрочем, этот перерыв действительно был очень кстати: Маринетт наконец сосредоточилась на учебе и смогла с первого раза закрыть сессию. Она не скучала по спасению Парижа. На два чудесных месяца она забыла о том, что у нее есть татуировка. Поразмыслив здраво, Маринетт решила: если она не будет надоедать Бражнику, возможно, он тоже от нее отстанет. И она угадала. Чужих прикосновений не было. Началась нормальная жизнь. Такая, о которой Маринетт всегда мечтала. Теперь, когда учеба осталась позади, она начала помогать родителям в пекарне. Почти каждый день встречалась с друзьями. Пару раз гуляла до поздней ночи, потому что было светло. Жизнь стала прекрасной. Родители ничего не знали. Никто не знал, кроме Альи. Маринетт по-прежнему прятала рисунок двери, чтобы избежать расспросов. Наврать о «парне с факультета» было нельзя: мать непременно пригласила бы его в гости. Как тогда выкручиваться?.. Поэтому она купила себе браслет, достаточно широкий, чтобы полностью скрыть татуировки. И все было хорошо. Было. До определенного момента. Все вновь пошло наперекосяк, когда Маринетт возвращалась домой вечером после прогулки. Адриан хотел проводить ее, но она отказалась. И вот теперь она неспешно огибала здания, приближаясь к своему дому. Вечер был теплым, дул легкий ветерок, а на языке стоял вкус мороженого. Маринетт разглядывала витрины магазинов. Видимо, она так замечталась, что не увидела перед собой фигуру в желтом. — Смотри, куда идешь, Дюпэн-Чэн! — воскликнула Хлоя. — А ты не стой на дороге, — посоветовала Маринетт. Она была не в настроении ругаться и хотела просто пройти мимо. Эти ссоры никогда не заканчивались ничем хорошим. За прошедшее время статус «дочери мэра» испортил Хлою окончательно, и она считала своим долгом наброситься на каждого, кто ей не нравился. А Маринетт ей не нравилась как-то уж слишком. И, не успела она пройти, как ее грубо схватили за левую руку. — Что, до сих пор не нашла свою пару? — Хлоя усмехнулась, сжимая чужое запястье. — Не твое дело, — Маринетт попыталась вывернуться, однако пальцы с дорогим маникюром держали ее чересчур крепко. — Правильно. Кому нужна такая дура, как ты? — продолжала она свое. — Адриан с тобой только из жалости общается. А может, ты думала, что это он — твоя пара? — Хлоя фальшиво рассмеялась. — Будешь всю жизнь одна. Или найдешь себе такого же неполноценного. Даже не знаю, что смешнее. — Долго тираду репетировала? — спросила Маринетт как можно более невозмутимо. Рывком освободила руку. И тут ее понесло. Кажется, вся скопившаяся энергии решила вырваться наружу. Маринетт стащила браслет и чуть ли не ткнула запястьем Хлое в лицо. Широко усмехнулась. — Смотри внимательно, Хлоя Буржуа. Твоя покосившаяся дверь не идет ни в какое сравнение с этой. — Ну и кто он? — Хлоя оттолкнула ее руку и на всякий случай сделала шаг назад. Во взгляде Маринетт черти кружили в ритме свинга. Ее было не остановить. Она заявила настолько уверенно, будто знала сама: — Это имя слишком известное, чтобы его произносить. Догадайся сама, раз берешься предсказывать чужие судьбы. После этого она гордо ретировалась, оставив Хлою с видом униженной и оскорбленной воблы. Послышалось далекое «Ты заплатишь за это», однако Маринетт уже не слушала. Она триумфально шла по улице, параллельно вновь натягивая браслет. Впервые в жизни эта татуировка ей пригодилась. Даже врать особо не пришлось: если подумать, Бражника знает весь Париж. Вот тебе и Тот-Кого-Нельзя-Называть. Знаменитость. Домой она дошла совершенно спокойно. Все было в порядке несколько дней. Маринетт успела забыть о том столкновении. В конце концов, что Хлоя могла ей сделать? Хотя слухи о ее компании ходили самые разные, Маринетт не верила, что угроза вообще будет. Зато она точно знала, что парень Хлои — не самый приятный человек. Акума вселялась в него дважды, и дважды он разрушал весь город. Не хотелось бы встретить его ночью… Этой мыслью Маринетт будто предсказала будущее. Была, конечно, не ночь, но глубокий вечер. Накануне они гуляли всей компанией. Встреча несколько затянулась, но Маринетт поздно это поняла. В итоге она оказалась довольно далеко от дома. И только пожала плечами: что ж, можно пройтись. Тепло, тихо, горят фонари, никого вокруг. Сплошная романтика. Так она думала, приближаясь к пекарне. Внезапно ее схватили за руку и дернули в переулок между зданиями. От неожиданности Маринетт вскрикнула и чуть не свалилась. Ее придавили к стене и зажали рот потной костлявой ладонью. — Ну привет, — в тусклом свете блеснули белки глаз кого-то незнакомого, но ужасно большого. Маринетт забилась в попытках освободиться. Без суперкостюма она была обычной девчонкой, разве что более ловкой. — Ты на днях обидела нашу подругу, — продолжал незнакомец. Их окружали со всех сторон. Маринетт попыталась ударить его ногой, но он перехватил удар и хрипло усмехнулся. Ее вдруг сковал страх. Она смотрела на темные фигуры и понимала: они хуже, чем сотня злодеев. А она слабее Ледибаг. Чужие руки начали гулять по ее телу. Она издала звук, который должен был стать зовом о помощи, но был уничтожен ладонью. Ее сжимали так крепко, что на глаза наворачивались слезы боли. Маринетт вновь попыталась дернуться, вложив остаток сил, однако вызвала только смех. — И правда красиво, — оскалился парень: он разорвал браслет и придавил ее руку к стене. — Ненавижу красоту. Перед глазами у Маринетт потемнело, когда он достал короткий нож. Боль практически не ощущалась за пеленой чистого ужаса. Она вжималась в стену. Ей хотелось просто исчезнуть, чтобы не чувствовать больше ни чужие руки, ни остроту царапин, ни тонкую струйку крови. Удар от столкновения с асфальтом был слишком сильным. Маринетт пришла в себя. Ее пока не держали. И она попыталась встать на ноги. У нее даже получилось. Целая толпа стояла и смотрела на нее, как на загнанного кролика. На глаза попалось запястье и три полоски, которые были практически не видны за размазанной кровью. Маринетт попыталась бежать. Не так далеко была дверь. Если только удастся зайти туда и… Ее снова схватили за правое запястье, и она подавилась воздухом от внезапной боли. Столкновение с твердостью асфальта оказалось неизбежным. Из глаз хлынули слезы. Сквозь пелену Маринетт видела, как они собираются вокруг. Тот же самый парень опустился перед ней. И нож блеснул в его руке, на этот раз безнадежно испортив футболку. Маринетт попыталась ударить, и ее руки прижали к земле. — В следующий раз думай прежде, чем что-то сказать, — зловеще посоветовал парень. Участь казалась неизбежной. Хотелось просто умереть, лишь бы не испытывать то, что ждало ее дальше. Маринетт зажмурилась. Голос оставил ее из-за первобытного страха. Мгновения превратились в часы. И вдруг кто-то громко вскрикнул. Звук донесся со стороны улицы. Несколько парней обернулись. Когда раздался шум борьбы, обернулся и их главарь, отпустив Маринетт. Она зашевелилась. Деревянное тело не подчинялось, однако она все-таки смогла подняться. И доковылять до двери с единственной мыслью: хоть бы открыто. Она ввалилась внутрь, захлопнула дверь и оперлась на нее. Ноги разъезжались. Сердце бешено колотилось, запястье пульсировало болью. Вся одежда была в грязи, от футболки мало что осталось. Маринетт сделала несколько глубоких вдохов. Трясущимися руками утерла слезы. Тем временем, звуки становились все ближе. — Да кто ты, мать твою?! — раздалось совсем рядом, а потом последнее тело ударилось о стену. На мгновение стало тихо. И Маринетт поняла, что у нее слегка стучат зубы. Внезапное прикосновение заставило ее вздрогнуть. Она еще сильнее прижалась к двери, когда поняла. Поняла, кто ее спас. — Ты в порядке? — тихо выдохнул Бражник. Он, кажется, тоже прижался спиной к двери с другой стороны. — Да… Нет… — пробормотала Маринетт, запнувшись. Голос будто не принадлежал ей. — Как ты узнал? — Не каждый вечер чувствуешь боль от порезов, — он усмехнулся. — Что ты такое натворила? — Не важно, — ответила Маринетт. Не хотелось говорить об этом. Она шмыгнула носом. — Спасибо, что спас. — Далеко тебе до дома? — Я сама доберусь, — она поняла, к чему был вопрос. — Не вздумай следить за мной. — И не собирался, — сказал Бражник совершенно мирным тоном. Так, что она поверила. — Но ты не можешь идти по улице в таком виде… Подожди, я оставлю тебе свою рубашку. — Н-не нужно! — воскликнула она, но было поздно. «Нууру, детрансформация», — донеслось тихо. Под дверью вспыхнул и погас свет. Возможность была замечательной. Распахни Маринетт дверь и… Но она не могла. Ведь буквально полминуты назад то же самое мог сделать и он. Но не сделал. — Постарайся добраться без приключений, — его голос звучал со странной мягкостью. — Я ухожу. Подожди немного и иди следом… Дай знать, когда доберешься. Маринетт не ответила. Секундой позже донеслись удаляющиеся шаги. Она не знала, сколько простояла в тишине, разрываемой ее собственным тяжелым дыханием. Было мучительно страшно. Весь тот ужас, который не осознавался прежде, нахлынул волной. Маринетт готова была расплакаться вновь. Ее могли… Нет, даже думать об этом не стоит, иначе колени окончательно подогнутся. Поэтому она глубоко вдохнула. Прислушалась: вроде было тихо. Да и прошло не меньше десяти минут. Если Бражник не соврал… «Если». Раньше она никогда не применяла к нему это слово. Потому что раньше все было понятно: он — злодей. Злодей, как правило, не способен на благородные поступки. Но теперь Маринетт не была ни в чем уверена… Думать было некогда. Неловко пошатнувшись, она развернулась и толкнула дверь. Осторожно выглянула наружу. Никого. Она еще немного помедлила прежде, чем выйти. На улице вдруг стало холодно: то ли из-за поселившегося внутри мерзкого страха, то ли из-за футболки, превратившейся в тряпку. Так или иначе, Маринетт огляделась. На ручке двери висела пижамная рубашка в красную клетку. Маринетт нерешительно протянула руку. В другой ситуации она бы ни за что не взяла, однако сейчас… Сейчас, если уж быть спасенной — то полностью. Рубашка была ей велика. Маринетт застегнулась на все пуговицы, остатками футболки перевязала запястье. За все это время никто из парней, лежавших на дороге, не пришел в себя. Но они были живы: Маринетт проверила, превозмогая страх и отвращение. После чего сразу зашагала прочь. Бежать она не могла: ноги по-прежнему плохо слушались. Она незаметно проскользнула в дом. Родители уже спали. Маринетт тихо отправилась в ванную. Безумно хотелось смыть с себя эту грязь и мерзость грубых чужих прикосновений. Горячая вода расслабила напряженные мышцы, но не помогла привести в порядок мысли. В голове беспорядочно бились страшные картины. Иногда Маринетт содрогалась, вспоминая острое лезвие ножа или хищные взгляды. Она не хотела думать об этом. Но не думать не получалось. Все свои вещи Маринетт сунула в корзину с грязным бельем. Футболка отправилась в мусорный пакет, рубашка — в ее комнату: нельзя, чтобы она попалась на глаза родителям. Царапины были обработаны и заклеены пластырем. Руку теперь щипало, и Маринетт мысленно извинилась перед Бражником — скорее всего, он чувствовал тоже. Было глубоко за полночь, когда она свалилась на кровать. Забралась с головой под одеяло, сжалась, притянув ноги к груди. Уснуть не получалось. Перед глазами вновь встало множество ухмыляющихся лиц. По щекам потекли слезы. Маринетт уткнулась носом в подушку и постаралась не всхлипывать слишком громко. Поселившийся внутри холод разрывал ее, и она вся мелко дрожала. Впервые в жизни ей было так страшно. Хотелось просто лежать здесь и больше никогда не выходить на улицу. Потому что ситуация могла повториться в любой момент. Маринетт не знала, куда себя деть. В горле вдруг застыл крик, не сумевший вырваться ранее. Она ударила подушку, стиснув зубы… И поэтому, лишь поэтому ответила сразу, как только почувствовала чужое прикосновение к запястью. Закрыла глаза в попытке сосредоточиться. Теплая широкая ладонь спасла ее от уничтожающего страха. Это тепло ощущалось как что-то невероятное. Маринетт впервые было наплевать, кто являлся его источником. Если это принесет спокойствие и избавит от кошмара… Ее рука сжалась, уютно устроившись в руке чужой, — так маленький птенец устраивается в теплом гнезде. Все, что наполняло ее мысли раньше, начинало понемногу отступать. Маринетт медленно приближалась к границе сна. Она чувствовала усталость. Усталость и странную признательность. Она не должна была быть благодарной злодею. Но, возможно, ей пора уже перестать оперировать этими понятиями. Ее спас не Бражник. Ее спас человек, который иногда надевал эту маску для достижения каких-то целей. Человек, который подскочил посреди ночи, чтобы прийти на помощь. Маринетт только сейчас осознала: он трансформировался прямо в пижаме. Неужели лишь для того, чтобы спасти ее? Или так поступают все, кто связан судьбой? Выведать бы у кого-нибудь… На этом месте ей окончательно захотелось спать. Она отстранилась, будто бы на прощанье еще раз коснувшись своими пальцами чужих. Свернулась на кровати поудобнее. И сон поглотил ее.***
Всю следующую неделю Маринетт просидела дома. Она отказывалась идти гулять с друзьями, особенно в вечернее время. И с головой погрузилась в шитье, рисование и готовку. Родители удивлялись: мол, сперва ее домой не затащишь, а потом — не выгонишь. Впрочем, у них были подозрения. Маринетт отнекивалась на все вопросы о своем подавленном состоянии. Она говорила, что у нее просто ужасно разболелась голова из-за погоды: как раз жарко и влажно. Родители, кажется, верили. Или делали вид. Так или иначе, за эту неделю она смогла прийти в себя. Перестала вспоминать ту ужасную ночь и дала себе обещание больше так поздно не ходить. Единственной проблемой был вопрос о возвращении рубашки хозяину. Маринетт и так чуть не попалась в ней родителям. Это было полным абсурдом, но рубашка ей очень нравилась. Она была явно дорогой, пошитой из хорошей мягкой ткани. А еще до безумия приятно пахла: видимо, впитала в себя запах владельца. И Маринетт, как последняя дурочка, разгуливала в ней по комнате вечером и в ней же ложилась спать. Она ругала себя за это, но ничего не могла сделать. Только отнекивалась мысленно: «Потом постираю, делов-то». И в итоге пару раз утром чуть не выходила из комнаты так, забыв переодеться. Но вовремя вспоминала и убегала назад. Не объяснишь ведь. Даже соврать нечего. А вариант «одолжила у Адриана» звучал совсем глупо. Так что Маринетт решила просто не показываться родителям на глаза. Параллельно она думала, как же все-таки эту рубашку вернуть. На ум ничего не приходило. Раньше у нее как-то не было особого желания связаться с Бражником. Не было бы и сейчас, если бы не этот маленький фактор. Нет, говоря честно, причина была не только в рубашке. Правильной и честной стороне Маринетт очень хотелось выразить благодарность. Пусть даже просто принести коробку со свежей выпечкой… Но разве его найдешь? Хотя найти было можно. Это Маринетт узнала от Альи, когда та заходила в гости. Подруга объяснила: если довериться интуиции и просто идти туда, куда кажется нужным, татуировка выведет тебя прямо к твоей паре. Алья со смехом рассказывала, как это бывает полезно. Особенно когда они с Нино слишком абстрактно договаривались о месте свидания, а потом блуждали по длинным парижским улицам, но находились совершенно быстро. Эта информация оказалась невероятно ценной, однако… Однако Маринетт просто не решалась так поступить. Не решалась из-за банального уважения. Найти дом Бражника означало раскрыть секрет его личности. Но после всего, что случилось неделю назад, Маринетт не могла. В ее память врезалось удивительное благородство. Почему-то думалось, что и он не стал искать ее. Во всяком случае, очень хотелось надеяться. Однако талисман еще был при ней, и никто не ворвался в дом, и новый злодей не напал на них. Это давало ей основания верить. И все-таки с рубашкой нужно было что-то делать. Днем понедельника Маринетт не придумала ничего лучше, кроме как превратиться в Ледибаг и пойти разгуливать по крышам, периодически касаясь татуировки через костюм. До этого она выяснила все у той же Альи: прикосновения через ткань одежды ощущаются немного по-другому. Более сдержано, без жара и дрожи по всему телу. Маринетт решила проверить Бражника на сообразительность: если он догадается, чего от него хотят, то получит свою рубашку назад. О том, что у него вроде как есть работа, Маринетт тактично забыла. Но он пришел. Через почти час блужданий, когда она уже решила на все плюнуть. Он приземлился позади, на той же самой крыше. Ледибаг круто развернулась. В ней едва не сработал инстинкт нападения, выработанный за четыре года. Она замерла на месте. И вдруг поняла: она совсем не знала, что говорить. — Ты оторвала меня от работы, просто чтобы молча постоять? — Бражник усмехнулся. — Мог бы и побыстрее прийти, — хмыкнула Ледибаг. Отцепила от пояса сверток с рубашкой и протянула ему. — Возвращаю. В целости и сохранности, даже постирала. — Это все? — Бражник немного удивился, но сверток забрал. Ледибаг выдохнула и произнесла скороговоркой: — Спасибо за то, что спас. — Так уже лучше, — он кивнул. И вдруг предложил: — Пройдемся? Неожиданно для самой себя, Ледибаг согласилась. Они двинулись по крыше, держась на некотором расстоянии друг от друга. Тот факт, что люди могли заметить ее в компании злодея, как-то не волновал. Волновало другое: не приближается ли она сейчас к какой-нибудь хитроумной ловушке? Не ждет ли ее дальше внезапное нападение? Ледибаг не знала. Хотелось убежать побыстрее, но любопытство перевесило. Поэтому она старалась идти спокойно, не выказывая опасений. — И все-таки, — вдруг начал Бражник первым, — почему на тебя напали? — Заткнула за пояс одну девчонку, — Ледибаг хмыкнула. — Но я не думала, что все так обернется. Зато теперь, — глаза ее загорелись, — она мне страшно завидует. — Почему ты так решила? — он усмехнулся и посмотрел на нее, как на маленького ребенка, у которого фигурка из песка получилась ровнее. — Потому что у тебя слишком красивая дверь, а у нее сарай какой-то, — выдала Ледибаг и тут же осеклась. — Дверь под стать ключу, — спокойно ответил Бражник, и это явно был комплимент. Ледибаг коротко посмотрела на него и уткнулась взглядом в серость крыши. Еще чего не хватало — смущаться от комплиментов злодея. И она решила перевести тему: — Куда ты пропал в последние месяцы? — Сама сказала, что я тебе жить не даю, а теперь недовольна. — Я всем довольна, — возразила Ледибаг. — Просто из вежливости спрашиваю. — Так уж из вежливости? — Бражник прищурился. — Скучаешь по приключениям?.. Хотя, ты и так их нашла. Еще спасай тебя. — Я не просила меня спасать! — воскликнула она и остановилась. — Мы теперь друг за друга отвечаем, — примирительно ответил он и остановился тоже. — Я не мог не прийти. — А ты, я смотрю, уже смирился? — саркастично заметила Ледибаг. На самом деле, ей хотелось сказать совсем другое. Но она не могла найти слов, чтобы выразить признательность. И внезапно откуда-то сверху раздалось: — Отойди от нее! После чего сильный удар жезлом пришелся на то место, где Бражник стоял всего секунду назад и едва успел отскочить. Ледибаг пошатнулась, когда перед ней приземлился Кот Нуар. Он почти шипел от злости. — Рано или поздно, ты отдашь мне свой талисман, Ледибаг, — зловеще произнес Бражник. — Черта с два! — Кот бросился в атаку. Жезл лязгнул, столкнувшись с тростью. Началось небольшое сражение. Ледибаг стояла на месте и пыталась сообразить, что ей делать. Через пару мгновений она тоже присоединилась к битве. План возник в ее голове спонтанно. А йо-йо уже описывало в воздухе дуги и петли, но все время умышленно летело мимо. Кот, кажется, не замечал. Он был так решительно настроен и зол, что глаза его остекленели. Ледибаг надеялась на скорое завершение драки, как это бывало обычно. Однако выкрик «Катаклизм!» спутал все ее предположения. Если вспомнить, Кот Нуар и раньше использовал его, пытаясь схватить талисман Бражника. И сейчас он подобрался к цели совсем близко… Но в странном порыве ярости не заметил, как зацепился ногой за тонкую нить от йо-йо, колыхнулся и чуть не упал, с трудом удержав равновесие. Воспользовавшись моментом, Бражник перескочил на соседнюю крышу. Взвилась огромная стая мотыльков, и он испарился, будто его и не было. Кот ударил небольшую горку кирпичей, и она рассыпалась в пыль. Потом посмотрел на Ледибаг. На его лице отразились остатки прежней злости и тень переживаний. — Моя леди, ты в порядке? — спросил Нуар. — Д-да, все хорошо, — она запнулась. — Что ты тут делаешь? — Я проходил мимо и случайно заметил… Я так и знал, что он угрожал тебе! — Кот сжал кулаки. — Еще бы чуть-чуть и!.. — В следующий раз… — пробормотала Ледибаг. Черная точка на ее сережках очень вовремя моргнула и исчезла. — Нужно бежать. Спасибо, мой рыцарь! Она бросила йо-йо, зацепилась за дальнюю крышу и взмыла в воздух.***
— А вы знаете кого-нибудь, кто вышел замуж не за свою истинную пару? — как бы между прочим поинтересовалась Маринетт у родителей. Было хорошее солнечное утро. Они завтракали втроем на кухне. Том и Сабин переглянулись. Маринетт натянуто улыбнулась. Вопрос был не в тему: до этого они разговаривали о новых рецептах и о том, что надо бы расширять ассортимент. Но ей было так интересно, что она вклинилась в беседу. А все началось еще вчерашним вечером, когда Маринетт очень долго болтала с Альей по телефону. Речь, как обычно, зашла о парах и судьбе. Маринетт полушутя полусерьезно заявила, что выйдет замуж за кого-нибудь постороннего. На что подруга внезапно ответила: это все выдумки. Многие говорят о подобных браках, но никто не знает реальных примеров. Оказалось, она успела расспросить родителей и всех знакомых из чистого любопытства (и ради Мари). Теперь пришел ее черед лезть с вопросами. И по лицам родителей Маринетт поняла: им что-то известно. Что-то, о чем не знают другие. — А тебе зачем? — спросила Сабин. — Мы с Альей поспорили, — соврала Маринетт. — Она сказала, что таких семей не существует, и все это пустые выдумки. Я ей не поверила. Но теперь мне нужны доказательства. — Знали мы одних… — начал было отец. — Том! — воскликнула мать. — Это до сих пор секрет? — удивился он. — Уже лет двадцать прошло. — Ты забыл? — зашептала Сабин. — Эмили просила нас… — Эмили? — переспросила Маринетт, перебирая в памяти имена. И от удивления чуть не выронила бутерброд. — Мать Адриана? Родители переглянулись с такими лицами, будто выдали какую-то страшную тайну, и теперь весь мир будет уничтожен. Но Маринетт это не остановило. Для нее приоткрылась неизвестная ранее тайна. — Вы знали мать Адриана? — спросила она, подавшись вперед от желания выяснить. — И ничего мне не сказали? — Мы не должны были говорить… — Мы не только мать знали… Это прозвучало одновременно. Сабин зло глянула на мужа, и Том виновато улыбнулся. Маринетт едва могла сидеть на месте. Ей казалось, будто она сейчас услышит нечто очень важное. — Та-а-ак, — протянула она. — Значит, вы знали родителей Адриана. Откуда? — Маринетт, что за допросы? — сказала Сабин. — А что такого? — удивилась она. Тем временем, в ее голове вращались шестеренки, сопоставляя услышанные факты. И Маринетт озарило. — То есть, вы хотите сказать… что родители Адриана не были истинной парой? Мать глубоко вздохнула. Посмотрела дочери в глаза. — Обещаешь, что ничего не расскажешь? Ни Адриану, ни кому-то еще? — Обещаю, — искренне ответила Маринетт. — Мы учились вместе в колледже «Франсуа-Дюпон», — сухо начал Том. — Эмили была моей подругой, — Сабин уткнулась взглядом в белую скатерть на столе. — С Габриэлем мы начали общаться чуть позже… Тогда все тоже были помешаны на этих татуировках и парах. — Мы нашли друг друга почти сразу, — Том приобнял жену за плечи. — Эмили тоже нашла — то был парень постарше нас. Габриэль был один, и мы все время таскали его по разным вечеринкам и мероприятиям, хотя он и не хотел. Прятал, как ты же, запястья. — А потом все случилось… — казалось, Сабин заплачет от воспоминаний. — Парень Эмили увлекся наркотиками и однажды чуть не избил ее. Она долго была в депрессии, пока Габриэль не сделал ей предложение. Мы были так рады за них. Особенно дальше, когда родился Адриан… Они не хотели, чтобы он узнал… Адриан помнит мать? — Нет, — Маринетт покачала головой. Тяжесть правды заставила ее сжать в руках край скатерти. — Он говорил, только обрывки. Ему было четыре… И вы хранили эту историю столько лет? — Мы обещали никому не рассказывать, — ответил Том. — Особенно после ее гибели. Мы пытались поддерживать Габриэля, но он закрылся ото всех… Не вздумай рассказать Адриану. — Не буду, — выдохнула Маринетт. Лучше бы она ничего не спрашивала.***
За месяц жизнь вернулась в привычное русло. Злодеи начали появляться вновь. Каждую неделю, как раньше. Ледибаг поняла, что даже немного скучала по борьбе со злом. Ей некуда было больше выплескивать скопившиеся эмоции, и теперь она самозабвенно сражалась. Хотя Кот был недоволен. Может, он замечал некоторые изменения в отношениях Ледибаг и Бражника. Может, просто что-то подозревал. Или предпочитал спокойную жизнь, но Ледибаг никогда бы в это не поверила. А совместные прогулки случались еще несколько раз. В основном — глубокой ночью, когда Париж спит, и никто не может им помешать. Они разговаривали о всякой ерунде. Обсуждали все стычки, случившиеся в промежутках. Ледибаг страшно гордилась тем, что на ее счету не было ни одного поражения. На что Бражник саркастично заметил: — Если бы ты хоть один раз проиграла — не стояла бы сейчас здесь. — Не то, чтобы я очень хотела здесь стоять, — ответила тогда она. Это было ложью, но очень походило на правду. Так походило, что она и сама верила. Если разобрать ситуацию, получалось следующее: ей очень нравилось гулять ночью по крышам. Ей нравились звезды, если небо было чистым. Ей нравились мотыльки, которых Бражник мог призвать в любом количестве. Ей нравилось слушать сетования на «бесполезных злодеев поменьше»: это было забавно. Ей нравилось, что ее слушали тоже, и она могла пожаловаться на судьбу. Мол, у всех пары как пары, а у нее — суперзлодей. Смешно: только ему она и могла об этом сказать. Правда, говорить нужно было осторожней, чтобы не выдать личной информации. Но ей ни в коем случае не нравился сам Бражник. Нет. Ни за что на свете. И, тем не менее, они продолжали гулять вместе. Постепенно Ледибаг привыкла. Привыкла к тому, что у нее теперь есть эта татуировка, и ничего с ней не сделать. Привыкла к мысли, что Бражник предназначен ей судьбой: оказалось, у них было много общего вне супергеройской жизни. Привыкла к тому, что ее посреди ночи могло разбудить чужое касание. Привыкла отвечать, потому что ей отвечали тоже, если она вдруг не могла уснуть. Так сильно привыкла, что смирилась, и перестала быть источником едких комментариев по поводу этого решения судьбы. Все начало стремительно меняться спустя еще месяц. Маринетт вновь стала гулять по вечерам. Страх притупился и был забыт за новыми яркими эмоциями. К тому же, лето заканчивалось, и они хотели повеселиться, чтобы хватило на следующие десять месяцев. Поэтому отправились в караоке всей компанией. Это действительно оказалось весело, хотя Маринетт не считала себя хорошей певицей. Так получилось, что домой она вновь возвращалась за полночь. На улицах никого не было. Ярко горели фонари. Маринетт слышала эхо своих шагов. Она старалась идти быстрее. А потом вдруг услышала за спиной шаги чужие. Кто-то вышел из тени домов и последовал за ней. Она коротко обернулась и с ужасом узнала одного из тех самых парней. К нему присоединилось еще двое. Маринетт ускорила шаг. Сердце забилось бешено, будто готово было выпрыгнуть. Преследователи ускорились тоже. Тогда она побежала. В этот раз до дома было всего ничего — он уже виднелся в конце улицы. Маринетт летела вперед. Так быстро она бегала разве что в суперкостюме. Ноги несли ее сами от всепоглощающего страха. Шаги позади будто бы немного отстали, но она не хотела проверять. Ее снова обуял ужас воспоминаний. Она хотела коснуться запястья, однако напрочь забыла все придуманные ими сигналы (это была идея Бражника, и они разработали целую кучу на все случаи жизни). И вот Маринетт влетела в двери дома, захлопнула их и закрылась на все замки. Взбежала по лестнице в свою комнату. Замерла посредине, все еще не веря, что смогла так просто отделаться. Возможно, ее хотели просто напугать. И у них это получилось. Ноги стали ватными. Маринетт свалилась на кровать и закрыла лицо руками. Хотелось разрыдаться, но она сдержалась. Внутри бушевал ураган из смеси не самых лучших эмоций. Она нашла в себе силы вновь подняться и переодеться в пижаму. Усмехнулась, вспомнив реакцию Бражника на известие о его «замечательной рубашке», — то был момент, когда Маринетт вдруг потянуло на искренность. Он, кажется, даже немного смутился. А потом, будто бы в шутку, сказал, что может отдать ее, раз она так понравилась Ледибаг. И Маринетт отказалась, хотя ей очень хотелось согласиться. Эти мысли отвлекли ее на пару минут, но страх быстро вернулся назад. Воображение рисовало мрачные картины, которые частично были моментами из воспоминаний. Маринетт ненавидела себя за чрезмерную впечатлительность. Она глубоко вздохнула и коснулась татуировки. Сейчас ей определенно нужна была помощь. Ответили не сразу: очевидно, он спал. Но все-таки ответили, и Маринетт привычно вздрогнула, ощутив чужую руку. Их пальцы переплелись. Было чувство, будто ей на плечи накинули теплый плед. Или обняли, но об этом она боялась думать. Зато не боялась гладить костяшки длинных пальцев — и ниже, докуда могла дотянуться. У нее редко получалось быть искренней во время разговора, и вся искренность выливалась в прикосновения. Раньше она этого стеснялась. Но не теперь. Не теперь, когда в ответ она тоже получала искренность. Маринетт чувствовала это каждой клеточкой тела. И замирала, когда большой палец выводил узоры на ее ладони, будто какие-то рисунки или слова. И когда вслед за ним осторожно проходились ногти, заставляя ее вздрагивать и улыбаться. Она была влюблена в эти и еще сотни других моментов. Сейчас все ее тревоги ушли. Она вдохнула спокойно. Видимо, что-то случилось в ее голове. Маринетт привычно попрощалась. После чего поднесла запястье к губам и невесомо коснулась татуировки. Она почти ощущала чужое замешательство. Завтра утром она и сама будет думать, как вообще на это решилась. Но не сегодня. Сегодня ей уже нечего было терять. Она дождалась ответного прикосновения губ. Этот поцелуй приятно обжег кожу. Маринетт улыбнулась. — Спокойной ночи, — прошептала она в темноту и забралась под одеяло.***
Через пару дней они встретились вновь. Ночью, как всегда. И отправились гулять. Ледибаг впервые смущалась, вспомнив свой странный ночной поступок. Она до сих пор не могла найти объяснения такой глупости. Она просто поддалась минутной эмоции. Да и Бражник держался немного иначе. Это было практически незаметно, но Ледибаг видела. Ей казалось, что они были знакомы всю жизнь, и теперь она могла уловить любую незначительную перемену. Тем не менее, они не упоминали об этом маленьком «инциденте». Обсуждение свелось к новому фильму, на который Маринетт сходила вчера вместе с друзьями. На мгновение в ее голове промелькнула мысль: если бы только она могла пойти туда, как на свидание. Ледибаг сразу представила, как они приходят в кинотеатр в своих суперкостюмах, и как окружающие люди стоят в панике, не зная, то ли бежать, то ли просить автограф. От этого стало смешно, и она улыбнулась. — О чем думаешь? — поинтересовался Бражник. — Да представила, как мы приходим в кино в таком вот виде, — объяснила Ледибаг. — Забавно будет. Он хмыкнул с легкой полуулыбкой. Он вообще научился улыбаться не так давно — когда их отношения наконец наладились, и они перестали ссориться. А Ледибаг вдруг подумала о всей этой странной ситуации. О том, что они не знают друг друга в реальной жизни, хотя, может, и пересекались когда-то. Теперь она была бы не против узнать, но предложить боялась. Это было сродни признанию в любви, а к такому Ледибаг еще не была готова. Она не хотела признавать эту глубокую симпатию. Он ведь суперзлодей, да и, к тому же, гораздо старше нее. Старше… Вопрос вырвался сам собой, когда она вдруг осознала: — Слушай, — Ледибаг остановилась. — Неужели у тебя не было пары до того, как все это случилось?.. Бражник замер на месте, глядя куда-то вниз. Потом молча подошел к краю крыши и сел. Ледибаг немного постояла, удивленно наблюдая за ним. Видимо, она зря задала этот вопрос. Поэтому села рядом и легко толкнула его плечом. — Если не хочешь, можешь не отвечать, — спокойно произнесла она. — Не было, — отстраненно сообщил Бражник. — Чего не было? — Ледибаг моргнула и поняла смысл не сразу. — Пары не было, — он посмотрел ей в глаза. Ледибаг вздрогнула и отвела взгляд. — Прости, — виновато пробормотала она. — Я… не должна была спрашивать. — Ничего. В конце концов, я не был один. Только в последние несколько лет. — И ты тоже думал, что у тебя просто нет пары? — Я был в этом уверен. Ледибаг вздохнула и прижалась плечом к его плечу. В ее голове мысли вновь начали бег. Она уже слышала. Слышала эту историю. И, если сопоставить факты… Но она не могла поверить. Теория была абсурдной, как и вся ситуация. Ледибаг отчаянно пыталась найти способ узнать правду. Подтвердить или опровергнуть — неизвестно, чего хотелось больше. И, в то же время, было абсолютно все равно. — Ты только что все поняла, я прав? Видимо, это осознание было написано у нее на лице. Теперь Ледибаг сама посмотрела Бражнику в глаза. И прошептала, немного подавшись вперед: — А ты хочешь, чтобы я все поняла?.. Но так нечестно, — решила она вдруг. — Дам подсказку, кто я. Дочь старых друзей. Это было рискованно. Но Ледибаг могла позволить себе рисковать. Хотя бы сейчас, чтобы наконец-то все выяснить. Она по-прежнему смотрела Бражнику в глаза и видела, как в них пронеслось удивлением, затем — осмысление, и удивление вновь. Кажется, он понял. Оставалось надеяться, что они оба догадались правильно. Она еще немного подалась вперед, но в этот раз ее опередили. Поцелуй вышел глубоким, мягким, и вместе с тем — осторожным. Ледибаг решилась спустя пару мгновений. Ее рука медленно забралась под шейный платок Бражника и дотронулась до броши. Замерла, позволив ему коснуться своих сережек. Они сняли талисманы друг друга одновременно, не прерывая поцелуй. Маринетт чувствовала, как исчезает ее костюм. Она боялась открыть глаза. Но смысла бояться уже не было. Она медленно отстранилась. Мысленно сосчитала до трех. Маринетт посмотрела на Габриэля и не смогла сдержать улыбку. Она оказалась права, и теперь это ее ничуть не пугало. Она вдруг тихо засмеялась, уткнувшись лбом в широкую грудь. И впервые услышала его смех. — Никогда бы не подумала, — произнесла Маринетт, вновь глядя в темно-синие глаза. — Я хорошо маскируюсь, — Габриэль улыбнулся и протянул ей сережки. — Держи. — Разве ты не хотел их забрать? — спросила она, но все-таки обменяла сережки на брошь. — Больше нет необходимости, — прозвучало мягко. Маринетт тогда все решила окончательно. В полутьме она нашла левую руку Габриэля, но он немного отстранился, не дав ей коснуться. — Не стоит… Однако Маринетт была уверена. В этот раз она поцеловала его первой, одновременно переплетая пальцы. На запястье рядом с дверью вспыхнул и появился ключ. В то же мгновение Маринетт будто почувствовала, как их раз и навсегда связало невидимой золотой нитью. А потом не было ничего, кроме долгих мягких поцелуев. Похоже, судьба действительно никогда не ошибалась.