Hydrargyrum

      — Ну, а от Снейпа, как всегда, особое блюдо — эссе на тему «25 типичных ошибок в процессе приготовления зелья». Каждую расписать минимум с двумя примерами, объем можешь сам представить, — объяснил Макэвой, положив на тумбочку у кровати несколько листов. Пребывание в лазарете освобождало от занятий, но домашнее задание на следующей неделе всё равно преподаватели потребуют. Здесь ещё было немного — у Грейнджер стопка заданий по толщине уже напоминала солидную тетрадь.       — Спасибо, Чарли.       — Учти, это за два дня. Завтра ещё добавят, а уж если замещать ЗОТИ тоже будет он, а не профессор Флитвик, то и там наверняка подложит нам какую-нибудь свинью, жирную такую, на пару дней работы и сидения в библиотеке минимум, — добавил Керри.       — Ничего, это не так уж страшно.       — Ну, тебе-то уж точно теперь не домашних заданий бояться.       К четвергу в лазарете осталось два человека, плюс ещё один (хотя и не совсем человек) — в отдельной палате рядом. Уизли отпустили сразу вечером в субботу, кроме безвредного заклинания сна в него больше ничего не попадало. Поттера задержали на день — под действием внушения он ломился через кусты и ветки, не разбирая дороги и спотыкаясь, так что синяков и порезов сам себе оставил много. Ещё хорошо у него хватило ума не сказать, что бежал он под действием непростительного заклинания, иначе задержался бы дольше. Всех студентов, оказавшихся под «Империо» в деревне, тоже после проверок отпустили через день-два, ничего опаснее ушибов и пары переломов там не оказалось. Серьёзнее всех, помимо Люпина, пострадали Грейнджер и сам Кайнетт. У него, помимо самой раны в животе, был серьёзный сепсис — копьё Крауч сначала швырнул на землю, так что на наконечнике оставались и грязь, и чужая кровь, к тому же, что ожидаемо при подобном ранении, был поврежден кишечник. В итоге первокурсника после такого решили оставить до конца недели под наблюдением, он же не прибегал к собственному лечению и целиком положился на методы местных целителей, благо они оказались вполне действенными. С ведьмой всё оказалось куда хуже — перегрев цепей, как следствие гипертермия, повреждение нервов, начались судороги мышц, проблемы с дыханием и аритмия. Прибывший к месту боя первым Снейп стабилизировал её состояние парой лечебных заклинаний, в больничном крыле успели оказать помощь, но поддерживать состояние сна пришлось ещё три дня, пока магией восстанавливали нервы и приводили в норму сердечный ритм. Да и после пробуждения Грейнджер прописали сразу несколько зелий, включая обезболивающие и способствующие регенерации, а также неделю постельного режима и полный запрет на любую магию как минимум до января. И по мнению Арчибальда, она ещё очень легко отделалась, по крайней мере, сами цепи не получили непоправимых повреждений, насколько он мог судить, а остальное восстановят целители.       К началу декабря в общей палате остались лишь они вдвоём, и в результате сюда наведывались сразу две «делегации» посетителей. За Мерфи присматривал Хиллиард, один из старост Рейвенкло, с ним приходили первокурсники, в том числе несколько человек с других факультетов, как Сансет, Моррис и Норт — делились новостями, безуспешно выспрашивали подробности недавнего «сражения» и передавали домашнюю работу. На Гриффиндоре ситуацию с Грейнджер взял на себя Персиваль Уизли, видимо, чувствуя вину за идиотское поведение младшего братца. С ним пришли Поттер, Лавгуд, все остальные Уизли, ещё пара человек с их факультета, которых Кайнетт не знал по имени. Впрочем, две компании не были такими «эксклюзивными» и порой смешивались: так Луна носила из библиотеки книги для обоих пострадавших, а Юфемия или Виллин пару раз отходили к Грейнджер, что-то уточнить о зельях и чарах, раз уж пока её можно найти только здесь.       Для неё это вообще был первый нормальный визит посетителей с момента прихода в сознание. Вчера здесь в присутствии молчаливой МакГонагалл ещё сидели следователи Отдела правопорядка, выспрашивая подробности происшествия. Грейнджер отвечала честно: о том, как пыталась остановить Поттера, как попросила первокурсников предупредить учителей и побежала за ним, как увидела в лесу Блэка и человека, представившегося как Питер Петтигрю. Рассказала про свой бой, достаточно грамотно и не упуская деталей — подобное использование маховика было нарушением правил, однако все её заклинания и зелья являлись разрешенными к применению. Тот момент, когда она отвела удар, чтобы не покалечить человека, взрослым явно понравился, а вот Кайнетт лишь ещё раз вздохнул про себя. Не сделай она подобной глупости, и весь конфликт можно было бы решить прямо там, возможно, даже и без его вмешательства — прибывший чуть позже Люпин бы вывел из строя раненного Петтигрю, возможно, успел бы связать Блэка. А Крауч либо ушел бы, не вмешиваясь, либо, в крайнем случае, Арчибальду пришлось бы обезоружить и ранить его атакой из засады, а потом приступить к допросу. А теперь всё это затянется ещё надолго.       Его самого опросили ещё в понедельник, тоже в присутствии декана, но ничего слишком интересного он следователям не рассказал. Сглупил, побежав вслед за Люпином, на месте увидел раненого профессора, двух неизвестных волшебников, успел изобразить приближение подкрепления и из засады с помощью «Диффиндо» обезоружить одного из них, разрубив палочку — последнее следователи тоже оценили положительно, что удар пришелся не по руке. А дальше, когда попытался выставить щит, второй просто магией кинул в него копьё сквозь «Протего», тяжело ранив, а затем оно распалось надвое и быстро рассыпалось на части — после этого он упал и потерял сознание. На принесенных следователями фотографиях, точнее подвижных «колдографиях», он сумел опознать молодого Бартемиуса Крауча, тот изменился не так уж сильно, а также с трудом, но узнал Петтигрю. Грейнджер также не с первой попытки нашла Питера, однако сразу же указала на Блэка. Люпина пока ещё не допрашивали — официально состояние оставалось слишком тяжелым, а на деле полнолуние едва пошло на убыль, вряд ли он сейчас уже стал человеком.       — Ужин начнётся через пятнадцать минут, — объявила мадам Помфри, главный целитель Хогвартса, заходя в палату. — Посетители — на выход. Завтра ещё наговоритесь, а режим надо соблюдать строго.        Нестройно попрощавшись, обе компании потянулись к выходу, в этот момент Кайнетт решил, что пришло время для одного разговора, и окликнул:       — Уизли, — увидев, что к нему обернулось сразу пять человек, уточнил: — Рональд, можно буквально на пару слов?       — Да, конечно, — пожав плечами, ответил тот, махнул рукой остальным, чтобы не ждали. Подойдя ближе, он слегка настороженно спросил: — В чём дело, Мерфи?       — Просто хотел уточнить, — ответил маг, стараясь говорить негромко. Одновременно он создал барьер, слегка заглушающий звуки, так что Грейнджер, занимающая место у противоположной стены, услышит лишь неясный шепот. — Ты ведь понимаешь, что вы, два идиота, подставили кучу народа и только чудом никто не погиб?       — Да, — посмотрев на Грейнджер, так же тихо ответил волшебник почти через минуту. Он явно сначала хотел сказать что-то резкое, оскорбить в ответ, но переборол порыв и всё же признал это. Не из-за Мерфи, разумеется, до него дела Уизли не было, но он видел в субботу, в каком состоянии в лазарет доставили Гермиону, а уже потом ему рассказали и про Люпина.       — Уже неплохо. И ещё ты понимаешь, что если бы вот она не понеслась вас, умственно отсталых, спасать, если бы она не тренировалась и не занималась магией сразу за троих, и если бы она едва себя не убила, вы двое уже были бы мертвы?       — Понимаю, — неохотно признал Уизли после ещё более длинной паузы.       — Что ж, можно считать, как минимум один удар ты мне будешь должен. Однако речь не о том. Если ты в самом деле считал себя «другом» Поттера, то лучшее, что мог сделать — вырубить его и не дать натворить глупостей. Я не Грейнджер и не Люпин, вы мне не друзья и не приятели, так что говорить всё могу совершенно честно. Тот факт, что он тянет к себе все неприятности в стране, не изменит никто, но пока вы двое как волшебники — пустое место, у вас два варианта: сидеть ровно и не мешать другим вас защищать или храбро лезть вперёд и вновь рисковать чужими жизнями. Хотя будь я чистокровным, наверное, раньше бы выпрыгнул из окна, чем довёл до того, что меня будет защищать магглорождённая девчонка… В общем, суть простая, и, надеюсь, ты доведешь её до своего приятеля и сможешь ему в голову вбить. Или Поттер хотя бы не мешает никому его спасать и не подвергает ещё большей опасности всех остальных, включая и меня, или при следующем «геройстве» я сам его оглушу, свяжу и с подарочной лентой передам хоть Блэку, хоть Петтигрю, хоть Волдеморту, пока никто не погиб и не превратился в инвалида. Всё понятно?       — Ты — эгоист и сволочь, Мерфи, — негромко огрызнулся волшебник. Должно быть тоже не хотел, чтобы Гермиона услышала их разговор. — Ты не способен думать о других, только о себе печешься.       — Я думаю о профессоре Люпине, которому заклинанием вскрыло грудь и живот от плеча до пояса. Думаю о Грейнджер, которая могла буквально сжечь себе все нервы, если бы продержалась ещё секунд тридцать, прикрывая вас, кретинов. У одного магической семье уже десять веков, у другого — восемь, а их прикрывает девочка с самодельным заклинанием, попутно чуть себя не прикончив. Позор на всю Британию… Хотя да, и о себе я тоже думаю — знаешь, на что похоже по ощущениям, когда тебя насквозь пронзают копьём? Могу рассказать в красках…       — Я поговорю с Гарри, — буркнул Уизли со злобой. — Но ты здесь ни при чём.       — Да лишь бы результат был, а остальное мне абсолютно неважно. Что ж, более не задерживаю. Всё, что хотел сказать, я уже сказал.       Резко развернувшись, волшебник вышел из лазарета, а Кайнетт незаметно снял барьер. Затем встретился глазами с недовольным взглядом Грейнджер. Вздохнув, она заметила:       — Не расслышала, что ты ему наговорил, но ситуация от этого явно проще не станет. У меня с ними сейчас и так всё очень… неловко, и ещё отдельно разговор с Гарри предстоит, — хмуро заметила она.       — Полагаю, я облегчил тебе задачу, честно объяснив всё, как есть.       — Сомневаюсь, очень сомневаюсь. И вообще, ты Рона наверняка распекал за то, что он влез, куда не следовало. Может, даже и за дело, но а сам-то? Или я не говорила: не выходить из замка? Нарушить прямой приказ учителя — это очень, очень недостойно, Джеймс, — попыталась она пристыдить Мерфи. — Не так ли?       — У меня не было выбора, — изобразив скромность, маг опустил взгляд. Впрочем, ответ у него уже был заготовлен заранее: — Знаешь, я просто устал уже бояться.       — То есть? — ведьма явно такого ответа не ожидала.       — Я не бежал спасать тебя или профессора Люпина — полагал, что и сами неплохо справитесь. Но помнишь, как мы говорили о школе ещё в самый первый раз? Про уровень угрозы? Взрывающиеся котлы или кидающаяся из-за угла проклятьями Эмбер — это нормально, — заметил он, пожав плечами. Оставалось надеяться, что Селвин не решит «всё простить» самоуверенному грязнокровке после его ранения. Всё-таки игра получалась забавной, да и Аманда была достаточно перспективна для обучения даже подобным способом. — Но вот когда почти каждый старшекурсник, выходивший из замка, может оказаться под действием «Империо» и в любой момент начать взрывать и рубить на куски окружающих, чтобы отвлечь внимание, спровоцировать панику или просто устроить хаос по приказу какого-то психа — для первого курса немного слишком. Мне это просто надоело, так что я решил, что если помогу разобраться с Блэком, или кто там будет с ним ещё, то просто обеспечу себе безопасную жизнь в школе. Жаль, у нас не получилось.       — Самого страшного не произошло, это главное, — заметила Грейнджер, немного удивлённо разглядывая его. Судя по всему, такого ответа она не совсем ожидала. С другой стороны, не думала же она, что Мерфи бежал спасать именно её? — Сожалею, что не справилась и пострадал и ты, и профессор. А ещё жутко обидно, что мне теперь месяц нельзя колдовать. Но всё могло обернуться куда хуже.       — На самом деле, тебе очень повезло, что всего лишь месяц. Когда я понял, что с тобой произошло, то опасался, что ты вообще на годы останешься без магии. С твоей стороны это было очень безрассудно, вот уж от кого я не ожидал. Так пострадать из-за собственного же оружия.       — На годы?! — воскликнула Грейнджер. Должно быть, подробностей диагноза ей не объяснили, хотя должны были. — Из-за собственного оружия? Так, стой, Джеймс, хочешь сказать, что ты понял, почему мне так сильно досталось? Мадам Помфри и директор говорили про мощное перенапряжение и переутомление, как в тот раз, но бой же длился всего несколько минут. А тогда я провела с маховиком три часа подряд.       — Дело не в резерве. Думаю, когда ты потеряла сознание, то у тебя ещё процентов девяносто энергии оставалось в запасе, судя по рассказу. Проблема в перегреве и общей неприспособленности. Ты слишком увлеклась со своим мечом, не просчитав риск.       — А это не одно и то же? Маховик — это ведь в каком-то роде беспалочковая магия. И пускай я к ней не готова пока, но ведь в прошлый раз времени ушло куда больше на повышение температуры.       — Нет, маховик работает с тем же коэффициентом, что и палочка, просто механизм другой. Суть верная, но ты смотришь не в ту сторону. Проблема именно в твоём заклинании... Сейчас объясню наглядно.       Встав с кровати, маг нашел взглядом среди прочих книг у кровати переведённое на английский собрание медицинских трудов Парацельса в четырёх частях, выбрал третий том и подошел к Грейнджер. Присев на стул у кровати, он нашел нужную главу и «Левиоссой» подвесил раскрытую книгу в воздухе — всё-таки было какое-то непонятное удовольствие в том, чтобы иногда так бесполезно тратить магическую энергию на подобные мелочи. Он указал на схематичный рисунок, изображающий контуры нервной системы человека, а точнее, параллельных ей «магических каналов», как тут у целителей принято называть цепи. В этом мире судьба Теофраста фон Хоэнхайма сложилась по-другому: некоторые книги он так и не написал, другие наоборот — никогда не появились в том прежнем мире, да и погиб он здесь иначе. Однако его вклад в алхимию, равно как и в изучение магических цепей и способов хранения магической энергии, здесь оказался ничуть не менее великим. Разве что фамильными гербами он никогда не занимался, ввиду их отсутствия, зато работал с волшебными палочками и описывал механизмы их применения и подбора. А ведь кто-то другой на месте Кайнетта даже мог бы сказать, что сама возможность прочесть ранее неизвестные труды подобного гения стоит всех проблем и неудобств, включая собственную смерть.       — Вот они, каналы — сохраняют и передают магическую энергию в теле. В своём роде вторая нервная и кровеносная система тела, только на ином, духовном уровне. Мы пользуемся ими, практически не замечая, а точнее, каждый раз палочка сама обращается к ним, отбирая немного энергии для сотворения заклинания.       — Это я знаю, в книгах, что мы вместе просматривали для перевода, это всё упоминалось, — отмахнулась Грейнджер, намекая, что не стоит, как с другими, начинать совсем уж с азов, говоря с ней.       — Я их всё же не «просматривал», а читал, — спокойно ответил маг, реакция ведьмы его скорее позабавила. — В конце концов, у меня на пять предметов меньше, так что время было. Но если ты всё это уже знаешь, то почему палочкой колдовать легче, чем без неё?       — Она собирает, проводит и фокусирует магию в нужной точке, создавая заклинание, — как по учебнику ответила Гермиона.       — Да, но магию она при движении собирает вокруг, ты ведь это помнишь?       — Я читала описание этого принципа, но так и не поняла — зачем, если магия и так уже есть у нас внутри? В этих самых каналах.       — Потому что её там не так уж много, а вокруг она почти бесконечна. Смотри, — он очертил мистическим знаком петлю и произнёс арию: — Люмос. Я сейчас собрал из воздуха в четыре раза больше энергии, чем потратил сам. Если просто поддерживать уже наложенное заклинание, — он неподвижно вытянул руку и просто указал мистическим знаком на шар света, — тогда палочка просто тянет магию из воздуха, но уже медленно, получается примерно поровну собственной и внешней энергии. То есть сил тратится в два раза меньше, чем без палочки, однако всё равно довольно много, к тому же постоянно. А на магический предмет без такого «концентратора» внутри, какой есть в палочках, требуется «полная цена», только собственная сила без внешней поддержки. Допустим, если брать отвлечённо, пусть весь резерв магии это пятьсот условных единиц, тогда «Протего», наколдованное палочкой, требует, допустим, одну единицу, без палочки, руками или через иной «артефакт» — уже пять, а поддержание, соответственно, по четыре и двадцать единиц в минуту. Идея ясна?       — Да. Это как мана в Populous.       — Что и где? — переспросил маг удивлённо.       — Это игра такая, очень популярная сейчас. Нужно исполнять роль бога для людей, и у игрока есть «мана» — некое количество очков, которые тратятся на совершение чудес.       — Но мана вовсе не… — начал Арчибальд, но быстро оборвал себя. Это просто совпадение терминов, и она явно имела в виду нечто совсем иное. А если он сейчас начнёт детально расписывать отличия Маны и Од, процесс их преобразования и так далее, то уйдет слишком много времени. И у Грейнджер появится слишком много ненужных вопросов. — Хорошо, пускай, если так проще понять. В нашем случае ты, опять же в условных числах, потратила на включение меча двадцать пять единиц сразу, по пять на каждый компонент, и потом тратила ещё сто в минуту на все — без скидок, без внешнего источника, только собственную энергию на активацию и поддержание. В старой версии, при коротких взмахах, расход был разовый и на три заклинания, но теперь ты тратила силы постоянно, каждую секунду. Зелье, которое поддерживает свой эффект за счёт тех же каналов, требовало ещё, допустим, пятнадцать или двадцать единиц в минуту, на телекинез и на «предвидение». И маховик ещё десять в минуту на двойном ускорении, — взяв со своей тумбочки перо и пергамент, маг вернулся, положил на колени ещё одну книгу и быстро начал вносить все эти расчёты. — Итого, условно, сто тридцать в минуту. При общем резерве, допустим, около трёх тысяч, это позволило бы тебе вести бой на подобных условиях минут десять-двенадцать реального времени — ведь под действием маховика энергия расходовалась в два раза быстрее. Вот только пропускная способность на данный момент, условно говоря, сто единиц в минуту. И ты её превысила на треть. А на самом деле, может быть, и в два раза, и даже больше — я всё-таки беру условные цифры, а точнее надо спрашивать у целителя.       — Пропускная способность? — уточнила ведьма. В литературе волшебников этому аспекту не уделялось много внимания, разве что в разделах по беспалочковой магии, которые она просматривала лишь мельком.       — Сколько энергии ты безопасно можешь использовать в единицу времени. В физике это называлось бы проводимость. А у тебя из-за попытки пропустить больше энергии пошел резкий перегрев каналов, выросла нагрузка на нервы, потом общее повышение температуры, болевой шок, и далее как цепная реакция… К счастью, профессор Снейп успел тебя спасти. Вероятно, в целом твой максимум выше этой условной сотни единиц, но тело пока не позволяет его поддерживать.       — Прошу прощения? — переспросила она, почему-то смутившись и быстро натянув одеяло до подбородка.       — Недостаточно тренировок, не хватает выносливости, — объяснил маг предельно упрощённо. — Беспалочковую магию ведь не просто так считают очень сложной — когда в больших объемах вытягиваешь энергию из каналов и пускаешь в ход, требуется терпеть сильную боль, скачки температуры, напряжение нервов, головокружение, при этом не теряя фокуса на заклинании, не говоря об окружающей обстановке. Требуется крепкое здоровье и чисто физическая выносливость, как и хороший болевой порог. Возможно, всё-таки какая-то доля правды в том, что из игроков в квиддич получаются сильные волшебники, действительно присутствует, ведь они к подобному понемногу привыкают. Обычно ведь немногие готовы пойти на это, когда под рукой с детства есть палочка.       — Необязательно именно палочка — это всё-таки больше европейская школа, — поправила его Грейнджер. — В Африке для колдовства используют кольца, в России любят посохи, в Китае до сих пор применяют даосские мечи, а на Ближнем Востоке — ритуальные ножи.       — Форма не важна, у них внутри всё равно есть такой же концентратор для сбора и направления магической энергии, — покрутив в руках свой мистический знак, ответил маг. — Остальное уже местные предпочтения: кольцо нельзя выбить, да и потерять трудно, у посоха больше будет количество энергии, но махать им куда сложней, меч или нож требует специфического обучения и тоже весят немало. Парацельс в своё время пытался в Европе вместо палочки продвигать свои кинжалы Азот. Не тот азот, который Nitrogenium, а тот который Azoc, он же универсальная ртуть или вода жизни. Теофраст этим словом называл первый из них, потому что, по легендам, хранил в рукояти философский камень, а с помощью самого меча осуществлял трансмутацию элементов и исцелял людей, действуя как волшебной палочкой. Но так как мало кто мог повторить его шедевр, другим волшебникам он предлагал использовать кинжал с концентратором внутри, а металл клинка, украшения и драгоценные камни отделки использовать для хранения запасов магической энергии для более затратных заклинаний. Увы, идея нашла совсем немного последователей, ведь палочка легче, меньше, а внешний резерв мало кому был нужен — считалось, что в дуэли скорость создания заклинаний важнее… Ладно, если захочешь, прочтешь всё это в книге, а сейчас речь о том, что в любом случае ты пока не готова поддерживать сразу полдесятка заклинаний без палочки, особенно в сочетании с зельями — может, одно-два не очень сильных единовременно, как я делаю. А ещё, скажу прямо, ты не умеешь драться мечом, тем более, настолько необычным. Возможно, если серьёзно заняться фехтованием, это решило бы сразу две проблемы — помогло поднять выносливость и дало нужные навыки. К тому же намного полезнее для здоровья, чем квиддич, и нагрузки лучше распределены.       — Ты тоже не умеешь драться шпагой, но любишь свой «Теллум Дуэлис», — слегка обиженно заметила Грейнджер.       — Это другие так думают, а я их не разубеждаю. Шпага — только для вида, привлекает внимание, заставляет противника торопиться и менять стиль дуэли, когда резко идешь с ним на сближение под щитом. К слову, ещё одна твоя проблема — даже если освоишь владение своим оружием и сможешь долго его поддерживать, но если ты не готова им ударить человека, то это всё совершенно бесполезно, — перешел маг к наиболее важной теме. — Этот герой, у которого ты взяла идею меча света…       — Люк?       — Наверное. Как бы на него смотрели враги, если бы знали, что он со своим плазменным клинком не сможет их ударить даже по руке? При этом прекрасно зная, что её потом можно прирастить обратно.       — Вообще-то там только протезы. Но, знаешь, а что-то в этом есть… Как бы они на него смотрели, да? — протянула Грейнджер, глядя куда-то мимо него.       — Что ж, всегда готов поделиться идеями, — сказал маг, поднимаясь с места. Похоже, ведьма начала обдумывать какую-то мысль, так что не стоит ей мешать. Он потянулся за так и висевшей в воздухе книгой, но был остановлен жестом.       — Постой. Можешь пока оставить её мне? — спросила ведьма, беря справочник в руки. — Интересно будет нормально почитать про каналы, раз уж есть пока, так сказать, свободное время. Да и про остальное.       — Разумеется. Приобщаться к работам великих никогда не поздно.       Когда Кайнетт подошел к своей кровати, рядом возник один из школьных домовиков, оставил прямо в воздухе поднос с ужином и, ничего не сказав, сразу же исчез. Второй доставил еду для Грейнджер. Удивительно, но маг уже начал привыкать к тому, что рядом с ними постоянно находятся подобные существа, делающие всю грязную работу и занимающиеся обслуживанием волшебников. Конечно, доверять нелюдям было нельзя, все они по определению непредсказуемы. Однако так называемые домовые эльфы за тысячи лет превратились скорее в симбионтов волшебников, чем в самостоятельных существ. Практически в фамилиаров, поддерживаемых магической силой хозяев. В Хогвартсе, как и в Министерстве, им жилось лучше всего, ведь они брали силу не от одного хозяина или даже одной семьи, а сразу от всех волшебников в доверенном им «доме». Даже сам Кайнетт, получается, отдавал толику своей энергии этим существам уже четвёртый месяц. Впрочем, стоило признать, они достаточно полезны.       Посмотрев на тарелку с почти прозрачным «диетическим» супом, маг вздохнул, но сел на кровать и потянулся за ложкой. Все внутренние органы восстановили ещё в первый же день после ранения, так что причин «не нагружать» желудок и всё остальное не было. Видимо, некоторые врачебные правила и традиции игнорируют и здравый смысл, и законы магического мира.       Впрочем, за едой было время неторопливо подумать о многих вещах. Например, о предстоящем рано или поздно разговоре. И о том, что делать дальше, в зависимости от его возможного исхода. Всё же за три месяца он уже втянулся в учебный ритм, бросать всё и начинать заново в другой стране или полностью на нелегальном положении не хотелось бы. Здесь уже образовались перспективы, и все намеченные контакты и наработки бросить было бы жаль. Хотя, скорее всего, это опять влияние Начала, которое полностью устраивает школьная атмосфера и творящиеся вокруг бардак и безответственность. Если бы ещё не регулярные покушения на жизнь учеников, но должны же быть какие-то минусы.       ***              В понедельник, выходя с последнего урока, Арчибальд обнаружил стоящего в коридоре у окна Люпина. Профессор выглядел бледным и уставшим, но совсем не напоминал человека, который неделю назад валялся на земле с рассеченными рёбрами и разрубленным лёгким. Всё-таки местная магия исцеления развита на весьма приличном уровне, если забыть о следах от проклятий. Видимо, это следствие запрета на темную магию — если что-то полностью запрещено изучать, то как найти на это меры противодействия, не имея возможности проводить эксперименты? К счастью, даже усиленное «Диффиндо» к черной магии отношения не имело, так что поставили на ноги Римуса довольно быстро. Говорят, что из лазарета его отпустили ещё в субботу, а весь вчерашний день с профессором общались следователи — всё же именно он оставался главным свидетелем, как общавшийся со всеми тремя подозреваемыми, да и просто как единственный взрослый в компании четырёх детей, втянутых в этот инцидент.       Хотя что касается детей, директор наконец решил озаботиться их безопасностью и до конца семестра отменил походы в Хогсмид и любые практические занятия в лесу. Ходили слухи, что если ситуация не разрешится, то с января в деревню выпускать старшие курсы всё-таки будут, но по особому графику — человек по сорок в один день и только под постоянным надзором нескольких преподавателей. Магглорождённые уже прозвали это «школьной экскурсией», впрочем, почти все осознавали, насколько опасность серьёзна и что угроза отчисления за самовольный уход за пределы замка — вполне подходящая мера в текущих обстоятельствах.       — Джеймс, сможешь ответить на пару вопросов? — спросил Люпин вежливо, когда компания студентов Рейвенкло поравнялась с ним.       — Разумеется, профессор, — согласился маг, внутренне подобравшись и приготовившись к чему угодно.       — Тогда не будем мешать остальным. Поговорим в кабинете.       Класс ЗОТИ был пуст, чужое присутствие внутри не ощущалось. Профессор палочкой передвинул от стены одну из парт вместе со стулом, затем пододвинул ближе учительский стол. После чего незнакомым заклинанием запер дверь и создал барьер, искажающий звук в пределах этого помещения. Закончив с приготовлениями, Люпин сел за стол, демонстративно отложив мистический знак на самый край, подальше от себя. Вряд ли он не смог бы при необходимости подбросить его прямо в ладонь, скорее это просто был жест доверия. Маг сел напротив, всё ещё внимательно наблюдая за оборотнем. К сожалению, из-за необходимости скрывать свои возможности он лишился почти всего арсенала, осталось лишь несколько стальных заготовок с наложенными заклинаниями и флакон с Volumen Hydrargyrum.       Свой прототип он вернул вчера, добравшись до места сражения в лесу. Сделать это оказалось непросто — теперь с дюжину дементоров постоянно патрулировали Запретный лес вокруг замка, не столько в поисках Блэка и его подельников, сколько из необходимости не пускать туда учеников. Однако с помощью барьеров Арчибальд всё-таки сумел пройти мимо. Ментальная защита всё ещё плохо справлялась с их аурой, оставалось полагаться лишь на собственный самоконтроль и держаться от тварей подальше, однако скрыться от их поиска было возможно, благо эти духи не полагались на зрение, а ориентировались на эмоции и непосредственно души живых, как многие виды нежити и призраков.       — Я полагаю, наш уговор в силе? — просто спросил Кайнетт.       — Да. Авроры считают, что я потерял сознание сразу после «Диффиндо» и потом слышал лишь обрывки того разговора. Потому могут рассчитывать лишь на твои собственные показания. Директор знает чуть больше — ему я рассказал о словах Питера и Барти, и что они собирались всех убить. Тебя упомянул, но мельком — вроде бы кто-то из учеников выбежал, предупредил о помощи, потом использовал пару заклинаний и быстро оказался ранен. Между прочим, если бы ты перед тем, как потерять сознание, хотя бы достал палочку и бросил где-то рядом, всем было бы намного проще, — укорил его профессор.       — Итак, поговорим? — уточнил маг. Последнее замечание он предпочел проигнорировать. Хотя про себя признавал, что было оно справедливым, но в тот момент он слишком спешил, и необходимость подобным образом обеспечить себе алиби просто не пришла в голову. Да и слушать упрёки от оборотня было довольно унизительно.       — Поговорим, — согласился Люпин. — Для начала, что именно тебя интересует, какие ответы я буду должен? В тот раз не нашлось времени спросить, — слабо улыбнувшись, добавил он.       — Поттер, Блэк и остальные, одержимый профессор в прошлом году и неизвестный инцидент в позапрошлом. Меня интересует вся эта ситуация, текущая угроза для школы.       — И зачем тебе всё это знать? Неужели одно лишь любопытство?       — Инстинкт самосохранения. Хогвартс атаковали уже трижды, могли погибнуть люди, я в том числе. Если всю эту гонку за Поттером не остановить, то рано или поздно будут жертвы: либо после очередного нападения, либо дементоры кого-нибудь от бездействия поглотят, либо у учеников не выдержат нервы от постоянной опасности, и кто-то пойдет вразнос. Чтобы не было недопонимания, моя цель — проучиться тут семь лет и встретить выпуск живым, здоровым и желательно в компании людей, не путающих алкалоид с алкагестом. Сложившаяся обстановка этому мешает, а потому нужно её исправить. Тем или иным способом. Но для начала просто оценить.       — Да. Уже понятно, что отсидеться в школе не получится, — вздохнув, согласился Люпин. — Хорошо, слово я держу, но скажу сразу, что у нас есть два варианта. Первый, я честно отвечаю, допустим, на пять твоих вопросов по этой теме и считаю свой долг закрытым, а мы просто расходимся в стороны и про всё забываем. По крайней мере, пока ты не подставишься в следующий раз, — заметил он, то ли в шутку, то ли серьёзно. — Второй, откровенность за откровенность. Ты честно отвечаешь на мои вопросы, а я подробно рассказываю о том, что ты хотел узнать. И после мы подумаем, что нам делать дальше.       — Второе возможно, но если эта информация не уйдет к кому-то ещё, — поразмыслив, ответил маг. — Думаю, это очевидно?       — Зависит от обстоятельств, — не стал кривить душой профессор. — От того, что именно ты расскажешь. Пожирателя смерти или преступника из другой страны я рядом с детьми терпеть не стану.       — Тогда мне опасаться нечего. В крайнем случае, «Обливейт» никуда не денется, попробуем для начала поговорить достаточно откровенно, — он ясно дал понять, что на полную открытость рассчитывать не стоит.       — Хорошее решение, — оценил оборотень и дружелюбно кивнул ему. Он слегка расслабился, а может, просто сделал вид. Скорее всего на то, что ему душу станут изливать и исповедоваться, Римус тоже с самого начала не рассчитывал. — А раз мы договорились, то для начала, как к тебе обращаться?       — Джеймс Виктор Мерфи. Лишние имена — лишние проблемы. А тем более лишние титулы. Можно просто Мерфи, в конце концов, я старше тебя всего лет на пять.       — И кто же ты? — просто спросил Люпин. Судя по тону, он или не поверил, или совершенно не удивился. — Помимо того, что я знаю о первокурснике Рейвенкло.       — Преподаватель магии, профессор, исследователь, глава чистокровного рода. Представь Люциуса Малфоя на должности профессора Снейпа, так будет проще всего… — усмехнувшись, добавил Кайнетт. — Но это в прошлом, я погиб два года назад на Дальнем Востоке во время одного ритуала, из-за предательства своего ученика. А сутки спустя оказался на месте магглорождённого мальчишки в сиротском приюте, где-то на задворках Лондона. Вероятно, во время его выброса, но точный механизм мне неизвестен до сих пор.       — Вот как, а что случилось с настоящим Джеймсом Мерфи? — с тем же выражением лёгкой заинтересованности уточнил профессор.       — Даже никакого недоверия? «Воскрешение невозможно!» или что-нибудь в этом роде? — спросил маг, удивлённо вскинув брови. Он понимал, что его «несёт», что не в такой фамильярной манере лорду и главе рода положено общаться с полукровкой, тем более даже не с человеком. Но впервые за два года он получил шанс поговорить с другим взрослым магом хоть сколько-то откровенно, не меняя маски и не строя из себя кого-то другого. Разумеется, его учили контролировать эмоции, без этого к магии можно даже и не подходить. Но он ученый, преподаватель, а не шпион и не лицедей, чтобы месяцами играть разные роли, не имея возможности взять перерыв. Сейчас наконец можно хоть немного приоткрыться, но не забывать придерживать себя, иначе можно наговорить слишком много лишнего.       — Я знаю, что душа может остаться в мире после смерти тела, и не только в качестве призрака, — уверенно заявил Люпин. — Причин удивляться нет. И ты не ответил на вопрос. Что случилось с этим мальчиком? — повторил он. Угрозы пока не чувствовалось, но в третий раз он этот вопрос явно задаст уже другим тоном.       — Не надо смотреть на меня, как на убийцу, — Кайнетт надеялся, что изобразил негодование и обиду достаточно натурально. Разумеется, ему до судьбы Мерфи не было никакого дела. Но демонстрировать этот факт перед Люпином, пожалуй, было бы излишне. — Насколько я могу судить постфактум, из-за выбросов магии его не меньше года регулярно травили и избивали другие дети. В тот раз всё окончилось сотрясением мозга и ушибами внутренних органов, дальше потеря сознания, ночь на холодном бетоне, гипотермия, остановка дыхания, клиническая смерть… А потом появился я. Но если бы он сохранил разум и сознание, меня бы просто вышвырнуло в первые секунды или растворило в его душе, а он ещё и получил бы какую-то часть моих навыков и воспоминаний. Но, может, на самом деле это и произошло? И перед тобой сейчас действительно Джеймс Мерфи, искренне считающий себя погибшим профессором.       — Ты очень уверенно это описываешь.       — Моя основная специальность — классическая алхимия, — произнёс маг. Он знал, что рано или поздно разговор дойдёт до этой темы, а магия лучше одних лишь слов. Потому достал из кармана мантии мел и начал быстро чертить прямо на парте алхимический круг и потом вписывать в нужные места формулы на латыни. Саму трансмутацию он просчитал заранее, когда стало ясно, где именно будет разговор. Через полминуты отложил мел, коснулся левой рукой черты и произнёс: — Scilicet.       Линии слабо засветились белым, а затем поверхность стола закружилась и взметнулась вверх, словно поток воды, а затем дерево застыло, словно замороженный в движении водоворот. Кайнетт спокойно встал, достал палочку, сделал жест и сказал:       — Финита, — ничего не произошло, он очертил мистическим знаком круг и произнёс арию отмены трансфигурации: — Репарифарго, — когда вновь конструкция осталась неподвижной, он применил заклинание ремонта: — Репаро.       Стол медленно вернулся к своему первоначальному состоянию, только начерченный круг исчез с поверхности. Убрав палочку, маг сел обратно и продолжил разговор:       — Это для примера. Однако я более чем компетентен в других областях: в исцелениях, в общей теории магии, в изучении духов и призраков, в вопросах одержимости в том числе, — не без гордости ответил Арчибальд. Жаль, но о некоторых из своих навыков сейчас придётся умолчать, даже как-то обидно. С другой стороны, к чему раскрывать все свои карты далеко не перед союзником?       — Японец или китаец, изучающий и преподающий старую европейскую алхимию? — уточнил Люпин, осматривая стол и недоверчиво качая головой. — Как-то сомнительно звучит. Я думал, там основой до сих пор остаётся У-син.       — Я не азиат, — резко перебил его Кайнетт. Добавил уже спокойнее: — Просто так уж вышло, что погиб в тех краях. Но основы как китайской, так и арабской алхимии я тоже знаю, и не только их. Да, к слову, следы того происшествия вы вряд ли найдёте, сразу отвечаю на невысказанный вопрос.       — Ритуал был противозаконным? — спросил Люпин просто. Даже без осуждения или отвращения в голосе, которых стоило бы ждать от преподавателя школы.       — Мы не нарушили ни одной нормы Магической Конфедерации или магического правительства той страны, — ответил Арчибальд чистую правду. Ведь нельзя нарушить то, о чем не знаешь. — Нам просто не нужны были свидетели.       — И кстати о свидетелях, инцидент с Трэверсом в августе девяносто второго — ты был в этом замешан? — вдруг сменил тему оборотень.       — Не по своей воле, — Кайнетт не стал сходу всё отрицать. Копьё в волшебном мире было слишком уж четким следом, чтобы он мог убедить собеседника в полной своей непричастности. — Меня похитили на улице, не дав и слова сказать, угрожали оружием. Должно быть, приняли за обычного ребёнка, к тому времени у меня ещё палочки не было, вряд ли они могли определить во мне волшебника. Не от Косой Аллеи же следили, думаю, я бы это заметил. Меня доставили в какой-то подвал, где была куча преступников, Трэверс находился среди них.       — Что?! — не поверил Люпин. — Чистокровный? Сын Пожирателя смерти? Вместе с маггловскими бандитами?       — А это тебя, значит, удивляет, профессор? — хмыкнув, риторически спросил маг. — Не просто «вместе с», он был одним из них. Во всяком случае, подчинялся приказам их главаря. Однако не думаю, что и он опознал во мне волшебника, иначе был бы умнее. Понятия не имею, что они собирались со мной сделать — продать в рабство, разобрать на органы, принести в жертву, потребовать выкуп… Не стал дожидаться продолжения на стадии, когда мне к голове приставили пистолет. Так что это была чистая самооборона, какой бы бред потом ни писали в газетах о том происшествии.       — Во Френсиса всадили несколько проклятых пуль. Магия крови находится под строжайшим запретом с 19 века, — напомнил профессор, побарабанив пальцами по столу. Вроде бы незаметно положив ладонь ближе к своему мистическому знаку.       — А ты использовал «Империо» на ребёнке, — не остался в долгу Арчибальд. Жест оборотня он «не заметил». Несмотря на светский тон беседы и показную готовность отвечать на все вопросы, атаки от него маг всё равно ожидал в любой момент. — И вообще, я стрелял из пистолета их босса. Ствол был весь в рунах и чарах, понятия не имею, что за дрянь он туда заряжал.       — Редко встретишь волшебника, владеющего маггловским оружием, — справедливо заметил оборотень. — И к тому же, почему именно копьё?       — Специфическое заклинание. Улучшает владение копьём, но работает только с ним и очень недолго. Моя разработка, в книгах ты его не найдёшь. А что касается пистолета — мне из него стрелять доводилось всего несколько раз до этого. Но в той ситуации выбора не оставалось.       — Допустим, — Люпин поверил ему, или во всяком случае, убедительно сделал вид. — Ещё вопрос: почему именно Хогвартс?       — Мне нужен легальный статус в магическом мире. А без денег, происхождения и связей для этого остаётся только школа. Эта не лучше любой другой, но мне нравится в метрополии. Не стану врать, с моими способностями я бы смог неплохо устроиться, особенно в колониях, — Арчибальд намеренно выстроил фразу именно так, чтобы в нём заподозрили жителя Содружества или бывших владений британской короны. Если учесть, что империя когда-то занимала едва ли не треть известного мира, выбор получается огромным. — И даже местные авроры бы никогда не нашли, но зачем мне жизнь пусть даже небедного маггла без возможности заниматься магией? Кто бы вообще на такое согласился?       — И ещё, для чего тебе Грейнджер и эта игра в её «ученика»? — судя по цепкому взгляду, этот вопрос тоже был одним из самых важных для профессора, и от ответа зависел дальнейший ход беседы.       — Так будет меньше вопросов, откуда я что-то знаю, — здесь Кайнетт вполне мог ответить честно. — Встретились мы случайно, я просто хотел узнать больше о школе из первых рук. Однако мне в любом случае понадобился бы «посредник», просто не столкнись я с ней, это был бы кто-нибудь другой. Однако Грейнджер оказалась достаточно талантлива и буквально поглощала знания о магии во время каждого разговора. Интересно было подавать ей всё новые идеи, тем более что ваши наследники чистокровных родов меня откровенно разочаровали. Честное слово, я был куда лучшего мнения о старых родах Британии. Намного лучшего, но увы. Разве что близнецы Уизли хоть что-то собой представляют на фоне прочих, а вот остальные, включая слизеринцев со всеми их претензиями — прямо скажем, тоскливое зрелище. Хотя на первом курсе есть пара перспективных студентов, но там ещё учить и учить. Вот и приходится работать с магглорождёнными, за неимением выбора, так что можно сказать, что я её обучаю. И если тебе от этого станет легче, профессор, готов поклясться, что не собираюсь причинить ей вреда и не имею на её счёт каких-либо недобрых намерений. Я бы куда охотнее работал с кем-то из выпускников, но нынешний возраст не оставляет богатства выбора. Опять же отвечая на невысказанный вопрос, о том, что она дружит с «Тем-самым-Избранным», я узнал далеко не сразу, и мне сие неинтересно. Скорее, пока от этого одни проблемы — она тратит слишком много лишних сил, пытаясь его защитить и вразумить, как на мой взгляд.       — Откровенно, — помолчав, оценил Люпин.       — Как и договаривались. И теперь встречный вопрос — почему ей вообще приходится этим заниматься? Я так понимаю, вы с отцом Поттера были друзьями, и ты считаешь себя поэтому обязанным ему. Почему ты не позаботился о нём раньше, например, год назад? — спросил маг прямо. Пришла пора задавать вопросы самому.       — Потому что ничего не знал, — помолчав, ответил Люпин, что явно далось ему нелегко. Лицо у профессора помрачнело, резче стали видны ранние морщины. — Когда всё произошло, все друзья погибли, я просто… отошел в сторону, когда остался один. О Гарри мог позаботиться и Дамблдор. Да и в конце концов, ни один нормальный человек всё равно бы не доверил годовалого ребёнка оборотню. Несколько дней в месяц я себя почти не контролирую, и если бы в этот момент мы остались наедине… Мне бы потом только повеситься и осталось. Потому я ушел.       — И что же изменилось с тех пор, раз ты вернулся? — спросил маг. О том, как Римус в этом случае учился в школе, он спрашивать не стал. Очевидно, что заражение ликантропией произошло уже позднее.       — Есть одно зелье, совсем новое изобретение, — ответил Люпин после небольшой паузы. Похоже, и он не привык делиться подобными секретами и разговаривать на эту тему. — Не отменяет превращение полностью, но позволяет сохранить таким, как я, разум в полнолуние. Рецепт сложный, ингредиенты дорогие, я бы себе позволить его не смог, но директор предложил его как часть платы за работу здесь. А ещё тут я смогу защитить Гарри.       — Он мог отыскать тебя и год назад, а школа бы получила вменяемого профессора вместо «гениального писателя», который по своей же лекции на вопрос ответить не способен, — справедливо заметил Арчибальд, вспомнив рассказы Грейнджер об уроках защиты. — А Поттер не проводил бы каждые выходные в лазарете, потому что его очень старается «спасти» полоумный нелюдь.       — Я могу лишь предполагать, — негромко произнёс оборотень. Его явно мучило чувство вины. — Возможно, год назад угроза не была столь очевидной. Возможно, это разумная предосторожность — само моё нахождение здесь уже большой риск, и я это понимаю не хуже прочих. Не говоря уж о расходах. Директор, что бы о нём ни думали, весьма прагматичный человек, и взвесив всё, он мог счесть, что это было слишком опасно. А может, он не мог меня найти — я давно уже скрывался ото всех, и от волшебников, и от обычных людей. Но сейчас, когда Блэк рядом, а то и не он один, приходится выбирать меньшее зло, то есть постоянное нахождение оборотня рядом с сотнями детей.       — Кстати, этот Блэк — настоящий? — уточнил маг. — Действительно Сириус Блэк? И остальные тоже. Я кое-что слышал о вашей компании, так что ты точно должен знать, не самозванцы ли они.       — Если бы всё было так просто. Бродяга… то есть Сириус выглядит, говорит и ведёт себя очень натурально. Чтобы так его изобразить, нужно быть очень хорошим актёром и прекрасно знать и его, и всех нас. Наверное, так смог бы только Джеймс, но он давно погиб. Хотя я теперь уже ни в чём не уверен… — покачав головой, тоскливо произнёс Люпин. — Питер сильно изменился, но всё-таки похож на себя. Если бы мы поговорили немного дольше, я бы сказал увереннее. Барти… не знаю, мы практически незнакомы — разные факультеты, разные курсы, это они с братом Сириуса были хорошими друзьями, как я помню. А вообще, сейчас официальная версия отдела правопорядка — Петтигрю и Крауч мертвы, а это лишь некие пособники Блэка, принявшие их облик для маскировки, и, возможно, чтобы запутать Гарри.       — А теперь давно мучающий меня вопрос. Всё-таки зачем им Поттер? Всё ведь не упирается на самом деле в «месть его отцу», я надеюсь? — уточнил Кайнетт. Он правда надеялся, что эта версия не окажется реальной, потому что в этом случае всё действительно очень плохо. — Есть более веские причины?       — Если бы Сириус был один, я ещё мог поверить в нечто подобное или хотя бы задуматься над этим. Но в текущей ситуации — исключено, — уверенно заявил Люпин. — Гарри зачем-то нужен Волдеморту, и они пытаются его доставить к хозяину в целости и сохранности.       — Но ведь этот псих мёртв.       — Как я и сказал, он… может, и не «жив», однако не мёртв, — возразил профессор, вновь помрачнев. Разговор на эту тему явно тоже не доставлял ему удовольствия. — Некоторое время назад профессор Квирелл отправился в кругосветное путешествие, а когда вернулся в школу, то очень сильно переменился. На это не обратили излишнего внимания, сочли простой причудой, а зря. Как оказалось, Квирелл был одержим духом Волдеморта, причем, по его словам, пошел на это добровольно, надеясь получить часть его сил. Это дорого ему обошлось, а может быть, он также искал способы вернуть Волдеморта к полноценной жизни, но так или иначе именно он, как мы теперь понимаем, начал выспрашивать торговцев и перекупщиков о сильнодействующих исцеляющих средствах, включая запрещённые и опасные. Именно тогда достаточно явно был пущен слух, что в школе находится философский камень, который, по тем же слухам, решил бы все его проблемы. Директор рассчитывал поймать одного из подручных, оставшегося верным своему господину, но никак не его самого, тем более под прикрытием одного из наших профессоров.       — Так… Это в самом деле интересно, — искренне признался Арчибальд. — Неполноценное воскрешение, точнее перенос души, всего лишь имитация магии. И Грейнджер знает об этом, а значит, и эти двое тоже? Она осенью расспрашивала меня о философском камне и возможности использовать его для воскрешения, потому что мало кто сейчас интересуется классической алхимией. Я тогда оказался изрядно шокирован, услышав, что его создание приписывают Фламелю.       — Алхимик… могу себе представить. Жаль, но преподавание истории у нас в школе поставлено… Не лучшим образом, — Люпину явно было крайне стыдно за Альма-матер. — А она, скорее всего, знает. Уж друзьям Гарри не мог не рассказать.       — Ещё вопрос — зачем ставить ловушку именно в школе? А как же опасность для учеников, не говоря о самом замке?       — Здесь одно из самых защищённых магией мест в нашей стране. А ещё виновато старое мышление, — вздохнув, добавил профессор. — Не знаю, как у вас, уж откуда ты там, но в Британии школа всегда считалась нейтральной территорией, которой не касаются войны между волшебниками, хотя печальные исключения и были. Даже во время бунта Волдеморта Хогвартс и детей в нём не трогали все стороны, придерживались неписанных правил. Но, похоже, теперь забыты и они.       — Дальше, — поторопил маг. — Чем всё закончилось?       — Квирелл пошел в западню, как и задумывалось — защита там была исключительно символическая, в основном ловушки, оставшиеся с какого-то старого турнира и просто заряженные заново. Однако Гарри с компанией влезли за ним, — Люпин тяжело вздохнул. Кайнетт тоже, почти одновременно с ним. — До конца дошел он один, там и столкнулся с Квиреллом. Почти всё, что мы знаем о духе Волдеморта, известно со слов Гарри, точнее, из того, что ему сам сказал Квирелл. И здесь и начинается самое странное. В какой-то момент, по словам Гарри, профессор решил убить его, чтобы доказать, что он сильнее и справится там, где потерпел поражение «сам лорд Волдеморт». Кажется, к тому моменту он окончательно сошел с ума. Однако дух пытался помешать, крича, что «мальчишка пригодится ему живым». Они боролись за контроль над телом, окончательно его разрушая, и когда там, как и намечено, появился директор и попытался оглушить Квирелла для допроса, тот после единственного слабого заклинания умер на месте, а дух покинул тело. Директор полагал, что до следующей его попытки вернуться теперь пройдет ещё лет десять, однако он ошибся.       — Понятно. А для чего вообще с самого начала этот психопат лично пошел убивать Поттеров и приложил столько усилий, чтобы добраться до младенца?       — Это знают лишь директор и сам Волдеморт, — признал оборотень. — Гарри он собирается рассказать, когда тот будет старше, а пока не время.       — А что именно там произошло? — зашел с другой стороны маг. — В «силу любви» и что игнорирующее магическую защиту проклятие как минимум ранга Б, а то и А «само по себе» отскочило от младенца и уничтожило своего автора, я, уж извини, не поверил ни на секунду.       — Об этом знает только директор, или, во всяком случае, у него были основания изложить именно такую версию событий, — вновь вынужден был признать Люпин. — Лили безумно любила сына, это я готов подтвердить, и она бы закрыла его собой или предложила лучше убить её, чем Гарри, но одного лишь чувства слишком мало, если за ним не стоят действия. А в то, что она смогла смертельно ранить пятидесятилетнего темного волшебника, прежде чем погибнуть от его рук, я не могу поверить.       — Опять всё знает он, а остальным расскажет когда-нибудь позже или не расскажет вовсе, да? А теперь, мне нужны все мельчайшие подробности об этом духе, одержимости и обо всём, что с ним связано, — потребовал Арчибальд.       Говорил Люпин достаточно откровенно или убедительно делал вид, что не скрывает ничего. Перечислил факты и основные догадки, наиболее обоснованные версии и теории. Наконец, через несколько минут он закончил. Маг встал со своего места, заложил руки за спину и задумчиво прошелся по классу, прежде чем подвести итог:       — Итак, у нас имеется неупокоенный дух волшебника — его душа или какая-то её часть, не ушедшая к Истоку и каким-то образом задержавшаяся здесь. Дух может занимать тело человека, во всяком случае добровольно согласившегося, и частично брать его под контроль. Однако оказывает разрушающее действие, и посредственный волшебник продержится в таком состоянии не больше года. Неизвестно, есть ли у него иная замена тела, живая или неживая, и где она расположена, либо душа привязана к миру каким-то иным способом. Также, возможно, тот же самый дух взял под контроль другого бездарного волшебника год спустя с помощью неизвестного предмета и потом много месяцев собирал магическую энергию, но даже этого ему не хватило для неизвестной цели. При этом нельзя исключать, что эти два случая имеют разную природу, ведь в 1991 году у Квирелла никакого проклятого предмета не нашли при себе или среди вещей. То есть в 1992 одержимость имела иную природу, а призрак якобы молодого Волдеморта служил лишь для отвлечения внимания, и это два совершенно разных явления и действия разных сторон. Либо же мы рассматриваем здесь различные стадии одного процесса: получив предмет, одержимый сначала накапливает запас энергии, который со временем позволит отказаться от «хранилища» и полностью переселиться в тело носителя. Иными словами, Квирелл начинал так же, но к известному моменту уже собрал достаточно энергии, и проклятый предмет ему стал не нужен. Возможно, но потребует расследования и отслеживания его активности за первую половину девяносто первого года — мог ли он собрать где-то достаточно сил, к тому же, не привлекая к себе внимания. Мог ли дух быть окончательно уничтожен вместе с предметом в девяносто втором, так как перенос не был завершен? — спросил он и ответил сам себе: — Маловероятно, будем исходить из худшего варианта — он продолжает существование и, возможно, сейчас создаёт себе очередной носитель из какого-нибудь бесталанного идиота. Возможно, из Петтигрю.       — Питер был не слишком силён как волшебник, но бездарностью я не стал бы его называть. При должном усердии он способен на многие вещи. И я говорю это не потому, что мы были друзьями. В конце концов… он стал анимагом в пятнадцать лет. Директор об этом не знает, но, похоже, придётся ему сообщить. Питер может превращаться в крысу, отсюда и его прозвище — Хвост. И в таком виде пробраться в школу ему было бы нетрудно.       — Ясно, приму к сведению. Но даже если это не Петтигрю, лучше исходить из того, что очередной одержимый с этим духом где-то неподалёку есть. И ему по неизвестной причине нужен Поттер. Поскольку вариант просто отдать то, чего он хочет, мы вынуждены исключить, — признал маг. Однако, судя по взгляду, Люпину не понравилось то, что он даже рассматривал подобную возможность. — Остаётся лишь нейтрализовать его и его последователей, вплоть до ликвидации. Или по этому пункту есть возражения?       — Директор, скорее всего, попытается этого избежать. Взять под стражу, вернуть в тюрьму, но не убивать.       — А ты как считаешь?       — Хотел бы избежать жертв. Однако если встанет выбор между их жизнями и жизнью Гарри либо других детей, у меня не останется иных вариантов, — сказал оборотень твёрдо. — Кроме того, по поводу Блэка, я не уверен, что он сейчас полностью понимает, куда ввязался и на чьей стороне действует. Сириус — неплохой человек, но немного наивный, всегда считал, что всё крутится вокруг него. На этом могли сыграть и использовать его «втёмную». Ему бы я дал шанс объясниться.       — В любом случае, цель как минимум одного противника известна. И вот тут возникает главная проблема. То есть Поттер. Почему с ним всё настолько плохо? — спросил Кайнетт прямо. — Зачем было изолировать его от магического мира на десять лет и передавать магглам?       — Директор считает, что ему лучше было у родных, чем у чужих людей, — не слишком убежденно ответил Римус. — Семья матери позаботилась о нём.       — Полная чушь! — отрезал маг. — Вырастить волшебника могут лишь волшебники. Половина чистокровных Британии приходятся семье Поттеров роднёй, хотя бы на уровне третьих-четвёртых кузенов. Даже если исключить «ненадёжных» Розье и Малфоев, есть Уизли, Тонкс, Макмилланы, Пруэтты, вполне лояльные текущей политике Министерства и самому Дамблдору. Это ещё одна причина, почему я не верю в тот бред, что нёс Блэк — о том, что директор использует Поттера. Тогда он бы действовал иначе, готовил бы чужими руками из него «образцового волшебника», что не так уж трудно, а потом выставил на уже возведенный газетами и сплетнями пьедестал для героя. А вместо этого у нас почти бродяга в лохмотьях, не помнящий родства, как будто всем было на него наплевать. Связей в магическом мире почти нет, контактов тоже минимум, учится посредственно, да, в конце концов, ему за три года даже зрение никто не поправил до сих пор, а на Рейвенкло Тейлор уже на первом курсе перекапывает учебники в поисках нужных зелий и заклинаний. В общем, живой святой и спаситель Британии из него вышел не впечатляющий, если в том была идея. А самое главное — против текущей угрозы он не может сделать ни-че-го, — произнёс Кайнетт медленно. И добавил: — Он даже не осознаёт всей серьёзности ситуации.       — Я пообещал ему дополнительные занятия в следующем семестре, обеспечу защиту хотя бы против дементоров. Но этого недостаточно, — признал Люпин. — А полностью посвятить себя его тренировкам я не могу. И вряд ли он сам захочет всерьёз заняться дуэлями. Да и директор, боюсь, не согласится форсировать обучение только для него. Вопреки тому, что сказал Бродяга, а также слухам, раздуваемым в Министерстве, он против превращения детей в солдат, даже ради «высшего блага». Он и Грейнджер пытался переубедить, говоря, что она чересчур для её возраста увлекается боевой магией, приводил в пример Беллатрикс Лестрейдж, и к чему это привело, но, как мне кажется, особенного успеха не добился.       — В последнее я охотно поверю, — усмехнувшись, согласился маг. — Что ж, у нас обоих есть теперь ответы. А что касается дальнейших действий, то всё снова упирается в эту святую троицу, и вот к чему мы приходим… После произошедшего есть два сценария развития ситуации в этой группе. Первый, Поттер винит во всём Грейнджер, меня, тебя — всех, кто не сказал ему правду, отказывается слушать любых советов и вновь лезет, куда не просят. Не лучший вариант в долгосрочной перспективе, но меня это устроит, как минимум некоторое время не будет новых покушений. Второй сценарий, их конфликт быстро гасится, Грейнджер берёт этих двоих в оборот и, с моей и твоей помощью, к концу года мальчишка будет уже хоть что-то представлять собой как волшебник, чтобы мог хотя бы защитить себя. Возни намного больше, однако стратегически это более надёжно. Особенно если допустить, что директор прав и за важностью Поттера что-то кроется. И с небольшими усилиями спровоцировать можно и то, и другое развитие событий.       — Это шантаж? Попытка сделать из меня соучастника своего плана? — уточнил Люпин. Вроде бы даже без угрозы в голосе.       — Это объективно оставшиеся у нас варианты в текущих условиях. То есть, когда директор не собирается делиться своими планами, знаниями реального положения вещей и причин происходящего. А также не готов убрать Поттера как можно дальше и полагается на старые схемы и правила войны. Мы можем либо действовать самостоятельно в рамках данной ситуации, либо поменять сами рамки. Я могу переехать на учебу и в Штаты, ты можешь вытащить Поттера за пределы Британии куда-нибудь в Канаду, где вас не найдут, к примеру. Но я не хотел бы полностью списывать текущий вариант, пока ещё можно что-то сделать. Уже вложился в подготовку, жаль было бы потерять весь накопленный прогресс. В крайнем случае, можно пойти и попытаться переубедить директора, возможно, даже вместе. Но скажу прямо, я не верю, что так чего-то удастся добиться — он старше нас обоих, вместе взятых, и явно имеет собственное мнение на этот счёт.       — Мне нужно подумать, — просто ответил Люпин. — Нельзя принимать подобные решения на ходу, тем более, что мы говорим о чужих жизнях и судьбах. Превращать Гарри в убийцу и параноика вроде Грюма я точно не желаю.       — Не мы виноваты в его положении. Ни ты, ни я, и не он сам, а другие люди и независящие от нас всех обстоятельства. Однако если хороших вариантов решения нет, приходится выбирать тот из плохих, который больше нравится, — справедливо заметил маг.       — Мне нужно подумать, — повторил оборотень. — Поговорим в среду. Однако наш уговор в силе, и даже если я решу рассказать всё директору, то сперва тебя предупрежу.       — Тогда до встречи, профессор, — тоном «Джеймса Мерфи», то есть вежливого и почтительного к взрослым магглорождённого волшебника, произнёс Кайнетт, подходя к дверям. Дождался, когда оборотень снимет барьеры и охранные заклинания, и так же скромно добавил: — Надеюсь, в этот раз вы выберете верное решение, сэр.       ***              Уже за полночь, когда соседи по комнате уснули, Арчибальд создал небольшой источник света и, взяв лист бумаги, принялся набрасывать черновик магического круга. Каникулы начнутся через две недели, и уже сейчас ясно, что времени на «сон» у него там не предвидится вообще. Во-первых, нужно будет заняться учеником, проверить его навыки и, исходя из них, подготовить программу на второй семестр. Во-вторых, снова подготовить определенный запас зелий и предметов для «работодателя», правда, с учетом изученного в школьной библиотеке, тут можно будет предложить несколько новых рецептов и немного увеличить доход и репутацию. В-третьих, необходимо срочно восстанавливать и наращивать боевой потенциал, а значит, за короткий срок требуется изготовить новые мистические знаки. В-четвёртых, нужна информация в свете новых обстоятельств, много, по разным темам, и информацию эту отыскать тоже будет непросто. А отправить письмо заранее он не рискнул — он не собирался доверять местной магической почте до тех пор, пока не будет досконально знать каждый аспект её работы и потенциальные способы перехвата. Имелось и «в-пятых», «в-шестых»… И на всё у него будет даже меньше двадцати дней. Конечно, оставался вариант, что Люпин решит сломать всю ведущуюся сейчас игру — выдать его директору или сбежать вместе с Поттером. И то, и другое повлияло бы на будущие планы, хотя и очень по-разному. Однако маг верил в благоразумие оборотня, и что тот не станет делать столь резких движений, ограничившись менее радикальными мерами. Потому пока можно готовиться к каникулам в прежнем темпе, сейчас нельзя терять и пары дней.       А ещё следовало учесть маховик времени. Кайнетт нашел его на том же месте, когда вчера вернулся за ртутью, и это открывало новые перспективы. Он собирался в своё время поинтересоваться у Флетчера или МакДугалла, сколько может подобный стоить и реально ли его вообще приобрести даже на черном рынке — предмет явно редкий и очень сложный в изготовлении, а это предполагает, что по рукам обязательно ходят десятки подделок. И в этой жизни выбросить целое состояние на нерабочую фальшивку он не мог не только потому, что пострадает репутация, его собственная и пока несуществующей семьи, но и по столь банальной причине, как постоянный недостаток средств на собственные проекты. А ведь планов и тем для исследования множество, и на всё нужны деньги, деньги и ещё больше денег.       Впрочем, наличие рабочего маховика позволит ускорить хотя бы один из проектов, который он считал крайне важным. Самая большая проблема с ним, как бы странно это ни звучало теперь, в тотальном недостатке времени, на втором месте идут деньги, и теперь уже только на третьем — магический резерв, который тоже не бесконечный и на всё сразу его не хватит. Вспоминая ситуацию почти двухлетней давности, когда от сущих капель магической энергии зависела его жизнь, прогресс налицо.       Однако чтобы рационально распорядиться ограниченным временем, план работ и все расчёты подготовить нужно уже сейчас, чтобы в мастерской приступить к делу сразу же. И не забывать регулярно сбрасывать излишки энергии в накопители, которые вскоре понадобятся. А отсыпаться или хотя бы просто отдохнуть можно будет уже в январе.