Everywhere I go

Я сидела на лавочке на главной площади и наблюдала, как идет жизнь в Кракове. Начало лета. Буквально вчера прошел мой день рождения и мне наконец девятнадцать лет. На самом деле еще лет в восемь я думала, что, когда мне будет девятнадцать-двадцать лет, я буду зажигать, как никто другой. Посещать разные клубы, набью себе тату или проколю нос. Но я этого ничего не сделала. Может просто потому что мозгов прибавилось или же все-таки учителя повлияли. В консерватории мне не раз говорили, как я буду выглядеть на большой сцене перед сотнями людьми в открытом красивом, черном платье с татушкой на спине или же на плече. Как только я представляла это, меня сразу же пробирал жуткий ржач. День близился к концу. Если еще минут двадцать назад на главной площади Кракова было народу, как мух, то сейчас почти никого. Лишь старики ходили туда-сюда по улице и кормили пшеном голубей. Я смотрела, как они тепло улыбаются, когда голуби подлетают и клюют пшено. На секунду я представила, как сама сижу на лавочке в Париже и кормлю голубей. Было бы неплохо. Если я не обзаведусь семьей или же хотя бы питомцем, голуби будут моими единственными друзьями. Я невольно посмеялась. Наверное, я уже схожу с ума. Так, что-то я уже засиделась. Тетя будет волноваться, если я не приду вовремя. Казалось бы, вот я такая взрослая, мне уже девятнадцать лет, а все-равно стараюсь придти вовремя. Эх, где моя молодость с клубами и тату-салонами. Я зашла в отель и, поприветствовав нашего консьержа, пошла на свой этаж. За всю неделю, что я и Агата пребываем в Польше он мне успел очень понравится. Приятный старик. С ним есть, о чем поболтать. Как-то раз, когда на меня нахлынуло цунами депрессии, я сидела в холле и смотрела фотографии родителей. Он так невзначай подошел. Я испугала, утерла слезы и сделала вид, что со мной все хорошо. Что вообще хорошо. Но старичок так не думал. Он попытался меня утешить. Он сказал (на удивление, по-французски), что пока у меня есть их фотографии, что пока я их помню. Они будут всегда рядом со мной. Довольно банально. Но почему-то в тот момент мне так не показалось. На душе стало необычно тепло. На следующий день в знак благодарности я принесла ему кексы моей тети. Она недавно начала увлекаться выпечкой и у нее довольно хорошо получается. Я поднялась в номер. Стоя в прихожей, я уже чувствовала, как из кухни доносится запах хлеба и сахара. Тетя когда-нибудь перестанет готовить? Я прошла на кухню. Агата стояла перед столом по уши в муке и рьяно мутузила нечто похожее на тесто. — Девочка моя, иди переодевайся, через час будем пить чай, — я пошла к себе в комнату. Я плюхнулась на свою кровать и скорчилась от боли. Своей грудью я придавила кулон, что подарила мне тетя. Я вытащила его из-под себя и нажала на кнопочку. Дверца в виде сердечка резко открылась. На одной стороне медальона были родители. Они еще молодые тут. Папа только-только предложил маме встречаться. Он рассказывал, что он столько раз намекал на то, что она ему нравится, что даже тупой бы заметил. Но моя мама хоть и не была тупой, но намеки понимала очень туго. На другой же стороне медальона у был улыбающийся Кас. Может он и сделал мне больно, но все-таки у меня остались какие-никакие чувства. Я очень дорожу ими. Я закрыла медальон. Вообще я довольно редко его открываю. На молодых родителей я могу посмотреть на фотографиях тети или в семейных архивах, а на Каса мне и вовсе смотреть не хочется. Каждый раз, когда я открываю медальон и вижу его, на сердце становиться ужасно тоскливо. Мне хочется все вокруг разнести, а потом спрятаться под одеяло и провести весь день в таком положении, не подпуская к себе никого. — Бетти, — как только я услышала это имя, во мне как будто что-то перевернулось. Я внезапно заслышала голос мамы, — с чем пирог сделать? С клубникой или с малиной? Я еще пару секунд сидела в ступоре. Мне казалось, что сейчас войдет мама и принесет мне свежезаваренный кофе, как она это делала по утрам. Я отмерла. — - Ем, с малиной, — может, тетя и хорошо освоила выпечку, но вот только пироги с клубникой у нее пока не получаются. Точнее они получаются, но слишком кислыми. Я решила переодеться. Из своего временного шкафа я достала платье горчичного цвета с белой юбкой, которое мы с тетей купили в Варшаве. Сначала мне оно показалось уродским и старушечьим, но потом я пригляделась, примерила, и оно мне так понравилось, что я не хотела с ним расставаться. Я вышла к тете. На удивление вся кухня уже блистала чистотой, а сама Агата сидела за столом и, сложив ногу на ногу, как это любил делать папа, читала журнал. На польском. — Ты там хотя бы что-нибудь понимаешь? — с капелькой иронии спросила я. — Конечно. Разве ты не знаешь? Я, между прочим, на химика училась в Польше, — я удивленно вскинула брови. Я конечно знаю, что папа учился на репортёра не во Франции, а вот про тетю вообще впервые слышу. — Не удивляйся так, — она покачала головой. Когда я пришла в себя после столь ошеломляющего заявления, то села рядом с тетей. Я заметила, что она читает не простой журнал, а про Испанию (ну по картинкам догадаться не сложно). — Что это? — спросила я, тыкнув пальцем на изображение храма Святого Семейства. — Ой, я же тебе забыла сказать, что завершает наш тур Испания, — с торжественным видом сказала она. Если честно, то я была этому рада. Нет, конечно, посетить разные страны и посмотреть на их красоты было очень хорошо, но я уже устала каждые дня три трястись в поезде или в самолете. Мы посетили 4 страны: Германию, Америку, Японию и Польшу — и 7 городов: Хайдельберг, Чикаго, Сиэтл, Саппоро, Киото, Варшаву и Краков. Агата вытащила меня из консерватории. Мне пришлось экстерном сдавай экзамены за месяц до официальных. — Только представь: мы поедем в Гранаду, покатаемся в горах Сьера-Невада, а потом поедем в Сарагосу и… — Давай ты не будешь мне все рассказывать. Пускай это будет сюрпризом, — ни минуту тетя смутилась, но потом на ее лице просияла улыбка и она кивнула. Но, видимо, не суждено нам было попасть в Испанию. Только Агата закрыла журнал и пошла вытаскивать пирог, как телефон, лежащий на столе, завибрировал и начал разрываться от входящего звонка. Пока тетя вытаскивала пирог, я схватила телефон и посмотрела, кто звонит. На экране было написано «папа». Я обрадовалась. Со дня смерти родителей дедушка особо не звонит ни мне, ни Агате. Хотя до этого он мне звонил минимум раз в неделю. Недолго думая, я ответила. — Алло? Привет, дедушка, — с детской радостью сказала я. — Привет, черничка, — так называл меня дедушка из-за моей страстной любви к его черничному мороженному. — Где Агата? В этот момент у меня из рук выхватили телефон. — Алло? Папа? — закричала тетя в трубку. Я же недоуменно подняла бровь. Это, вообще, как называется? Попросила бы для начала. Следующие десять минут я наблюдала, как Агата расхаживает по комнате и то спокойно говорит, то начинает кричать, и жестикулировать руками. Сидя за столом, на диване, я боялась за вазы, стоящие на полках рядом с тетей. Мне казалось, что она сейчас махнет рукой и все полетит вниз, разбиваясь со звонким дрызком. Внезапно, она яростно выключила свой телефон, положила его на стол и плюхнулась рядом со мной. — Иди пакуй вещи. Завтра мы возвращаемся во Францию, — устало сказала тетя. Конечно, я была немного расстроена. Но и домой мне уже очень хотелось. Я встала с дивана и, пожелав Агате спокойной ночи, пошла к себе в комнату. Что ж, перед тем, как лечь спать, я решила собрать чемодан. Благо, я взяла с собой не так много вещей, потому как думала, что закуплюсь за границей. Но за всю поездку я купила только два платья и одну футболку и три пары шорт. Из сувениров я взяла только магнитики и котика Неко. Из одежды я оставила только голубые рубашку, которая завязывается на узелок под грудью, и кроссовки, белую юбку с синими цветами и каёмочкой внизу такого же цвета. Побросав все оставшееся шмотье в чемодан, я полностью разделась, расчесала волосы и легла спать. На следующий день я проснулась от того, что мой будильник начал звонить ровно в 8.30 утра. В течение всей поездки мы с тетей просыпались в это время и ехали либо на экскурсию, либо в аэропорт, либо на вокзал. Сегодня я последний раз, надеюсь, за лето полечу на самолете. Потерпеть всего лишь два часа, и я дома. В родной Франции, где опять, скорее всего, льет дождина, как из ведра. Вспорхнув над кроватью в наилучшем настроении, я оделась и вышла к тете в гостиную. За все свое пребывание в Кракове я только сейчас заметила всю утончённость этого номера. Диван поставлен ровно по середине стены. В центре зала расположен деревянный кофейный столик, а на нем располагался маленький белый телевизор. Сколько раз я пыталась посмотреть здешние программы, но из-за языкового барьера мне это мало удавалось. Агата уже во всю хлопотала над своим багажом. Как и я, она взяла немного вещей, но вот зато накупила, что мама не горюй. Она вывезла два чемодана из комнаты и облегченно вздохнула. Собственно, отдых ее длился недолго. Она тут же схватила свою сумку и начала проверять все документы. Мой загранпаспорт, ее… деньги… и прочие документы. Только когда тетя закончила возиться в своей бездонной сумке, она обратила на меня внимание. — Оу, ты уже готова, — я кивнула. — Такси уже ждет, пошли, — но мы же даже не покушали… Мы вышли в холл. Агата отдала ключ, а я тем временем в знак прощания кивнула старому консьержу. Он грустно на меня посмотрел. От его взгляда мне стало как-то неуютно. Но мои плохие чувства развеял легкий толчок в сторону выхода. Я немного покачала головой, чтобы как-то придти в себя, и пошла на улицу. Расставаться с Краковом для меня оказалось тяжелее, чем расставаться с другими городами. Например из того же Сиэтла я была только рада уехать. Может, город красивый и большой, но на каждом шагу там ездят машины. Я вообще не понимаю, чем там люди дышат. Усевшись в машину, тетя назвала адрес аэропорта, и мы двинулись. Я выглянула в окно. Силуэты старых домов проносились с высокой скоростью. Я даже не успевала запечатлеть их в своей памяти. Мне оставалось довольствоваться только тем, что я увидела во время экскурсий и на прогулках по этому замечательному городу. За небесное время спустя, мы, наконец, уселись в зале ожидания. С этими билетами и таможенным контролем было столько мороки, что я уже устала. А ведь только начало дня. Я плюхнулась на сиденье и прикрыла глаза. Спать я, собственно, не хотела, но мои ноги так не думали. Я столько ходила, столько стояла, что они так устали, что еле держали меня. Когда я расслабилась, то почувствовала нереальный кайф. Я погрузилась в себя. За долгое время у меня накопилось столько всего, что это огромным срачем лежит у меня в голове и тухнет. Надо это все разложить по полочкам. Столько воспоминаний у меня накопилось с поездок. Вот я не хотела идти на всякие экскурсии, мне бы в номере сидеть да книжки читать, но тетя все равно настаивала на своем и вытаскивала на свет божий. Сейчас я понимаю, что она была права. Но среди хороших воспоминаний были и плохие. Разобравшись с воспоминаниями с поездки, на самом дне оказался Кас. Я понимаю, что он не специально переспал с женой, но боли от этого меньше не стало. И вообще возвращаться в Париж я не хотела только по одной причине — там все напоминает о том страшном дне, когда я узнала, что мои родители погибли, а любимый человек по пьяне переспал со своей бывшей женой. — Я был слишком пьян. Не стоит винить меня за это! — тихо кричал Кас. — Однако ты это сделал! Если она узнает… — Лизандр схватился за переносицу и продолжил. — Ей и так сейчас плохо. Я стояла на лестнице и слушала их разговор. Кас после сильной попойки совершил что-то, что должно сделать мне боль. Мне хотелось пропустить этот разговор мимо ушей. Но сильный прилив ужасного любопытства заставил меня подать голос. — Что случилось? — охрипшим голосом спросила я. От непонятного беспокойства я судорожно схватилась за перила лестницы. По всему телу прошла непонятная дрожь в сопровождении неприятных мурашек. — Бет, — Кастиэль повернулся с вылупленными от удивления глазами. Он подбежал ко мне и взял за руку. Его непонятное тепло разлилось по моей руке и начала подниматься вверх. Оно как будто восстанавливало все поломанные косточки и повреждённые органы. Скорее всего, мой вид оставляет желать лучшего, но в тот момент мне было на это совершенно плевать. — Прости, — глядя мне в глаза сказал он. Я сжала губы и попыталась сдержать ужасный прилив сильных слез. Я поняла, о чем он. С одного слова поняла. Что можно было еще сделать, будучи пьяным в сопли, а потом просить за это прощение у своей девушки. — Кас… ты же обещал, — тонким дрожащим голосом сказала я. Кастиэль попытался меня обнять, но теперь каждое его прикосновение не разносило приятное тепло, а обжигало ужасной болью. Я выдернула свою руку. — Уходи. Но была причина, по которой мне хотелось домой — я очень соскучилась по Гастону. Даже когда мы с Касом расстались, а с Гасом перестали видеться, я все равно надеялась увидеть его милую мордашку хотя бы из далека. Мне так нравилось с ним разучивать мелодии. — Детка, нам пора, — тетя потеребила меня за плечо. Испугавшись я вздрогнула. Подхватив свою сумку, я встала, и мы с тетей пошли к самолету. *** Перелет оказался легким. Я даже успела немного вздремнуть в самолете. Но теперь я и Агата стоим перед родительским домом. Мы обе боимся туда заходить. Боимся, что на нас снова нахлынут старые воспоминания, которые с того страшного дня были спрятаны глубоко в душе. Но для меня это не только смерть родителей, это еще смерть теплых отношений. Собравшись с мыслями и сжав в кулак руки, я вошла в дом, оставив тетю все еще собираться с мыслями. На удивление дверь оказалась открыта. Это меня насторожило. Я вошла. Я не была в этом доме целый год. Как уехала с тетей путешествовать, после сдачи выпускных экзаменов в школе, так и не возвращалась сюда. Но несмотря, что дом пустовал практически целый год, он выглядел довольно опрятно. Я огляделась. — Бет? — из кухни вышел дедушка. Я была немного ошеломлена. — Дедушка! — бросив сумку на пол я кинулась на шею дедушке. Я его так давно не видела, что готова была задушить в своих объятьях. — Успокойся, черничка, — дед снял меня со своей шеи и улыбнулся. — Что ты тут делаешь? — радостно спросила я. — Ну со дня смерти твое отца я решил, что не следует тебя оставлять одну, но, когда я приехал, тебя не оказалось, и я решил, что останусь тут, — не сдерживая слез, я снова обняла дедушку. — Кстати, сюда очень часто захаживал какой-то парень. Он все спрашивал тебя, но я отвечал, что тебя нет. Недавно он принес вот это. Из своего кармана дедушка достал белую карточку. На ней красивыми буквами (явно писал не Кас) было написано «я люблю, когда ты спишь». Я перевернула карточку. На другой стороне была фотография. На фотографии была я, закутанная по уши в одеяло. Мои светлые волосы сбились на подушке и птичьим гнездом лежали на моем лице. Я стояла, смотря на эту фотографию. Внутри меня все как будто перевернулось.