Everywhere I go

Я стояла посреди темноты. Хотя как можно это определить? Просто все вокруг темно и ничего не видно. Вокруг пустота, от которой все внутри сжималось от страха, и паника охватывала тело противными, липкими руками. Я никогда не боялась темноты, но сейчас мне стало так тревожно, что хотелось уйти в свой мир, где светло и тепло. Каждой клеткой своего беспомощного тела я чувствовала, как она давит на меня мрак. Внезапно меня пронзила сильная боль в области кисти. Скривившись от боли, я упала на колени и схватилась за руку. С каждой секундой боль все нарастала, превращаясь уже не просто «боль в руке», а в целое издевательство над моим телом. От шока я даже перестала дышать, что уж говорить о крике, который так и рвался наружу. Воздух как будто высосали из моих лёгких. Боль никак не хотела отступать. Так я сидела, засунув больную руку между ног, а здоровой схватившись за горло, секунд тридцать. Я точно не знаю — темнота не показывает время. Внезапно все прекратилось. В меня будто вставили баллон с воздухом, а руку заменили. Я выпрямилась. Так, это очередной сон, от которого я вот-вот проснусь в своей комнате. Рядом будет дедушка: он принесет мне Лилит и скажет спускаться к завтраку. Я кивну и начну собираться, а дальше я встречусь с друзьями и мы с ними хорошо проведем день… Осталось только подождать до утра. Но ничего не происходило. Темнота как была, так и осталась. Только стала ещё зловещее и темнее. Что может быть темнее, чем сама тьма? Надо будет поразмыслить над этим, когда проснусь. Но я никак не просыпалась. Проходили секунды, минуты, часы, я уже давно потеряла счёт времени. Хотя считать было нечего… Пока у меня было время я решила поразмыслить над вечным, но в итоге начала рассматривать свой новый наряд. На мне было обычное хлопковое платье, цвет которого было не разглядеть, но на ощупь я могла определить, что на талии у меня красуются нитяные затяжки. Волосы на голове были прибраны в косы и украшены ободком цветов. От бессилия я присела на колени, передо мной зажегся яркий свет, заставив меня прищурить глаза до очень узкой линии. Передо мной явилось нечто. По его (или ее?) лицу я не могла определить, к какой половой принадлежности «это» относится. Ну да ладно. Оно протянуло мне руку. Я с опаской смотрела на человека и не могла понять, что оно хочет от меня. — Дай руку, — прошелестело оно. Его голос был таким чистым, словно музыка опытного музыканта. Я отошла на пару шагов назад, высказывая свое недоверие. Может его голос и был сказочно красив, но меня он явно отталкивал. — Не надо меня бояться, — однако… я с детства не любила всю эту мистическую хрень: он появился откуда не возьмись. Человекоподобное существо приблизилось ко мне и посмотрела в глаза. Я поразилась чистоте его голубых глаз. Они были как небо, где не было ни единого облачка, как спокойное чистое море, сто лет не знавшее бурь и штормов. Я часто заморгала. Его взгляд на мне заставил меня несколько смутиться: с одной стороны, мне хотелось смотреть в них, утонуть, но с другой… они как бы отталкивали, заставляли бояться. — Дай руку, — повторил он. От его голоса прошли мурашки по коже. Я спрятала руки. — Что ж, раз ты не хочешь так, пошли, я тебе кое-что покажу, — Он отошел от меня. POV Кастиэль. Я стоял и смотрел через стекло, как родные Бернадетт, склонившись над ее израненным телом, с усталым видом разговаривают с ней, пытаясь привести в чувства. С момента аварии прошло пять дней, а она никак не хочет просыпаться. Доктор говорит, что Бет впала в глубокую кому и не может даже самостоятельно дышать. От этого стало еще тяжелее: видеть, как ее пытаются привести в чувства, а она даже не слышит. Я потер глаза. После трех, что суток я провел в больнице, совсем забыв, что дома меня ждет маленький сын, и мне жутко хотелось спать. Я присел на стул. — Кас, — на мое плечо упала чья-то рука. Я лениво поднял голову. Это Роза. Она была грустной и такой же уставшей. Жестом руки я пригласил ее сесть. Девушка села, обняла меня за руку и положила голову мне на плечо. Ее волосы рассыпались по моей груди и теперь больше напоминали серебряный водопад. Ее голова подрагивала от мелких всхлипов. — Мне так жаль, — тихо сказала она, подавляя слезы. Я едва кивнул головой. Внезапно, дверь распахнулась и вышел мистер Медичи. Я аккуратно выпутал руку и встал. Дедушка Бет похлопал меня по плечу. За последние пять дня мы успели познакомиться и в некотором смысле сблизится. Он не знал, что когда-то его погибший сын проиграл свою единственную дочь в карты моему отцу, что она жила у меня в доме, как в тюрьме, а я порой вел себя, как скотина. Узнай он это, даже близко бы не подошел ко мне и тем более не пустил бы к Бет. — Как она? — позади меня раздался напряженный голос Розалии. Мисс Агата (она сама сказала мне так ее называть) посмотрела на девушку. В ее глазах читалась моральная поддержка, в которой она так нуждалась. Мистера Медичи ей не хватало. — Никак, — было ей ответом. Агата опустила голову. Внутри меня будто все перевернулось, будто все чувства разом пропали, оставив только одно — боль. Я никогда и ни к кому не испытывал подобного. Даже после расставания с Венди я чувствовал только облегчение. Никакая девушка — коих у меня было больше, чем людей в Ватикане — никогда не вызывали у меня даже чувство симпатии: провели ночь и до свидания, — а тут я прям весь трясусь. Мистер Медичи присел на кресло и откинулся назад, прикрыв глаза. Он с самого первого дня находится в больнице и никуда не ходит, разве что пойти поесть или помыться. Агата присела рядом с ним. Вместе они смотрелись, как два призрака: бледные и уставшие. Смотреть на них было невыносимо. Год назад они потеряли любимого сына и брата, а сейчас под угрозой находится и жизнь дражайшей племянницы и внучки. Я зашел в палату. В комнате стояла тишина, нарушаемая только пиканьем аппарата жизнеобеспечения. Я подошел ближе. На лице Бернадетт красовались многочисленные синяки и ранки, покрываемые маской, откуда поступает воздух. Ее левая рука была вся перевязана. Из-под одеяла выглядывала нога так же загипсованная. Стоило ей впасть в беспробудную кому, как моя жизнь остановилась. Мне уже ничего не хотелось, кроме того, чтобы она проснулась. Я сел на стул рядом с койкой и взял за целую руку, приложив к своей щеке ее ладонь. Она была такой холодной, спокойной, словно уже умерла. Ее глаза даже не дергались. Я закусил губу, в груди образовалась дыра размером с космос. Она затягивала все: чувства, мысли… Каждой клеточкой я хотел, чтобы она вот-вот открыла глаза, он ни через пять минут, ни через десять она не проснулась. Я просидел с ней до самого вечера, пока не пришла Роза. — Мне только что звонила Саша — Гастон уже в истерике заливается: хочет увидеть тебя, — я отпустил руку девушки. В голове появилась мысль: привести его сюда. Но как он отреагирует, увидев Бет. За тот месяц, что она жила у меня, он очень сильно привязался к ней, а за прошедший год выносил мне мозг, когда она вернется. Скорее всего, это будет для него большим шоком. — Я уже иду, — покинуть ее казалось мне чем-то нереальном, но и по Гастону я соскучился. Мы с Розой вышли из больницы и направились к моему дому. Они располагались близко друг к другу — минут пятнадцать ходьбы. Всю дорогу девушка держала меня за руку. Она еле передвигала ногами и почти засыпала у меня на руке. Мы приблизились к моему дому. Возле подъезда нас встретил Лей. Розалия отпустила меня и буквально упала ему в объятья. Парень поцеловал ее в макушку, и они ушли. Я зашел в дом. Стоило мне закрыть дверь квартиры, как мне на шею бросился Гастон. Парень так сильно сжал мою шею, что я аж не мог дышать. Видно сильно соскучился по мне. Я взъерошил его волосы и попросил отпустить. — Папа, ты где был? — грустно сказал он. Я хотел ему сказать правду, но слова застряли у меня в горле и никак не хотели звучать. Что мне делать? Как отвечать? — Да, Кас, где ты был? — из-за угла вышла Венди. Она скрестила руки на груди и злобно на меня посмотрела. Я встал и подошел к ней. Мне захотелось сдавить ее шею ровно до того, пока ее лицо не посинеет, и дыхание не остановится. Но надо и плюсы искать: благодаря ей я избежал неприятного ответа Гастону. POV Бернадетт. Я встала рядом с ним, и мы пошли. По темноте гулять не особо круто: не видно, куда идешь, не видно, по чему. Я видела только своего сопровождающего. С важным видом он шествовал куда-то вперед. Он шел так быстро, что я не успевала ногами перебирать, несмотря уж на разговор. Мы куда-то переместились. В глаза сразу же ударил солнечный свет. Прищурившись, я разглядела бескрайнее поле цветов. В лучах летнего солнца они блестели, словно мириады драгоценных камней. Я непонимающе посмотрела на своего нового «друга». Он смотрел в даль философским взглядом. Внезапно, я услышала детский смех и резко обернулась. — Папа, мама, догоняйте, — прямо на нас бежала девочка с букетом в руках. На ее голове красовались две блондинистые косички. В них были заплетены ленты красного и голубого цветов. Они весело подпрыгивали на ее голове. — Бет, давай помедленнее, — позади девочки бежало два взрослых человека. Увидев их, во мне все сжалось. Это были мама и папа. Вдруг до меня дошло. Это были мои детские воспоминания, а точнее одно из них. Я бежала по полю и не могла налюбоваться красотой этого места. Везде росли цветы разных расцветок, что заставляло меня разрываться на месте, заставляя выбирать свой следующий путь. Мне хотелось посмотреть всё, собрать все цветы, что тут были, в один большой букет и поставить его у нас в квартире, чтобы он украшал гостиную, и его приятный запах распространялся по всему дому. — Бет, дорогая, не так быстро, прошу, — позади меня бежала мама. Она не успевала за мной и явно уже задыхалась. Но мне было как-то все равно. Я была погружена в свой мир, где существуют только я и мои цветы. — Бет, почему ты все время куда-то убегаешь? — внезапно из моего мира меня выдернул отец. Он столбом встал у меня на пути, от чего я врезалась в его ноги. — Но ведь… вы сами разрешили, — раздосадовано ответила я. — Мы тебе разрешили бегать недалеко от нас, но ты убежала из виду, — строго отрезал он. — Прости, я больше не буду. Лицо папы мигом расслабилось. Он улыбнулся и протянул мне руку. Не скрывать своей радости просто было невозможно. Я подпрыгнула на месте и взяла его за руку. Мы вместе подождали маму, а потом всей семьей продолжили свою прогулку. Сегодня был мой пятый День Рождения. Казалось, что ничего лучше уже сделать нельзя, а уж тем более хуже. Наша совместная прогулка длилась недолго. Вскоре мне надоело держать родителей за руки, и я выдернула свои. Воспользовавшись их минутной растерянностью, я вновь побежала, куда глаза глядят. Мне хотелось вновь оказаться в том мире, где нет ничего и никого, кроме меня и цветов. Мне хотелось там остаться навсегда. Я была так погружена в себя, так обрадована всей помпезностью и величием этого поля, что не заметила, как мои ноги переплелись. Я упала на что-то очень твердое и явно острое. Упав на землю, я еще долго не могла определить, где болит, потому как внезапно у меня заболело все тело. Но, собравшись, я развернулась на спину и поразилась от увиденного. По моей ноге прямо на землю стекала маленькая струйка крови. — Мама! Мама! — закричала я. В голове сильно заболело, а, буквально через секунду, мои губы накрыло что-то теплое и по вкусу напоминающее железо. Я резко поднесла руку и махнула ей по носу. На руке осталась та же жидкость, что стекала и по моей ноге. — Мама! Мама! — мой крик перешел на плач. Мне было страшно. Я не знала, что делать. Когда прибежала мама, я внезапно почувствовала облегчение и защищенность. Она знает, что надо делать. — Мама, что это? Я умираю? — будто бы взмолилась я. Лицо мамы с испуганного перешло в спокойное. Она присела рядом со мной и взяла меня за руку. — Глупая, ты не умираешь. Это просто кровь. Бывает она течет из носа, когда ты очень радуешься или, когда в твоем организме повышается давление, — Мама достала из сумки влажные салфетки и, выдернув одну из упаковки, провела ею по моему носу. — А это… — она указала на мою коленку. — Это просто царапина. Она скоро заживет. Мама протерла мою коленку. Папа помог мне встать. — Вот видишь, что случается, когда ты слишком далеко убегаешь от нас, — я недовольно фыркнула. Мне никогда не нравилось, когда родители оказывались правы. Я смотрела на себя маленькую и поражалась своей непослушности. Это была как будто не я. Но зато мои родители были моим родителями. Все такие же строгие, но все-равно добрые. В сердце больно кольнуло. Я так скучаю по ним. К глазам подступили слезы, но, не желая терять лицо перед незнакомцем, я быстро их смахнула рукой. — Ты же хочешь вернуть своих родителей? — холодно спросил он. Даже не сомневаясь, я хотела ответить, что очень хочу, но не ответила. Мне показалось, что этот вопрос с неким подвохом. — Я же знаю, что хочешь… — я продолжила молчать. — Ох, самая проблемная. Пошли. Он снова схватил меня за руку и повел дальше, в глубь темноты. Мы перенеслись в более раннее воспоминание, когда мне было уже тринадцать лет. — Я не пойду в эту музыкальную школу! Там скучно! — закричала я. — Но если ты не будешь заниматься, то не сможешь хорошо играть, — спокойно ответила мама. — Я могу и дома заниматься. У меня уже достаточно гибкие пальцы, чтобы играть Бетховена. — Да, но сможешь ли ты его сыграть достаточно быстро? — мама никогда не была музыкантом, но ради меня она столько прослушала, столько прочитала, что могла бы потягаться с моих учителем сольфеджио и муз.литературы. — А теперь собирайся. Папа отвезет тебя. Я демонстративно села на диван и скрестила руки на груди. Мне так надоела вся эта фигня, которую мы изучаем, что мне хотелось единственный день отдохнуть от нее. Мне никогда не нравилась школьная программа. — Так, молодая леди, если вы сейчас же не соберетесь и не пойдете в музыкальную школу, то можете забыть о предстоящей поездке в Прованс. Это был удар ниже пояса. Она прекрасно знает, что Прованс я люблю больше, чем собственный город и готова все отдать, лишь бы снова прогуляться по бескрайним полям лаванды. Я опустила голову. На глазах наворачивались слезы. — Родная, — мама присела рядом, — тебе надо посещать музыкальную школу. Помнишь, как ты хотела стать величайшей пианисткой? — я кивнула. Стоило мне познакомится с фортепиано, как я тут же начала твердить, что буду отличной пианисткой. — Детка, для этого надо работать, — Она обняла меня, а я положила голову ей на грудь. — Твоя мама всегда могла тебя переубедить, — сказал незнакомец, продолжая смотреть, как моя мама поглаживает меня по голове. Я кивнула. Смотря, как мама обнимает меня, мне хотелось снова оказаться тринадцатилетней девочкой, которая не хочет идти в музыкальную школу. Мне хотелось снова очутиться в теплых объятьях любимой мама, только уже никуда ни в какую музыкальную школу не уходить. Я отвернулась, чтобы не видеть этой картины. От нее все внутри сжалось. Я чувствовала, как с каждым воспоминанием мое сердце все больше и больше сжимается до размеров маленькой точки. Чего он добивается? Почему теребит старые воспоминания, от которых мне плохо? — Пошли, — он снова схватил меня за руку. На этот раз я сопротивлялась. Я больше не хотела смотреть на его выкрутасы и на свои воспоминание. — Что ж ты такая упертая? Сколько бы я не сопротивлялась, сколько бы не вытягивала свою руку, он был сильнее меня. POV Кастиэль. Я смотрел на свою бывшую жену с некой ненавистью, нет, скорее яростью. Она скрестила руки на груди и высокомерно подняла подбородок, оголяя тонкую нею. Как мне хотелось схватится за эту шею, но я понимал, что тем самым я могу напугать Гастона. — Так ты собираешься отвечать? Я всю ночь не могла успокоить Нору, знаешь, как ты был мне нужен, — я промолчал. Она знает, что мне нравится Нора (хоть она и не мой ребенок) и использует это против меня. — Почему ты здесь? Как ты узнала этот адрес? — холодно спросил я. — Кас! Не это важно! — закричала она. Я машинально закрыл своей спиной Гастона, тот в свою очередь схватил меня за подол кожаной куртки. — Ты опять всю ночь кувыркался с этой студенткой и не можешь нормально признаться в этом! — тут я не выдержал. Замахнувшись, я с силой ударил девушку так, что она упала на пол. Гастон сжал сильнее мою куртку. Он как бы призывал меня остановиться, но я был так зол, что сдерживаться казалось для мне чем-то немыслимым. Я развернулся к сыну и обнял его. Нет, не для того, чтобы успокоить его, а для того, чтобы успокоить себя. В минуты, когда мне было тяжело, его улыбка и беспечное поведение разгоняли тучи внутри меня. — Сынок, иди поиграй с сестрой, — я погладил его по плечам. Гастон широко улыбнулся и убежал в соседнюю комнату. — Знаешь, как больно ты мне делаешь? — сказала Венди, взяв меня за руку. Я не ответил. Казалось, что если я сейчас начну говорить, то снова не смогу сдержаться… — Я люблю тебя. Прошу, останься. Девушка подошла ко мне и обняла со спины. По телу прошелся холодок. Ее прикосновения были для меня противными, а ее дыхание на моей шее вызывали во мне чувство тошноты. — Я тоже тебя любил, но ты предпочла уйти вместе с сыном, не дав мне ничего объяснить. Ты пять лет, не появлялась у меня дома, только отправляла Гаса. Знаешь, как я хотел тебя видеть? — тихо сказал я. Девушка мигом отпустила меня и отошла подальше. Это был ее самое больное место. — Когда ты была мне нужно, тебя не было…, а теперь ты хочешь, чтобы я был рядом с тобой и растил ребенка, который даже не от меня?! — я перешел на крик. — Кас… — Нет! Этого не будет! А знаешь почему? Да потому что я люблю другую! И она не просто студентка! И вообще, кто тебе давал право так ее называть! — я подошел к девушке и прошипел ей это прямо в лицо. — Ты еще не понимаешь, что она просто мимолетная влюбленность, от которой ты очень быстро поправишься… — ехидно сказала она. — В кого ты превратилась? Раньше ты была нежной, красивой девушкой… А сейчас тебя даже человеком назвать нельзя. Как ты не можешь понять, я тебя не люблю. — Это ненадолго.