Секреты дневника

Тобио покидал автобус последним — почему-то никто не удосужился его разбудить. Вероятно, Хината опять кого-то обблевал и всем стало не до спящего сеттера. Ну и черт с ними, подумаешь. Кагеяма хмыкнул и потянулся, чувствуя, как все тело неприятно ломит из-за неудачного места и неудобной позы, в которой он проспал добрых три часа. Выругавшись на затекшие мышцы, Тобио попытался встать, но его взгляд вдруг зацепился за нечто пестрое, застрявшее между черными сидениями. Волейболист не без боли в пояснице нагнулся, обхватил предмет, оказавшийся книжкой, и поднял с пола автобусного салона. На кремово-бирюзовой обложке с бледно-рыжим, привлекшим внимание корешком красовался забавный рисованный енот, под душем потирающий лапку мочалкой. Тобио не нужно было напрягать свои дедуктивные навыки, чтобы понять, что, во-первых, это чей-то блокнот, во-вторых, это блокнот члена волейбольного клуба Карасуно, и, в-третьих, блокнот, очевидно потеряли. Сеттер открыл первую страницу с информацией о владельце. Черной ручкой в углу было подписано: «Личный дневник Хинаты Шоё. ЧИТАТЬ НИКОМУ НЕЛЬЗЯ!!!», а на весь лист был неказисто нарисован силуэт маленького гиганта. Значит, это Хината потерял. На первых порах Кагеяма подумал лишь о том, что это слишком безответственно и в духе Шоё, но вдруг… Тобио застыл. Каков велик был соблазн заглянуть в мысли этого коротышки, однако он знал, что так делать нельзя. Борясь с искушением, Кагеяма почти физически ощущал ангела и черта на своих плечах. Ангел говорил, что это вторжение в личную жизнь. Нужно просто взять и вернуть дневник своему товарищу и убедить его в том, что ничего не читал. Черт, естественно, считал в точности да наоборот. Тобио было до смерти любопытно, зачем придурку вроде Хинаты вести личный дневник. Вдруг он пишет какие-то гадости про него? Если так, тогда у него появится больше поводов его дразнить и давать оплеух. В общем и целом, борьбу с искушением Кагеяма проиграл и раскрыл дневник. В конце концов, Хината все равно не поверит, что он его не читал. День 18. Отошел пописать, но споткнулся по дороге об эго Бакаямы и мы подрались. Когда вернулись — кто-то уже закрыл зал и мы остались там на ночь!!! Тобио сказал, что это из-за того, что я придурок. Я не согласился и сказал, что все как раз наоборот. Чуть опять не подрались, но Бакаяма порвал сетку, неудачно на меня замахнувшись. Решили объявить временное перемирие, чтобы не разнести зал. С печалью посмотрел на порванную сетку и в слезах лег спать. Черт, ну точно влетит!!! Проснулся из-за того, что рядом началось землетрясение. Оказалось, что это просто Тобио храпит. Нормально попросил его: «БАКАЯМА, УГОМОНИ ХРАПОВАЛЬНИК». Он почему-то разозлился и пообещал порвать меня, как сетку, если я не заткнусь. Решил, что лучше помолчу. Помолился перед сном на маленького гиганта и опять уснул. В следующий раз проснулся оттого, что кто-то назвал придурком. Вспетушился на Бакаяму. Но это был Суга-мама. Обрадовался. Показался Суге-сану слишком радостным и получил в бубубен. Кагеяма заржал. Тоже получил в бубен. Теперь засмеялся я и получил опять. Но не беда, хорошо смеется тот, кто смеется последним!!! Тсукишима сказал, что мы идиоты и человечество давно изобрело телефоны на случай, если процесс эволюции у таких, как мы с Тобио, пошел в обратную сторону. Захотелось его ударить, но суровый взгляд капитана и маман остановил. Кагеяма с улыбкой вспомнил тот день, что сейчас казался будто бы из другой жизни. Бесило только то, что почти в каждой строчке Хината называл его «Бакаяма». Сам ведь придурок от бога. Тобио перелистнул страницу дневника и вновь принялся читать. Содержание было довольно-таки прозаичным: как Хинату заставили под страхом смерти есть брокколи, как ему стыдно за подачу Тобио в голову. «Попал Кагеяме в голову мячом. Чуть не обписался на месте, но все остались живы. Вспотел так, что аж трусики намокли.» — так описывал свою подачу-импотенцию Хината, и Тобио едва не хрюкнул от такого описания. Пожалуй, он еще ни раз припоминал бы горе-асу о его промахе, но теперь делать это станет еще веселее. Были в дневнике и записи полные восхищения крутым приемами Нои-семпая, обычно сопровождающиеся обилием «АААА ООО БУМ ТЫЩ» — Кагеяма еще раз убедился, что Шоё бестолочь, ибо в здравом уме передавать такие звуки и слова в письменном виде никто не будет. Далее шли отдельные заметки. Посмотрев на дату, Тобио определил, в какой момент Хината стал халтурить со своими сводками событий за день. После проигрыша Сейджо, когда все стали тренироваться в сотни раз сильнее, на грани своих сил и даже за ней. Тобио пролистывал страницы дальше, особо не вникая в написанное, представлявшее из себя по большей части рутину тренировок, а на очередных записях-воспоминаниях о проигрыше Аобаджосай и вовсе намеревался захлопнуть дневник Хинаты, чтобы не расстраиваться и не вспоминать скребущее чувство от горечи поражения. Однако его внимание привлекла единственная надпись несколькими листами дальше. «ТОБИО ТУПОЙ» Это была единственная заметка на всем развороте, написанная каким-то косым и дрожащим почерком, будто Шоё написал это, переполненный злостью, обидой или каким-то другим, очень сильным чувством. Тобио прочитал уже много записей Хинаты и даже свыкся с тем, что о нем и его IQ там было достаточно много ремарок. Но эта привлекла внимание своей масштабностью. Волейболист посмотрел на дату в углу и стал вспоминать, по какому поводу они с Хинатой повздорили тем днем. Да, это было перед тренировочным лагерем, когда они подрались, напугали Ячи и получили тумаков от Танаки-семпая. Кажется, с тех пор утекло много воды и таких масштабных конфликтов между ними не наблюдалось. Тобио решил прочесть, что Шоё писал про тренировочный лагерь, ведь очевидно, что дальше должна быть сводка с места событий. «Врезался в попу Льва. Было смешно, но когда поднял голову вверх на двухметровую шпалу — почему-то захотелось плакать. По-моему, это незаконно — быть таким высоким» Кагеяма опять прыснул от смеха, представляя себе сию живописную картину. Жаль, что ему не удалось стать свидетелем. «Попросил Кенму попасовать. Он завалился в корзину для мячей, прижал кулачки к щекам и сказал: «Не могу, у меня лапки». Почему-то на фоне у Куроо пошла кровь носом. Интересно, что это с ним? Странно все.» «Бокуто-сан украл мясо. Ничего примечательного. Бакаяма такой же Бакаяма. Ничего примечательного. Лев сказал, что вырос на 1 мм за ночь. Ничего примечательного, но злость пробирает.» Далее Шоё комментировал игры, делился с бумажным другом своим прогрессом, даже несколько раз похвалил сеттера Карасуно, сейчас нагло читающего его дневник и гордящегося собой. Следующие страницы вновь стали больше напоминать какие-то короткие рассказы: о волнении перед матчем с Сейджо, что-то о свержении абсолютной монархии Ойкавы, о самом матче и о радости победы, а дальше опять заметка, которая привлекла внимание Тобио своей нелепостью. «Увидел встречу Ушиваки и Ойкавы. Начал подозревать Великого короля в гомосексуализме. Видимо, в его жилах действительно голубая кровь.» Кагеяма относился к гомосексуализму от слова «никак» — его это вообще не волновало — но удивляла сама мысль о том, что кто-то вроде Хинаты, сумасбродного коротышки с турбиной в заднице, мог посягнуть на личную жизнь Ойкавы, чье чсв пробивает небеса и просит всех ангелов подвинуться, вероятно, со словами «Однажды я упал на землю, но теперь вернулся в Рай». Да еще и с кем? С Ушивакой, с которым они совсем недавно играли. Человек со столь мощным покерфейсом, что едва ли его можно заподозрить вообще в проявлении тяжбы к удовлетворению либидо. А тут еще записали в ЛГБТ армию в паре с Ойкавой-саном, который чуть не плевался, слыша одно только имя его. Это забавляло и, думая об этом, Тобио не заметил, как перелистал целые триады о матче с Шираторизавой. Волейболист листал до тех пор, пока его взгляд не споткнулся о собственное имя. Сеттер решил вчитаться в контекст, в котором вновь фигурировал. «Кажется, мне нравится Кагеяма. Наверное, стоит перестать принимать пасы головой. К слову, сегодня опять словил лицом.» Тобио самодовольно хмыкнул. Он уже слышал о том, что Хината восхищается его талантом как связующего, но зачитать это, как личную запись в дневнике, — льстило вдвойне. Волейболиста заинтересовало, а не посвятил ли Шоё восхвалению его навыков еще что-нибудь. «Интересно, у Кагеямы есть девушка? Хотя, кто с ним будет встречаться, он же идиот… интересно, если Великий Король действительно гомосексуал, то может ли это передаваться воздушно-семпайским путем…» Тобио поймал ступор. Сначала разозлился. Потом его мозг стал настороженно сопоставлять факты и выдал следующую схему: 1)Хината написал, что я ему нравлюсь; 2) Хината написал, что ему интересно, а не гей ли я; 3)??? What the fuck is going on??? Сеттер поспешил прочесть следующее предложение, чтобы развеять все подозрения, но именно на нем мозг перегрелся и в сознании вылетел синий экран смерти. Запись гласила: «У Бакеямы красивая улыбка, особенно когда он улыбается искренне, а не так, словно хочет сломать позвоночник.» Так. Все, хватит. Тобио чувствовал, что не выдержит ни строки больше, и резко захлопнул дневник. Ему все это показалось. Хината вечно несет бред, так с какой стати этому быть правдой? Нелепость. Да и он говорил про его игру на позиции связующего. Точно, он писал про его игру. Ему нравятся пасы Кагеямы. Ни больше, ни меньше. Остальное не имеет смысла. Кагеяму пробило необъяснимой дрожью, и он поспешил покинуть автобус, чтобы вдохнуть свежий вечерний воздух. Мысли напоминали запутанный котом клубок, который уже никто не в силах распутать. И какой черт дернул его прочитать этот дневник? Как бы сильно он ни убеждал себя в том, что Хината писал про игру — мозг-то не обманешь. Он нравится Шоё совсем не как сеттер. Волейболист не знал, как поступить: выкинуть дневник, чтоб его никто никогда не нашел, или приложить колоссальные усилия и вернуть Хинате, натянув на лицо покерфейс. — А, вот ты где. Голос Сугавары, раздавшийся из-за спины, заставил Тобио подпрыгнуть на месте и инстинктивно, словно он сотворил пакость, спрятать за спину компрометирующий ежедневник. — Д-да, Суга-сан? — Мы расходимся. Уже поздно, пора и вам домой. Правда, там в зале еще Хината что-то ищет. Сказал, что-то потерял и... — Потерял? Что потерял? Ничего не потерял. Волейболист не совсем понял реакцию нового сеттера Карасуно и приложил ладонь к его лбу, проверяя, не затемпературил ли тот. — Нет, потерял, но что именно — не говорит. Так бы мы помогли. — Убедившись, что первогодка в порядке, Коуши слабо и устало улыбнулся, все еще с подозрением относясь к реакции Тобио. — Может, тебе расскажет. — Это… нет… спасибо, Суга-сан. Свое странное поведение Кагеяма прикрыл вежливым поклоном и совсем не вежливо убежал в зал, даже не попрощавшись. Сеттер замялся у порога, глубоко вдыхая и облегченно выдыхая, а затем, с каменным выражением лица, вошел в спортивный зал. Хината носился по второму ярусу, на перилах которого был растянут баннер Карасуно. Связующего десятый номер даже не заметил, а потому Кагеяма привлек его внимание громким приветствием и поднялся по узкой лестнице наверх. Свои руки сеттер все еще держал за спиной, сразу выдавая все грехи. Ведь зачем ему прятать дневник, если он его не читал? Однако, Шоё даже не обернулся, бегая туда-сюда и приговаривая: «где же, где же». Кагеяма прокашлялся. — Эй, Хината. Я тут нашел что-то, — маска безразличия трещала по швам. После прочитанного Тобио не мог нормально смотреть на сокомандника. В мыслях рисовались глупые образы того, как Шоё вздыхает, глядя на него, вечерами обнимает подушку, представляя, что это он… Кагеяма тряхнул головой, отгоняя жуткие мысли. — Я тут нашел, возможно, это твое! — громче, чем хотел, и пристрастно воскликнул Тобио, протягивая в сторону Хинаты его дневник. Рыжеволосый тут же побледнел. Словно увидевший смерть, парень протянул чуть дрожащую руку к дневнику и шумно сглотнул. — Ты читал? — Тобио видел, как Хината краснеет, задавая этот вопрос. — Нет. — Нет, ты читал. Конечно, ты читал. — Я не читал твой днев… — Кагеяма выругался на самого себя за длинный язык. — За… записную книжку. Хината, чьи чувства сейчас были возбуждены до предела из-за сконфуженности, конечно, понял, что Тобио хотел сказать. — ТЫ ЧИТАЛ! — Нет! — ТОГДА ОТКУДА ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ЭТО ДНЕВНИК? — Хината почти с ненавистью отшвырнул личный сборник откровений в сторону, гневно зыркнул на Тобио, и опустил негодующий взгляд на пол. — Ладно, я прочитал!!! — Сдался Тобио, ибо не видел смысла лгать об очевидном. Он прокололся еще в тот момент, как вошел в этот зал. — ДА КАК ТЫ МОГ!!! ТЫ… ТЫ… МОГ БЫ ХОТЯ БЫ СОВРАТЬ!!! — Это ты на меня накинулся с криками, чтобы я сказал обратное!!! — Когда это ты перестал быть упрямым бараном, ДОЛБАЯМА? — ХРЕНОНАТА!!! — ДОЛ-БА-Я-МА! — надрывно закричал Шоё и досадливо топнул ногой. Его смущению не было предела и он не представлял, как жить с таким позором. Придется бросить волейбол и перевестись в другую школу, нет, уехать в другую префектуру, а лучше поменять страну, имя и внешность. Хуже ночного кошмара — этот Бакаяма узнал о его глупых чувствах. Хината взвыл. Нет, бросить волейбол — равносильно смерти. А значит… — СУИЦИД — ЭТО ВЫХОД!!! — заорал Шоё, перекидывая ногу через балконную ограду. — Ты что дебил, дебил?! — у Кагеямы, который тоже был весь как на иголках, кончился словарный запас и мозг отказывался работать. Рефлекторно сеттер схватил недоаса Карасуно за футболку и потянул обратно, заставляя слезть с перекладины. — Придурок, тут метров шесть высота, какой суицид?! Хочешь покончить с собой — спрыгни с уровня своих волейбольных амбиций на уровень роста — и то толку больше будет! Вообще, какого черта! Прекрати копировать Бокуто-сана! Этот дурацкий дневник что ли повод так реаги… — Я люблю тебя. Только сейчас Тобио заметил, что он единственный орал на весь зал. С того момента, как он схватил Шоё, чтобы предотвратить попытку «суицида», Хината молчал и замер в его руках, согнувшись почти пополам после рывка. — Что? — сейчас бы сеттер с радостью назвал самого себя Бакаямой. Он все слышал, и это был самый тупой вопрос. Но Тобио был настолько шокирован откровением, что его лексикон теперь и вовсе сократился вплоть до односложного японского «нани?» — Ты тупой, невыносимый, самодовольный хмырь. Ты ведь читал и слышал, — ядовито шипел Хината. Он был раздражен, даже не зная на кого больше: на себя или на Бакаяму. — Ано… — замямлил Тобио. — Да, но… это разные вещи — прочитать и услышать. Я думал это… шу… «Шутка», хотел сказать Кагеяма. Но он почему-то ни разу не засомневался, что это могло быть правдой. Хината был не тем человеком, который умел лгать, тем более лгать о чувствах. Это ходячий вулкан эмоций, который постоянно затапливал лавой экспрессии угрюмого сеттера. Поэтому назвать его любовь «шуткой» было бы некрасиво и неправильно. А сейчас Тобио осознал огромную ответственность за «я тебя люблю». Словно он оказался в финале национального матча. Словно от его слов зависит исход, как от паса в матч-поинт чужой команды. Это ведь был Хината, его соперник и одновременно друг, с которым нельзя повести себя хамски в такой ситуации. Кагеяму ломало изнутри от тяжести свалившегося бремени. Ну и какого черта он прочитал этот дневник? — Ты бесишь, — Хината дернулся, как дикий зверь в последней попытке избежать гибели, наступил на ногу сокомандника и вырвался, разворачиваясь к нему лицом, но не глядя в глаза. — Я тоже хочу, чтобы это было шуткой. И… наверное, это так, просто ты постоянно рядом, я провожу с тобой больше времени, чем с кем бы то ни было. И ты стал первым моим… таким… другом, какой ты есть. Тобио часто видел Шоё, разрывающегося от эмоций, но никогда не видел именно таким — искренне-смущенным и потерянным. Его лицо исказило болезненное выражение. Каждое слово произносилось с трудом и это было заметно — он пренебрегал своей гордостью, открываясь товарищу. Но он улыбался. Слабо, но в этой улыбке чувствовалось спокойствие и безмятежная радость. — И знаешь, мне плевать, что ты думаешь. Я… я счастлив, что люблю такого идиота, — Хината выпалил последнее предложение как на духу и прикусил губу с внутренней стороны. Кагеяма молчал. Молчал долго, взвешивая ситуацию и ища выход. Подбирал деликатные слова. Сейчас ему всей душой не хотелось делать Шоё больно, но он понимал, что ответ нужно дать четкий и ясный. — Хината… — Не надо мне ничего говорить, мне и… — Заткнись, Хреноната, и слушай, пока я тебя сам не скинул с этого балкона. — Вся деликатность полетела к чертям. Тобио сам был взвинчен и взволнован из-за сложившейся неловкой ситуации. — Хината, ты ведь понимаешь, что мы оба парни и… — У любви нет гендерных границ! Тобио вновь хотелось рявкнуть на Шоё, но в словах того был смысл. Это вообще не то, с чего он должен был начинать. Внутри что-то резко щелкнуло — и Кагеяму прорвало. Он забыл все то, что хотел сказать и выдал то, что велело выдать сердце. — Знаешь, придурок, такими словами не кидаются. Я не знаю, насколько ты там запал на меня. Да, пол — это ерунда. Но подумай своим мозгом: чего это будет стоить? Что родители подумают? Что люди подумают? Что… — Это круто, что тебя волнуют люди, Кагеяма, но… — вспыхнул агрессией Шоё, но та вмиг испарилась, и он удивленно захлопал глазами. Тобио чувствовал, что это не сулит ничего хорошего и напрягся. — Так ты… то есть, ты тоже об этом думал, да? — Что? — подвис Кагеяма, не поняв Хинату. — Ты ни слова не сказал о том, что ты против, но рассчитал возможные трудности наших отношений. Что ж, достойная сеттера осторожность… — ЭТО С КАКИХ ПОР ТЫ ПРЕВРАТИЛСЯ ИЗ ТУПОГО ХРЕНОНАТЫ В ПСИХОАНАЛИТИКА? — вскипел Тобио, поняв, что Хината сделал вывод, будто он пассивно согласился. Вот именно по этой причине Кагеяма не хотел, чтоб его продуманную речь перебивали — чтобы не вводить в заблуждение неверными словами. Но теперь, записанный в сборную геев по гейболу, он был готов рвать и метать. — С КАКОЙ СТАТИ Я ДУМАЛ О… О НАШИХ ОТНОШЕНИЯХ? — ХА, Я ТАК И ЗНАЛ, ЧТО ЭТО ПЕРЕДАЕТСЯ ВОЗДУШНО-СЕМПАЙСКИМ ПУТЕМ! — торжествующе подтвердил Хината гипотезу, записанную в его дневнике относительно связующего Сейджо. — ОЙКАВА-САН НЕ ГЕЙ! — воспротивился Тобио. — А СЕБЯ НЕ ОТРИЦАЕШЬ! — Я ТОЖЕ НЕ ГОЛУБОЙ! — ДОКАЖИ, ЧТО ТЫ НЕ ГОЛУБОЙ, БАКАЯМА! — ДОКАЖИ, ЧТО Я ГОЛУБОЙ, ХРЕНОНАТА! И Кагеяма вдруг сам доказал, что он голубой. Для Хинаты это стало неожиданностью, но для Тобио это было еще большей внезапностью. Сеттер резко схватил Шоё за черную футболку и подтянул к себе с изначальной целью дать оплеуху, но их лица оказались так непозволительно близко, что он застыл, всматриваясь в раскрасневшееся лицо Хинаты. Его выражение было воинственным, глаза сверлили досадливым взглядом. Это было так странно — знать, что в тебя кто-то влюблен, особенно парень и самопровозглашенный соперник. А еще это было очень тупым чувством, но когда речь заходила о недоасе Карасуно, то на что-то высокоинтеллектуальное рассчитывать и не приходилось. И все же, Кагеяме никто не признавался в любви. В глубине души это было приятно. В глубине души, если исключить то, каким раздражающим был Хината порой, Кагеяме он даже нравился. Конечно, совсем не так, как этой безрассудной морковине, но нравился за человеческие качества и силу воли. По-настоящему некомфортно рядом с ним не было. Наоборот, он был первым человеком, который принял его скверный характер и со временем перекроил нрав в положительную сторону. Возможно, в этом был какой-то смысл — хотя бы сказать, что он не против принять его чувства. Но с другой стороны — это было сложным, ненужным и уж точно не мгновенным решением. Однако отчего-то всякая рациональность исчезла, уступая место необъяснимому теплу, разливавшемуся по всему телу от бешено стучащего в грудной клетке органа. Кагеяма сам начал краснеть, не веря, что делает это, повинуясь возбужденным инстинктам. Подтянул Шоё выше, сам склонился, чтобы сократить разницу в росте, и, зажмурившись, поцеловал — неловко, вздрогнув и на мгновенье отстранившись, когда собственные губы коснулись чужих. Но он быстро пересилил себя — дороги назад не было, и связующий не привык отступать, даже в безумных решениях. Хината, на удивление не умерший на месте от шока и разрыва сердца, быстро захлопал глазами и закрыл их так же, как и Тобио, коротко ни то проскулив, ни то промычав сквозь поцелуй. Кагеяме было неудобно и он ретиво изменил положение рук: одну обвил вокруг торса, чуть выше талии Шоё, вторую положил на затылок, немного надавливая. Хината едва доставал и Тобио чувствовал, что тот полустоит-полувисит, поднявшись на мысы прямо на его собственных ступнях. За свои чистые и белые кроссы Кагеяма был готов убивать, но сейчас становиться самкой богомола он не собирался. Поцелуй вышел таким же нелепым, как и вся ситуация. Спасало только то, что опыта не было ни у одного, ни у другого, а потому волейболистам не с чем было сравнивать. Сравнивать то, насколько это было убого, конечно же. Когда первая волна смущения отошла и целомудренное соединение губ начало отдаленно напоминать настоящий поцелуй, Кагеяма почувствовал, что его нижняя губа оказалось во рту Шоё и тот ее закусил. Тобио был возмущен — что этот Хината себе возомнил? Это он его целует, а не наоборот. Кагеяма не собирался отдавать ведущую роль Шоё и, поднапрягшись, вспомнил все просмотренные фильмы и порно. Сейчас он постарался скопировать увиденное на экране: начал прикусывать губы партнера, неумело облизывать и пальцами впиваться в спину, прижимая к себе теснее. Вот он уже завладел пальмой первенства в игре детско-любовного противостояния, но связующий просчитался в одном: Хината вообще-то тоже переживал пубертатный период, спасаясь просмотром каналов для взрослых. Завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. Каждый пытался перелобзать другого. Парни агрессивно стукались зубами, кусались, царапали спины друг друга через ткань футболок. Оба были непреклонны, стараясь буквально высосать доминирующую роль. Однако в итоге нехватка опыта сыграла злую шутку с волейболистами, когда те вошли в профессиональный порноактерский раж на их-то любительском уровне подготовки и стали одновременно лезть во рты друг друга языками. От неожиданности челюсти рефлекторно сомкнулись у обоих парней, и они болезненно прикусили друг другу языки, сразу же одергиваясь. — Черт, черт, — синхронно выругались Хината и Кагеяма, потирая языки о собственные щеки и смачивая укусы слюной. Они случайно поймали взгляды друг друга. Отвернулись в смущении и оба вредно хмыкнули. Но их взаимное недовольство и стеснение от нахождения в обществе друг друга сошло на нет уже через десять секунд. Парни прыснули от смеху и от души рассмеялись — Тобио тихо, Шоё громко. — Это все ты, придурок Хината, — в итоге сказал Кагеяма, схватившись за железную перекладину, с которой несколько минут назад собирался сигануть Шоё. — Э? С чего это я, Бакаяма?! Это ты во всем ви… — Хината заткнулся, отвернулся в профиль от Кагеямы и потер подбородок большим и указательным пальцем, показывая всем своим видом активный мыслительный процесс. — Так, значит, я теперь… должен за тобой ухаживать? Улыбка не сошла с лица Тобио, но если секунду назад она выражала веселье, то сейчас — желание убивать все в радиусе поражения рук и ног. Особенно все, что было ростом чуть больше ста шестидесяти сантиметров, но в своем мелком теле имело огромное количество смелости, граничащей с наглостью. — С какой стати тебе за мной ухаживать? — с ледяными нотками в голосе спросил Кагеяма, не продолжая угрожающе улыбаться. Хината стушевался, но тут же взял себя в руки и, словно бойцовский петух, решил-таки дать отпор сеттеру. — Бывают активы, бывают пассивы, обычно активы ухаживают за пас… Прежде, чем Хината докончил, ему по темечку прилетела оплеуха от Кагеямы, спрогнозировавшего то, что хотел сказать Шоё. Но морально это стало бы контрольным в голову, если бы он услышал из уст ХИНАТЫ, что Тобио может каким-то боком быть ПАССИВОМ в отношениях. — Хреноната, с какого корня ты решил, что ты… — ПОТОМУ ЧТО Я СДЕЛАЛ ПЕРВЫЙ ШАГ! — КУДА?! ШАГ К СУИЦИДУ С БАЛКОНА?! ЭТО Я СДЕЛАЛ ПЕРВЫЙ ШАГ! — КУДА?! Я ПЕРВЫЙ ПРИЗНАЛСЯ! Я СЧИТАЮ, Я АКТИВ! — ПЕРЕСЧИТАЙ, ПРИДУРОК ХИНАТА! — БАКАЯМА! Ано… — Хината притих, вдруг застенчиво почесав щеку указательным пальцем. — Ты получается… не против? — Тц, — прошипел Кагеяма, тоже в профиль отвернувшись от Шоё, и перевел взгляд на корзину с волейбольными мячами. Между бровей залегла складка, знаменовавшая сосредоточенность. Еще пятнадцать минут назад любовь казалась чем-то неестественным и неправильным, чуждым и излишним. Сейчас он действительно задумался о возможности отношений… с Хинатой. А это значит, что они будут ходить на свидания, вот так нелепо целоваться, зажимая друг друга в укромных уголках. И, возможно, однажды даже станет вопрос о том, кто пассив. Но уже сейчас Тобио знал ответ, однако отогнал все мысли о потенциальном лишении девственности с Шоё. — Да, — взвесив все «за» и «против», ответил Кагеяма. Пожалуй, даже если из этого ничего не выйдет — они станут ближе и игра в волейбол станет еще более слаженной. — Да, не против. Только без тупых ремарок про твое доминирование, этого никогда не будет. Шоё засиял, возгорелся и воспылал. Накинулся с панибратскими объятьями на Кагеяму, едва не сбив с ног, быстро отошел и подпрыгнул на месте. — Значит, значит, значит, мы пойдем теперь на свидание?! — Хината протянул сеттеру руку, широко улыбаясь во весь рот. — Тц… — Тобио немного помешкался, что-то пытаясь для себя решить. Посмотрел на руку и неловко сжал чужую ладонь, сразу же отворачивая голову в другую сторону. — Как-нибудь, когда не будет тренировок. Хината не сказал ни слова больше. Молча посмотрел на их соединенные руки, совершенно не веря, что это реальность. Наверное, очередной сон. Но даже если так — пусть он длится еще чуточку дольше. Шоё оперся локтем о перекладину, тоже отвернулся от смущенного Тобио, испытывая не меньшую застенчивость. Кажется, в его дневнике уже скоро появится много новых записей.