Aging Gracelessly

Проверка связи. Все работает? янезнаюкакписать ктоэто? Эм, это твой папа. Тедди, хватит пытаться выглядеть забавно. Ты прекрасно знаешь, как писать сообщения. янетед.помогите. Ладно, это немного забавно, незнакомец на другом конце линии. Разве ты не должен использовать это как клавиатуру? Компьютер? 15 минут спустя… Похоже, я разобрался. И я даже не пользуюсь компьютером. Ну, это многое объясняет. Мой сын купил мне этот телефон, и, похоже, телефонный незнакомец, ты — первый человек, с кем я переписываюсь. 15 минут спустя… Хорошая работа, приятель. Если ты такой же старый, как и я, то все, что ты говоришь, имеет смысл. Я был за ноги и с криками затащен в век смартфонов. Мой сын настоял на этом, потому что он хочет звонить мне по чему-то под названием скай… йор. Не знаю. Для меня это слишком. Сын моего крестника насильно заставил меня пользоваться этим. И я начинаю входить во вкус. Я нашел эти штуки… *серия эмодзи, начиная со счастливых лиц до какашки* О Господи. Мне кажется, ты достаточно взрослый. Ты используешь правильную грамматику и пунктуацию. Как и ты. Туше. *серия эмодзи* И как я жил без этого? Использовал реальные выражения человеческого лица? Не стоит недооценивать мою социальную замкнутость, телефонный незнакомец. Я работаю механиком. Люди платят мне, чтобы я чинил их машины и байки, а не строил им рожицы. *улыбающиеся эмоджи* Я тоже их нашел. Достаточно умно. И механик — это интересно. На самом деле нет. Это довольно скучно. Я пытался научить этому некоторых членов моей семьи, но у них голова забита другими безумными идеями. Вроде удобных рабочих мест за столом? Я слышал, эти удобные стулья не очень хорошо влияют на здоровье. Я сижу на гигантском надувном шаре, а под моим столом педали от велосипеда. Да ты долбанный лжец! Я докажу, если смогу разобраться, как делать фотографии на этой штуке. Подожди-ка… *присылает фото* Приятель, ты что, носишь носки с пчелками? Долбаный придурок. Да. Но не то, чтобы… *присылает фото* Окей, что ЭТО за хрень? Ладно, сдаюсь. Я понятия не имею, что, черт возьми, я должен делать с этой сложной штукой, а мой коллега смеется надо мной и отказывается помогать. Тебе придется поверить мне на слово. Ладно, я полагаю, ты мне не врешь. Ты слишком быстро мне поверил. Я, наверное, серийный убийца. Могу оказаться Зодиаком. Слышал, это был тот американский политик, Тед или кто-то вроде того. Моего сына зовут Тед. Он так злится из-за этого. Вот поэтому я бы не стал называть своих детей, если бы они у меня были, обычными именами. Это не имеет никакого смысла. Все мы проебываемся. И правда. Что ж, было приятно поболтать с тобой, телефонный незнакомец. Но меня уволят, если я продолжу в том же духе. Удачи. Спасибо за помощь и все такое. В любое время. *** Ремус бросил ключи в чашу у двери и вынул свои руки из рукавов пальто. Спина Ремуса болела из-за его дерьмового стула, однако мысли об этом заставили его усмехнуться. Разговор вышел таким случайным, и, честно говоря, ему так и не удалось дозвониться до Тедди после того, как они с незнакомцем перестали переписываться. Он попытался выяснить, в чем дело, но быстро сдался, потому что Дори слишком долго над ним смеялась. Она, конечно же, понимала в технике больше, чем он. Ремус держался за свою «древнюю реликвию от компании Nokia», как назвал ее Тедди, так долго, как мог. Но он был бесцеремонно проинформирован о том, что его телефон не будет работать на протяжении всего месяца без подзарядки. Не то чтобы Ремус был совсем уж древним. Ему было всего лишь 52. Навряд ли какая-то реликвия, как отозвался один грубый человек о его верном устройстве, поможет ему выжить в этом сложном мире. Ремус просто… долго привыкает. Перемены являлись его наименее любимой вещью. Это выводило его из себя каждый раз, когда на работе обновляли программное обеспечение. И умом Ремус понимал, что ему стоит быть более гибким в этом плане. Количество новых технологий, казалось, увеличивалось вдвое каждые полгода. Однажды он пошутил, что скоро люди будут подключать себя к Интернету, и информация сразу будет поступать в их мозг. И хотя это идея все еще кажется ему смешной, мир, похоже, двигается именно в этом направлении. И бороться с этим — бессмысленно. Когда он пошел на кухню, чтобы поставить чайник, он услышал грохот и поморщился. Его мальчик был таким же, как и его мать — неуклюжим и безрассудным, но, тем не менее, очаровательным. Лучшим решением, которое он когда-либо принимал, было завести с Ним ребенка.  — Слушай, ты не молодеешь, и я тоже…  — Тебе всего лишь 26, — попытался поспорить он.  — И я не знаю никого, кто мог бы стать отцом моего ребенка. Мы с Флер готовы к этому, Рем. Пожалуйста. Тебе даже не придется в этом участвовать. Об этом, конечно, не могло быть и речи. Если Ремус собирался сделать что-то, он собирался окунуться в это с головой. Он знал Нимфадору с тех пор, как преподавал ей английский, и думал, что она останется в его памяти, как одна из тех сумасшедших студентов, — но вместо этого она стала его лучшим другом. Он был рядом с ней на ее с Флер свадьбе, а несколько лет спустя был рядом с ней в больнице, когда на свет появился маленький плачущий комочек. Этому комочку сейчас было уже 18, и он с головой ушел в университетские будни, хотя на самом деле хотел быть кем-то, вроде бродячего художника, зарабатывающего деньги на улицах, чего, конечно же, ни один из его родителей не хотел допустить.  — Ты можешь быть бродячим художником с полным желудком и с крышей над головой, — сказал как-то Ремус. Тедди громко и яростно жаловался на то, что это несправедливо. Как они вообще смеют лишать его этого. Ним настояла на том, чтобы он попробовал побыть таким художником. Четыре дня спустя Тедди появился на пороге Ремуса с извинениями, слетающими с его губ и синяком на скуле, который он получил, когда кто-то попытался украсть его ведерко с чаевыми. Не стоит говорить, что после этого Тед многое понял. Сейчас он в основном оставался у Ремуса из-за непосредственной близости к кампусу. Ремус больше не преподавал на полставки. Он в основном работал редактором в издательстве «Флориш и Блоттс» — и это была хорошая работа, не считая неприятной проблемы в виде частых контактов с техникой, но в общем он был доволен. К тому же эта работа могла обеспечить Тедди счастливую жизнь, в отличие от работы при универе. Стоило только Ремусу налить воду в кружку, как Тедди проскользнул в кухню, его яркие носки — то, к чему они с Ремусом имели особую слабость — позволяли ему скользить по напольному покрытию.  — Пап! Я думал ты умер или твой злой мобильник загрузил тебя в матрицу или типа того.  — Второй вариант, — усмехнулся Ремус. Тедди выхватил у него чай и сделал глоток черной, горьковатой жидкости.  — Как день прошел? — Ремус вздохнул и взял вторую кружку.  — Кроме того, что ты так и не написал мне за весь чертов день? Нормально.  — А, это, — Ремус почувствовал, что его щеки начинают розоветь. — Слушай, я попытался, но, наверное, я записал твой номер неправильно, потому что когда я получил ответ, это был не ты.  — Боже мой, ты ошибся номером. Пожалуйста, Господи, скажи, что ты не говорил ничего неловкого!  — Конечно, нет, — защищался Ремус, подливая себе молока. — Он был так же растерян, как и я.  — Что, — Тедди быстро моргнул. — Что это значит?  — Это значит, что твой старик на самом деле помог разобраться кому-то, кто тоже был технологически беспомощен, с навыками использования текстовых сообщений. Тедди слишком сильно ударил своей кружкой о столешницу. Чай выплеснулся на его костяшки, но он не обратил на это внимание — он протянул руку вперед и его черный лак для ногтей поймал отражение верхнего света.  — Ну-ка дай его сюда.  — Тедди… нет, — закатил глаза Ремус.  — Немедленно дай мне свой телефон. Мне нужно это увидеть. Ремус попытался оттолкнуть своего сына, но был прижат к столешнице и, как бы сильно он не протестовал, Тедди удалось вытащить телефон из его брюк и уйти в другой конец комнаты. Он обращался с телефоном гораздо быстрее, чем Ремус, и его глаза медленно расширялись по мере прочтения переписки.  — Боже мой. Ты флиртовал. Ты, старик, флиртовал! Ты, старый гей, флиртовал с другим старым геем.  — Я этого не делал, — сказал Ремус. — К тому же, у тебя нет никаких доказательств, что это был мужчина.  — Да ладно тебе. Он, наверное, такая же старая фея, как и ты. Черт возьми, это может быть судьба, — и пальцы Тедди начали летать по клавиатуре.  — Тед. Что… что ты делаешь?  — Устраиваю то, что может оказаться главной любовью твоей жизни, пап!  — Тедди! — Ремус выхватил у него телефон и посмотрел на сообщение, после чего его глаза расширились. — И как это исправить? Быстрее, удали, пока он не увидел! Тедди торжественно усмехнулся.  — Прости, пап. Как это удалить до того, как он увидит, пока еще не придумали. Поблагодаришь меня потом. — И Тедди выбежал из квартиры до того, как Ремус смог бы его остановить. Вздохнув, он взглянул на экран. Кстати, ты можешь звать меня Лунатиком. Кинешь мне свое селфи? Обнаженку? Я вполне уверен, что ты горячая штучка, и думаю, у нас есть что-то общее. Ремус сглотнул и пискнул, когда его мобильный телефон почти яростно завибрировал в его ладони. Господи. Лунатик? Не знаю, стоит ли спрашивать. Вот только теперь мне любопытно. Обнаженка??? Ремус покраснел. Это написал мой бывший сын, от которого я теперь отрекаюсь. Навсегда. Прости. Пять минут спустя… Какая жалость. Потому что я на самом деле пытался тут разобраться с этой камерой. Так ты против всего этого? Между нами ничего нет? Ремус чуть не задохнулся. Я не знаю, что сказать. Даже твоего имени не знаю. Можешь звать меня Бродяга. Лунатик. И, может, мы сможем продолжить этот разговор завтра? У меня тут появились неотложные дела. Ремус взглянул на экран и начал набирать ответ. Завтра звучит неплохо.