Escape

Каждое утро Блейну хотелось выстрелить себе в голову из-за того, что ему необходимо было идти в комнату к этой маленькой капризной сучке, чтобы принести ему завтрак и уточнить, что ему нужно. Туалет, душ, книги. Что-то в таком духе, обычно, и это заставляло Блейна чувствовать себя настоящей нянькой. Блейну сказали, что это займет день-два, не более того. А теперь он был заперт в доме, который находился за сотню миль от Нью-Йорка. Без средств связи, даже без машины, черт ее дери. Наедине с избалованным гаденышем, который решил свести Блейна с ума. Мужчина изо всех сил держал себя в руках, чтобы не сорваться, но Курт буквально проверял его нервы на прочность. Да, когда все закончится, он получит конверт с деньгами и билетами. Он сможет улететь отсюда в Австралию, сменить имя и навсегда забыть обо всем этом дерьме. Но получится ли у него все это? И, главное, будет ли оно того стоить, если к моменту его освобождения, у него будет дергаться глаз от этого мерзкого визгливого тона, которым с ним разговаривал Курт. Мальчишка не знал его имени, Блейн был слишком умен, чтобы называть его заложнику, но все вариации на тему «Эй ты», начинали ужасно раздражать. Высокий голос мальчишки. Его задранный нос. Его истерики и психи. Он, может быть, и мог бы поставить себя на его место, но делать этого не собирался. — Еда, — холодно и сухо пробурчал Блейн, толкнув дверь в комнату Курта, где он лежал в кровати, надежно пристегнутый наручниками к кровати. В углу было ведро, а в изголовьи кровати звонок, в который он мог позвонить в случае чего. И использовал он его чаще, чем на это хватало нервов Блейну. Очередной день для Курта начался так же, как и предыдущие. Он проснулся рано, пристегнутый наручниками к кровати, и тихо застонал. Рука уже жутко болела от холодного метала, что терзал его нежную, молочную кожу, седьмой день. Его похитили. Правда. Как в каком-то тупом боевике надели на голову мешок и затащили в машину. Сначала он решил, что это был какой-то глупый розыгрыш, поэтому не пролил и слезинки, пока его везли, тащили или пристегивали. Но потом Курт понял, что это не шутки, и его действительно взяли в заложники. Страх ледяной волной окатил парня, когда ночью он услышал разговор этого мужчины с кем-то другим, где обсуждался его отец. Его отец — Берт Хаммел — успешный конгрессмен, за что теперь пришлось расплачиваться Курту. Первое время Хаммел был тише воды, ниже травы, но потом он понял, что что бы он ни делал, он остается совершенно безнаказанным, и, более того, за ним ухаживают как за принцессой. А родители наградили Курта скверным характером, и он просто не мог этим не воспользоваться. Тем более, его жутко забавляла реакция Кудряшки, так Курт назвал мужчину, что следил за ним, на все его выкидоны. Он злился, раздражался, пару раз Курт даже испугался за свое здоровье, но Кудряшка вылетел из его комнаты, словно ошпаренный. О, как он любил, когда брюнет сжимал руки в кулаки, а его самого трясло от тихой злости на Хаммела. Это было его развлечением последние пару дней. — Доброе утро, Боб. Джек. Себастьян, — произнес Хаммел с тихим смехом, когда знакомая кудрявая голова показалась в дверном проходе. — Солнышко, после завтрака своди меня на водные процедуры, хорошо? И намажь мне руку увлажняющим кремом, а то она жутко болит, — мило улыбнулся Курт, удобнее устроившись на кровати. Он не собирался подавать виду, как устал, как больно ему было, и как скорее хотелось оказаться дома. Если, конечно, это вообще входило в планы похитителей. Андерсон закатил глаза, с трудом сдерживая желание вывернуть поднос с завтраком на голову мальчишке. — Если ты считаешь, что подобное поведение заставит меня представиться тебе, то у меня для тебя плохие новости, — пробурчал Блейн. Он не хотел, чтобы тот вообще с ним говорил. О чем угодно. Ему это было не интересно. Как и Курт. Тот просто раздражал его, и Блейн ужасно страдал от того, что босс строго-настрого запретил связывать его по-настоящему или затыкать ему рот кляпом. Обращение, видите ли, должно было быть нормальным. Потому что он ребёнок. Ни в чем не виноват. И потому что Берт Хаммел и без того в ярости, что его похитили, так что не стоит возвращать его в плохом виде. Интересно, он часто вообще видел своего сына до этого? Впрочем, и это тоже Блейна не касалось. — Ешь. Потом я отведу тебя в душ. А потом приведу обратно, — сухо проговорил Блейн, поставил поднос с завтраком на тумбочку, и принялся отстегивать мальчишку. Он предусмотрительно не положил ни ножа, ни вилки, чтобы, даже сорвавшись с места, заложник не смог ничего ему сделать. Да и что он мог бы, в конце концов? Тощий мальчишка, оба запястья которого Блейн мог сжимать одной рукой. Блейн же был профессионалом и с легкостью справлялся с достойными противниками, а не капризными девчонками. Заметив, что запястье юноши и правда немного пострадало от наручников, Блейн чертыхнулся себе под нос, и мысленно поставил галочку возле пункта «дать Курту мазь и пластырь». Самостоятельно обрабатывать его руки он не планировал. Это уж точно не входило в требования босса. А если прикажет, то пусть сам приезжает и обрабатывает. — Только ешь быстрее, я не в восторге от провождения времени с тобой, — равнодушно заметил мужчина, складывая руки на груди, и стараясь даже не смотреть на Курта больше положенного в качестве собственной безопасности. Курт нахмурился, стараясь расслышать, что бубнит Блейн, и закатил глаза. — Ты не можешь говорить громче? Нихрена не понятно, что ты там бормочешь себе под нос, — произнес Курт, и бросил взгляд на поднос с едой. — Я что, должен есть руками? Уж не знаю, где твои манеры, или манеры твоего начальника, да и мне плевать, по большому счету. Уверен, что там, где ты родился, твои предки в овраге лошадь доедают, но я не буду есть руками. Так что или ты несешь мне приборы, или кормишь меня сам. Конечно, все должно быть чистым. Как приборы, так и твои руки, — брезгливо сказал шатен, и потер болевшее запястье. И вот он, любимый момент завтрака Курта — молчаливая ярость брюнета. Хаммел прилагал все усилия, чтобы его губы не растянулись в довольной улыбке. — Мне, знаешь ли, тоже не очень приятно находиться хрен знает где и хрен знает с кем, Кудряшка. Кстати, у меня ноги затекают, мне нужно хоть иногда гулять. Желательно на свежем воздухе. Курт встал с кровати и размял ноги. От постоянного лежания или сидения, ноги и правда начинали жутко болеть. — Что стоишь? Или ты родной язык забыл? Я попросил приборы. Или мне нужно позвонить в колокольчик? Ты только на него реагируешь? — спросил Курт, и поднял колокольчик с тумбочки. Он поднес его к лицу Блейна и позвонил. — Доволен? Беги за приборами, здоровяк. Блейн совершенно искренне и изо всех сил старался держать себя в руках. Он мог убить этого мальчишку парой прикосновений. Он мог бы свернуть ему шею или выбросить из окна, а потом сказать, что это было самоубийство. Правда, в таком случае, денег бы он не получил, а деньги и билет в Австралию с липовыми документами — все, чего ему бы хотелось от этой жизни. — Если мне сказали не бить тебя и кормить, то это не значит, что я буду исполнять твои приказы, и не могу приковать тебя к кровати всеми конечностями и заставить ходить под себя. Предварительно заткнув твой рот своим носком и сверху заклеив скотчем, — ледяным тоном проговорил Блейн, делая несколько шагов вперед и останавливаясь прямо перед лицом мальчишки. Его выходки, оскорбления, и все, что нес его грязный рот, не трогали Блейна, потому что в его жизни случались вещи и хуже. Но он был истощен эмоционально, и напряжен, так что сдерживаться от применения физической силы было все сложнее с каждой минутой. — Или ты ешь тосты с ебаным сыром руками, или я запихну их в тебя силой. И не факт, что в рот, — прорычал мужчина, поднимая руку и сжимая подбородок мальчика двумя пальцами, заставляя смотреть на себя. Курт похудел и осунулся за время нахождения в плену, он также заработал темные круги под глазами и сухость кожи, но от того не перестал был смазливой маленькой сучкой, как в самый первый день. Вертел задницей в коротких шортах, даже не подозревая, что из туалета в торговом центре его вынесут без сознания. Курт с ухмылкой слушал, как брюнет угрожает ему, хотя внутри все холодело от страха. Он и сам знал, что характер у него, мягко говоря, не сахар. Это очень мягко говоря, если честно. Но сам Курт ничего не мог поделать с этим, его слова или действия выходили сами собой, как бы Хаммел ни пытался контролировать себя. Конечно, Курт прекрасно понимал, что еще несколько дней такого морального напряжения, и брюнет не выдержит, оставляя огромные синяки на нежной коже парня, но как бы ни старался, не мог перестать издеваться над ним. Курт был похож на самоубийцу — доводить до ручки мужчину, который в несколько раз больше и сильнее него, получая адреналин и забывая о страхе за свою жизнь. Хаммел одернул лицо из хватки брюнета, и откинул его руку. — В таком случае, я не голоден. Хочу в душ, — произнес шатен, дернув бровью и складывая руки на груди. Курт жутко устал, и он не знал, с чем это связано. Он постоянно чувствовал усталость, и ничего не мог с этим поделать. Кажется, этот нелепый «плен» не очень хорошо влиял на здоровье юноши, из-за чего появились головные боли. Да, Курт мечтал скорее вернуться домой. — Замечательно, — отрезал Блейн, спокойно снял наручники со спинки кровати Курта, и засунул их в задний карман. Затем, чтобы не тащиться с мальчишкой по дому, он молча наклонился, обхватил его бедра руками и поднял, закидывая себе на плечо. Он не должен был думать о шортах Курта, его длинных ногах и о его заднице, что прижималась к щеке. Но у него не было секса две недели, а в доме с этим маленьким говнюком он не мог даже подрочить. Обыкновенная физиология требовала своего, несмотря на то, что мозгу хотелось разбить голову Курта об стену. Опустив мальчишку на ноги в ванной комнате, Блейн закрыл дверь и вернулся к нему, холодно глядя сверху вниз. Это повторялось не в первый раз, но до этого он обычно пристегивал Курта к себе наручниками, чтобы тот не дернулся, а сейчас подумал, что мог бы позволить ему принять душ и в одиночестве, при условии, что Блейн будет стоять под душевой кабиной. — Тут нет ничего, чем бы ты мог навредить мне или себе, — кивнул он на полки в комнате с небольшим набором из шампуня и детского крема, а также зубной щетки и пасты. — Но если ты будешь рыпаться, я пристегну тебя к крюку в стене на короткие наручники. Голым. И меня не будет интересовать твое физическое и моральное состояние. Ты меня понял? Раздевайся.