ID работы: 6573623

Ким Сокджин

Слэш
R
Завершён
1377
автор
тэсси. бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
40 страниц, 1 часть
Метки:
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1377 Нравится 63 Отзывы 524 В сборник Скачать

Часть 2

Настройки текста
Чонгук кладет свои руки на плечи Юнги и целует, придвигаясь ближе. Старший зарывается пальцами в каштановые волосы, мягко массируя подушечками пальцев кожу головы. Гук елозит губами по миновым, сползая руками на талию, притягивая к себе теснее. Юнги, в свою очередь, раскрывает губы, проникая языком в горячий рот. Они оба льнут теснее друг к другу. Настолько близко, что единственное, что они могут слышать - это дыхания друг друга. Чонгук чувствует тепло тела Юнги сквозь его черную водолазку с высоким горлом. И его большую часть внимания занимает именно это прощупывание тела, эти поиски тепла; он касается пальцами чужой жизни, что так тесно сплетена с его. Он так чертовски влюблен, у него так сильно краснеют кончики ушей, у него так сильно потеет затылок. Он бы хотел убедить себя в том, что Юнги влюблен в него меньше, чем он, но не может, потому что чувствует совершенно иное. У Чонгука внутри распускаются красивые фиалки, кончики лепестков которых щекочут, из-за них появляется желание немного глупо похихикать. Ах, как же гладит его по спине Юнги. Эти поглаживания ощутимы, но они бережные и такие приятные. Чонгук чувствует, как в свитере ему становится жарковато, но от губ оторваться не в силах, если только для того, чтобы раздробить этот цельный и тягучий поцелуй на миллион маленьких и чувственных. Потрескавшиеся губы становятся такими мягкими, влажными и распухшими и, кажется, болят не так сильно, как на ветру. Чонгуку слишком не хочется заканчивать это, слишком не хочется отрываться или открывать глаза. Он чувствует, как Юнги вздыхает в его приоткрытые губы, которые до сих пор приоткрыты и готовы принять еще бесконечное число поцелуев, слегка вытягиваются. Чонгук чувствует на своем плече голову и медленно приоткрывает глаза. Руки сами смыкаются в кольцо, в центре которого оказывается Юнги. Они так и сидят на краю довольно просторной кровати, пока Юнги не тянет Чонгука за собой в горизонтальное положение. На ощупь, не глядя друг на друга, они обвивают друг друга руками, медленно переплетая между собой ноги. Чонгук время от времени оставляет еле ощутимые поцелуи на лице Юнги, чувствуя, как в этом положении его начинает клонить в сон. Его губы застывают на губах старшего, и тот отвечает встречным поцелуем, после чего оставляет на кончике носа след своих губ. Оба слышат, как кто-то поворачивает пару раз ключ в замочной скважине. Юнги резко приподнимается, но его сразу же утягивает рука Чонгука обратно. Обнимая, он начинает медленно поглаживать предплечье старшего, его губы проводят по скуле. Хриплый от долгого молчания голос выдаёт полушепотом: - Все хорошо. Никто сюда не войдет, да и дверь закрыта. - Я ни разу не видел твоего соседа, - тихо шепчет Юнги, мягко касаясь губами чонгукова подбородка. - Это не так важно, - они снова целуются, Юнги заваливается на тело Чонгука, оказываясь сверху. Гук смущен ракурсом, в котором перед ним предстает старший, поэтому пытается пошутить: - Какая вызывающая поза, - Юнги на это только улыбается, подцепляя пальцами края его свитера. - У тебя что-нибудь есть под свитером? В комнате стало довольно душно. - У меня под ним майка, думаю, можно его снять. Мне действительно жарко, - но только Гук тянется к краям, чтобы снять его самостоятельно, как пальцы Мина его останавливают. Их взгляды встречаются, и Юнги говорит: - Я хочу сделать это за тебя. Ничего такого, я просто сниму его с тебя. И все. Да? - Да, конечно, - Гук слегка растерянно кивает, все ещё смущаясь, но уже с трепетным интересом наблюдая за действием Юнги. Он поджимает нижнюю губу, когда задирает руки, чтобы помочь Мину снять с него свитер. Юнги аккуратно откладывает его на другой конец кровати. - Это выглядело эротично, - Чонгук пытается не подавать виду, что это на самом деле продолжает его смущать, но смущение так и рвётся наружу, и для Юнги его чувства очевидны. Он лишь улыбается, мягко поцеловав кончик носа. Мин наклоняется к нему, и их лбы соприкасаются. Чонгук прикрывает глаза и бережно обхватывает лицо Юнги ладонями. Из него так и тянутся эти слова, он не должен произносить их вслух, но все-таки это делает: - О, Юнги, кажется, я так сильно в тебя влюблен, - шепотом, на судорожном и нервном выдохе. Мин целует его губы так нежно, как только может, и этого достаточно, чтобы в полной мере выразить его собственные чувства к Чонгуку. Младший улыбается, утягивая Мина на себя, чтобы обнять того как можно крепче. Юнги обнимает в ответ, осыпая шею Гука невесомыми поцелуями, его губы застывают на тёплой коже, когда в дверь стучатся, а затем пытаются открыть. - Чонгук, - зовёт голос по ту сторону двери. Юнги замечает, как лицо Гука из ласкового сменилось на серьезное, почему-то старшему это сразу не нравится. - Что? - Его голос вмиг прорезается. - Вы со своим приятелем не хотите поужинать? - Голос приятный, очень мелодичный, и Юнги кажется даже каким-то правильным, что ли. Чонгук этого интереса к своему собеседнику, которому даже не спешил открыть дверь, не проявляет. Он держит себя еще дальше от него, чем это было на самом деле. Мин чувствует, как тело под ним напряглось. - Нет, хен, спасибо. - Хорошо, - Юнги слышит пару тихих удаляющихся шагов. - Твой сосед, - тихо произносит он, укладывая голову на медленно вздымающуюся грудь Чонгука. - Да, сосед. - У него приятный голос. - Ничего подобного, - голос Гука звучит сухо. Кажется, появление этого соседа настроение младшего значительно подпортило. - Не смей даже засматриваться на него. Юнги беззвучно смеется. - Ну и чего ты смеешься? Это я тебе на полном серьезе. - Ревнуешь меня к человеку, которого я еще ни разу не видел? Может, он настолько красив, что ты именно поэтому прячешь его от меня? - Юнги улыбается. Чонгук приподнимает брови. - А тебе, как я погляжу, так и не терпится на него посмотреть? Юнги обнажает розоватые десны, улыбаясь, и его глаза превращаются в две малюсенькие щелочки. Зачатки злости спадают с Чонгука, и он теперь тоже улыбается, целуя Мина в скулу. - Только не надо мне говорить, какой я еще зеленый. - Но я еще даже ничего не сказал. - По глазам вижу, что хочешь. - Хорошо, тогда не скажу, - Юнги зарывается рукой в волосы Гука и ерошит их. - Я ведь не спросил тебя, ты хочешь перекусить? - Нет, Чонгук. Мне уже пора домой. Я хотел еще немного посидеть в проге, попилить новые дорожки, прописать что-нибудь нового. - Оу, да, конечно, - Чонгук сразу же отодвигается от Мина, вставая на ноги. Он принимается приводить себя в порядок. Рассмотрев себя внимательнее в зеркале и обнаружив на своем лице красный румянец, Гук, натянув на себя свитер обратно, направляется к двери. - Я только умоюсь и провожу тебя. - Чонгук, - Юнги присаживается на край кровати и мягко улыбается младшему. - Только не надо думать, что я ухожу для того, чтобы как можно скорее оставить тебя. Это не значит, что я тебя не люблю, - Чонгук не может сдержать улыбки. Он быстро чмокает Юнги в губы и, оставив дверь приоткрытой, выходит из комнаты. Юнги встает на ноги, включает свет в комнате, где из-за заходящего солнца стало уже практически темно, и идет к зеркалу. У него тоже щеки слегка розоватые, правда, не настолько, чтобы идти умываться. Юнги немного забывается, улыбаясь своему отражению, что не замечает, как в комнату входят. - Привет, - Мин поворачивается и видит перед собой чонгукова соседа. Он внушительно красив. И эта красота удивительно естественно сочетает в себе как мужские, так и женские черты. Достаточно мужественные челюсти и с виду чувственные пухлые губы. Особенно эта обворожительная нижняя. И цвет у этих губ нежно-розовый, на них ни одной трещинки. Кожа ухоженная, на лице ни единого изъяна. А взгляд глубокий, настолько, что в этой глубине таится некий подвох. Ресницы длинные, и обесцвеченные светлые волосы выглядят естественно. Кажется, ни одного секущегося волоска, они небрежно уложены, но выглядят так, будто к этому не приложили ни единого усилия. А это значит, что подобное произведение искусства на голове делалось отнюдь не пять минут. Широкие мужественные плечи и изящные пальцы. Сильные бедра и выпирающие ключицы. Теперь дискомфорт Юнги значительно повышается при виде такого вот соседа, с которым Чонгук живет под одной крышей. - Привет, - произносит он, кивая. Парень напротив протягивает ему руку, и Юнги пожимает ее. Это достаточно крепкое рукопожатие. - Меня зовут Сокджин. Я сосед Чонгука, - он улыбается. По всему ему виду было понятно, что он хозяин дома. Чонгук не излучал подобной энергетики. Сокджин прямо сейчас доминирует над Мином, делает это не словесно, а энергетически. Юнги настораживается. - Я Юнги. Я его друг, - Мин слегка улыбается, а сосед Чонгука, напротив, улыбается еще шире. Но Юнги этой улыбке не верит. - У Чонгука такие взрослые друзья. Не прими на свой счет, ты выглядишь очень молодо, Юнги, - его голос подобен реке. Невообразимо гладок и мелодичен. Поставленный голос, доведенный до идеальной интонации и четкой речи. - Ты знаешь, сколько мне лет? - Усмехается Мин. Усмешка холодная. - Я думаю, тебе лет двадцать пять? - И он попадает с первого раза прямо в точку. Это вызывает у Юнги улыбку. Улыбку восхищения. Точное попадание. - По твоей реакции я понял, что угадал. - Хорошо. Ну а сколько тогда тебе? Ты явно старше меня. - Ну да, немного. Тридцать один. - Любопытно, какой интерес взрослому мужчине делить соседство с семнадцатилетним мальчиком? - Он обо мне, конечно же, ничего не рассказал, - улыбчиво произносит Джин, после добавив: - Мне тоже интересно, почему вокруг семнадцатилетнего мальчика крутятся двадцатипятилетние мужчины. На этой фразе в комнату заходит Чонгук. Его брови слегка сдвигаются, когда он видит в своей комнате Сокджина. Он быстро бросает взгляд на Юнги, взгляд заботы и беспокойства, а после бросает в Сокджина слова: - Что ты здесь делаешь? Я разрешал заходить в свою комнату? - Все в порядке, Чонгук, - отмахивается Мин, улыбаясь. Напряжение спадает полностью, оставаясь внутри Юнги мутным осадком. - Мы просто познакомились. - Ты меня совсем не знакомишь со своими друзьями, - мягко подмечает Сокджин. - Поэтому я решил познакомиться с твоим приятелем сам, - от Юнги не ускользает то, как Джин сдает свои позиции. Он позволяет Чонгуку, у которого с ним разница в четырнадцать лет, доминировать над ним. Он словно опасается чего-то. Похоже, Гук этого не замечает, не замечает того, что ему просто позволяют в этом диалоге злиться и высказываться. Что не он на самом деле такой грозный, а ему просто разрешают таким быть. - Ты знаешь Тэхена, - Гук проходит ближе к Юнги, кидая в Джина тихие слова. И почему-то, Юнги и сам не понимает почему, эти слова, похоже, очень сильно ранят Сокджина. - Ко мне приходят не так много друзей. Половину ты знаешь. Так что перестань ходить в мою комнату без разрешения, - Гук слегка подталкивает Мина в спину, давая понять, что пора выходить из его комнаты. Сокджин выключает свет и выходит сам. - Я просил тебя выключать свет? Почему ты распоряжаешься в моей комнате так, будто это твоя комната? - Чонгук, ты чего? - Юнги откровенно удивляет такое поведение Гука. И после его слов Чон заметно смягчается. - Ничего. Пойдем, я провожу тебя, - он уходит первый, не оборачиваясь. Сокджин смотрит Гуку в спину, и этот взгляд Юнги совсем не нравится. Влюбленный, тоскующий взгляд, полный безответных чувств. Мин видит его всего секунду, поэтому не уверен, точно ли он увидел то, что увидел, поэтому он прощается первый, протягивая руку: - Был рад знакомству, Сокджин, - Джин жмет ему руку. И не улыбается больше. - Взаимно, Юнги, - и уходит в комнату, что напротив Чонгука. В прихожей Мина уже ждет Гук. - Не прогуляешься со мной до станции? - Предлагает старший. - Я думаю, там неплохая погода, - Гук кивает, тут же начиная обуваться. - Да, я думаю, что прогулка не помешает.

***

Небо уже готовится окунуться в ночь, всюду зажжены фонари и пахнет скошенной травой. Всюду свежесть и далекие тихие голоса улиц. Они проходят буквально пару метров, как Гук заговаривает: - Что он тебе наговорил? - Ну зачем ты так? Он показался мне неплохим парнем. Вы с ним, похоже, в достаточно близких отношениях. - Просто мы знаем друг друга уже очень давно. Правда, иногда я хотел бы его не знать вообще. А ты не смей на него заглядываться, - из-за последнего предложения на лице Мина появляется улыбка. - Ты это серьезно? - Да, определенно. Он старше меня и в каких-то вещах опытнее и... - его прерывает смех Юнги. Чонгук закатывает глаза и скрещивает руки на груди. - Ну да-да, смейся. Давай еще скажи мне, какой я ребенок. - Чонгуки, - Мин ласково проводит рукой по его спине. - Перестань. - Он красивее меня, я понимаю, - Гук хмурится. - Намного. - Ох, Чонгук, - Мин улыбается, качая головой. Сегодня очень красивая звездная ночь.

***

Вечер четверга Чонгук и Тэхен валяются на полу и смотрят какой-то зашкварный фильм. - Ну так и чо ты, вы типа уже дошли до того самого? - Тэ никогда не стеснялся в выражениях, но эту фразу он произнес совершенно не вовремя. Сокджин как раз нес им миску с горячим попкорном. Он не подал виду, что уделил этому внимание. Тэ сразу же накидывается на миску. - Хен, ты просто лучший! Я не знаю, что бы из еды у тебя могло бы получаться плохо! - Сокджин улыбается. - Ты туда потер сыра? Пармезан? О, хен! Давай выкинем нахуй этого обсоска, и я буду снимать квартиру вместе с тобой? - Сокджин смеется, выходя из гостиной. - Я подумаю над твоим предложением, - и уходит. Чонгук мигом притягивает к себе Тэ за локоть, больно сжимая и шипит ему на ухо: - Ты, блять, совсем умом тронулся говорить такое при нем? - Да он не слышал. Ты думаешь, что он начнет тебя как-то стебать, если узнает, что ты гей? Да ну, ты живешь с мировым чуваком. - Просто не упоминай при нем Юнги, ясно? Тем более, что мы сидим в общей комнате. - Ты думаешь, он подслушивает? - Ким оглядывается вокруг, как будто сейчас он внезапно может заметить Джина, выглядывающего из-под дивана. - О боже, конечно, блять. Конечно, он подслушивает! - Раздраженно выдыхает Гук. - Гук, ты прости, но ты мудак. Как ты вообще можешь про хена думать плохо? Это самый крутой чел из всех, которых мне доводилось встречать в своей жизни. - Твой хен и Ким Сокджин - два совершенно разных человека. Ты просто не живешь с ним. Ким качает головой. - Ты просто не ценишь то, что имеешь, - Ким делает вид, что снова увлечен тем, что показывают по телевизору. Однако выглядит это не очень убедительно, так как сейчас как раз идет блок рекламы. И рекламируют ни что иное, как таблеточки для унитаза с ароматом хвойного леса. - Тэ, - Гук кладет свою руку на плечо Кима. - Я понимаю. Они смолкают на какое-то время, пока Тэ не выдыхает: - Ладно. Ну так что там у вас с Юнги? - Уже шепотом спрашивает он. - Ну, он приходил ко мне пару дней назад. Мы лежали на моей кровати и просто обнимались, - смущено произносит Гук. - Серьезно? И все? - И все. Мы обычно много разговариваем. Он, знаешь, очень классный. Он заберет меня завтра к себе в студию, я уже был там как-то раз. Это захватывает, наблюдать, как он умело обращается со всякими этими шнурами и кнопочками. Он обещал научить меня. Думаю, я останусь у него на ночь, - последние слова произносятся уже еле слышно, а Ким начинает улюлюкать. - Ну надо же! - Гук, смеясь, толкает его в плечо. - Вы посмотрите-ка! Да ты растешь, парень, - они оба заливаются смехом и Ким чуть не давится попкорном. Гук хлопает того по спине. - Придурошный, - усмехается Чон. - А я, кстати, тоже кое с кем познакомился. Ну как познакомился. Уже даже слишком близко познакомился. Ближе вас с ним познакомился. Гук качает головой, не смолкая. - Да что ты смеешься? Она обалденная! - Не хочу ничего слышать, - Гук принимается отбиваться от щекотки Тэхена, они опрокидывают миску с попкорном и открытые две пачки со снеками, Ким своей спиной лопает неоткрытую пачку чипсов. - Ну ты и свинья, - смеется Чон, перехватывая инициативу на себя, и уже Тэ спасается от него, а не Гук. Они ничего не делают, смотрят телек, едят и дурачатся. Ким гоняется за Гуком по всему дому, оставляя за собой опрокинутые вещи. Они слишком ударяются в детство, выбегая на улицу босыми через окна первого этажа, улыбаясь встречным соседям и махая им руками. Катаются на спинах друг друга, падают на чужую лужайку и попадают под автоматическую поливку газона. Оба мокрые возвращаются домой и лупят по голому телу друг друга футболками, уворачиваются и снова бегают, ломают ножку стула, когда оба лезут на него. Сумасшествие прерывается, потому что нужно достать из пятки Тэ занозу. Ким реагирует быстрее, чем Гук, и зовет Сокджина. Сокджин слабо улыбается, осматривает ногу друга Чонгука и уходит за иглой. - Зачем ты его позвал? Я сам бы вытащил, - тихо шипит Гук. - Ты? Не смеши меня, - в доме воцаряется тишина. Сокджин, надев очки и аккуратно взяв в свои руки ногу Кима, иголкой подцепляет занозу и вытаскивает ее буквально за несколько секунд. - Хен, ты крутой! - Сокджин тихо усмехается. - Пустяки. Будьте осторожны. - Прости, мы, наверное, немного пошумели. - Все в порядке, я просто закрыл дверь в свою комнату. Мне не очень хорошо слышно. - Она всегда у тебя открыта, потому что ты подслушиваешь, - произносит Гук, демонстративно выжимая свою мокрую кофту прямо на пол. Сокджин игнорирует его, все так же улыбаясь. - Ты прекрасно знаешь, что я не подслушиваю. Предложи Тэхену сухую одежду, он может простудиться. И сам переоденься. - Спасибо, пап, - язвительно произносит Гук. Сокджин на одно мгновение чуть не передергивается, а после - молча уходит. Снова тишина в доме. Только Ким позже, покрутив пальцем у виска произносит: - Ты такой мудак, Гук.

***

После ухода Тэ, Гук не идет его провожать, как ходил провожать до станции Юнги. Он остается убирать весь тот свинарник, что они с Кимом развели. Было весело, конечно, но... Он поднимает глаза от пола и видит, как Сокджин уносит из гостиной сломанный стул. Скоро возвращается и принимается помогать Гуку с уборкой. - Я сколько раз говорил тебе, чтобы ты при уборке надевал перчатки. Ты испортишь руки, - Ким протягивает ему перчатки, которые Гук игнорирует. - Хватит меня учить. - Чонгук, у меня будет завтра выходной день. Ты не хочешь сходить со мной в кино? Я мог бы приготовить на ужин все, что ты захочешь. Если хочешь, мы закажем пиццу. Мы могли бы просто провести время вместе. - Мне хватает того времени, когда я тебя вижу в сутки одну минуту. Этого с лихвой, - Чонгук принимается протирать пол, выжимая воду из тряпки в ведро. Сокджин касается его плеча чистой рукой, заставляя младшего замереть. Он не может откинуть руку Джина. - Когда ты подрастешь еще немного, у тебя будут широкие плечи. Мне нравится, как ты сложен. Твоя фигура, форма твоего лица. Ты очень красив. - Но, конечно же, не как ты, - тихо язвит Гук. Джин аккуратно берет парня за подбородок и поднимает его лицо. - Посмотри на меня, - и это скорее просьба, чем приказ. Чонгук не может. Он вообще не может с Сокджином. Он не может с ним жить в одном доме, не может с ним как-либо контактировать, не может видеть. Он не может смотреть на его тень, не может ощущать его присутствие в доме, не может слышать его запах и слышать голос его. Он не может вынести его обращения к себе, не может вынести его чувств, для него все это слишком сильно. Но самое главное, что он не может вынести своих чувств по отношению к Сокджину. Он знает, что Сокджин хранит целые альбомы с его фотографиями. Знает, что иногда пересматривает его вещи. У Сокджина чонгуковых вещей больше, чем у самого Чонгука. Ему ужасно больно от боли Сокджина, но он все никак не может его принять. И поэтому вынужден чувствовать на себе огромную вину за то, что он есть на этой земле. За то, что видит и дышит, что может говорить, есть и спать. Он может учиться в школе и может закончить ее уже очень скоро. Он может делать многие вещи, он может осязать мир. И за это ему стыдно. Ему очень стыдно за свое существование, стыдно за то, что он появился на свет. Больше всех ему стыдно перед Сокджином. И он, правда, хотел бы как-то извиниться перед ним, если бы мог. Но он не знает как, он просто не может сказать самых главных слов. Ему не сказать для Сокджина чего-то теплого, не сказать чего-то утешительного или приободряющего. Ему не сделать для этого человека добра, ему для Ким Сокджина ничего не сделать. И Чонгук поднимает свои глаза. Он смотрит в глаза напротив, как и попросил его Джин. И это ужасно. Ужасно, потому что он ему улыбается. Потому что он его любит. А Чонгук этой любви не заслужил. - Глаза твои тоже очень красивые, - он гладит Гука по голове, убирая челку (хотя в этом нет никакой надобности) с лица. - Не могу сказать, конечно, что красивее моих, - Джин пытается пошутить, но ни единый мускул на лице Гука не вздрагивает. - Ты всегда общаешься с мальчиками старше тебя, - его пальцы продолжают зачесывать челку Гука назад. Это скорее уже машинальное действие, прервать которое действительно сложно. - С Тэхеном у меня разница всего в два года, - Гук опускает глаза вниз, прекрасно понимая, к чему клонит Джин. - Да, конечно. Мне иногда кажется, что у вас разница в возрасте не в два, а в пять лет. В твою пользу. Тэхен хороший. Чонгук еле улыбается на замечание Джина. Да, действительно. Тэхен может быть таким. Все эти "спорим", вся эта беготня, все крики и занозы в пятках. Тэхен тот, с кем было здорово терять голову и бегать как придурок, вопя подобно животному. Тэхен напоминал Гуку о том, что и он когда-то был ребенком. Только было это, наверное, не так долго, как ему хотелось бы. Ким Тэхен - человек, с которым было так здорово прыгать на батутах, есть розовую сахарную вату, блевать после американских горок, кричать в комнате страха, а потом долго стебать его девчачий визг. Вечером завалиться в какую-нибудь кафешку, налупиться жареного мяса, а потом всю ночь мучиться от тяжести и переедания. Тэхен - это пойти на утренний сеанс кино, запастись попкорном, а потом спрятаться под сиденьями и незаметно остаться на следующий сеанс. Тэхен - это на спор пить колу, кто больше. Тэхен - это много васаби на маленьком ролле. Тэхен - это возможность потерять свою котлету в бургере, если отвернешься на несколько секунд. Тэхен - это веселье и смех. Тэхен - звучит как блок таблеток от депрессии, опускаемых в аптеке без рецепта. Тэхен - это как в детстве "еще пять минуточек" перед тем, как тебя уложат спать. Тэхен - как детство Чонгука, которое бы ему хотелось прожить еще раз. - Ну а Юнги? - Ему двадцать лет, - говорит Гук. Сокджин вздыхает, но ничего не говорит. - Так мы проведем завтра время вместе? Не ходи завтра в школу, будем целый день и вечер вместе. Чонгук поджимает губу. На языке вертится четкое "нет", но произнести это он, предатель, не поворачивается.

***

Юнги ловит себя на мысли, что за сегодняшний день он действительно слишком часто думал о Чонгуке. Ждал сегодняшнего вечера, чтобы как можно скорее зайти за ним и увезти в свою студию на ночь. Стыдно признаваться самому себе, но он даже спланировал, что будет заказывать, если Чонгук проголодается. Предусмотрительно перевез в студию теплый плед и подушку. Он ждал этот вечер сам. Не столько из-за желания работать, сколько из желания показать Гуку то, как он это делает. Возможно, чему-то научить его самого, предложить что-то записать самому, предложить что-нибудь спеть. Но за весь день он так ничего не написал, что было на него совсем не похоже. Гук обычно писал часто и много, спрашивал о разном, рассказывал о своем, и это нравилось немногословному Юнги. Но со вчерашнего вечера что-то словно изменилось. Поэтому Юнги, стоя на улице у какого-то круглосуточного и куря сигарету, набирает Гуку сам. Но Чонгук сбрасывает, что Мину уже кажется каким-то краем. Однако очень скоро приходит сообщение, которое гласит: "Прости меня, пожалуйста. Это срочные дела, которые все изменили. Я очень скучаю по тебе. Как освобожусь, могу позвонить?" Мин улыбается. Это было похоже на Чонгука. Он всегда узнавал у него, может ли позвонить, удобно ли старшему разговаривать и прочее. Тревожность немного отступила, и он быстро набирает ответ: "Конечно, все в порядке. Если захочешь, заберу тебя в любое время." Только Юнги добирается до студии, зажигая весь свет и включая аппаратуру, как слышит мелодию звонка своего телефона, что он оставил на небольшом диванчике. Мин, откашлявшись, отвечает на звонок: - Чонгук? - Заберешь меня? - Тихо спрашивает он. - Да, конечно. Я закажу такси. Почему ты говоришь шепотом? - Только не к моему дому, хорошо? Вызови к соседнему. - Чонгук, у тебя что-то случилось? - Нет. Пожалуйста, только быстрее, - и сбрасывает. Юнги заказывает ему такси, как Гук и просил и выходит на улицу, закрыв студию, покурить. Он медленно скуривает две сигареты, наблюдая за светящимися на темно-синем полотне неба звездами. Воздух вокруг просторен и так широк, что дыши - и задохнись им, как его много. В последнее время Юнги чувствует все чаще, как для него одного слишком много пространства и как много воздуха. Чувствует, как что-то изменяется. Медленно приходит в действие. Конечно, скорее всего, это напрямую связано с теми бабочками в животе, которые кончиками крылышек щекочут низ живота. А он-то думал, что годы влюбленных чувств прошли. Но они нахлынули приятной волной по телу. И боже, это так его бесило, но он слишком часто улыбался. Конечно, Гук был значительно младше его. Но было в нем что-то такое, что заставляло забывать об этом. Юнги часто думал о Гуке, вспоминал то, о чем он говорил, вспоминал время, проведенное с ним. Возможно, Юнги просто поднадоело быть одному, и эти внезапно начавшиеся отношения охватили его с головой. Он был действительно увлечен всем происходящим. Чонгук его искренне интересовал, искренне волновал, и Юнги искренне хотел его видеть. В размышлениях Мин не замечает, как подъехала машина. Он обращает внимание только тогда, когда дверца захлопывается, и слышатся быстро приближающиеся шаги. Чонгук улыбается ему, и Юнги улыбается в ответ. - Привет, - Юнги проводит пальцами вдоль его предплечий. Гук улыбается шире, поймав ладонь старшего в свою, и произносит: - Привет. Они смотрят друг другу в глаза еще какое-то время, пока Юнги не прерывает его, сжав руку Гука немного крепче. Чонгук повторяет его действие. - Идем, - Мин направляется к узкой лестнице. Им приходится расцепить руки, чтобы пройти по ней наверх. Мин пропустил младшего вперед. Его неожиданно сильно радовала возможность смотреть в спину Чонгука, поднимающегося наверх слишком активно. Юнги приходится ускорить шаг. - Ты ведь хорошо доехал? - Да, все хорошо. Извини, что так поздно. Я должен был разрешить кое-какие дела, чтобы больше к ним не возвращаться, - Чонгук слегка поворачивает голову к Юнги, даря полуулыбку. Мин не может не улыбнуться в ответ. Вообще, когда рядом был Гук, Юнги улыбался слишком часто, что было для него не слишком характерно. Они останавливаются у двери. - Я, знаешь, так сильно хочу есть, - говорит Чонгук, как раз во время того, как Юнги дважды поворачивает ключ. Дверь открывается. Мин слегка придерживает ладонью спину Гука, пропуская внутрь, проходит сам и закрывает за собой дверь. Они практически одновременно находят друг друга, притягивая к себе и целуют. Юнги сцепляет руки в замок за талией Гука, младший несильно давит на затылок Мина, притягивая к себе. Юнги слабо закусывает верхнюю губу Чонгука и проводит контур кончиком языка, проникая в рот младшего. Гук поддается, тянется сам и принимает все, что делает с ним старший. Их языки переплетаются между собой, и это становится немного откровеннее и смелее их последнего поцелуя. Чонгук чувствует не страстное притяжение, а скорее ровное, но верное. Юнги притягивает его к себе так, как если бы тягучий мед обильной струей вытекал из банки до тех пор, пока не останется ни единой капли. Верное притяжение, спокойное, не влекущее за собой никаких безумных и крышесносных чувств. Возбуждающее несколько иначе, нежели когда-то доводилось представлять возбуждение Чонгуку. Это не то страстное возбуждение, порождающее за собой дикие действия, а возбуждение, что просто придает сил. Дает понять, что ты в безопасности. И ты дома. Юнги откровенно наслаждается присутствием и близостью Гука. Он наконец-то чувствует спокойствие. Чонгук рядом, он не находится ни в какой опасности, он в теплой студии, Юнги сейчас его покормит, даст плед, если тот замерзнет. Для его удобства Мин даже принес подушку и принесет в эту студию все, что младший захочет, лишь бы он чувствовал себя здесь комфортно и провел с ним как можно больше времени. Юнги так сильно чувствует ответственность за этого человека. Он понимает, что это точно так же и его потребность - создавать для Гука комфортную и безопасную среду. Старший медленно отстраняется от мокрых губ Чонгука, а младший тянется к нему еще сильнее и обнимает так, как хотел бы быть обнят каждый человек на этой земле. И Юнги тоже чувствует себя в безопасности. Он даже немного размякает, ловя губы Гука на своих и все-таки раскрываясь для еще одного поцелуя. Его рука проходится по горячей щеке Гука, пальцами скользит к виску и, в конце концов, зарывается в мягкие каштановые волосы. Чонгук снова подцепляет горячий язык старшего, возвращая былую глубину за считанные секунды. Голова его с каждой секундой становится все легче, словно эти совместные поцелуи с Юнги - лекарство от всех тягостных проблем. То, что тревожило целый день, растворяется в этих губах стремительно быстро. И Юнги, наверняка, сам того не подозревая, прямо сейчас исцеляет Чон Чонгука. Таблеточка от всех тяжелых мыслей - это Мин Юнги. Старший сводит все к легкому, словно оставляет точку на губах Чонгука, и последнему поцелую. - Ну все, хватит, - тихо смеется он, когда Чонгук утыкается в его плечо, шумно вдыхая в себя аромат шеи старшего. Его рука успокаивающе гладит мягкие волосы младшего. И их тела начинают немного покачиваться. Они по-прежнему не разнимают друг от друга рук. - Чонгук, ведь ничего не случилось? Расскажи мне? - И разве можно не рассказать, когда Юнги так располагает к себе? Можно умолчать о чем-то, когда он так доверительно и вкрадчиво говорит на ухо? Можно ли все это проигнорировать, когда его пальцы перебирают пряди волос? - Мне просто теперь стало очень хорошо. Мне нравится обниматься с тобой, хотя я не очень люблю это делать. - Я тоже не очень люблю все это, - Юнги целует Чонгука в макушку. Он знает, что у Чонгука все-таки что-то случилось. Он это будет ощущать, что бы Чонгук не сказал опровергающего, но больше не спросит. - Давай я закажу тебе мяса? Ты хочешь мяса? - И его голос по-прежнему так мягок, и Чонгуку это нравится очень. Он словно кутается в него. - Я хочу мясо, - он целует шею старшего. - Ну все-все, - Юнги тихо смеется. - Мне тяжело, я уже на носочках практически стою. Ты выше меня, - но Чонгук не отпускает. - Ну все-все, - Мин легонько хлопает его по спине, тут же превращая хлопки в поглаживания. - Чонгук, все, - но это совершенно не звучит категорично. - Я не хочу. - Ну давай хотя бы снимем обувь? - Гук нехотя отлипает от старшего. Он до сих пор ощущает в своих легких аромат кожи Юнги, и пальцы так лениво разбираются с обувью, совсем не слушаются. Юнги спрашивает его: - Что ты хочешь пить? - Какой-нибудь сладенькой водички. - В смысле? Колу? Сок? Что? - Юнги, мне все равно. Пусть будет кола, - Гук лениво идет к дивану, он плюхается на него, закрывая глаза и откидывая голову назад. Юнги садится с другого краю, активно тыкая по дисплею телефона. - Через полчаса будет ужин, - оповещает он, убирая телефон. Его рука тянется к лицу младшего, пальцы нежно проводят по щеке. Чонгук, перевернувшись лицом к Юнги, давит своей щекой ладонь Мина. - Ты хочешь сказать, что обиделся на меня? - В голосе старшего слышится смех. - Да. Обиделся. - Ну тогда иди ко мне? - Юнги приподнимает одну бровь в вопросе. И он даже удивляется, насколько быстро реагирует младший, перебираясь к нему, устраивая свою голову на его коленях и обнимая за талию. Старший это никак не комментирует и просто в очередной раз за сегодняшний вечер запускает руку в волосы Гука, перебирая каштановые мягкие пряди. У Чонгука вибрирует телефон. Он лениво достает его из кармана. Юнги видит на экране имя, это Сокджин. И почему-то внутри мгновенно что-то съеживается. Чонгук быстро сбрасывает и отключает телефон. - Почему даже не ответил? - На самом деле, старшему интересен больше совершенно другой вопрос. "Зачем он тебе звонил"? Разумеется, у него есть номер Чонгука, они все-таки соседи. Мало ли что могло случиться в их доме? Ведь всякие неприятности с проводкой случаются в домах людей каждый день. Так же банальные проблемы с отсутствием ключей, потому что кто-то унес две связки. Но почему тогда внутри Юнги?.. - Я не хочу с ним говорить. - Это могло быть что-то срочное? - Нет. Давай не будем о нем говорить? Юнги не продолжает этого разговора. Он смотрит в темные глаза Гука и наклоняется к его лицу, чтобы оставить след своих губ на скуле младшего. Чонгук обнимает крепче и утыкается в живот Юнги. Он только и делает, что прячет от старшего свое лицо. - Знаешь, о чем я сегодня подумал? - О чем? - Его голос слегка приглушен. - Ты мог бы приходить ко мне в пятницу. Я имею в виду домой. И оставаться у меня на ночь. Ты знаешь, что я живу один. У меня две комнаты, мы не доставим друг другу никакого дискомфорта. Поэтому, если ты вдруг почувствуешь себя плохо или просто захочешь приехать ко мне, то... - Да, - Чонгук разворачивает свое лицо к Юнги. На нем нет улыбки, лишь горящие глаза. Серьезные глаза. Это тот самый взгляд, в который Мин рискует влюбиться еще раз. - Я хочу оставаться у тебя. В твоем доме. Рядом с тобой быть как можно чаще. Я очень хочу. Юнги, ты не представляешь, как я... - но он не заканчивает, губы Юнги накрывают его.

***

Юнги снимает один наушник и поворачивает голову к Гуку, сидящему на диване. На его плечах болтается плед, а он смотрит в одну точку - на мигающий огонек на колонке. - Что-то ты заскучал, - Юнги выходит из-за своего рабочего стола, пока трек конвертируется. - Да нет, это я просто наелся, - усмехается Гук. Юнги встает напротив и принимается тянуть того за руки. - Пошли, для тебя есть работенка, бездельник, - Гук не обижается, потому что прекрасно понимает, что старший говорит это без намеренья обидеть или задеть. И даже слышит улыбку в его голосе. Юнги подключает колонки, оставляя Чона с пледом на плечах стоять в середине комнаты. Эти колонки он настраивает на младшего, что-то подкручивая, а после, пройдя к ноутбуку, что-то быстро вбивает, пару раз щелкая. Из колонок начинает литься какая-то плавная мелодия, которая с первых нот захватывает Гука. Бит тихий, но очень качовый, младший его отголоски ощущает в своей грудной клетке. Постепенно она становится более подвижной, и Гук не может сдержать улыбки. Он ловит улыбающийся взгляд Юнги на себе. Тот прилег руками на колонку и слегка покачивал в ритм рукой. - Ну? - Это просто вау! Мин ухмыляется, мол, это само собой разумеющееся. - А теперь, - он подходит к синтезатору и нажимает парочку нот. - Спой это, - он повторяет. - Но спеть что? - Гук подходит к Юнги как раз когда трек заканчивается. - Да хоть на "ля-ля-ля". Смотри, отсчитываешь две восьмерки, а потом поешь вот это. Ну типа "пададн-ду-дэй" или что-то похожее. Ну, я не певец, но ты меня понял. Спой это, просто попробуй поимпровизировать на этих нотах, - Юнги показывает Чонгуку, что играть. - Можешь петь эти ноты в любом порядке, в любой октаве, в любом придуманном ритме, как тебе будет удобно и захочется. Но только именно на этих. Хочешь, придумывай слова, хочешь, распевай на слоги, делай что хочешь, тут ты волен. А я пока кое-что допишу, давай, - он хлопает Гука по спине, но хлопок его больше походит на поглаживание. Чонгука не на шутку увлекает все это дело. Сначала он даже клавиш касается коряво, задействуя только указательные пальцы двух рук, но со временем начинает чувствовать себя более уверенно. Он периодически спрашивает у Юнги ноты, на которых ему можно играть, потому что забывает. И ему требуется час, чтобы все запомнить и придумать определенную последовательность, какой-то свой ритм. Он распевает сначала на "ля-ля-ля", как предложил ему изначально старший, после "па-ра-ра-рам", дальше "ту-ду-ру-тун-дн", а после идут какие-то одиночные слова. Он находит забавным распевать что-то более менее красивое на слово "свинья" или "медовые пчелки". Юнги же в совершенстве создает видимость того, что очень сосредоточенно работает. Он прекрасно понимает, что может чувствовать младший, когда его так вот просто оставляют один на один с инструментом, который он видел только по телевизору, никогда не трогал и все такое. Мин слышит, как Гук не попадает по тем нотам, которые играет, как криво устаканивается точность его интонации, но как он все-таки находит нужную ноту. Это говорит о том, что у Чонгука нет никакой базы, но есть очень хороший слух, а точность - это всего лишь технический аспект. Это всего лишь время и практика. И голос у Чонгука очень приятный. - Что еще за "медовые пчелки пасутся на лугу"? - Усмехается старший, когда возвращается из туалета. Чонгук смеется, пожимая плечами и просит его пока не слушать, что придумает Гук, говоря о том, что старший мешает творческому процессу его гения. Мин кивает и отправляется к своему рабочему столу. Конечно, за эту ночь он так ничего и не делает в программах, не пишет никаких дорожек, не прописывает партий ритм-секции, не пишет партий для ф-но, он только и делает вид, что занят, а сам наблюдает за тем, как сильно увлекает такое занятие Чонгука. Честно говоря, у него были опасения, что Гука очень быстро оттолкнет то, что получается у него не с первого раза, а такое с первого раза ни у кого не получается. Особенно у человека, который не так сильно разбирается в музыке. На это нужно много времени, сил и терпения. Удовольствие, порой, приходит потом, возможно, в процессе, но точно не сразу. А Чонгука это накрыло с головой. Ближе к пяти утра, Гук подходит к Юнги и говорит: - Послушаешь, что у меня получилось? - Словно Юнги его не слышал. И старший кивает. Конечно, они ничего не пишут. Просто нет смысла записывать после первого раза. Но Юнги однозначно приятно удивлен. А Чонгук однозначно загорелся идеей. В десять утра Чонгук уже практически засыпает на диване, когда им привозят завтрак. Юнги медленно жует острую курочку. - Ты совсем устал. Я отвезу тебя домой, - он протягивает Чонгуку вок. Тот принимает коробочку, сонно садясь на диван. - И ты так каждый раз, да? Это очень тяжело - не спать всю ночь. - Нет, не каждый, но бывает. Думаю, нам лучше делать что-то днем, мне не нравится, что ты не спал всю ночь. - Эта ночь - лучшая ночь в моей жизни. Эта ночь изменила все мое представление о ночи в целом, - говорит Гук, набивая рот. Юнги беззвучно смеется. - Да. Эта ночь была очень плодотворной. - Это так прикольно, на самом деле. Когда у тебя есть только парочка клавиш и больше ничего, и ты можешь что-то делать только на них. Сначала мне показалось, что это очень мало, но на самом деле, это целый океан. Я думаю, что мне удалось оттуда черпнуть парочку столовых ложек за сегодня, - Юнги снова смеется, поворачивая голову к Гуку, сидя у подножия дивана. - Ты молодец. Очень быстро учишься. - Нет, я учусь очень медленно, просто иногда бываю упорным. Юнги смотрит на эти набитые щеки, на сонные глаза и губы в остром соусе. Он совсем забыл, что Чонгуку всего лишь семнадцать. Он так часто об этом забывает, что всякий раз, когда в голове всплывает его настоящий возраст, Юнги удивляется как в первый раз. Возможно, это как-то связано с тем, что в свои семнадцать Гук не живет со своими родителями? Кто бы ни были эти люди, они воспитали Чонгука очень достойно. - Чонгуки, - Гук замирает, даже жевать перестает. Он такого ласкового обращения, взявшегося непонятно откуда, вообще не ожидал. Юнги смешит его реакция, он вытирает испачканные губы младшего салфеткой. - Губы все испачкал, - говорит он. - Ты не скучаешь по своим родителям? Ну, в семнадцать лет, думаю, тяжело жить самостоятельно? - Чонгук дожевывает, отводя взгляд куда-то в сторону. - Ну, если честно, у меня только отец есть, - говорит он, вытирая тыльной стороной ладони жирные губы. Юнги сразу же подает ему салфетку. - Ну не рукой же, - Гук принимает ее, но губ больше не вытирает. - Извини, ты не хочешь говорить о своей семье? - "Просто знаешь, я очень волнуюсь" - не говорит Юнги, но Чонгук словно слышит эти слова, и на его лице появляется улыбка. - Все хорошо, Юнги. Мы поговорим о них когда-нибудь.

***

Гук отстегивает ремень безопасности и тянется к Юнги. Старший целует его на прощание сначала в губы, а после в щеку. - Давай, иди, Чонгуки. Тебе нужно поспать, - Гук немного краснеет от своих мыслей, но почему-то эти слова вырываются из него так естественно и трогательно, когда он прижимается губами к мочке уха Мина, тихо произнося: - Мне очень интересно, Юнги, какого это, спать вместе с тобой? Наверное, это очень приятно, просыпаться и видеть в первую очередь тебя, - Мин мягко целует его в скулу, задерживаясь губами на коже. - Иди, Чонгуки. Напиши мне, когда проснешься, хорошо? - Гук кивает и отстраняется. Он выходит на улицу и еще какое-то время наблюдает за тем, как машина Юнги скрывается из виду. У него в груди продолжают расцветать цветы с бархатными лепестками. От них и внутренняя прохлада, и тепло. Они обнимают, и из-за них так сильно хочется улыбаться. Гук открывает дверь дома, заходит внутрь и разувается. Он совсем не ожидает того, что сегодня Сокджин окажется дома, поэтому старший застает его врасплох, когда Чонгук в согнутом состоянии видит стоящие напротив ноги. Он медленно выпрямляется. Они встречаются взглядами. У Сокджина была бессонная ночь - это понятно сразу. Вообще, по его лицу можно было всегда сказать, спал он хорошо, плохо или не спал вообще. Его лицо никогда не могло утаить какое-либо заболевание или недосып. Оно зеркально отражало внутреннее физическое состояние. Учитывая такую особенность своего организма, Джин спал минимум семь-восемь часов в сутки, поддерживая себя в прекрасном состоянии. За своим внешним видом тот следил тщательно и даже с завидным усердием. Поэтому появившиеся покраснения и синяки под глазами рассказали Чонгуку все сами. Младший первым отводит взгляд и делает несколько шагов к своей комнате, обходя Джина. Но слышит за своей спиной: - Где ты был, Чонгук? - Парень останавливается. Этот голос всегда заставляет чувствовать себя виноватым. Ровно столько, сколько он знаком с Сокджином, Чонгук чувствует себя виноватым за все на свете. - Я был с Юнги, - честно признается Гук. И между ними в воздухе повисает крайне тяжелое молчание, которое не дает ни одному из них ни сдвинуться с места, ни уйти. Чон очень жалеет о том, что сказал правду. Теперь он предпочел бы этого не делать. Не стоило говорить это Джину, ой как не стоило. Сокджин последний, кто вообще должен был узнать о Юнги. - Хорошо, - и снова эта холодная и напряженная пауза. Такие паузы были только в разговоре с Сокджином, больше ни с кем подобного Чонгук не ощущал. - Почему ты вылез через окно, а не вышел через дверь, как это делают все нормальные люди? Думал, что я буду тебя останавливать? - Да, - на самом деле, нет. - Ты мог это сделать, - эти слова сильно ранят Сокджина, Чонгук это знает. Он никак не может сказать, что сделал это для того, чтобы Сокджин просто не заметил его отсутствия. Он не хотел сделать ему больно или заставлять волноваться о себе. Но, как итог, Джин получил сбежавшего через окно Чонгука, отключенный вечером телефон во время звонка, когда тот просто хотел узнать, все ли с ним в порядке. Ну а утром в окне получил "приятный" сюрприз в виде выходящего из чужой машины счастливого Гука. А младший, в свою очередь, увидел измученное бессонной ночью посеревшее и постаревшее лицо Сокджина с полным отсутствием на нем эмоций. Лицо человека, который так редко берет выходные, чтобы просто остаться дома. Не этого Чонгук хотел. Но все вышло так, как выходит, когда тебе особенно сильно не хочется допустить чьей-то боли. - Я бы такого никогда не сделал, - и это очевидно для обоих. Сокджин уверен, что Чонгук думает о нем настолько плохо, раз делает такие заявления. Чонгук чувствует, как в его груди бьется сердце - оно говорит с Сокджином, но тот не может услышать этих слов. - Я никогда не хотел сделать тебе плохо, - тихое отчаянье, которое так тонко ощущает Гук. О господи, он знает, он очень хорошо это знает. И у него начинают слезиться глаза. - А с Юнги ты, похоже, очень хорошо дружен, да? - Гук слышит натянутую улыбку. Сокджин уверен в том, что Чонгук его не любит даже самую малость. Сокджину так тяжело от этого, а у Гука по щекам бегут горячие слезы. Однако говорит он ровным голосом: - Это мое дело, - и уходит, потому что знает, что еще на одну ровную фразу его не хватит. Сокджин так и остается стоять в прихожей. Он закрывает глаза руками и тихо на выдохе стонет: - Ох, господи, за что?

***

- Ты паршиво выглядишь, скажу тебе, - произносит Джун, чуть ослабляя галстук. - Не думал взять парочку отгулов? - Сокджин медленно курит тонкие сигареты, сидя за столом в кухне друга. Он сидит в белой рубашке, повесив свой пиджак на спинку стула. Его пальцы устало трут переносицу, а глаза закрываются. Он вымученно вздыхает. - Намджун, - Ким закрывает руками лицо. - Дай угадаю, дело снова в Чонгуке? - Сокджин устало кивает. Этот кивок лишний, потому что Намджун и так знает, что проблема заключается в нем. - Я люблю его, Намджун. Я боюсь за него, понимаешь? Меня просто разрывает. Друг заботливо хлопает Джина по плечу, присаживаясь напротив и ставя только две холодные банки пива. - Я знаю, Джин. Но любовь такая штука, где надо очень много терпеть и мужаться. - Я клянусь, что терплю и мужаюсь. Но он не оставляет мне никакого выбора, - последняя фраза настораживает Джуна и он выпрямляется, брови его сводятся к переносице. - Только не говори мне, что ты опять рылся в его компьютере? - И по молчанию друга Джун все понимает сам. Он вздыхает. - Господи, Сокджин, ты сошел с ума? Если он узнает, что ты это делаешь, то он возненавидит тебя. Чонгук еще слишком молод, и он... - Это меня и беспокоит, Джун. Ему всего семнадцать, понимаешь? Этому мальчику всего семнадцать лет. Господи, ему семнадцать! - Сокджин тушит сигарету, выдыхая ментоловый дым. Нервно встает на ноги и начинает мерить небольшую кухню шагами. - Ну и что, Джин? Что тебя так пугает? Он, конечно, растет и... - Пугает то, что, - Сокджин вздыхает. Голос у него тихий и ровный. Он снова садится на место и закрывает глаза руками. - Чонгук всегда общался с ребятами, которые были старше него. - О господи. Сокджин, то, что он общается с ребятами на год-три старше себя, это не так много и не так страшно, ты просто... - Двадцать пять. Намджун. Этому парню двадцать пять, - и тишина. Сокджин снова прикуривает. - Ты можешь представить, что этому парню нужно от семнадцатилетнего мальчика? Я подозревал, что что-то не то, но то, что я нашел в закладках у Чонгука, - мужчина качает головой, затягиваясь. - Не представляю, что такого криминального ты мог найти в компьютере семнадцатилетнего парня. - Я даже не знаю, как это сказать. Я не знаю, как повернуть язык, - Сокджин вздыхает. Намджун открывает банку пива и двигает ее к мужчине. Тот отрицательно качает головой. Джун дружелюбно усмехается. - Ну, нашел ты у парня немного порно в компьютере, ну, подумаешь, Сокджин. Ты драматизируешь. - Огромное количество вкладок с вопросами об анальном сексе. В подробностях, вплоть до того, как правильно растягивать своего партнера, чтобы не причинить ему боль. Как довести своего партнера орально до оргазма и прочее. Больше Намджун ничего не говорит. Сокджин продолжает спустя какое-то время: - Все это появилось после того, как появился этот парень. Раньше в истории Чонгука не было ничего подобного. Я даже не думал, что он гей. Я даже не мог представить, что могло бы меня натолкнуть на эти мысли. Две недели назад этот парень появился в нашем доме, Чонгук привел его к себе и закрыл комнату на ключ, хотя раньше этого не делал, даже во время мастурбации. А теперь в доме тишина, и дверь его закрыта. Вид этого парня насторожил, он был слегка помят, да и Гука, когда дверь была открыта, не оказалось. Он был в ванной. Вернулся оттуда, видно, умывшись и приведя себя в порядок. Я тогда отгонял от себя ужасные мысли как мог, но... Чонгук разозлился на меня. Сильно. Было видно, что он в панике, словно я застукал его... Теперь он сбегает ночью и, похоже, не очень сильно скрывает, что сбегает к нему. Намджун, за что меня так наказывает Бог? За что он отнимает у меня Чонгука? Единственного человека, которого я так сильно люблю. Намджун молчит. - Сокджин-а, - тихо начинает он. - Я думаю, что настало время, наконец-то поговорить с ним очень серьезно. Он взрослый мальчик, ты взрослый мальчик. Вы взрослые мальчики. А взрослые мальчики должны решать проблемы. - Намджун, у меня сердце раньше остановится, чем мы с ним все выясним. - Сокджин, - голос Джуна становится серьезным, он берет похолодевшую ладонь мужчины в свою и говорит: - Ты имеешь право знать о нем. Вам нужно поговорить.

***

Чонгук ужасно нервничает. Он бесшумно передвигается по темному дому Юнги в одной майке и трусах. Мин оставил его спать в своей комнате, а сам перебрался в гостиную на диван и, похоже, уже крепко спал. Вот только Гуку никак не уснуть. Он краснеет от своих волнительных мыслей, закусывает губу в немом вопросе к самому себе. Ему ужасно хочется прийти к Юнги, посмотреть на то, в чем он спит, какое у него лицо во время сна, как выглядит его тело без одежды, в какой позе он спит. Конечно, разумнее всего все-таки попытаться уснуть, отогнав от себя подобные вопросы, но Чонгук ничего не смог с собой поделать. В гостиной тихо работает телевизор, освещая спину Юнги, который плотно завернулся в одеяло, что Чонгука немного умилило. Он бесшумно подходит ближе и аккуратно присаживается на край дивана. Мин не шелохнулся. Гук медленно поднимает край одеяла и обнаруживает, что Мин спит в одном белье. И не то чтобы это оказалось полной неожиданностью, но почему-то разволновало Чонгука еще сильнее и заставило поддаться импульсу - забраться под одеяло к Юнги. Он старается не касаться его тела, чтобы не потревожить сна. Но так как у Мина слишком чуткий сон, а на этом диване маловато места для двоих, старший просыпается, ощутив чужое присутствие. Развернувшись к нему лицом, Юнги удивленно-сонно вскидывает брови вверх. - Чонгук? Что-то случилось? - Юнги трет глаза рукой, а Чонгук внезапно резко придвигается ближе. Так, чтобы их грудные клетки слегка соприкоснулись. Гук ничего не может сказать, потому что он ужасно смущен, ему ужасно стыдно, и он снова начинает ненавидеть себя. И вместо того, чтобы наконец-то выдать что-то осмысленно связное, Гук придвигается к Юнги еще ближе, обвивает его горячую кожу своими прохладными руками и утыкается носом в шею. - Тебе неудобно на моей кровати? - Юнги приобнимает Чонгука в ответ, слегка поглаживает по спине. - Нет. У тебя очень удобная кровать. - Тогда что случилось? - Чонгук ничего не отвечает, лишь грузно вздыхает. На шею и ключицы Юнги попадает горячий воздух. Старший не останавливает поглаживаний, уже закрывая глаза, как влажные от волнения пальцы Чонгука медленно проходятся по голой спине Мина, очерчивая каждый выпирающий позвонок. Постепенно он становится к Юнги все теснее и уже буквально вжимает тело старшего в спинку дивана, а его колено медленно просовывается между ног Юнги. Тогда старший, развернув лицо Чонгука на себя, проводит губами по его скуле, оставляя невесомое прикосновение. Гук тянется к нему за поцелуем, утягивая за руки на себя. Юнги тут же оказывается верхом на Чонгуке, и одеяло съезжает с его плеч, обнажая кожу. Чонгук невольно отрывается от губ Юнги, чтобы сквозь дичайшее смущение рассмотреть старшего получше. Его ладони ложатся на подтянутую грудь, разъезжаясь вниз, к ребрам. Чонгук слегка прикрывает глаза и медленно вдыхает в себя кислород через приоткрытые губы. Он оставляет лишь кончики пальцев, чтобы сосредоточить всю способность осязать именно в них. И ему это удается. Он чувствует ритмичное сердцебиение и бесшумное дыхание. Горячую кожу на контрасте со своими прохладными вспотевшими руками. И Юнги над ним терпелив, дает время для того, чтобы Чонгук мог в полной мере ощутить его. Чтобы пальцы сместились ниже, к впадинке пупка, и снова разъехались в стороны к выпирающим тазобедренными косточкам. Чтобы большие пальцы надавили на них непонятно зачем, просто потому что в один момент захотелось сделать именно это и именно так. Чтобы пальцы перешли на внешнюю сторону бедер и там замерли на мгновение, а после - легли на них полной ладонью и несильно сжали. Чонгук отстает взглядом от движений своих собственных рук. Теперь настает очередь его глазам пройтись по всему телу Юнги. Возможно, дело в освещении, но кожа Мина кажется ужасно тонкой, почти прозрачной. Он весь подтянут, хотя нельзя сказать, что у него слишком мужественная фигура. Моментами он кажется совсем тонким и хрупким, кажется именно тем, с кем нужно обращаться бережно. Однако Гук отчетливо чувствует, как старший доминирует над ним. И это неплохо, это даже ему нравится, он чувствует себя в безопасности, снова чувствует себя дома. Это то самое доминирование, которое гарантирует тепло и защиту, которое звучит, как "расслабься, я все сделаю, не переживай". Иной вид доминирования, совсем не то, что может возникнуть в голове в попытке представить это слово. Доминирование - не подавление, а способ раскрыться. Желание раскрыться и больше никогда не сжиматься. Вот, что чувствует сейчас Чонгук, когда Мин спокойно принимает любое его действие, не ограничивая. - Давай. Скажи мне, какой я ребенок, - севшим голосом произносит Чонгук, заглядывая в глаза Мина. И это совершенно невпопад, глупо, смешно и действительно слишком по-детски. Старший, проводя тыльной стороной ладони по его щеке, наклоняется так, чтобы их носы еле соприкасались, задержавшись немного так, он наклоняется ниже к Гуку и медленно, но сразу глубоко целует, раздвигая своими губами его. Чонгук обвивает своими руками шею Юнги и как-то по инерции раздвигает ноги, закидывая их на его бедра. Руки старшего упираются в диван на уровне головы младшего и чуть не соскальзывают, когда тот жмется к нему пахом. И, похоже, для Гука это так же неожиданно, потому что он практически сразу слегка отстраняется, одновременно с этим неловко давится слюной и закашливается. Юнги оглаживает его плечи и проходится ладонями по внешней стороне бедер, что все еще сцеплены за его спиной. Он целует в уголок губ и тесно обнимает. Мин чувствует нарастающее волнение в груди Гука, чувствует, как его тело слегка потряхивает и как сильно он смущен. Все это подсказывает, что сегодня Чонгук хотел зайти намного дальше, чем обычно. Только этим могло объясниться его крайне сильное волнение. Поэтому Гук пришел к нему. Поэтому ничего не мог сказать. Юнги так и тянет произнести вслух, что сердце у Гука в груди бьется, как у кролика. Так мелко и быстро. Но сдерживается, понимая, насколько сильно это может расстроить Чонгука. - Все хорошо? - Почему у тебя температура тела такая высокая? - Тихо хрипит Гук после кашля. Юнги легко жмет плечами. - Это из-за сна. - А я тебя разбудил. - Не страшно, - он зачесывает пальцами с глаз Чонгука его челку и оставляет легкий поцелуй в лоб. - Давай, я сниму с тебя футболку, приподнимись немного, вот так, - Юнги легко избавляет Гука от футболки, не глядя вешая ее на спинку дивана. Он совсем недолго смотрит в глаза Чонгука, а после, немного спустившись, касается губами его шеи. Старший засасывает кожу, слегка покусывая, елозит губами, чувствуя кончиком языка, как на теле Гука появляются мурашки. Младший выдыхает, когда Юнги отстраняется, оставив на его шее засос. И снова как-то по инерции подставляет шею для новых поцелуев, Юнги выполняет негласную просьбу и впивается в кожу с новой силой, с новым рвением, абсолютно безболезненно, но так ощутимо чувственно, что у Чонгука слегка начинает кружиться голова. До этого Юнги никогда не касался его так. Это ново и невообразимо приятно. Оно волнует и заставляет хотеть только сильнее и теснее, стоит старшему оставить на шее очередной засос. И он уже не властен над собственным телом, он прогибается в спине и подается вперед, попадая в очередной раз в руки Юнги. И ему нравится быть в его руках. Жар внизу живота разгорается все сильнее, и до Чонгука доходит не сразу тот простой факт - Юнги ощущает его, ведь они сейчас настолько тесно прижаты друг к другу, что просто невозможно не почувствовать. Разумеется, Юнги понял желание Гука сразу же, уж не на том они расстоянии, чтобы было возможно скрыть подобное. И Чонгуку снова становится так сильно стыдно, что хочется свести ноги вместе, перекатиться на бок и прижать колени к груди. Он ощущает дичайшее смущение наряду с этим еще совсем новым чувством наслаждения от более откровенных поцелуев. Он и ненавидит себя, и стыдится, и жалеет. Все смешивается в единую кашу чувств, заставляя Гука закрыть глаза ладонями и тихо рассмеяться. - Боже, как же стыдно, - немного истерический смех, когда больше ничего не получается из себя выдавить. - Перестань, тебе не перед кем стыдиться, - Юнги оставляет по поцелую в каждую руку, уже прихватывая пальцами трусы младшего. Чонгук реагирует моментально, вцепляясь мертвой хваткой в запястья Мина. В глазах катастрофический шок. Чонгука снова прорывает на смех. Он внезапно отпускает руки старшего. - Ты напугал меня, - усмехается Юн. - Я сам себя напугал, - Гук вытирает рукой пот со лба и продолжает тихо хихикать. - Не надо ничего пугаться, ничего страшного не будет, - Гук выдыхает, снова закрывая глаза. - Честно сказать, когда я шел сюда, у меня было больше смелости, - он улыбается. Юнги целует его улыбку. - Это не так уж и страшно, - усмехается старший. - Не страшно, но волнительно, знаешь? - Ну, я могу себе представить, - Гук снова хихикает. - Я хочу задать тебе очень смешной, глупый, странный, называй как хочешь, вопрос. - Давай. - Он, правда, очень смешной и немного смущающий. - Какой же ты интриган. - Юнги, ты ведь тоже хочешь? Ну, ты понимаешь, - улыбка спадает с лица, и их взгляды встречаются. Мин улыбается. Одновременно с глубоким поцелуем Юнги берет за руку Чонгука и тянет к своей промежности. Чонгук слегка приоткрывает глаза в поцелуе и понимает, что Юнги их даже не закрывал. И все происходящее становится снова каким-то сверхсмущающим. У Гука заводится сердце, как у дикого зверя, он глотает воздух в короткое мгновение, когда их губы отлипают друг от друга на несколько секунд. Набравшись смелости, Чонгук проникает рукой под резинку трусов. Юнги не заставляет себя долго ждать. Правда, решается он намного быстрее, и действия его намного увереннее. Конечно, это могло бы вызвать в младшем азартность, он бы мог еще побороться за звание более уверенного и смелого, но, черт, однозначно не в этом контексте. Гук повторяет движения за Юнги, не решаясь опустить взгляд вниз, хотя где-то совсем близко к уху любопытство нашептывает призывные слова действий. Чонгук распадается на частички. И каждая чувствует слишком много. Одна отдается собственным приятным ощущениям, что заставляют прикусить губу. Другая - старается не потонуть в первом, более-менее сконцентрироваться и доставить Юнги ответное удовольствие. Третья - ощущение в руке чужой твердой, горячей и влажной плоти, щекотливое трение коротких волосков. Еще одна - наслаждается губами на своей груди, так и провоцируя прогибаться в спине. Гук дышит значительно глубже, и движения Юнги значительно чувственнее. Кажется, он понял тело младшего, понял о нем то, что сам о себе Чонгук еще понять не сумел, и теперь так по-хозяйски пользовался всеми слабостями. Это, правда, нисколько Гука не обижает и не расстраивает, потому что позволяет ощутить совершенно новое, ведь собственное прикосновение и прикосновение к тебе Юнги - два совершенно разных ощущения. И, кажется, что младший настолько отдается собственным чувствам, волнам удовольствия, гоняющим мурашки по всему телу, что уже не особо старается сам. Он чуть сильнее раскрывается, толкаясь тазом навстречу руке и невольно прогибается в спине. Зажимает свою нижнюю губу, которую тут же тянется целовать старший. Рот приоткрывается, и воздуха уже начинает не хватать. Все тело промокает в собственном поту, и жар окутывает всего с ног до головы. Голову действительно кружит, потому-то он не сразу понимает происходящее, когда картинка слегка запаздывает в его голове. Гук весь вытягивается, цепляясь пальцами за спину Мина. Старший делает с ним что-то, не поддающееся описаниям, когда начинает менять темп с быстрого, на более плавный. Его запястье становится очень изящным, но младший не может этого видеть. Чонгук сам поддается навстречу, как только Мин замечает проявляющуюся белую капельку из головки, сразу же ускоряет темп, из-за чего эти пошлые хлюпы и чмоки глушат Чонгука. И он не слышит собственного голоса, который, совершенно не стесняясь, подает. Забывается. Гортанные грудные стоны, которые так нравятся Юнги, которые хочется и сцеловать с губ, и одновременно насладиться ими. Чонгук чувствует во всем теле уже знакомую послеоргазменную ленность, чувствует приятное тянущее чувство, разливающееся по всему телу, которое даже начинает тянуть в сон. И, возможно, он бы и уснул, если бы не вспомнил о Юнги. - Господи, прости, - он тут же привстает на локтях и слегка приспускает трусы старшего обеими руками. Юнги улыбается ему, коротко целуя в губы. Он кладет свою руку поверх мокрой ладони Чона, подсказывая в каком темпе ему приятнее всего, помогая с движением и добавляя его рукой немного резкости. Постепенно рука старшего отпускает руку Гука, который и без него начинает справляться очень неплохо. Он так и не отпускает взгляда вниз, любуясь лицом Мина, прогнувшегося в спине и толкающегося его руке навстречу. Он одновременно и сдержан, и наполнен желанием. И это выглядит так естественно сексуально. Ну, то есть, думает Чонгук, это не выглядит так, как специальные фото, как специальные сцены фильмов, не выглядит запланировано. Это выглядит так, как это выглядит в жизни, не так наигранно и в два раза менее эмоционально, но этому так сильно веришь. И то, что Юнги не заходится в собственной слюне, и то, что не задыхается. Конечно, его дыхание учащенное, и плоть в руке так часто пульсирует, но все-таки эта правдивость смущает еще больше красочной киношности или журнальности. Это не перевернуть страницу, не включить следующую сцену, не перемотать, не остановиться в любую минуту, когда захочешь чуть приспустить штаны, потому что они мешают. Это здесь и это сейчас. И только в этот момент Чонгук начинает слышать что-то кроме дыхания, сердцебиения и этого тихого хлюпанья, что в голове отдается громким эхом. Он слышит тихий смех женщины по телевизору, пока над ним Юнги. Он слышит аплодисменты зрителей, пока Юнги так сосредоточен на руке младшего. Он слышит музыкальную заставку - это реклама колы, а Юнги требует к себе больше внимания. И Чонгук забывает о телевизоре и о том, что простынь под его спиной прилипла к телу. Забывает о том, что у него на животе остывающее собственное семя. Забывает о том, что в спальне пустует просторная кровать. Забывает о многих вещах. И становится важным только Юнги. То, что он чувствует, то, как он сейчас выглядит, как открыт перед Чонгуком, который все еще испытывает смущение. Он, чуть приподнявшись, оставляет влажные поцелуи на груди старшего. Юнги утыкается носом в его плечо, целуя, проводя языком по влажной коже. И снова целуя, целуя, целуя и целуя еще. Юнги обнимает его очень крепко, и впервые Чонгук чувствует себя его опорой. На его живот капает семя старшего, и Гук словно просыпается ото сна. Мин целует его губы и, что-то сказав, встает с дивана. Чонгук не дает ему уйти, хватая за руки. - Ты чего? Я же сказал, что сейчас приду. Гук тянет его на себя, из-за чего Юнги пачкается в их семени. Это не очень приятные ощущения, но Гуку все равно. У него жжет глаза, слезы стоят совсем близко, одно мгновение - и они крупными каплями стекают по щекам. Чонгук всхлипывает. - Господи. Что случилось? - Юнги ничего не понимает из происходящего. Чонгук хнычет как маленький ребенок, искривляя все свое лицо. Пот смешивается со слезами, глаза щиплет еще сильнее. Мин смотрит на него несколько шокировано не зная, что ему делать. - Чонгуки? - Прости, - он выдыхает, беря себя в руки. Голос дрожит, и Гук дышит прерывисто. Юнги стирает с его щек слезы. - Прости меня, я очень сильно люблю тебя. - Я тоже люблю тебя, Чонгуки, - Юнги зачесывает пальцами его челку назад. Губа младшего трогательно поджата. - Я люблю тебя. - Прости меня, я всего лишь вспомнил своего отца.

***

Чонгук весь день на нервах, он то и дело подходит к окну. Выглядывает на повечеревшую улицу, не видит машины Юнги и отходит обратно к кровати, чтобы через десять минут снова подойти к окну. Тихо постучавшись, Сокджин открывает дверь. На нем домашняя одежда и от него слышится запах ароматной курочки. Он, скорее всего, провел очень много времени у плиты, готовя ужин. Чонгук даже не поворачивается. - Ты не хочешь поужинать со мной? - Спрашивает Джин, так и оставаясь стоять в дверном проеме, не решаясь войти. - Нет, - тихо отвечает он. - Что за глупости? Ты должен много кушать, чтобы у тебя были силы. Я волнуюсь, что ты будешь падать в голодные обмороки, - мужчина невесело смеется. - Пойдем, я столько всего наготовил, - Чонгук знает, что тот ужасно устал после работы, валится с ног и он краем уха успел захватить с утра, пока собирался в школу, что у них какие-то проблемы с документацией. Не у Джина конкретно, а у их фирмы. И им всем приходится работать в два раза больше. - К нам на ужин заглянет Намджун, ты не против? - Я не против, это твой дом тоже, ты можешь водить кого угодно, - Гук снова подходит к окну, тем самым выдавая себя. Он это понимает сразу, потому что: - Ты кого-то ждешь? Я давно не видел у нас в доме следов Тэхена. - Тэхен занят. Оказалось, что в университете нужно учиться с первого семестра, это стало для него шокирующим открытием. Теперь ему приходится закрывать долги. - Что ж, передавай ему от меня "привет". - Передам, хен. - Чонгук, послушай, - только Сокджин решается сделать один шаг, как раздается дверной звонок. Ким не успевает сообразить, не успевает ничего понять и ничего сказать, как Чонгук раньше него вылетает из комнаты. До мужчины доходит, кого так сильно может ждать мальчик и подрывается вслед за ним. Уж сегодня он не отпустит его, он никуда не отпустит Чонгука. У Чонгука резко сужаются зрачки, когда на пороге их дома оказывается Намджун. Сокджин, бежавший за младшим, очень удивляет Джуна, тот не совсем понимает, с чего бы это вдруг его встречали оба хозяина дома. - Привет, Джун, - облегченно здоровается Ким. - Здравствуйте, дядя, - здоровается Чонгук, слегка кланяясь. Ким подозрительно осматривает их обоих, проходя в дом и закрывая за собой дверь. - Привет, Чонгук-и. Давно не виделись. Как дела в школе? - Джун разувается, не наклоняясь. Он улыбается Чонгуку и жмет его руку. - Спасибо, все хорошо. У меня хорошие оценки по всем кроме математики и английского. - Ты молодец. Сокджин может позаниматься с тобой математикой, он все-таки в цифрах хорошо разбирается, - но Гук ничего не отвечает, уклончиво отходя в сторону. - Ты как раз во время. Чонгук, будь добр, расставь столовые приборы, - Ким улыбается, Чон молча уходит в кухню. Улыбка с лица Сокджина спадает моментально, он панически вцепляется в предплечье Намджуна и возбужденно шепчет: - Он ждет его! - Чуть не прижимаясь губами к уху, чтобы не пришлось говорить громче, потому что мальчик мог услышать. - Он так быстро выскочил из комнаты, что я даже не успел ничего понять. Он опять хотел убежать к нему. Господи, Намджун. Я его больше никуда и никогда не отпущу. Я клянусь, что никуда не позволю ему уйти. Намджун кладет свою руку на плечо друга. - Спокойно, Джин. Как только я уйду, поговорите с ним. - Да, мы поговорим. Я готов говорить с ним. Я готов говорить и с тем парнем. Мужчины заходят в кухню, где все уже готово. Чонгук красиво сервировал стол и разложил по тарелкам мясо. Налил в бокалы апельсиновый сок и уже сидел на своем месте. - Какой ты молодец, очень красиво, - хвалит Намджун. - Спасибо, дядя, - произносит Гук. - Чонгук, почему ты ничего не ешь? - Вслед за Джуном на свое место присаживается Джин, беря в руку палочки. Гук смотрит в одну точку и отвечает немного запоздало: - Я ждал вас. - Ну, мы здесь. Пожалуйста, попробуй, что я приготовил. - Прости, я не голоден. - Ты второй день ничего не ешь, - хмурится Сокджин. - Я второй день подряд выбрасываю еду. - Я не прошу тебя готовить, заметь. - Парни, остыньте, что вы раздуваете, в самом деле, - Намджун по-доброму усмехается, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, но, похоже, ему не удается это сделать. - Ты запрещаешь мне готовить для своего... - в этот момент время словно останавливается. Ровно на одну секунду, потому что раздается дверной звонок. Сокджин и Чонгук подрываются с места практически одновременно, но все-таки Гук делает это раньше и быстрее. - Чонгук, ты никуда не пойдешь, - Ким старается изо всех сил быть строгим с ним, но не может. Он говорит настолько строго, насколько у него получается это сделать. Сердца обоих бешено бьются в груди. И обоим страшно о своем. Чонгук открывает дверь, одновременно хватая куртку. Юнги не понимает, что происходит прямо на его глазах. Чонгук, которого со спины крепко хватает Сокджин, даже не пытается вырваться. - Что ты?.. - Только выдыхает Мин, делая пару шагов вперед. - Чонгук никуда не пойдет, - сурово говорит Ким, крепко держа не сопротивляющегося Чонгука. - Прости, но почему ты это решаешь за него? Отпусти его, - голос Юнги не уступает в суровости Сокджину. - Чонгук, что происходит? Ты собрал свои вещи? Сокджин отпускает мальчика, но он не двигается вопреки ожиданиям Юнги. Он остается стоять рядом с Сокджином. Это Мину совершенно не нравится. Он бегает взглядом от одного к другому. Ким же не может поверить услышанному, он поворачивается к Чонгуку и, взяв его лицо в свои руки спрашивает дрожащим полушепотом: - Ты хотел уйти от меня? Скажи мне честно, Чонгук, ты хотел уйти от меня навсегда? - Хен, - Гук отводит взгляд в сторону, но не сопротивляется, дает рукам Кима держать свое лицо, что Юнги, конечно же, не нравится. Он, привыкший решать все миром, совершает действие, совершенно не характерное для него - резко отталкивает Джина в сторону. - Слушай, я заметил, как ты на него смотришь еще с первого раза. Не знаю, какие у тебя планы на Чонгука, что ты ему наговорил, и чем ты его запугивал. Но если ты ему угрожаешь, клянусь, что напишу на тебя. Угрозы - подсудное дело, ты ведь знаешь. Наверняка, знаешь. Ты пользуешься тем, что его отца нет рядом и... - Юнги, не надо, - он отнимает руку. Сокджин так и продолжает смотреть на Гука. Продолжает не верить услышанному. Юнги сбивается с мысли, совершенно ничего не понимая. Самое главное - не понимая Чона. Почему он не уходит с ним, почему просит Юнги замолчать и почему так часто его взгляды направлены на Сокджина? - Так я тебе угрожаю? Я сказал тебе хоть раз плохое слово, Чонгук? Я запугивал тебя? Я такой отвратительный, что ты по-тихому сбегаешь от меня через окно каждую ночь, да? И ведь сегодня ты хотел уйти от меня. Конечно, ты бы не смог этого по причине того, что я тебе все-таки хен, - он выделяет последнее слово. - Но сам факт. Сам факт того, что ты действительно этого хотел, - голос Сокджина тих и спокоен. Он закрывает глаза, вздыхая. - Я бы никогда не бросил тебя. Я не смог бы бросить тебя, - тихо говорит Чон, опустив голову вниз. - Юнги просто неправильно понял меня. Он подумал, что ты мне угрожаешь, что держишь меня здесь, шантажируешь меня. Юнги, - Гук приподнимает голову, не решаясь заглянуть в глаза старшего. - Сокджин меня не обижает. Он никогда меня не обижал. Он всегда защищал меня. Юнги, я люблю Сокджина. Но это не то, о чем ты сейчас думаешь, это совершенно другое, - Мин не дает младшему больше и слова сказать. Он просто разворачивается и уходит, а Гук не бежит за ним. Следом из кухни молча выходит Намджун. Он быстро обувается и остаются только они вдвоем. - Я люблю тебя, Чонгук. Я очень сильно люблю тебя, - с закрытыми глазами говорит Джин. - Я полюбил тебя в тот самый момент, когда мне дали впервые подержать тебя на руках. Ох, Чонгук, ты так сильно плакал, - из глаз мужчины медленно катятся слезы. Чонгук подходит ближе, не решаясь прикоснуться к нему. - Я знаю, что далек от идеала, я знаю, что не смог дать тебе того, что ты заслуживаешь. Но я всегда любил. Понимаешь меня? Даже теперь. Я любил, люблю и буду любить тебя. Даже несмотря на то, что ты стыдишься меня. Я всегда рядом, понимаешь? - Он открывает в миг покрасневшие глаза и берет младшего за руки. Тот цепляется за них в ответ. - Тебе стыдно. Мне тоже было ужасно стыдно за себя. За всю мою жизнь мне стыдно, мой малыш. Мой маленький мальчик, - Чонгук начинает всхлипывать, он смотрит в глаза Сокджина, не отрываясь. - Мой малыш, ты достоин лучшего, чем я. Но я никогда не уйду от тебя, потому что я единственная твоя кровь, а ты - единственная моя кровь. И я никому не позволю обижать моего мальчика, - Чонгук крепко обнимает мужчину, судорожно всхлипывая. - Да, ты точно так же плакал, когда тебе было три годика. Ты не хотел идти ко мне на руки, а мне было страшно тебя держать, я боялся уронить и навредить. Ты был таким худеньким. - Прости меня, прости меня, пожалуйста! - Чонгук утыкается в его плечо. - Прости, что я молчал. Прости, что я не давал тебе сблизиться со мной! Знай, что я стыдился не только тебя, я стыдился себя, стыдился за то, что у меня есть жизнь. Я стыдился за свою жизнь, за то, что я есть. Мне всегда было за все стыдно. - Мой мальчик такой стыдливый, - Джин целует Чонгука в висок, бережно гладя по спине. Чонгук обнимает его крепче, старший чувствует, как сильно промокает его рубашка. - Больше всего мне стыдно перед тобой. Честно, я всегда хотел, чтобы ты мной гордился, поэтому старался делать хорошо то, за что берусь. И я чувствовал, что ты горд. Я видел, как старался ты, работая и учась, чтобы содержать нас с тобой. Я все видел, я все чувствовал. И единственный, кто заслуживает гордости и любви - это ты, а не я. - Чонгуки, я помню, как в восемь лет ты подарил мне рисунок на день отца. И после того дня больше никогда не опускал руки. Ты - моя причина жить. Ты - моя самая главная причина всему. Ты и есть моя жизнь.

***

Сокджин наблюдает за тем, с каким аппетитом Чонгук съедает уже вторую порцию. Еда остыла, но он не позволил ее подогреть, сказал, что с удовольствием съест и так. И мужчина просто не мог налюбоваться и перестать глупо улыбаться, подперев подбородок руками. - Я хочу поговорить с тобой о Юнги, - начинает Чонгук, запив апельсиновым соком. Улыбка с лица старшего спадает, и он отводит куда-то в сторону взгляд. - То, что я сейчас нахожусь дома, не говорит о том, что я отказался от него. Понимаешь, я люблю его? - В последних словах столько искренности, что Сокджин не сомневается. Ну разумеется, Чонгук влюблен. По крайней мере, он сам в это верит. Если человек верит в то, что говорит, - это в какой-то степени не может быть неправдой. Сокджин задумчиво мнет в руке салфетку. - Ты мне не веришь? Прости меня, но я люблю не девушку. Прости, мне жаль. Но я люблю именно Юнги. Он тоже меня любит. - Чонгук, - Сокджин тяжело вздыхает. Он считает, что это его вина, его вина в том, что его Чонгук влюблен не в девушку. Это недостаток его внимания, недостаток воспитания, многочисленные детские травмы. Он качает головой, словно пытаясь вытряхнуть оттуда лишнее, он не может продолжить. - Послушай. Никто в этом не виноват. Я знаю, что любил бы Юнги, будь он девушкой. Уголки губ Джина ползут вверх. Да, его мальчик мог сказать только так. Именно так и никак иначе. Это так по-юношески - полагать, что, в первую очередь, человек может влюбиться в душу, а не в тело. Думать, что тело и половая принадлежность играют самую последнюю роль в отношениях. У него слишком наивный, добрый и честный мальчик. И во многом он, конечно же, как и полагается его возрасту, старается видеть идеал. В остальном - он разочарован. Это так положено. Это все в силу возраста, Джин понимает. Он кивает головой сам себе. - Чонгук, ты же понимаешь, что это тяжело принять? - На его лице защитная улыбка. И он надеется на то, что Гук после этих слов никуда не уйдет. Вопреки всем опасениям, Чонгук лишь докладывает себе добавки. И жуя, говорит: - Я понимаю. Я не говорю тебе принять меня прямо сейчас. Просто услышь, ты ведь меня очень хорошо умеешь слышать. - Хорошо. - Юнги двадцать пять лет. У него есть небольшая студия, и он зарабатывает себе тем, что пишет на заказ музыку. У него есть работа в офисе, которую он очень не любит, но работает ради стажа. Он окончил технический вуз, серьезная специальность, и он много знает. По части музыки - самоучка. И основной доход ему приносит именно его хобби. Иногда его приглашают посидеть где-нибудь диджеем. Раз в месяц высылает родителям деньги. Он положительный во многом, - Джин улыбается, но это лишь его защитная улыбка, чтобы не отпугнуть Гука. - С ним весело, он много знает и много интересного может рассказать. Есть полезные знания, а есть просто забавные. Он очень заботится обо мне, всегда интересуется, тепло ли я одет, сыт, какое у меня настроение. Он немного хмурый и тихий, но мне это даже нравится. Ты ведь хотел это знать? - Чонгук стихает. Он перестает есть. Сокджин задает вопрос, еще не до конца переварив сказанное: - Как давно вы знакомы? - Четыре месяца, уже скоро пять. - И как вы познакомились? - А, это, - Гук улыбается. - Я на скейте на него наехал и пролил кофе на него. Он сначала обругал меня очень крепко, потому что все-таки кипяток. Я предложил ему деньги, которые у меня были с собой, но он отказался, тем более, что было у меня с собой мало. Тогда я предложил ему кофе. Но уже буквально через минуту он вернул мне деньги. Он спросил, сколько мне лет, а я соврал, сказал, что мне двадцать два. - Три месяца назад тебе было шестнадцать, - тихо, скорее для себя, бормочет Сокджин, качая головой. Он тяжело вздыхает. - Шестнадцать лет. - Он поверил мне, но потом получилось так, что он узнал. - Он не боится сесть за растление? Он же знает, что у тебя есть родители. Или ты их для него схоронил? - На последнем предложении Ким снова улыбается, трет глаза от усталости. - Он знает, что у меня есть только папа, - Джин чувствует, как на последнем слове у него по всему телу расплывается тепло. Чонгук при нем уже давно не произносил этого слова. Голос его обволакивает это слово словно теплый плед после проведенного на улице холодного зимнего вечера. - Он любит меня. Думаю, ему тоже не очень нравится, что мне семнадцать. Он сказал как-то, что я слишком часто веду себя по-взрослому. - Это правда, - Джин кивает, наконец поднимая свой взгляд на Гука, который все это время смотрел на него. - Но это не значит, что он может... Ох, - он очень тяжело вздыхает, качая головой. Гук уже ждет этого вопроса, который так хочет задать Джин. Уже ждет, и его кончики ушей начинают гореть. - Я даже не знаю, как задать этот вопрос. Правда, не знаю. Я должен был говорить с тобой об этом раньше, об этом я должен был говорить с тобой в первую очередь. Но... - Ким вздыхает. - Ничего не было, - тихо говорит Гук. Сокджин уставляется на него, явно не веря. - Правда. - А если он чем-нибудь болеет? Чонгук подскакивает на ноги, не контролируя свои эмоции. Он ужасно смущен. И все, что он может - говорить в пол, не поднимая головы. - Во-первых, я уверен, что Юнги ничем не болеет. А во-вторых, я повторяю: мы не спали с ним. - Но ведь что-то же вы делали, Чонгук. Мне с трудом верится, что двадцатипятилетний парень не интересуется... - А ты вспомни себя, - перебивает его Чонгук. Это бьет Сокджина в самое сердце. Чонгук садится обратно и делает это бесшумно. Его голос становится тише и мягче, он перенял эту манеру разговора от Юнги. Он сам не знает об этом, но это есть. - Ты вспомни, о чем ты думал шесть лет назад. Я никогда не видел, чтобы рядом с тобой кто-то был. Ким снова качает головой, закрывая глаза ладонями. Он снова тяжело вздыхает. - У меня была другая ситуация, Чонгук. - Но и теперь ты один. Я уверен, что ты и теперь не думаешь о женщинах. Ким качает головой. И это, похоже, нервное. Он встает из-за стола, открывает верхний шкафчик, где обычно лежат все специи, и достает из тайничка пачку сигарет с зажигалкой. Чонгук удивленно раскрывает глаза, он бы никогда не подумал, что Джин курит. - Ох, извини, я при тебе, просто... - он трет переносицу. - Мне так легче. Ничего? Чонгук кивает. - Но ты, - Ким на несколько секунд становится строгим. - Чтобы не смел. Понял меня? Гук быстро кивает. И Сокджин ему верит. Они оба молчали где-то с минуту. Сокджин приходил в себя, а Чонгук ждал его. - Я знаю, что у тебя больше никогда не было женщины, - тихо произносит Чонгук. - Ты хочешь об этом поговорить? - Усмехается Ким. Да, они должны об этом поговорить. Они должны были сделать это давно. Сокджин должен был, он слишком и во многом опоздал. - У меня тоже не было детства, Чонгуки. Для меня оно закончилось в тринадцать лет. Пойми меня, как простого мальчика тринадцати лет, хорошо? Когда красивая взрослая девушка зовет тебя, чтобы показать "кое-что" интересное, думаешь, очарованный ее красотой и формами только-только созревающий организм скажет "нет"? Думаешь, мальчик будет упираться? Думаешь, он скажет "нет" красивой девушке? В любом возрасте мужчине бывает слишком сложно сказать женщине "нет". Это был мой первый раз. Единственное, о чем я думал - я крут. О да. Я первым делом рассказал все своему лучшему другу. Я хвастался направо и налево. Она появилась снова в моей жизни только через четыре месяца. Она поправилась и не выглядела такой красивой, как в прошлый раз. Я догадался спустя несколько минут, что дело вовсе не в том, что она поправилась, потому то у нее были такие же тонкие руки, у нее были такие же впалые щеки, у нее только округлился живот. Она предложила мне его потрогать. Я потрогал, но ничего не почувствовал. Тогда она сказала мне, что отныне при каждой встрече с ней мы будем играть в семью. Сказала, что когда я стану взрослым по-настоящему, я женюсь на ней. Я думал, что это круто, думал, что я круче всех в классе, во дворе, - Сокджин скуривает вторую сигарету и тушит. - Ты, конечно, знаешь историю своих родителей, - горько усмехается он. - Знаешь, как появился на свет. - Но я хочу узнать, что чувствовал ты, - тут же заявляет Гук. Сокджин качает головой, улыбаясь и закрывая рукой глаза. - Конечно, ты должен, наверное, это знать. Мы играли с ней в семью. Она целовала меня и гладила. Вкусно готовила, заставляла целовать ее живот. Она умела исчезать быстро. Настолько быстро, что для моих родителей она оставалась незамеченной целый год, даже, наверное, немного больше. Парни во дворе мне уже не очень верили, и мне надоела та красивая девушка, надоели ее игры в куклы. Я подумал тогда, что не сильно уж взрослые девочки отличаются от маленьких, тоже все любят в куклы играть да в семью. Мне нравилось только, что она давала потрогать свою грудь без одежды и делала мне минет, - Сокджин тихо истерически усмехается, не смотря в сторону Гука. - Я сейчас не знаю, делала ли она это действительно хорошо, но тогда я был в восторге. И, конечно, я задирал своих одноклассниц, говоря им, что все они уродины. Доводил их до слез, и моих родителей вызывали в школу из-за плохого поведения. Мне было весело - внушал себе я, но внутри был какой-то осадок. Я не стал разбираться с ним, просто продолжал гонять мяч, ходить к той девушке. Она была больна, ты это уже слышал от меня. Она действительно была больна. Ей просто понравился смазливый тринадцатилетний Ким Сокджин, и она придумала в своей голове историю, по которой она - Чон Херин и этот самый Ким Сокджин будут жить вместе. Она скрывалась от своих родственников долгое время, потому что прекрасно знала, что никто кроме нее и ее "будущего мужа" не одобрит ее идей. Она переехала в Пусан, ничего никому не сказав. И ее искали, а когда нашли, у нее уже был сын. Конечно, ее тетка обрадовалась пополнению и смеялась над шуткой, что четырнадцатилетний мальчик отец этого здорового малыша, - Ким вздыхает. Он включает вытяжку. - Прости, совсем все задымил. Аж самому противно, я так много не курю обычно. - Он наливает стакан воды из-под крана. Чонгук молча слушает, боясь даже лишний раз вздохнуть. - А потом дорогущий тест на ДНК, время, идущее так быстро и положительный результат. Шок моих родителей. Я думал, что мой отец убьет меня. Он так сильно выпорол. Мама не разговаривала со мной. И, как видишь, мой мальчик, никто обратно не принял. Я видел тебя редко, и даже о тебе не думал, ничего не чувствовал еще тогда. Я просто всем сердцем возненавидел эту Херин, из-за которой у меня были огромные проблемы, потому что отношения в семье испортились навсегда. Я старался привлекать внимание всеми возможными способами. Понял, что тут уместны лишь положительные - это хорошие оценки, всякие грамоты, различные похвалы от учителей, но все без толку. За плохие способы привлечения внимания отец меня избивал так, что в зеркале я не узнавал себя сам. Когда мне исполнилось двадцать, они негласно отказались от меня. Я - неудачный ребенок своих родителей, - Джин усмехается. - В двадцать лет мне принесла тебя твоя тетка по материнской линии. Она первые несколько лет немного помогала деньгами. Знаешь, Чонгуки, мне просто в один момент очень повезло и... но не об этом. До того дня мы виделись с тобой пару раз, но я не подходил к тебе близко. А твоя мама, - Джин снова закуривает. - В твои два годика повесилась, ты знаешь. Она была не в своем уме, и ей требовалась серьезная помощь. Почему ее тетя не отвела ее? Что с ее семьей? Я не знаю. Знаю только, что в двадцать лет я устроился на подработку, благо, смог пройти на заочное по баллам в несколько университетов. С тобой мы виделись только утром и не всегда вечером. Хорошо, что я уже тогда был знаком с Намджуном. Помнишь, как он забирал тебя из школы, а потом вы делали уроки? А помнишь, как мы с тобой спали на одной кровати? Помнишь наш старый дом? - Чонгук ловит на себе взгляд Сокджина. - Я помню, как все резко изменилось, когда мы переехали сюда. - Да, - Джин задумчиво кивает, медленно затягиваясь. - И рисунок тот я помню. Помню, как рисовал его. - А помнишь, как ты боялся монстра в шкафу и бежал ко мне в комнату? Иногда даже мочил кровать. - Ну хватит! - Сокджин устало смеется. - В эти моменты я чувствовал себя настоящим мужчиной. Мы с тобой со многим справились. Ты уже такой большой, - Ким качает головой. Чонгук многое помнит. И если бы Сокджин все-таки озвучил вопрос "смог ли он стать для Чонгука отцом?", Гук бы, не задумываясь ответил: "ты перевыполнил свое задание". Чон помнит, как Сокджин учился готовить, как Чонгук учился делать это вместе с ним. Буквально сейчас перед его глазами появляется тощий от недоедания Сокджин с достаточно острыми чертами лица, на теле которого кулинарный фартук. Их светлая тесная кухонька, раннее утро, за окном поют птички и слышны разговоры двух бабушек, что постоянно сидели на лавочке под их окнами. Пухлощекий Чонгук, на которого надет точно такой же фартук, но поменьше размером(все равно слишком большой для него). Он стоит на стульчике, потому что кое-как достает до высокой кухонной тумбы. Сокджин читает книгу рецептов и чешет затылок. Они вместе с Чонгуком учатся готовить. Они учатся делать банановые блинчики, которые так заманчиво рекламировали по телевизору в новой кофейне. Ким обращается к Гуку никак иначе, как "дружок" или "приятель". Когда сам не понимает что-то в рецепте, искренне задает младшему вопрос: "а ты, дружок, понимаешь, что от нас тут хотят?". И когда Гук качает головой, Сокджин беззаботно машет рукой и говорит:"ничего, разберемся". Удивительно, но с первого же раза получается очень вкусно. И все, что они делают, у них получается вкусно. Чонгук учится вместе с ним. Гук помнит, как они вместе читали комиксы про Железного человека, как Сокджин говорил ему: "ну подожди, я картинки не досмотрел". И они ждали друг друга. Ким помогал читать Чонгуку те слова, которые тот не понимал. И Сокджин был для Чонгука самым лучшим другом. Чонгук помнит тот день, когда Сокджин принес для него кровать-машину. И это было великое счастье. Ким ее долго не мог собрать, потом сдался и позвонил Намджуну. И тогда, когда затупил Намджун, они позвали Чонгука. Так они и собирали эту кровать-машину втроем. В итоге, в этот вечер Гук уже спал на новой кровати, и снились ему хорошие сны, а на следующее утро Сокджин еще и разрешил повесить плакаты героев из комиксов. Гук помнит, что очень сильно скучал по Джину - своему лучшему другу, когда того не было рядом. Он помнит, что даже закатывал Намджуну истерики, что тот, бедный, не знал, куда деваться. Чонгук помнит, как сидел в школе до самого закрытия, держа несчастного классного руководителя на работе дольше положенного. Он просто не захотел идти с Намджуном, он сказал, что пойдет только с папой. И его папе пришлось бежать со всех ног после тяжелого рабочего дня и потом еще долго раскланиваться в извинениях перед классным руководителем, доброй пожилой женщиной, за выходку своего ребенка. В тот вечер Чонгук получил домашний молочно-вишневый коктейль, приготовленный его папой. И был счастлив. А еще папа разрешил ему наклеить на шкафчик наклейки с машинками. Чонгук помнит, как папа сидел с ним во время болезни. Помнит разложенные вокруг его кроватки книги, часть которых составляли учебники, другая - любимые сказки Чонгука, еще одна - книги по медицине. Помнит прохладные руки на горячем теле, помнит теплые губы на влажном от компрессов лбу. Помнит вкусный горячий куриный бульон. И помнит счастливую улыбку папы, когда у него спала температура. Чонгук помнит свои часто задаваемые вопросы: "Где мама"? "Почему нам нельзя завести собаку"? "Намджун мой дядя"? "Почему лучше не говорить, что ты мой папа"? "Папа, а почему у нас нет семьи, кроме нас?". И помнит, что папа всегда старался отвечать на эти вопросы предельно честно (насколько это было допустимо для возраста Гука). Но потом он помнит, что сам застыдился того, что его отец настолько молод. Он это стал замечать немного старше. Когда он ходил в гости к приятелям, их отцы, многие, были обладателями уже возрастных животиков, на лице начинали появляться первые морщины, да и вообще они не выглядели так же хорошо, как его отец. И так для окружающих Гук выдумал легенду. Легенду о том, что живет он не с отцом, а старшим братом, что их отец уехал на заработки и видятся они редко. В новой школе (ему тогда исполнилось четырнадцать, и у них появилась возможность переехать в новый дом, более просторный) Чонгук стал избегать темы семьи. На все вопросы в этом ключе отвечал уклончиво и размыто. Он застыдился слишком молодого отца, побоялся плохих слов в его и свою сторону. Разумеется, не разлюбил своего папу, но заметно отдалился. А Сокджин, разумеется, воспринимал это слишком остро. Он был уверен, что Чонгук его больше не любит, что Чонгук возненавидел его за то, при каких обстоятельствах он появился на свет. И впервые в жизни Джин пожалел о том, что сказал ему правду. Конечно, он рассказал все не в таких подробностях, как сейчас, но этого было достаточно. И все это проносится через Гука еще раз всего за три секунды. Он словно проживает каждое событие, прошедшее даже семь лет назад. Он словно рождается еще раз, словно слышит те запахи, что слышал раньше. Словно слышит те слова и сказки еще раз. Словно отковыривает старые наклейки со шкафчика и наклеивает на них новые, словно готовит шоколадный торт, словно бежит по парку кормить уток, словно болеет ангиной, словно обдирает еще раз коленку, споткнувшись о толстый корень дерева. И именно потому что Чонгук помнит абсолютно все, он встает на ноги, не подходя к Джину ближе, потому что думает, что не нужно. - Спасибо тебе за то, что ты мой отец, - конечно, произнеся фразу, он быстро опускает глаза вниз, смущаясь. Сокджин замирает. - Я думаю, что в мире очень много отцов, которые стали отцами не раньше тридцати, но вот в том, что они смогли стать такими же хорошими, как ты, я не уверен, - его голос становится тише. - И я не думаю, что многие из них смогли бы стать для своих детей самой настоящей мамой. Не многие отцы целовали своих детей на ночь, купали их в ванной и готовили для них такие вкусные школьные обеды. Наверное, ты дал мне очень много своей любви и заботы, может быть, дал больше, чем за двоих родителей... наверное, поэтому, получив столько всего, я стал взрослым намного раньше, чем мог бы стать. Может быть, дети вырастают именно тогда, когда они получают необходимое им количество любви. Они, может быть, как только наполняются ей, становятся взрослыми, - Гук усмехается сам себе. Усмехается своим мыслям, глядя в пол. - Но я не жалею. Думаю, что я не стану больше жалеть никогда. Жалею лишь о том, что мне было стыдно за тебя, ну, за то, что ты такой молодой. Прости меня за это. - Я простил тебя уже за все наперед. За все на свете простил, потому что не мог не простить, - Сокджин молчит какое-то время, разглядывая порозовевшее лицо Чонгука. Его терзают невыносимые сомнения по поводу того, что он хочет сказать сейчас Чонгуку. Ему так не хочется его боли, так не хочется его разочарований и страданий. Сокджин боится за него и если бы была такая возможность, то он бы сразу же забрал себе все то плохое, что еще будет ждать Чонгука впереди. Он бы укрыл его от всего стеной, если бы только мог построить такую стену. И только поэтому он говорит: - Наверное, тогда тебе нужно объясниться с этим парнем, - Чонгук поднимает голову, не веря тому, что слышит. Он ничего не говорит, резко сиганув с места. Сокджин не останавливает его, когда слышит, как громко хлопается их входная дверь. Он, вздохнув, принимается медленно убирать тарелки со стола.

***

Юнги берет трубку после четвертого гудка. У Чонгука обрывается сердце, потому что одновременно с этим машина резко срывается с места - загорается зеленый. - Да, - и его голос сух. Чонгуку больно слышать его таким. Он мужается. - Я еду к тебе. Я буду стоять под дверью до тех пор, пока ты мне не откроешь. Если понадобится, буду стоять на улице ночь, день, неважно сколько. Если ты мне не откроешь, то я... - И не собирался, - вздыхает старший. Вздох смирения. - Думаешь, я оставил бы тебя ночевать на улице? Где ты сейчас? - Чонгук выдыхает. У него снова начинает биться сердце. - Я скоро буду, уже на твоей улице, - Чонгук слушает несколько секунд дыхание Юнги в телефоне, а после - сбрасывает. Водитель ведет как придурошный, то резко трогаясь, то резко тормозя. Это мешает парню сосредоточиться на своих мыслях, в которых он активно пытается сообразить, что и как он будет говорить Юнги? Как он донесет до него правду? Он не поверит. Ничего, у Чонгука есть кое-что в кармане. Есть одна вещь, которой Юнги не сможет противостоять. Его Юнги. Ах, как же сильно у Чонгука бьется сердце, он слышит его стук в ушах. Таксист тормозит со свистом, Гук расплачивается и отмечает мысленно, что чертовски рад оказаться живым после такого вождения. Он быстрым шагом идет к дому Юнги. Старший открывает ему уже спустя пару секунд после первого звонка. Гук стремительно врывается в дом, закрывая за собой немного громче дверь, чем рассчитывал. Он замечает в коридоре коробки и уже боится самого страшного. Он резко разворачивается к Мину. - Ты куда-то уезжаешь? Юнги с дымящейся сигаретой во рту медленно оборачивается назад. Он кивает на коробки, перемотанные скотчем. - Ты об этом? Я просто освободил для тебя свою комнату. Думал, что сегодня ты съедешь ко мне. Чонгук невольно улыбается, но Юнги не улыбается в ответ. Тогда младший становится серьезным. Он говорит так прямо, так сразу, руша все до этого построенные предложения и слова, что даже сам от себя такого не ожидает. - Сокджин - мой папа, Юнги, - и смотрит в глаза. Мин не знает чему верить: здравому смыслу или чонгуковым глазам, которые наверняка не врут. Старший слишком хорошо различает в них ложь от истины. Юнги не верит. Тогда Чонгук говорит еще раз: - Сокджин - мой папа. Вот, смотри, я захватил кое-что из дома, возьми это, - Гук говорит тихо и это еще одна причина, почему Мин не может не поверить Гуку. Он берет из его рук помещенную в файл бумажку и не может поверить ее содержанию. На ней указана дата рождения Гука, его полное имя и имена его родителей. Это свидетельство о рождении Чонгука. Юнги переводит взгляд с бумажки на него. С него на бумажку и не верит тому, что видит. Сигарета сжигается до фильтра, и он вынимает ее, туша о дверной косяк и кидая в карман растянутых домашних спортивок. - Так просто получилось, Юнги. Я стеснялся такого молодого отца - вот и вся причина, почему я молчал. - Подожди, но как?.. а где тогда твоя мать? - Мин с непониманием смотрит на Гука. Они так и стоят у порога, не проходя в дом. - Моя мама умерла, я ее совсем не помню. Меня отдали Сокджину, когда ему исполнилось двадцать, а мне шесть. Ты прав, он действительно меня любил, да. Но другой любовью. Юнги качает головой. Он еще раз смотрит на бумагу в своей руке, возможно, все еще надеясь на то, что глаза подвели или что-то могло на ней измениться за несколько секунд. Но ничего. Юнги молча разворачивается и идет к кухне. Чонгук следует за ним. Мин курит за столом, не поднимая головы на вошедшего. Только смотрит на бумагу в своих руках. - Ким Сокджин, - тихо произносит он. - Как так получилось, Чонгук? - Моя мама была старше него. А ему было четырнадцать, когда появился я. Ему пришлось пожертвовать многим ради меня. Ему сейчас очень тяжело. Он отпустил к тебе, хотя до этого сказал, что очень боится за меня. Юнги молчит. - Я люблю тебя, Юнги. Я, правда, очень сильно люблю тебя. Я люблю, когда ты на меня смотришь, поэтому, пожалуйста, посмотри на меня, - тихо просит Гук, опускаясь на стул. Юнги поднимает свой взгляд, заглядывая в глаза Чонгука. - Ты мне не сказал о нем совершенно ничего. Почему? - Я не знал как, Юнги. - Ну как так? - Мин тянется своей рукой к Гуку, тот кладет свою ладонь на стол, позволяя Юнги обхватить ее пальцами. - Ты не мог рассказать этого мне? Ты боялся моей реакции? - Я не знаю, - Гук покрепче сжимает его руку, опуская взгляд. Мин тушит бычок о пепельницу и бросает в нее. - Но, понимаешь, есть такие вещи, о которых почему-то говорить очень сложно. Но теперь ты знаешь. - Мне в это, конечно, верится с трудом, - Юнги обхватывает ладонь Гука второй рукой, сжимая ее. Он вспоминает первую встречу с Сокджином, как был он холоден с Юнги и как был мягок по отношению к Чонгуку, как позволял быть ему единственным хозяином. Как он провожал его спину, сколько было в нем чувств, какой он был неравнодушный. Как много было в нем боли. - Почему ты мне сказал не смотреть на него? - Потому что он очень красивый, ты мог влюбиться в него, - Юнги прыскает, улыбаясь. - Я тебе это говорю на полном серьезе. - Но ты красивее него, раз на то пошло, - Юнги заглядывает в глаза Гука, и его глаза улыбаются ему. Младший не может противиться Мину, когда все его эмоции тот передает одним лишь взглядом, он умеет. - В миллион раз. - Это неправда, - Гук становится тише, у него в груди бьется желание подойти к Юнги, стать к нему ближе, и он готов подняться на ноги в любой момент. - Иди ко мне, - Чонгук в тот же момент встает на ноги, отпуская ненадолго руки Мина. Младший приземляется на его колени, лицом к лицу и утыкается носом в шею, крепко обнимая. Юнги обнимает его так же крепко, даря эти ласковые поглаживания по спине. - Ты красивее его. Ты красивее всех. Понимаешь, Чонгук, однажды человек, который тебе нравится, перестает быть обладателем просто красивых черт лица, красивого тела, да и вообще красивого внешнего вида. Он становится для тебя красивым по-иному, потому что ты видишь в нем внутреннюю красоту, Гуки, - Юнги целует младшего в скулу, не прекращая поглаживаний. - И когда его внутренняя красота выходит наружу, то он становится самым красивым человеком на свете. У него становится не просто красивое лицо или красивое тело, он становится ужасно красивым даже утром, когда грязные волосы, у него запах изо рта и даже в те моменты после тренировок, когда все тело пропитано потом. Он становится красивым непрерывно. Ты красивее любого, Чонгук, - младший целует его шею и Юнги прикрывает глаза. - Спасибо, Юнги, - тихо шепчет Гук. Они сидят так еще какое-то время, пока младший не нарушает эту тишину. - В детстве у меня были большие щеки. И я всегда много ел, как и сейчас, - Мин усмехается, зарываясь рукой в его волосы. - Я хочу сказать, что мое детство было самым лучшим. На то, чтобы у меня было детство, было положено очень много жертв. У меня было все, что я хотел и о чем мечтал. У меня не было мамы, но, - он сглатывает, скопившуюся во рту слюну, - это не сделало меня несчастным. Он стал для меня самой лучшей мамой. Он стал для меня самым лучшим папой. Он стал для меня самым лучшим другом. Я не могу не любить его так же сильно, как он любит меня. - Я думаю, это одно из самых бесценных богатств, Чонгуки. Ты ужасно богат. - Да, - он кивает. - Несмотря на то, что он так сильно переживает из-за нашей разницы в возрасте, он отпустил меня к тебе. Он сам сказал идти к тебе. Я хочу, чтобы вы поговорили. Я хочу, чтобы он понял, что не ошибся, доверившись мне. Я хочу, чтобы он принял нас до конца. Юнги трогают эти наивные слова Чонгука. Эти искренние слова, говорящие устами юности, эти чистые как капля росы слова. Этот сияющий теплым светом Гук. - Я толкнул твоего отца и нахамил ему, - сожалеюще усмехается Мин. - Он простит тебя. Он не сможет не простить. Ему просто страшно, что ты сделаешь мне больно. - Конечно, ему страшно. У нас с тобой разница в восемь лет. Ты слишком мал. - Я не так уж и мал. Ты заставляешь меня становиться старше и опытнее, - поняв, что только что сказал, Чонгук краснеет. - Я имел в виду не то, что ты мог подумать. - Это меня заставляет сожалеть, Чонгуки. Я ведь действительно тебя порчу, - Гук поднимает голову, рассматривая лицо Мина. - Пожалуйста, продолжай меня портить, - и смущенно вздыхает. Юнги усмехается тому, с каким серьезным лицом младший произнес подобное. - Я хотел сказать, что, пожалуйста, просто будь со мной. Я счастлив с тобой. Я очень рад, что встретил тебя, очень рад, что тогда соврал по поводу своего возраста, и ты посмотрел на меня. Юнги мягко целует младшего в щеку. - Я люблю тебя, Гуки.

***

Сокджин собирается на работу, аккуратно зачесывая свои волосы. У него еще есть немного времени до выхода, поэтому он, задумчиво отложив расческу, выключает в ванной свет и направляется в свою комнату. У него всему свое место и всегда приятно пахнет освежителем воздуха в перемешку с ароматом кондиционера для белья. Все книги стоят на полочке в книжном шкафу, все тетради с отчетами на рабочем столе в ровной стопке. Он подходит к прикроватному столику, где стоят рамки с тремя фотографиями. Сокджин берет одну из них в руку. Это Чонгук. Тогда у него выпали два передних зуба, и на фотографии это было видно достаточно хорошо. Он просто держал в руке мяч и уже был готов съехать с детской горки. На второй фотографии Гуку уже шестнадцать, и он просто смотрит в окно. Сокджин сфотографировал его тогда тайно. На третьей - Сокджин держит на руках спящего малыша, уморившегося после веселого дня в парке аттракционов. У Кима впалые щеки, пугающие синяки под глазами, слишком тонкие пальцы и счастливая улыбка. Он, кажется, чуть ли не плачет. И да, Джин помнит, что тогда ему так сильно хотелось расплакаться: от острой финансовой нужды, от тяжелой работы и тяжелой учебы, от нагнетающего стресса, но и от умиления, от счастья и от любви. У него и глаза даже слезятся на фото. Он вымотан и так счастлив. За его спиной закат, на руках спящий Чонгук, у которого пальчики слиплись из-за сахарной ваты. Его мальчик тоже счастлив и настолько вымотан, что не дотерпел до кровати. Джин улыбается, ставя рамку на стол обратно. Сейчас у него красивое лицо, на котором так скоро появятся еле заметные преждевременные морщинки. Разумеется, он их скроет, но их появления не избежать. Все это прошлые стрессы, недосыпы и недоедания. Все это переживания за Чонгука, который всегда рос слишком быстро, чтобы Сокджин мог докормить его в определенный момент его жизни, чтобы мог доласкать, доиграть с ним, доучить его, долюбить ровно настолько, чтобы ему хватило. У Кима на сердце вот уже несколько лет тяжелым грузом лежит страх, что он чего-то не додал Чонгуку. У Кима есть опасения, что у каждого человека на сердце лежит этот груз до конца своей жизни. У Сокджина навсегда на лице останется эта слабая тень глубокой печали и сожаления. Он навсегда сохранит молодость в своей улыбке и наложившую свою печать мудрости старость в глубоких глазах. Его лицо навсегда останется таким, какое оно теперь, в тридцать один год. Он навсегда влюблен в своего ребенка и в его жизнь. Он навсегда обеспокоен его будущем. Он навсегда отдан весь ему. Его мучают сомнения по поводу того, что он отпустил своего ребенка в дом ко взрослому парню. Его мучает новость по поводу того, что его сын гей. Ему страшно за него, ему больно за него в два раза больше. И он знает заранее, что со всем свыкнется. Он знает наперед, что примет Чонгука и его ориентацию. Знает, что примет и поддержит его выбор. Знает, что простит за все, знает, что стерпит все обидные слова в будущем, что будут сказаны в его адрес. Знает, что познакомится с этим Юнги и знает, что он не такой уж плохой парень. Знает, что Чонгуку будет еще столько раз больно и знает, что этой боли не избежать. Сокджин знает, что любит его, а это значит, что его тень будет до конца его дней стоять за спиной Гука. Сокджин поправляет галстук, надевает пиджак, сняв его со спинки стула и берет ключи от машины. Возможно, он был сыну больше матерью, чем отцом. Возможно, он был недостаточно родителем и слишком много другом. Возможно, его желание всегда все делать правильно и не ошибаться его очень сильно подведет. Возможно. Но когда он заводит машину, на телефон приходит сообщение: "Спасибо большое, пап". И Сокджин знает, что ради этого можно стерпеть еще целую гору бед и неприятностей. До тех пор, пока есть это "спасибо, пап", до тех пор, пока есть просто "спасибо" или просто "папа", Сокджин будет расшибаться в лепешку. Он улыбается. Солнце, наконец-то, выходит из-за туч.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.