Идиоты

они делят на двоих сигарету. вокруг темно, и только задетые случайно в драке качели скрипят отвратительным ржавым скрипом. у Бьорна разбит нос и губа, но злости внутри больше не остается. на лице пьяно гуляет улыбка. Бьорн смеется. он, избивавший его пару минут назад, недоуменно смотрит на него, приподнимает разбитую бровь и тут же морщится. Бьорн не может перестать улыбаться ему, не может остановить себя, когда пальцы тянутся к его лицу. и вся эта вражда, вся эта ситуация, даже их полупьяная драка на детской площадке в полночь, все это — чертов идиотизм. так смешно. но ладонь находит щеку, большой палец дотрагивается до чужой скулы, где завтра, Лодброк уверен, будет красоваться огромный синяк, и их дыхание сбивается. вокруг тихо, темно, и это так банально, так ужасающе по-сериальному, что даже мысль о том, что он собирается сделать, заставляет Бьорна снова пьяно захихикать. что ж, что-то в мире, похоже, сходит с ума. они целуются. и у Бьорна губы — в кровь, но они все равно жестоко кусаются, сталкиваясь зубами, будто снова в драке, и это заводит Лодброка еще сильнее. и у Бьорна сердце — в клочья после всех этих неудачных отношений — съедавших, неудобных, б е с ч у в с т в е н н ы х, но оно тянется, тянется к этому человеку. и они пьяные, побитые; терзают друг другу губы на улице в полночь, под светом луны и фонарей, и что-то в мире определенно сходит с ума. но как же, черт возьми, Бьорну плевать на это.