Мысли без слов

Наруто нравится наблюдать, хотя он все так же горит желанием вмешаться в идиллию одиночества Учихи. Светлая кожа в невинно-оранжевых лучах уставшего солнца кажется чересчур идеальной, до неправильности, хочется даже поставить пятно поверх блика света на ровной щеке. Пятно крови или грязи — не важно, лишь бы испортить эту красоту, покрытую ледяной коркой отчужденности. Особое внимание при разглядывании Наруто уделяет притягательным чертам лица, въевшимся в память чернильными разводами и жжеными пятнами. Он редко видел на этом родном до боли лице что-то кроме равнодушия, а потому каждое микродвижение, каждое изменение запоминалось очень точно и воспринималось ярко. Вот и сейчас, едва дернувшийся уголок губ Саске разукрасил мир мириадами новых красок и светлых искр, в груди разлилось горячее сладкое чувство, перебивая едва сформировавшуюся безмятежность. Им не нужны слова для того, чтобы объяснить друг другу свои переживания. Поэтому Учиха говорит без слов, одним взглядом. Что можно прочесть в его глазах? В этих непроницаемых глазах, словно насквозь проколотых шипом — зрачок поглощающий, холодный. Прикоснешься и примерзнешь. А вот подсвеченную солнцем радужку можно рассмотреть, как следует: она серая, с прожилками, похожими на вросшие в землю корни, и грозовыми полосами тьмы по краю. Глаза Саске Наруто узнает и закрытыми — по ресницам. Таких ресниц нет и не было ни у кого из всех, с кем приходилось иметь дело, а знакомств у Хокаге за бесконечную череду приключений накопилось немало. Рваные. Не похожие ни на что, разной длины и колючие на вид, как иголки. Удивительно черные, без оттенков даже на свету. Если бы он мог проверить насколько они жесткие… Проверяет. Упирается рукой и целует покорно закрывшееся веко, но вопреки желанию сосредотачивается на тепле чужой кожи. Саске хмыкает, и это звучит красноречивее любых ядовитых высказываний. Узумаки тут же садится обратно, смущенный своим порывом. Еще стоит упомянуть о губах. Губах, дополняющих картину аккуратным красиво изогнутым штрихом. Именно штрихом — потому что губы Саске очень бледные, едва-едва розоватые, на свету почти сливаются с кожей. Наруто догадывается, что они даже спустя несколько лет очень нежные и мягкие, ведь Учиха никогда не имел привычки кусать или облизывать губы. Невыносимо хочется проверить, но Узумаки не может даже шевельнуться, потому что Саске все еще насмешливо-настороженно разглядывает его. Темные пряди слабо колышутся под порывами легкого ветра, а на спине и плечах — лежат неподвижно. Они похожи на перья, такие же четко разрозненные и мягкие на концах, но жесткие у основания. Да и топорщатся на затылке точно так же, как в детстве, разве что теперь чуть более длинными полосами. Одет Саске в легкое серое хаори, легкомысленно распахнутое на груди, и ниндзя-бриджи, закатанные почти до колен. Из обуви во время отдыха он предпочитает носить гэта, чем неуловимо напоминает Наруто эро-саннина. Мучительно хочется положить ладонь на ступню, погладить, провести вверх, до острой коленки, чтобы в очередной раз убедиться, что он не иллюзия, а действительно находится рядом. — Тебя не потеряли там, а, Хокаге? Еще немного и Сай пустит по следу чернильных ищеек. — Эй, у меня должен быть перерыв. Пусть скажет спасибо, что я не трачу время на выпивку, как делала бабулька. Саске видит переливы света в глазах Узумаки, того света, что вытянул его из промерзлой дыры отчаяния и замолкает, не смея разрушать умиротворяющую атмосферу. Он удивляется тому, что Наруто даже в конце рабочего дня выглядит свежим, сильным, едва ли не довольным жизнью лисом, кажется, вот-вот убежит в сторону леса и будет резвиться на зеленой полянке со зверьками. Вообще-то, это полнейшая наглость сравнивать сильнейшего в истории Конохи Хокаге с безмозглым зверьем, но куда деваться, если ничего другого в голову не приходит? Свет замирает в его волосах, как всегда лохматых, взъерошенных и заметно выгоревших на макушке. Что ни говори, Узумаки идет красный: и облачение Хокаге, и необъятный тяжелый плащ, и даже шляпа с символикой огня, которую он терпеть не может, а потому носит только с полпинка Сая по праздникам. И эти полосы. Саске сам, поддавшись настроению, касается их, чувствуя, как кожа под пальцами подрагивает из-за того, что Наруто пытается сдержать счастливую улыбку. А потом он склоняется, чтобы прижаться к мягким губам невесомым поцелуем. Их губы соприкасаются едва-едва, на самом краю, но даже так можно ощутить живое человеческое тепло — желанное и такое уютное. Резко стирается граница, которую они установили после войны, сражения и возвращения Учихи в деревню. Такое уже случалось — Узумаки помнит тот день, когда жители праздновали всеобщую победу. Такое не забудешь. Саске не пришел, а Наруто решил проведать его. Парня, за которого он ручался жизнью перед остатками совета Каге, за которого разбивался в кровь и фанатично жертвовал собой. Учиха был пленником в собственной деревне, под надзором не меньше десятка АНБУ и вездесущего Наруто. У Узумаки заболело сердце, а страх сжал горло холодной сухой рукой. Горькое одиночество врезалось в память гвоздями и железными занозами размером с кунай. Саске не готовился к побегу, не собирался мстить, не хотел действовать — он просто сидел на крыльце, подперев голову рукой и возюкая по песочной насыпи длинной веткой. Как ребенок, брошенный родителями на произвол судьбы: без цели, без идей, без желаний. Наруто попытался появиться неожиданно. Буквально с крыши свалился, делая вид, что оказался тут случайно. Замер, ероша волосы на затылке и посмеиваясь. Ему хотелось знать, что Саске будет делать. А тот окинул яркую фигуру колючим безразличным взглядом и ушел в дом, закрыв за собой дверь. Наруто не был бы Узумаки, если бы не «попросил» открыть, перебудив воплями пол-улицы. А Саске не был бы Учихой если бы не сделал этого чисто из вредности. К счастью, эффективных тормозов для Наруто никто не придумал. Он вскрыл окно, забрался внутрь, и вот тогда что-то изменилось. Саске просто хотелось выпроводить придурка, а Наруто хотелось остаться. Как два противоречивых желания трансформировались в горячие злые поцелуи на грани потери сознания, смешанные с неразборчивым шепотом оскорблений и пререканий, так никто и не понял. Теплый язык скользит по центру губы. Потемневшие от волнения голубые глаза регистрируют совершенно безэмоциональное лицо в непосредственной близости от своего. Но действия, действия-то как всегда противоречат внешней оболочке: напор становится жаждущим и наглым, таким, что Наруто больше не может удерживать оборону. Один язык наталкивается на другой. От неожиданности Узумаки тихо мычит в чужие губы. И правда нежные. Даже слишком. Саске целует его не так, как в тот раз. Сейчас — спокойно, миролюбиво, с трепетом, но явно сдерживая свою темную натуру, властную и горячую, как огонь. Наруто хочет и может подарить ему искру, а потому поддевает чувственно мягкий язык своим, отвечает, как ему кажется, неуклюже и неумело. Поцелуй обрывается на судорожном вздохе Саске. В прошлый раз все было примерно так же: наведалось внезапное осознание, произошел быстрый разговор в пару блокирующих фраз и прощание. Ниндзя — они привыкли обрубать и кромсать все, что считают опасным. Тело Узумаки расслабляется. Голова обреченно падает на плечо Учихи прежде, чем он успевает подумать о своих действиях. Им не нужны слова для того, чтобы объяснить друг другу свои страхи. Рука Саске ложится на лохматый затылок, небрежно ерошит пряди, а сам он задумчив и обеспокоен. Этого не должно было случиться снова. — Плохая идея целоваться на горе Хокаге, — бурчит Наруто, обжигая шею брюнета теплым дыханием. Кожа тут же покрывается мелкими мурашками, и Саске передергивает плечами. — Это вообще плохая идея, — в низком голосе звучат привычные нотки, нетерпеливые и резкие, с примесью злости. Но Наруто, упорно прячущего лицо в складке хаори, Саске не отталкивает. А ощутив мягкие разгоряченные губы на коже — замирает, воинственно подобравшись. Влажное прикосновение длится долго, так долго, что Учиха успевает расслабиться и немного успокоиться. — Давай представим, что мы друг друга не знаем… и сбежим? Холодок тревоги ворочается в груди, потому что все это — слишком правильно. Именно так, как хотелось бы. Почему он кивает? Почему встает, безвольно повиснув на крючке знаменитой улыбки Узумаки? Почему идет следом, прогулочным и неспешным шагом, хотя стоило бы бежать без оглядки и навсегда забыть о существовании этой одержимости? Мысли рассыпаются, а Саске безуспешно пытается собрать их во что-то цельное и более-менее крепкое. Бесполезно, но пытается. У Наруто дома на удивление чисто. Все-таки он уже и не ребенок, хотя одежду все так же горой складывает на стул и не заправляет постель. Саске эти детали кажутся раздражающими, но характерными, а потому неотъемлемыми. Он пытается дышать глубоко и мощно, особенно когда руки Наруто оказываются на спине. Скользят по плечам, по лопаткам, зачем-то пугливо перебирают отросшие космы. Они ведь почти как у Мадары во времена молодости. Это страшно. Действительно страшно, потому что Саске похож на небезызвестного Учиху. Выстрадавший свое брат-близнец… — Почему сейчас? Наруто отвечает не сразу. — Это не моя вина. Повернувшись, Саске без труда толкает его к ближайшей стене. Видимо, им нравится делать это у стен — иллюзия полного уединения всё делает интимным. Вес сильного жилистого тела пугает Наруто, как напугал бы приставленный к горлу нож. То есть не сильно, учитывая, что он является сильнейшим ниндзя Конохи. Им не нужны слова для того, чтобы объяснить друг другу свои чувства. Саске не груб, он требователен, смел и почему-то опять зол. Наруто пытается понять причину. А когда понимает, перестает дышать. «Почему сейчас?» — Саске… — Наруто дергается, пытаясь как-то приостановить мужчину, увлёкшегося его шеей. Он должен сказать это глядя в глаза. — Ты — не замена. Я ни с кем… Ладонь легко падает поверх губ, останавливая поток слов. Понял. Сам все понял. Мучительно прикрыв глаза, Хокаге целует беззащитную руку. Осмелев, цепляется дрожащими пальцами за полосу серого пояса и тянет, медленно, бессмысленно-тягуче. Горячо. Горячее тело, горячая кожа и тепло распространяется внутри подобно тому, как случайно разлитая вода покрывает поверхность стола: мягко, но стремительно. Для Наруто узы, связывающие его с Саске — нечто священное, сакральное, вознесенное в ранг важнейшего в жизни. А что эти узы значат для Учихи? Мелочь, мешающая приблизиться друг к другу? То, что можно забыть на время, отложить в долгий ящик? И разорвать при желании? Что? Ответ на вопрос приходит неожиданно. Когда Учиха жестоко сдергивает алое полотно мешающей ткани с тела Узумаки и просовывает пальцы в дырочки майки-сетки, чтобы коснуться темнеющей на золотистой коже точки соска. Эти прикосновения не изучающие, они точные, четкие, словно выученные заранее. Саске сжимает бугорок подушечками пальцев, насильно вырывая высокий стон и довольно усмехается краешками губ. Ему нравится властвовать над Наруто — человеком, который никому не позволяет помыкать собой. Только Саске, собственному, личному командиру, может быть позволено небрежно стаскивать его одежду, быть жестким и устанавливать правила. Он наблюдает за тем, как резко вздымается загорелая грудь Наруто. Движение неравномерно-уязвимое, словно он в ярости, но это не так — видно по взгляду. Дерзкому, неестественно-завораживающему, словно отражение неба на лезвии катаны. Саске всегда вспоминал о Наруто, когда точил Кусанаги где-нибудь под открытым небом. В такие моменты он снова и снова начинал бороться со своими противоестественными чувствами, но так и не смог победить в этой грязной и жестокой борьбе. Грязной, потому что он делал все возможное, даже пытался забыться в объятиях первого встречного, а жестокой, потому что нет ничего хуже, чем убивать в себе привязанность к кому-то. Шаг за шагом, кусочек за кусочком, капля за каплей… Учиха кладет руку поверх груди, там, где естественная броня организма защищает легкие. И царапает, оставляя красные отметины, четкие полосы, заставляя Наруто морщиться и кусать губы. В голове взрываются угрызения совести, опаляя разум глубоко запрятанной болью. Виноватый взгляд Учихи удивляет и немного отрезвляет Наруто. Ему приходится снова строить доверительные мостики, убеждать Саске, что все в порядке, что ничего страшного не происходит. «Все ожидаемо и возможно» — говорит прикосновение к тугому напряженному животу Учихи, дрогнувшему под пальцами. Наруто недолго борется с собой, рука проскальзывает под ткань бридж интимно и резко, но Учиха не отстраняется, а лишь прижимается ближе. Во рту пересыхает и становится не на шутку страшно поднять взгляд, чтобы снова восстановить зрительный контакт. Горячо. Там — горячо и твердо, особенно когда пальцы неловко сжимают плоть. Осторожное движение вниз — и Саске судорожно выдыхает в подставленное плечо, мысленно проклиная свое податливое тело. Еще немного и ему будет все равно, что случится. Поэтому он нервно выдергивает ласковую руку и прижимается пахом к паху, проверяя, в одинаковом ли они положении. Да, абсолютно — оба возбуждены до предела. Тогда он двумя руками скользит по пояснице Наруто, вниз, под штаны, смыкает пальцы на крепких ягодицах и ждет. Реакция следует незамедлительно, ослепляющее-яркая, ожидаемая, но все равно удивительная. Узумаки целует его, показывая принятие и готовность к любому продолжению. — Саске… Имя соскальзывает с губ шелестяще-шипяще, на выдохе. Наруто думает, что это слово какое-то змеиное, как и все в Учихе — его повадки, движения, тело и даже поступки. Вот и сейчас: он скользит, крадется, медленно движется к цели, стараясь не напугать, а вызвать доверие. Как любой змей, ползущий к добыче, но нетерпеливо пробующий воздух острым язычком. Неожиданно все чувства схлопываются в одно — яркое ощущение прикосновения чужих пальцев к напряженно сжатому сфинктеру. Шумно сглотнув, Наруто чуть-чуть поворачивает голову и снова ловит взгляд, подернутый горячим маревом возбуждения. Узумаки кивает, тревожно выдыхая и цепляясь за ткань хаори. Сейчас он чувствует себя мальчишкой, в руках того, кто вот-вот откроет секреты новой сложнейшей техники. Пальцы начинают двигаться, неспешно, плавно, по кругу, массируя, нажимая, но там слишком сухо для проникновения. Лишь позже Наруто понимает, что это была проверка на доступность, репетиция. А вот сейчас Саске займется им всерьез. От этой мысли теплым комком в груди сворачивается приятное волнение. Они быстро избавляются от остатков одежды: Саске стаскивает его штаны, а он, наконец, подхватывает хаори пальцами и оголяет плечи. На теле Учихи много шрамов, они рельефные, белесые, чуть-чуть выступают, но практически сливаются с основным цветом кожи. У него вот совсем не так, шрамов, благодаря стараниям Кьюби, нет совсем, разве что только на щеках. Они падают на не застеленную кровать, поверх мягкого бугристого одеяла — Наруто любит спать в тепле и комфорте. Ткань едва ощутимо пахнет Хокаге и лечебной травой, полезной для сердца, которую приходилось пить перед сном по наставлению Сакуры. Саске не делает пауз, словно боясь — еще секунда и все может быть потеряно. Не дает расслабиться и успокоиться, смачивает пальцы и снова уделяет внимание ямке между ягодиц. Только теперь, когда Узумаки оказался в таком подчинительном положении, запоздало появляется смущение. Вторжение жесткое и безжалостное, как и все действия Саске: пальцы проталкиваются внутрь, раздвигают гладкие стенки, чуть сгибаются и ввинчиваются дальше, заставляя Наруто выгибаться до обжигающей боли в пояснице. Почему-то в этот момент Хокаге не произносит ни звука, крепко и упрямо сжав челюсти. Но об Учихе можно сказать то же самое, он напряжен, зажат, вытянут тугой струной. Другая рука с силой прижимает бедра Узумаки к постели, чтобы не ерзал слишком активно… Неожиданно пальцы сменяет член, воздух вырывается из груди вместе с протяжным стоном. Саске входит только головкой, не дальше, замерев и насторожившись. Ощущения острые, болезненные, незнакомые и странные. Наруто тихо скулит, не зная, как облегчить свою участь, смена положения и попытка расслабиться ему совсем не помогают. Помогает только ласка — неожиданно бережная ладонь ложится поверх вздымающегося живота, поглаживает, переходит на изгиб бедра и на ногу. Учиха склоняется вперед, стараясь не двинуть бедрами, и смотрит прямо в глаза. — Я не хотел, — шепотом говорит он, медленно проговаривая каждое слово. Как ему удается отвлечься от горячей пульсации сжимающихся вокруг члена мышц — остается только догадываться. — Только не… — Тупица, — сквозь зубы отвечает Наруто, аккуратно двигая бедрами вниз. — Я хотел! И тогда Саске начинает двигаться. Сначала все идет не так, как хочется, впрочем, их отношения этим и отличаются. Могли бы с самого начала быть друзьями, защищать друг другу спину, вместо того, чтобы враждовать. Внезапно в какой-то момент все изменяется: становится сладко, приятно, замечательно. Тягуче-плавные движения перетекают из одного в другое, сплетаясь в одно равномерное действо, переломное и откровенное. Саске ловит губами горькие всхлипы, отчаянные стоны, мучительно-страдальчески вырывающиеся из груди Наруто. С каждым толчком ему хочется больше, громче, сильнее вбиться в сильное крепкое тело и проникнуть глубже. Он и так слишком глубоко врос в Наруто, настолько, что без него тот не был бы собой. Как и наоборот, без этого упертого придурка не существовало бы нынешнего Учихи Саске. Внутри скользко и горячо. Так хорошо, что хочется остановить время и забыться вот так, в этой унизительной для Хокаге позе. Когда Саске думает об этом, отвращение к самому себе цепью звенит внутри, и он стискивает блондина в нежных объятиях. Тугая судорога сильнейшего удовольствия охватывает Наруто, и Учиха чувствует ее каждой клеточкой тела. Очень скоро, он присоединяется к экстазу, доведенный до кульминации мощной дрожью Узумаки. Оглушительный хлопок удовольствия выталкивает из реальности на несколько минут, после чего первым осознанным ощущением становится срывающее хриплое дыхание. Они лежат так, не размыкая кольца рук, не мешая друг другу обдумывать ситуацию, пока Наруто не начинает ерзать. Впрочем, Учиха быстро понимает, что придавил Хокаге всем своим весом. Он приподнимается на руках, легкомысленно открывая рот, чтобы сказать, наконец, подходящие слова. И не может их подобрать. Банальности не подходят, а что-то экстраординарное может быть не понятно. Узумаки кладет ладонь поверх его рта. И улыбается. Той самой, очаровывающей улыбкой, обладающей по-настоящему мистическими свойствами. И Саске понимает. Не мог не понять. Видимо, им просто не нужны слова.