Фэнтези: Добро и Зло. Герои и Злодеи

Так или иначе, все современные писатели-фэнтезисты ссылаются на Толкина, будь то спор или подражание. Таким образом, фэнтези условно можно поделить на три типа (с последующими подтипами и ответвлениями). 1. Эпическое фэнтези, высокое фэнтези. Сюда и относится как раз Толкин, можно также отнести и Льюиса, конечно, несмотря на то, что его фэнтезийный цикл «Хроники Нарнии» предназначен, прежде всего, для юной аудитории. 2. Подражательное. Сюда относится творчество доброй половины писателей, начиная с 1960-х годов и по наше время: Урсула Ле Гуин, Роберт Джордан, Энн Маккефри, Питер Бигль, Кристофер Паолини, Джоан Роулинг и т. д. В свою очередь, сюда также входит и творчество тех писателей, которое можно назвать псевдоэпическим или неудачно эпическим, но кого сюда относить, вопрос субъективный. 3. «Новое» фэнтези, постмодернистское фэнтези, фэнтези как спор, с серыми персонажами и размытыми гранями добра и зла. Сюда можно отнести как Аберкромби и Джорджа Мартина, так и Терри Пратчетта, несмотря на то, что сама этика его произведений сходна с этикой произведений Толкина и Льюиса. Конечно, это, третье направление, или третий тип нельзя назвать чистым - он всё равно является и подражательным тоже (да и не будь «Властелина Колец», не было бы с чем спорить). Ведь и у Мартина есть как волшебные мечи и пророчества, так и попытка создать свою собственную историю и географию – ведь «Мир Льда и Огня», например, по своей сути (хотя и не по форме) очень напоминает «Сильмариллион» Толкина. Магия у Аберкромби во многом наследует те же принципы магии, что и у Урсулы Ле Гуин в «Волшебнике Земноморья». Наиболее контрастным каноничному по форме и содержанию является фэнтези Терри Пратчетта: здесь нет героев, нет волшебных мечей и пророчеств, и даже злодеев нет, хоть и антагонист, как водится, присутствует во всех крупных произведениях, однако его роль, особенно к концу романа, является весьма спорной. Шутки про мечи, волшебные и не очень - важный атрибут эпического фэнтези - Терри Пратчетт тоже очень любит. «…возвращаясь к предыдущей теме, что общего способность убивать драконов имеет со способностью править королевством? Но меч его сверкал от души. С этим было не поспорить». Отдельным моментом можно выделить также Мервина Пика и его трилогию «Горменгаст», которая, в общем-то, фэнтези не является, но, бесспорно, оказала влияние на жанр в целом. Современное фэнтези с годами несколько обмельчало. Или изменило траекторию своего полёта. Сейчас фэнтези пишется не столько для того, чтобы донести какую-то идею, мысль, сколько для того, чтобы: 1) поразить читателя – мочиловом, кровью, жестокостью, обилием откровенных сцен; 2) перепрофессорить Профессора – обилием языков, собственной географией с множеством локаций, своей мифологией и историей. За всем этим у многих теряются сюжет и развитие персонажей. Более того, в отдельных случаях складывается ощущение, что писатель не знает, что такое сюжетная линия персонажа, которая тоже, как и сюжет, состоит из трёх логичных звеньев: завязка, кульминация и развязка. По отношению к сюжетной линии персонажа это можно интерпретировать как: знакомство с персонажем, его описание, то, что он из себя представляет в начале своего пути; конфликт; рост или падение персонажа. Эти позиции могут меняться местами, например, с первым появлением может быть сразу дан конфликт, а позже уже рассказ о самом персонаже, например, то, почему он таким стал. Взлёты и падения могут случаться несколько раз. Но обязательно персонаж должен меняться, и обязательно его линия должна быть завершённой и нести какой-то смысл. Сейчас всё чаще вместо того, чтобы создавать гармонично прописанных персонажей, многие писатели вводят рендомных, просто чтобы они были (например, для роялей). Этическая функция стала всё больше уступать функции чисто развлекательной. Основной проблемой в мире меча и магии является, конечно же, извечная борьба Добра со Злом. Но как это преподносят разные авторы в своём творчестве? Законы магии Для начала стоит разобраться, как действует магия в различных фэнтезийных мирах и какую роль она там играет. «Но никогда не совершай Превращений — ни с камешком, ни даже с песчинкой, — пока не поймешь, какие добрые и злые последствия это вызовет». (Урсула К. Ле Гуин, «Волшебник Земноморья») Очень логичное положение вещей. Также, в романах Ле Гуин действует принцип об истинных именах: зная истинное имя предмета, ты можешь творить с ним магию, ты можешь взывать к нему. Также и люди, кроме обычного имени имеют также и истинное, и имя это – строжайшая тайна, которую никому не говорят (или только некоторым, очень близким людям). Кроме всего прочего, в романах Ле Гуин по части магии и колдовства примечательно также и то, что использование магии всегда приводит к истощению, применив ту или иную магию, человек может даже погибнуть. Так случилось с одним из волшебников, который исцелял Геда, призвавшего Тень. Этот же принцип использует в своих романах из цикла «Первый закон» и Аберкромби: хоть и маг Байяз и способен порой творить с помощью магии поистине колоссальные вещи, но также и страдает от этого потом, силы его покидают, и ему нужно время для восстановления. Примерно те же принципы – об истинных именах и об энергетическом обмене – действуют и в цикле романов Кристофера Паолини «Наследие». По крайней мере, во время действия первой книги, а дальше магия главных героев становится уже всё более и более могущественной, и законы истощения и восстановления всё больше теряют свою релевантность, делая действия в романах неправдоподобными. Хотя Паолини и уделил много внимания теоретическому вопросу об использовании магии, когда доходит до практического применения, созданные им же законы перестают действовать. Вот, Оромис объясняет Эрагону о равновесии и о том, что каждое превращение ведёт за собой последствие, но в то же время человека можно убить одним щелчком, чем и пользуются герои. Не говоря уже о том, что Эрагон может становиться невидимым, может летать, может переноситься в пространстве, может сделать так, чтобы на Слоана не нападали дикие звери, пока он не доберётся до Эллесмеры. Наличие подобных действий вызывает ряд вопросов: почему Эрагон чувствует себя истощённым лишь выборочно? Почему, имея такие колоссальные возможности, он использует их лишь единожды? Ведь, умея такое, он мог бы уже не раз помочь и Арье, и Рорану, и Насуаде, и даже Муртагу. Соответственно, наличие такого могущества даже у одного человека делает этот мир нелогичным, а уж если у нескольких… Так, раз Гальбаторикс сделал Муртага настолько великим магом, то ему ничего не стоило бы украсть Эрагона и Сапфиру. Да, автор как-то пытался уравновесить ситуацию наличием эльфов-заклинателей и помощью Арьи, но, если на то пошло, не верится, чтобы Гальбаторикс (который, как позже выяснилось, знал о варденах абсолютно всё) не послал достаточно своих заклинателей вместе с Муртагом, то есть, тогда вообще непонятно, почему Муртаг не смог одержать победу. Точнее, понятно, конечно же – потому что у автора не было намерения пленять Эрагона – вместо этого он пленил Насуаду, а Эрагон явился долгожданным спасителем. В Битве на Пылающих Равнинах Муртаг не взял в плен Эрагона и Сапфиру только потому, что нашёл лазейку в приказе Гальбаторикса, чтобы этого не делать, за что и был наказан потом. Но всё это выглядит слишком нарочитым: будто автор сначала создаёт сюжет, а потом притягивает некие детали, чтобы этот сюжет работал. Это как те же рояли. И в фэнтези пользоваться ими на редкость удобно, потому что существует магия, но вот с литературной точки зрения это выглядит неправдоподобно. То же самое касается и магии в «Гарри Поттере». Там вопрос о превращениях даже не стоит. О чём речь, если детей без всякого зазрения совести учат превращать животных в кубки. То есть, маги используют в прямом смысле подопытных кроликов. Остаётся надеяться, что все животные были расколдованы, но что они не пострадали – надежды нет, потому что они, конечно же, пострадали в первую очередь морально. Страшно представить, что чувствовал кролик, когда его превратили в шапку. И в «Эрагоне», и в «Гарри Поттере», предметы можно наколдовать просто из воздуха или из земли. Можно вспомнить, как Снейп наколдовал носилки в третьей части, или змею, которую создал Драко Малфой, птиц, которых наколдовала Гермиона. Тогда как в Земноморье (Урсулы Ле Гуин) подобное колдовство обычно оказывается всего лишь иллюзией, в тексте «Гарри Поттера» не объясняется, иллюзия это или настоящие птицы. В «Эрагоне» это более логично, хоть и не менее невероятно. Эрагон может призвать воду из почвы, может создать шарики золота просто из земли. Но, нужно сказать, что подобное всё-таки требует от него большой сосредоточенности и сил. Но, опять же, на законы Равновесия там не обращают почти никакого внимания. «Разве мы видим, как Гэндальф творит заклинания или как он метает огненные шары? Если приходит время сражения, он достает меч — ведь так?» (Джордж Мартин) И действительно, хоть в мире Средиземья и чувствуется присутствие волшебства, оно сосредоточено больше в лесу Тома Бомбадила, но за его пределами его сила не действует, а сама магия применима лишь в тех случаях, когда магия тебе и противостоит. То есть, никто не останавливает град стрел магией. Магия воздействует только на магию: как пример – поединок Гэндальфа с Балрогом. А то, что волшебная сила Тома Бомбадила действует лишь «на его территории», добавляет миру логичности и правдоподобности, которой не хватает в «Эрагоне» и «Гарри Поттере». Даже Мелькор не может справиться с Унголиант без помощи балрогов. В «ПЛиО» магия, по словам самого Джорджа Мартина, и вовсе может в самый неожиданный момент дать тебе пинка под зад. Несмотря на это, воскрешать людей всё же возможно, и даже неоднократно, правда, после каждого раза они теряют всё больше памяти. “Magic always comes with a price, dearie” (За магию всегда нужно платить), как говаривал Румпельштильцхен из сериала «Однажды в сказке». Таким образом, наиболее логично магия работает в Средиземье, Земноморье, в мире «ПЛиО» и в Земном Круге (Аберкромби). Природа зла Эпическое фэнтези, на первый взгляд, чётко разграничивает Добро и Зло. Однако, даже в книге Льюиса «Хроники Нарнии» автор взывает о милосердии к так называемым злодеям, показывая в них человечность и делая акцент на эмоциях главных героев, которым пусть и вопреки здравому смыслу порой, но становится их жаль. Во «Властелине Колец» не очень много внимания уделяется Саурону, но вот в «Сильмариллионе» описана его история и почему он стал таким. Современные фэнтези-авторы всё чаще пытаются больше раскрыть отрицательных (или условно отрицательных) персонажей. Так, в романах о Гарри Поттере довольно много внимания уделяется детству и юности Волдеморта, а также жизни его матери. В тетралогии Кристофера Паолини «Наследие» автор также даёт «злодеям» предыстории: он рассказывает о том, почему таким стал Дурза, Слоан, даже Гальбаторикс. «Неудивительно, что он стал безумным», - говорит Эрагон о Гальбаториксе, имея в виду смерть его дракона. Однако даже к своему единоутробному брату он почему-то не проявляет подобной чуткости, хоть и прекрасно знает его историю. Точнее, подобные мысли проскальзывают у него, но лишь мельком, и ходят бок о бок с безжалостными мыслями о том, что его нужно будет убить. Муртаг играет большую роль в книгах, однако его история рассказана скомкано и обрывочно, лишь в паре диалогов с Эрагоном и с Насуадой. В этом минус подросткового фэнтези, такого, как «Гарри Поттер» и «Эрагон». Истории важных персонажей (антагонистов, отрицательных – как ни назови) рассказываются обрывочно, да и то, с точки зрения других участников – Драко Малфой, Северус Снейп, Муртаг и другие. Они имеют большое значение для сюжета в целом, но в книгах их повы (главы с их точки зрения) отсутствуют. Не говоря уже о менее значимых персонажах, таких, как Люциус Малфой, Беллатриса Лестрейндж, раззаки, придворные Гальбаторикса. Например, присутствие сцен пыток Насуады вызывает у читателя сочувствие, в то время как отсутствие оных с Муртагом должно было, наверное, смазать такую реакцию, если она была. То есть, читатель вроде как понимает, что Муртага пытали, но, так как этих сцен прямо в книге не было, это не вызывает такой же реакции. Хотя фанаты всё равно понимали это и сочувствовали ему, но было бы любопытно провести эксперимент: если бы сцены с пытками Муртага были включены в книгу, то насколько возросла бы симпатия к нему? Вместе с симпатией к нему возросла бы также антипатия к Эрагону, который (также как и все остальные) был равнодушен к этим фактам. Но больше всего вины лежало бы всё-таки на совести Эрагона, так как Муртаг всё-таки его брат, да и в своё время не раз помогал ему и спас ему жизнь. Теперь становится понятным, почему таких сцен не было! Ведь тогда «герой» казался бы сухим, чёрствым и несправедливым и не казался бы таким уж героем. В фэнтези часто делается акцент именно на страданиях героев, но не злодеев. В «Наследии» есть много эпизодов, где Эрагон буквально теряет сознание от боли в старой ране. Но тогда становится ещё более неясным, как он мог не понимать, через что пришлось пройти его брату. О захваченном Малфой-мэноре тоже упоминается только вскользь, хотя можно только представить, что там творилось при Волдеморте. Да и Драко Малфой предстаёт перед читателем только глазами Гарри Поттера, и, хоть у Драко и много поклонников, но уровень симпатии к нему возрос бы ещё больше, если бы были главы от его имени в шестой и седьмой книгах хотя бы. Но тогда, опять-таки, герои не выглядели бы настолько по-геройски, и все персонажи утратили бы чёрно-белость и посерели бы. Между прочим, качественной литературе это только на пользу. Таким образом, «Эрагон», «Гарри Поттер» и другие, менее известные романы в жанре подражательного фэнтези вроде бы и наследуют традиции первоисточников, повествуя о добре и зле, но так и остаются всего лишь отголоском, калькой, притом не самой удачной. Ведь даже Толкин говорил, что у него нет абсолютно злых или абсолютно добрых персонажей. "Никто в Средиземье не добр или зол по природе: важнейшая сцена всей трилогии — умиление Голлума, одного из самых безнадежных злодеев книги, при виде спящего Фродо, грубо и жестоко прерываемое Сэмом, одним из самых добрых героев". (Николай Эппле) Персонажи Толкина относятся с уважением даже к злодеям, Гэндальф жалеет Голлума. Можно было бы предположить, что, возможно, современные авторы пытаются всего лишь «очеловечить» своих персонажей, показывая и дурные стороны характеров героев, такие как гнев, ненависть, мстительность, несдержанность и т.п. Но в том-то и дело, что и у Паолини, и у Роулинг, и у Клэр это преподносится двулико: когда речь идёт о героях, то это им не только прощается, а даже порой превозносится, тогда как эти же качества у так называемых злодеев порицаются. Интересно также судить об одних и тех же поступках в контексте нескольких произведений. Например, Визерис Таргариен, которого принято считать отрицательным персонажем (хотя сам Джордж Мартин говорил, что у него нет ни положительных, ни отрицательных героев), часто обвиняется за попытку кражи драконьих яиц. Между тем, то же самое действие со стороны Брома в «Эрагоне» делает его героем среди варденов. Изобличать негативные стороны характеров хорошо получается у Аберкромби: именно потому, что он не выделяет ни положительных, ни отрицательных героев – они у него серы. Герои как противопоставление злодеям отсутствуют как класс. Все его персонажи совершают поступки порой ужасные, этим автор и хочет показать их человечность, что все мы люди, и поступаем по-разному. Но он не превозносит одного персонажа над другим. Ферро, Девятипалый, Глокта совершали ужасные вещи, но при этом им не чужды милосердие и человечность, а также большинству его персонажей не чужды и угрызения совести и чувство вины. В конце концов, один из героев романа произносит фразу, что даже Бетода, захватившего северный трон, можно оправдать. Сэр Терри Пратчетт над героями и вовсе насмехается и потешается вовсю. В его романах действуют антигерои, а герои и злодеи отсутствуют как класс, притом, что антагонисты-то там есть. А персонажи, претендующие на роль классических героев, попадают под обстрел добродушного высмеивания. Вместо классических героев в романах Пратчетта действуют неумёхи-стражники («Так не бывает, – проносились в его голове безумные мысли. – Герой всегда разделывает чудовище под орех и всегда появляется в самый последний момент. Только, наверное, этот последний момент прошел пять минут назад»), волшебники-неудачники (Ринсвинд) и мошенники (Мойст/Мокриц фон Липвиг). «Ты ведь эгоцентричный негодяй с моральным уровнем, как у… э… – …крысы, – подсказал Мокриц. – …крысы, спасибо… и вдруг ты становишься любимцем всех религий, спасителем Почтамта, героическим наездником, во всех отношениях замечательным человеком, вертишь дули перед богатыми и власть имущими и, как же без этого, спасаешь кота из горящего здания. И двух человек в придачу, но все знают, что кот здесь важнее». ("Держи марку!") Интересный момент: в экранизациях часто пытаются смягчить такие неказистые качества героев, как злорадство и отсутствие жалости. Например, в фильме «Принц-полукровка» Гарри Поттер сразу соглашается избавиться от книги Снейпа, в то время как в книге он упорствует, и даже то, что он чуть не убил Малфоя, не заставляет его задуматься и не вызывает желания уничтожить эту книгу. Хотя, надо сказать, что даже Гарри Поттер (особенно в экранизации) проявляет даже к Драко Малфою и то больше сочувствия, чем Эрагон к своему сводному брату. Ещё можно вспомнить момент из «Игры престолов», где Старкам сообщают о захвате Винтерфелла. В сериале Кейтилин предлагает, чтобы она переговорила с Теоном, тогда как в книге она говорит Роббу, чтобы он оставил Теона на медленную смерть в вороньей клетке. Возможно, киношники делают это сознательно для того, чтобы выбелить героев, понимая, что иначе такие персонажи просто не найдут отклика у зрителей. Ведь герой всё-таки должен быть милосердным. Таким образом, хоть и в романах «Гарри Поттер» и «Эрагон» и есть истории злодеев, но они: во-первых, не всегда объясняют природу зла – почему они такими стали; во-вторых, за этим ничего нет – не следует никакого вывода. Добро побеждает зло. Этическая сторона вопроса Чем добро побеждает зло? И что есть добро и зло в фэнтези? Не для того ли добро так стремится унизить, уничтожить зло, чтобы на его фоне вознестись и возвыситься? Бывает, что герой не (только) убивает злодея, но хочет, чтобы он признался в своих злодениях и раскаялся, а вместе с тем, признал, что он злодей. То есть, герои считают себя таковыми просто потому, что сами себя так назвали. Но кто из них сам, в открытую смог бы признаться в своих ошибках и в том, что он не такой уж герой? Ведь каждая сторона считает себя правой, никто не хочет считать себя мерзавцем. Герой, назвавшийся героем, есть уже не герой Бывает так, что светоч справедливости несёт далеко не герой, а такой себе серый кардинал, как, например, Давос Сиворт («Песнь льда и огня»). Сам себя Давос героем уж точно не считает и никогда не считал («Нет, не гожусь я в герои»), но именно он во всей серии романов является самым адекватным и милосердным, человечным, действующим по настоящей справедливости персонажем (не так, как Станнис, который «по справедливости» отрубил ему пальцы за контрабанду). Пару слов о сьюшных героях Интересное наблюдение: несмотря на то, что мир ПЛиО считается куда более жестоким, чем Алагейзия, а сам Мартин негласно считается более "серьёзным" писателем, такой персонаж, как Дейнерис, намного более сьюшен, чем тот же Эрагон. Почему? Да потому что в "Эрагоне"/"Наследии" хотя бы силы распределены примерно поровну в отношении драконов. Там тоже есть три драконьих яйца, но не все они достаются герою, а только одно. И драконы в Алагейзии обретают способность дышать пламенем, уже когда становятся более-менее взрослыми. Но что же мы видим в "ПЛиО"? Дейнерис получает сразу три драконьих яйца, то есть трёх драконов! Кстати, ни о каком самопожертвовании с её стороны и речи быть не может. Самопожертвовании во имя чего? Она просто взошла на костёр, попутно прихватив с собой тройку драконьих яиц, вместо того, чтобы оставить их хотя бы тому же Джораху, чтобы он мог их продать и вернуться домой. Но и этого мало: её драконы научились дышать огнём сразу же. И армию она украла благодарю тому, что облапошила работорговца с помощью дракона на верёвочке, который был тогда ещё маленьким, но всё равно уже смог сжечь его (о чём она неоднократно потом вспоминала). Таким образом, персонаж Дейнерис и её непомерное везение и рояли выглядят на фоне всего остального в мире ПЛиО ещё более контрастно и нелепо, чем Эрагон в Алагейзии. Вывод: Дейнерис - ещё большая сьюха, чем Эрагон. Герои и Злодеи. Дело в том, что даже если абсолютная власть попадёт в руки "добра" и сила будет применима ради общего блага (а мы помним, кто из известных тёмных волшебников пользовался этим лозунгом - "Ради общего блага" (Гриндевальд)), то ничего хорошего из этого не получилось бы. "Гэндальф как Владыка Кольца оказался бы куда хуже Саурона. Он остался бы «праведным», но чересчур уверенным в своей праведности. Он бы продолжал управлять и распоряжаться «во благо», во имя выгоды своих подданных, согласно своей мудрости (каковая была и осталась бы велика). Если при Сауроне зло возможно было отличить от добра, то Гэндальф выставил бы добро в отталкивающем виде, уподобил бы его злу." (Из письма Толкина № 246, "Письма Толкина") К сожалению, во многих известных франшизах, таких как "Игра престолов" или "Звёздные войны", так называемое добро так и поступает. Достаточно вспомнить, как Оби-Ван подло расправился с Энакином Скайуокером - это и является фактически примером того, что пытался донести Толкин. Добро, выставленное в отталкивающем виде, уподобленное злу (то есть, это уже не добро или типичное "добро"). Противопоставление Противопоставление героя и его соперника. Часто это может быть не сам антагонист, а его приспешник. Так, принято противопоставлять Гарри Поттеру Драко Малфоя, а Эрагону – Муртага. Но вот воспитательной функции в этих романах и в этих примерах как раз-таки нет. И Эрагон, и Гарри Поттер время от времени проявляют злобу и жестокость, при этом порицая своих же врагов за эти качества, одновременно не замечая их у себя. Так, подозрения Гарри в шестой части основаны только на ненависти к Малфою и к Снейпу. Такое ощущение, что сама автор подстёгивает и даже поощряет такое поведение и постоянное желание Поттера победить Малфоя. По-хорошему, ему нужно было бы хотя бы разок проиграть в квиддич. И этого было бы мало. К примеру, у Урсулы Ле Гуин в «Волшебнике Земноморья» Гед жестоко поплатился за свою ошибку в желании перещеголять Джаспера. Таким образом, автор даёт понять читателю, что зависть, гордыня и желание во что бы то ни было победить, стереть в порошок своего соперника, это явно не те качества, которые следует поощрять. «Один лишь Джаспер никогда не хвалил Геда, но никогда его и не избегал; просто посматривал на него свысока и всегда чуть улыбался. А потому один лишь Джаспер был ему настоящим соперником; и его совершенно необходимо было выставить на всеобщий позор. Он не замечал или не желал замечать, как в этом соперничестве, которое он холил и лелеял как проявление собственной гордости, растет нечто очень опасное, родственное той самой Тьме, о которой мягко предупредил его тогда Мастер Ловкая Рука». («Волшебник Земноморья», Урсула Ле Гуин) В случае же с Эрагоном и Муртагом тема противопоставления вообще странная: Эрагону всегда кто-то помогал, даже если он ошибался, его всегда кто-то тянул наверх, у него были учителя. У Муртага не было никого. Эрагоном восхищались ещё до того, как он что-то сделал для этого (как и Гарри Поттером), Муртага презирали ни за что. Так что не удивительно, что в итоге люди и получили то, что они хотели! (Хотя и это было под воздействием магии.) «Те, кто не желает «быть как все», «… как люди», «стать нормальным», «вписаться» и т. п. (их все меньше), становятся наконец гордецами и безумцами, какими их всегда и считали. Подозрительность часто создает предмет своих подозрений: «Что бы я ни сделала, меня сочтут ведьмой (или «шпионом“). Так и так пропадать, лучше уж я и впрямь…»» (Клайв Льюис, «Письма Баламута») Эрагон обвинял Муртага в том, что он убил работорговца, хотя Эрагон и сам хотел его убить. Также в пустыне, когда они подрались, Муртаг с Эрагоном только баловался, тогда как Эрагон сам его ударил первый, и сильно. Также Эрагон хотел истребить всю расу ургалов – это можно понять, но почему тогда этого персонажа пытаются подать как антипод Муртага? Хотя у Муртага-то и причин для жестокости было больше, и жизнь у него была сложнее, и страданий он больше перенёс, так что по справедливости, он и заслуживает куда большего и лучшей участи, чем в книге – по крайней мере, поддержку друзей он точно заслужил, но и этого у него нет. Что есть Добро и что есть Зло? «Добро и Зло – это просто названия команд, уж нам-то с тобой это известно» («Благие знамения», Нил Гейман и Терри Пратчетт) Может, это действительно так? В фэнтези современных авторов Добро и Зло – это просто названия команд? В «Эрагоне» Злом является Гальбаторикс, и с этим трудно поспорить. Но вместе с тем, многие при его власти живут хорошо, им и дела нет до всего остального. А войну приносят с собой как раз вардены, которые решили отбить и захватить империю. Конечно, Гальбаторикс садист и убийца, но в данной истории он, скорее, является просто ещё большим злом, чем Насуада и вардены. Ведь именно вардены вторглись в мирные города империи с огнём и кровью. Пусть и с благими намерениями, которыми, как известно, выложена дорога в ад, по пути в который нет указательных столбов. Можно ли считать добром режим, где избиение человека плетью при всех в назидание является законным? Насуада и вардены – всего лишь меньшее зло. Энакина Скайуокера порицали за убийство детей-джедаев, но тот же Оби-Ван на его месте убил бы детей-ситхов не задумываясь, так как у них было при себе оружие, а кодекс джедаев в таком случае позволяет убивать. То есть, в таких фильмах/книгах, как "Игра престолов" и "Звёздные войны" "добро" уподоблено злу. Так может ли оно считаться добром по сути тогда? Нет, это просто - название команды. Даже Оромис, один из самых адекватных и мудрых персонажей саги "Наследие", говорит Эрагону, что он не должен обращать много внимания на жестокость варденов, потому что это неизбежные издержки. В связи с этим вспоминается цикл произведений Кассандры Клэр "Орудия смерти" и диалог Клэри и Джейса, в котором Джейс говорит Клэри, что благородные планы Себастьяна несут некие издержки. "Ты только что назвал своего брата издержкой", - ответила ему Клэри. Но Себастьян - антагонист саги, тогда как вардены - протагонисты. Получается, что и Добро, и Зло использует одни и те же методы. «Главное побуждение Зла в моей книге - подчинить себе свободную волю других». (Джон Толкин) Здесь хотелось бы остановиться. И сделать акцент именно на этом. Ведь не это ли и есть самое главное и абсолютное зло? Даже доброта по принуждению – уже зло. Гальбаторикс только и делал, что подчинял себе свободную волю других, и все становились его рабами. То, что он узнавал истинные имена людей (и других созданий), а потом заставлял их давать клятвы на древнем языке, и есть абсолютное зло. Но тогда ещё более странным кажется поведение Эрагона. Раз Муртага захватил Гальбаторикс именно таким образом, магией, то почему Эрагон не только не намеревается его спасти, но даже и выставляет какие-то претензии, считает его предателем? Да, в их второй схватке он сказал Муртагу, что знает, как ему освободиться от клятвы – нужно изменить своё истинное имя. Для этого нужно измениться самому. Это процесс длительный и трудоёмкий. Так что опасения Муртага вполне понятны – Гальбаторикс, конечно, мог узнать об этой попытке и тогда уже привязать его и Торна навечно. Да и тем более, предложение это от Эрагона поступило уже после того, как перед этим он сам сказал, что тогда Муртагу следует позволить убить себя и Торна! Вряд ли после такого можно вообще ожидать чего-то хорошего от человека, но Муртаг, тем не менее, отпустил их с Сапфирой, зная, что их с Торном за это будут пытать! Для сравнения можно вспомнить такие фильмы, как «Мстители», и такой сериал, как «Однажды в сказке». И там, и там существовало подчинение воли с помощью магии. Но мстители почему-то не обозлились на Клинта Бартона за то, что его захватил Локи. Так же и в «Однажды в сказке» ни у кого не возникало мысли обвинить человека за какие-то действия, если его сердце было в чьём-то подчинении. Может, Эрагон так разозлился на Муртага потому, что он сдался? Может, по его мнению, он должен был умереть под пытками или убить себя? Даже если он и подумывал о самоубийстве, то вряд ли смог бы спрятать ложку и сделать из неё заточку, как Насуада. Да и у Насуады не было никого, за кого переживать, а Муртаг сдался после того, как пытали его дракона. Бром говорил Эрагону, что мужество не в том, чтобы умереть за свои идеалы, а в том, чтобы жить и страдать за них. И потом, не является ли поведение Эрагона, да и Насуады позже, всего лишь спекуляцией на теме самопожертвования? Легко, конечно, говорить о жертве, когда её должен принести не ты. И то, что они могут вот так запросто говорить о том, что ему стоило бы умереть, говорит о них как о людях крайне неприятных (очень мягко сказано). Важно не только что, но и как "Главный этический посыл трилогии в том, что самые могущественные твердыни зла побеждаются не силой и величием добродетели, а смирением и жертвенной любовью". (Николай Эппле о «Властелине Колец») Так, Фродо не раз сжалился над Голлумом, и это решение впоследствии стало судьбоносным. Гриму он тоже пощадил и предложил ему остаться («Мне-то ты ничего не сделал»). Сарумана тоже сначала уговаривали одуматься, никто из героев «Властелина Колец» не думал о том, чтобы сразу кого-то убивать и уж тем более заставлять кого-то жертвовать собой. В «Хрониках Нарнии» ни Питер, ни Каспиан не убивает Мираза, несмотря на то, что Мираз убил отца Каспиана. Рабадаша в «Конь и его мальчик» не один раз уговаривали, в конце концов, вынуждены были превратить его в осла, однако магия всё равно спала, и он даже стал правителем – его никто не убивал. Так же и в Дорне нарнийцы, когда отменяют рабство, возвращают купившим рабов господам их деньги. Прощение Хотя прощать порой не за что. Во многих плохих фэнтезийных и фантастических произведениях эксплуатируется тема искупления. Во многих произведениях это выглядит крайне по-жлобски. Как примеры можно вспомнить таких персонажей, как Теон Грейджой, Энакин Скайуокер, Драко Малфой, Муртаг и т. д. То есть, грёбаные гирои ещё требуют и ждут какого-то искупления от этих персонажей, в то время как они поступали так же, а иногда и более жестоко, чем они, но оправдывали это, опять-таки баснями гироев, в которых градус лицемерия сопоставим со способностью каждого к самообману: "Я должен был", "Это ради общего блага", "Я этого не просил" и т. п. Один из основных принципов, исповедуемых положительными героями, практически напрочь отсутствует в «Гарри Поттере», «Эрагоне» /«Наследии», «Песни льда и огня». В «Наследии» в последней, одноимённой книге есть разговор Эрагона с Муртагом и Торном, в который вмешивается Глаэдр и говорит, что он не простит Муртага и Торна даже при том, что сознанием Муртага во время убийства Оромиса управлял Гальбаторикс. Можно ли представить себе, чтобы мудрый семисотлетний дракон сказал нечто подобное юноше, почти ребёнку? Нет. Но его, беднягу дракона, написал двадцатипятилетний парень, вот и вся причина. Положительный герой никогда бы не позволил вылить золото на голову своему брату*, положительный герой никогда бы не одерживал победу подлостью, отрезав ноги и оставив гореть**. В итоге, этическая составляющая есть только в старом фэнтези и у Терри Пратчетта. В современном фэнтези она вообще отсутствует либо хромает на обе ноги. Аберкромби выигрывает за счёт серости персонажей. В современном фэнтези Добро – это уже не добро, а лишь название команды.