Милый?

Пустая комната в которую едва пробивается тусклый свет неоновой лампы, выглядит слишком растрепанной, словно по ней прошёлся дважды ураган и остался в самом худшем состоянии после этого несчастья. Книги с незамысловатыми цветами на своих обложках валялись на полу, некоторым удалось добраться до «пустынного» угла помещения и встретиться с разорванными холстами. Краска едко впилась в эти белые стены; фиолетовый, жёлтый, зелёный, каждая частичка радуги блистала на этих «обёртках» от конфеток. Кисти оказались выброшенными по всей комнате, оставляя свои разноцветные дорожки при своём передвижении и мелкие разводы капающей с них воды, даже и та казалась чище и невиннее нежели всё остальное, окружающее её помещение. Палитра разлетелась на осколки своего раннего бытия и покоилась на всём деревянном полу. Старые дощечки всякий раз скрипели, когда кто-то делал шаг в любую, относительно, сторону и грозились проломиться под тяжестью незваного гостя, а вот хозяина выдерживали с лёгкостью. Дверь неприятно скрипит, а затем и вовсе сквозь неё пробиваются яркие потоки лунного света, который наполняет комнату с новым дыханием. Пыль суетится, носится из одного угла в другой и в конечном итоге оказывается повсюду. Чужеземная тень делает шаг вперёд, сопровождая свои действия тихим и ломанным скрипом деревяшек под ногами. Слышится очередное шиканье, бурчание и недовольные возгласы в этом полумраке, почему-то становится слишком смешно. Невольно прыская и оборачиваясь в сторону создателя этого старческого маразма он улыбается, невинно и искренне.  — Опять ты в студии Николаса, — утверждает пришедшая личность, а затем приближается запретно близко. Знакомьтесь, младшая сестра Марка Ли, того человека который потерял всё слишком рано и из-за чрезмерно гиперактивной родственницы связал свою жизнь с музыкой. В каком-то плане она всегда являлась для него музой, яркая улыбка игриво поселилась на тонких и светлых губках канадки, её глаза сияли весной, а от самой девушки исходил летний ветерок и так приятно лелеял душу парня. Рэппер не знал куда себя деть, когда этот едкий и сладкий, дурманящий его рассудок от начала и до конца, аромат роз доходил до его острого чутья. — Смирись ты уже с его смертью, эй, где мой старший братик который всегда вселяет в других надежду? А ну-ка улыбнись! Алиса Ли — самый невинный и позитивный человек, которого знает Марк. Её светлые и пушистые волосы в которые он готов зарыться тот час, когда встречает свою лучшую подругу всегда были заплетены в аккуратный, высокий и строгий хвост. После выпуска из школы, даже не так, переезда старшего в Корею они неприятно покрывали большую часть прекрасного, бледного личика у его сестры. Если говорить относительно того самого Николаса, то это некогда хороший приятель Марка. Тот скончался в результате несчастного случая, а Ли страдал. Его глаза потеряли всякую радость ко всему происходящему, а при виде надгробья Грэйдвилфта, губы дрожали и слёзы застывали на нижних ресницах. Алиса первая, кто заметил эти изменения в Минхёне и предложила ему свою помощь, в тот период времени ему пришлось учиться заново жить, восстанавливать потраченные «нервные клетки» и возвращаться в эту рутину людей. В течении долгого времени брат и сестра оказывались неразлучны, а ведь он так строго смотрел на неё свысока, (ведь та была значительно ниже айдола, да и к тому же, её не особая страсть к ношению высокого каблука давала о себе знать) и как-то необычайно грубо отзывался о её детской суетливости. На самом деле Марк в чём-то был прав. Его младшая сестра всегда становилась чьим-то солнцем, так ярко мелькала перед глазами и приятно копошилась стоило ему придти с побитыми костяшками пальцев, отчаянно старалась дотянуться до аптечки стоя на стуле, да и в принципе всегда неосознанно «прислуживала» ему. Минхён осознал, что дорожит своей маленькой и беззащитной девочкой когда ему стукнуло шестнадцать. Их внезапный переезд в Корею поверг его в шок, а как же учёба Алисы? Как её светлое и приятное будущее? Некогда любимая малышка Марка в сугубом одиночестве зубрила конспекты и отчаянно выгораживала себе путь в лучшую жизнь, оставаясь на попечении старенькой бабушки Смит. Женщина любила эту девчонку, старалась угодить ей во всём, ведь та явно часто блистала своим сногсшибательным интеллектом. За границей ему стало не хватать, (до такой степени, что кислорода в лёгких попросту не хватало) этой ворчливой, неподетски серьёзной девчонки, которая могла сразить его наповал одним лишь уравнением в тетради. Тогда-то юноша и принял свою зависимость к младшей сестре, долгое время стараясь заменить её на всевозможные тренировки и изнеможения организма. Родители бесследно пропали, оставляя почти что близнецов в одиночестве, отданным самим себе. Ни Алиса, ни Марк не жаждали оставаться в том «гнезде», где пустота и покой воцарились вновь. Уже ставший айдолом Ли-старший настоял на переезде своей младшей сестры в общежитие, а та и вовсе не против покинуть надоевшую ей Канаду, ведь в той нет весёлого неудачника, как она всегда думала о своём горячо-любимом брате.  — Твой старший братик хотел бы закончить эту показуху, — на одном дыхании выдаёт Марк, ведь сил сражаться попросту не осталось. Ему так хотелось впиться в эти тонкие губки, сминать их до кровотечения и прижимать податливое, хрупкое тельце к своему. Воздух становился горячее с каждым мгновением, когда Алиса Ли оказывалась рядом и именно поэтому, прямо в те моменты, Минхён молился всему существующему о своей выдержке. — Я так устал от изнуряющих тренировок, мне хочется остаться дома и отдаться его теплоте, словно маленький и потерянный младенец. Марк «слышал» как недовольно цокает блондинка, подходит почти что вплотную и садится на корточки справа от него, скрещивает руки на груди и начинает долгие рассуждения на тему его слабины.  — Ты разочаровываешь меня, — машет головой Алиса, — очень! Очень разочаровываешь! Где же твоя природная нахальность? А как же те дни, когда ты стремительно поднимался по карьерной лестнице вверх, стараясь разогнуться во все возможные ленты и стать их ярким сиянием? — голос дрожит, а Ли-младшая не намерена скрывать себя настоящую. Испуганную и загнанную в угол своим собственным братом. Эта пустота изнутри заставляла не раз задумываться о «счастливом конце», который сожжёт его. Яркое пламя постепенно брало верх, а сражаться с ним не было сил, да и желание значительно поубавилось, а на его устах продолжала сиять улыбка и эта чувствительность к музыкальным композициям, он неосознанно двигался в ритм песне и зачитывал свои строчки с прежней, присущей одному лишь Марку Ли, гордостью. А ведь каждый раз, когда он оглядывался в толпу своих фанатов и замечал одну единственную девицу, недовольно поджимающую губы в надежде, что её не заметили, то счастье брало своё награждение мгновенно. Словно влюблённый мальчишка ему удавалось отдаваться теплоте, раскинувшейся по его венам и отдающейся приятными снами, которые оказались его путами на век. И вот вновь сидя перед ней в разбитом состоянии, Марк ощущал недовольство пронзительного и такого родного взгляда, эти нахмуренные бровки приближающиеся к середине.  — Просто дай мне своё разрешение.  — Разрешаю. Всего одно слово выводит Марка из себя, он жадно впивается в губы своей младшей сестры и сминает их в разгорячённом поцелуе. Слишком высокий контраст чувств ощущается в нём, а вторая и вовсе не осознаёт печальности сущего бытия, попросту хватается за плечи Ли-старшего и жмурится. В первой Алисе удаётся целоваться, а уж тем-более со своим горячо-любимым старшим братом, которого она когда-то терпеть не могла из-за его природной красоты и милой улыбки. Всегда стеснялась признать это и всячески грубила, отталкивала и не подпускала к себе своего профессионального дьявола-искусителя. Со временем все дети вырастут, а обиды забудутся, так случилось и с этими двумя, — поражённые одиночеством и непонятной хандрой, вероятнее всего весенней, они словно изголодавшиеся хищники припали друг к другу, вжимаясь в разгорячённые юношеские тела. Слов чтобы описать эту волну наслаждения нахлынувшую так резко, попросту не хватит, стоит отдаться этому экстазу и впасть в состояние эйфории. Марк отрывается от губ сестры, тяжело дышит и с помутнённым рассудком смотрит на эти румяные щёчки, полуоткрытые и блестящие губки. Издав тихий смешок, Ли-старший спешит подхватить свою малышку на руки и отправить на этот чёртов почти что полыхающий ярким пламенем, диван багрового оттенка. Его скрип неприятно давит на слух, разрушая эту почти что мёртвую тишину, которую ранее нарушало лишь громкое дыхание двух родственников.  — А братья и сёстры так всегда делают? — усмехается, наивно улыбаясь Алиса.  — Мы с тобой особенные, — в той же манере отвечает Марк, подхватив футболку сестры за края и оттягивая вверх. В его голове всплывают сцены того, как он торжественно клялся защищать её от всяких негодяев и охранять даже в полудохлом состоянии, (в которое родители конечно же, отчаянно старались не верить и думать, что этого никогда не случиться) ведь она его младшая сестрёнка, беззащитная и хрупкая девчонка о которой ходят слухи разные. Кто-то считал её гением, вторые завидно хмурили брови и задирали носы к верху негодуя, а как эта блондинка вообще сумела разыскать индивидуальность в простоте? Именно за чистоту помыслов и искренность слово, её присущей нахальности в голосе и милой улыбке она завоевала доверие. Алиса Ли — ты законченная чертовка, сводящая людей с ума. Именно поэтому губы Марка встречаются с её в пылком и страстном поцелуе, более уверенном и настойчивом, пока тонкие пальчики касаются его рубашки и наспех расстёгивают. Какой-то непонятный демон бушующий в их гормонах приказывает раздеться догола и ощущать друг друга полностью, а отказаться от этого сладкого, приятного и одновременно с этим, запретного плода попросту не найдётся сил. Ли-старший негодует, когда это его невинная и робкая, видать, застенчивая сестричка научилась так искусно «кусаться» в раскрепощённом состоянии и мгновенно «резать» одежду на своём партнёре. Сам же Минхён и вовсе не отставал, уже бесстыдно сжимая небольшую, скорее средних размеров грудь своей младшей сестры, а затем второй рукой тянувшись к клитору и проводя ладонью меж половых губ. От этих жестов у Алисы в животе что-то непонятное заселилось, дышать становилось сложнее и с губ срывалось что-то невнятное, а если быть точнее — вполне себе «тихий» стон. Старший лишь едко ухмылялся, облизываясь и дразня всем своим видом младшую, отчего та отчаянно прикрывала глаза в состоянии эйфории и содрогалась от непонятного ей, незнакомого ощущения наслаждения. Хотелось получить чего-то большего, удовольствия, раствориться в тёплых объятиях Марка и остаться рядом с ним, навечно.  — Как же такая малышка как ты, способна так быстро намокать? — дразнит Ли-старший, на что получает жалостливый взгляд и мычание. С минуту хотящая что-то сказать Алиса, вновь растворяется в полувздохе, полустоне стараясь не порвать этот хрупкий диван своими ноготками. А ведь в тот момент, приметивший эдакое состояние сестрёнки Марк, решается на отчаянный шаг и самостоятельно перемещает эти холодные, (впрочем как и с ранних лет было свойственно ей), маленькие ручки на свои широкие плечи, делая жест по виду: «Моя спина — твоё распоряжение».  — Я не малышка, — хнычет Алиса, стараясь говорить более внятно и чётко. Именно это вызывает на лице Ли тёплую улыбку, а затем пальцы проникают в лоно младшей сестры, отчего у той на устах в немом крике замирает гортанный стон, глаза зажмуренные и сильно дрожат. — Марк! — жалобно выкрикивает она, — братик… От последнего «прозвища» у Ли-старшего в который раз сносит крышу. И плевать, что это первый их опыт в половой жизни, сейчас он хочет тело и действует инстинктам, а то и секретным описаниям из прочитанных им книг, как пятьдесят оттенков серого, например. Пальцы покидают податливое тело девушки, оставляя всё на распоряжение вполне себе, внушительных размеров члену у Минхёна. Тот лишь прикусывает нижнюю губу, а затем что-то шепчет; невнятно, но так сладко. От этого низкого и хрипловатого баса у Алисы голова идёт кругом, а перед глазами всё мутнеет, слишком очаровательным стал её «братик» за последние года. Проникая в Ли-младшую, Марк слышал этот болезненный и сдержанный стон, отчего у него в душе всё чертыхнулась, а рассудок окончательно помутнился. В эдаком состоянии эйфории он жадно кусал её молочную кожу, оставлял бесстыдные засосы и так приятно оттягивая кровоточащие ранки, нежно зализывая их. Своеобразный контраст между грубостью и нежностью окончательно доводил Алису до белой горячки, а некогда тягучая боль в области низа живота и вовсе испарилась, словно её и вовсе не существовало. На смену пришло настоящее, крышесносящее ощущение кайфа, который так сладко дурманил ей голову, что всякие слова и описания были бы лишними. Марк двигался медленно, а с каждым толчком темп нарастал и тем самым приятно оттягивал моменты оргазма. Алиса слышала, как он тяжело и рвано выдыхал ей в ухо, как боялся причинить боль и потому сдерживался.  — Да не будь ты как мальчишка, в конце-то концов, — на выдохе стонет Ли-младшая, сильнее жмурясь от наслаждения и откидывая голову на диван, извиваясь словно змея.  — А не слишком ли ты развратная, сестричка? — прыскает Марк, с новым «дыханием» вдалбливаясь в хрупкое тельце Алисы, которая так приятно сжимала его внутри и при этом неосознанно двигалась навстречу. — Я ведь знаю, что ты уже кончаешь, моя милая, — наклоняется к её уху и кусает его Ли-старший, а затем покидает лоно девушки, изливаясь той на низ живота. Оказавшись в этих сладостных путах оргазма до Алисы не сразу доходит осознание, что дышать вообще-то тоже нужно, а потому ей остаётся лишь жадно глотать воздух. С пьянеющим взглядом оглядывая своего старшего брата.  — Но ты ведь такой милый… — щурится Алиса, — а сейчас выглядишь, как-будто стриптизёр и извращенец-совратитель какой.  — Милый? — смеётся Марк, притягивая девушку к себе за новым поцелуем, — не суди всё по обложке, сестрёнка. И то верно, ведь на сцене он — Марк, а за её пределами, — Минхён. И только ночью с одних и тех же уст будет срываться горячо желанное: «Братик».