Точка невозврата. История, которая пишет себя сама

      — Вайолет! Вайолет! — голос то приближался и становился четче, то почти пропадал. — Вайолет!       Моя голова была словно завернута в вату, и я совсем не могла собрать себя в цельное нечто, сознание дробилось, а у меня не получалось даже просто откликнуться на зов.       — Вайолет!       В ушах бил набат, шум нарастал, а темнота начала взрываться маленькими фейерверками, когда я…              БАММ!                     — Ай! — ну вот, я опять приземлилась на пятую точку, да еще и довольно болезненно.       Все еще не открывая глаз, я начала подниматься и ощутимо приложилась лбом о столешницу. Черт бы побрал этот маленький журнальный столик!       Не скажу, что из глаз сыпались искры, но в голове зашумело. Я с трудом разлепила глаза и смогла наконец-то подняться. В комнате царил обычный бардак, потому что я опять не закрыла на ночь форточку, и мои записи разлетелись по комнате. Я прислушалась к себе и поняла, что больше всего мне хочется забраться обратно под одеяло, но я была вся мокрая после очередного выматывающего кошмара, который почти не могла теперь вспомнить.              Делать нечего, надо вставать, на дворе новый день.       Одеяло скомканным коконом валялось на полу — отлично, значит, я замерзла, замоталась в него во сне и прямо так и упала с кровати. Не в первый раз, но почему-то ошибки меня ничему не учат.              Я быстро собрала разбросанные по комнате листки и положила их на стол, придавив сверху телефоном, после чего кое-как заправила постель и направилась в душ. Он мне сейчас явно нужен больше, чем кофе.              Вода приятно холодила лицо, плечи и спину, пока я стояла под струей воды, запрокинув голову и прислонившись руками к стене. Лоб немного саднил, и я нащупала назревающую шишку, на которой от воды жгло небольшую царапину. На левой руке тоже еще не прошел синяк, но он хотя бы стал почти желтым, что не могло не радовать — я скоро снова смогу надеть футболку с почти коротким рукавом.       Замотавшись в полотенце, я, босыми ногами оставляя на полу мокрые следы, направилась к окну и раздвинула шторы: солнце светило уже почти совсем по-летнему, хотя погода и стояла довольно прохладная. Весна в наших краях всегда была обманчивой, но я все равно предпочитала одеваться полегче.              Так, у меня осталось всего пятнадцать минут на сборы, иначе снова придется ехать на автобусе, потому что Келли меня ждать не станет. Я быстро вытерлась и оделась, после чего побежала на кухню. Соорудить себе что-то кроме банального сэндвича я уже явно не успевала, поэтому просто щелкнула кнопкой на спасительнице-кофеварке и быстро заглянула в холодильник.       Мда, негусто, но деньги придут на счет лишь на следующей неделе, поэтому придется пока перебиваться тем, что есть. Я наскоро покидала на вчерашние тосты сыр и колбасу, после чего снова метнулась в комнату.              Полотенце — в стирку, сумка — в коридор, косметичка — со мной на кухню. Пока кофе варился, я быстро нанесла косметику, как всегда самый минимум: легкие серые тени на подвижное веко, тушь и блеск для губ. Ну, то есть, сначала завтрак, если это недоразумение можно так назвать, а потом блеск для губ, конечно же.       Вообще, я почти не пользовалась косметикой, в отличие от той же Келли, тратившей на все это священное действо не меньше часа. Мне же вполне достаточно было лишь чуточку подчеркнуть глаза, чтобы они выглядели выразительнее — без этого я выглядела совсем больной и уставшей.       Впрочем, я и была постоянно уставшей, но зачем всем подряд сообщать об этом таким способом?              Наскоро закинув в себя такой нехитрый завтрак, я помчалась в прихожую. У меня оставалось ровно две минуты до приезда подруги, этого как раз хватало чтобы обуться, завязать влажные еще волосы в узел на затылке, закрыть ссадину на лбу пластырем и выйти из дома.       Уже проворачивая ключ в замке, я громко чертыхнулась и метнулась в комнату — закрыть окно, забрать телефон и пачку исписанных листов. Вроде все.       Я заперла дверь и побежала к дороге по тропинке, уже видя, как ярко-красный кабрио выходит из поворота.                     Резко затормозив прямо возле меня, Келли сделала рукой приглашающий жест и глянула на меня поверх новых солнечных очков.              — М-даа... Дорогая, вид у тебя основательно помятый, — она терпеливо ждала, пока я устроюсь на пассажирском сидении и закину свою сумку-рюкзак назад. — Ты хоть спала? — а вот теперь я отчетливо слышала в ее голосе беспокойство.       — Да-да, не переживай, — я чмокнула ее в висок и уселась поудобнее, отодвинув кресло чуть назад и вытянув ноги.       — Ты правда плохо выглядишь.       — Ну не всем же быть настолько прекрасными как вы, Ваше Высочество.              Подруга только фыркнула — я часто ее так подкалывала. Она действительно выглядела как принцесса со своими светлыми длинными локонами, огромными голубыми глазами, пухлыми губами и точеной фигурой топ-модели. Сложно было найти более непохожую на нее девушку, чем я: среднего роста, рядом с ней казавшаяся коротышкой, полноватая от природы, с волосами средней длины и непонятного цвета. Но, как ни странно, мы были друг другу самыми лучшими, самыми близкими людьми.       Наша дружба зародилась еще в раннем детстве, когда мама сумела выбить для меня социальное место в частном садике соседнего коттеджного поселка, куда водили детей из самых богатых в округе семей. Однажды она заступилась за меня перед другими детьми, и от меня отстали.              Уже тогда она излучала удивительную для четырехлетнего ребенка уверенность в себе и заставляла считаться с собой.       Мы пронесли эту дружбу через все эти годы, и обе дорожили ей. По крайней мере, так мне казалось.       Совсем скоро нам предстояло расстаться, но мы почти не говорили об этом. Для нее все было уже предрешено — юридический факультет Гарварда ждет ее в любом случае, даже если она не поступит туда своими силами.       А я собиралась остаться здесь и искать маму.              Келли не знала об этом. Она думала, что мама уехала куда-то решать сложные вопросы с опекунством, и оставила меня с бабушкой.       Скоро, уже совсем скоро она перестанет верить в эту чушь.              — От мамы не было вестей? — ну вот, что я говорила.       Она искоса поглядывала на меня, не переставая следить за дорогой, хотя на этом пустынном участке трассы смело можно было ехать даже с закрытыми глазами.       — Нет, — я сказала это резче, чем хотела, и устало прикрыла глаза, поморщившись от боли, кольнувшей меня прямо в ссадину, оставшуюся от моего утреннего бодания со столиком.       — Я-а-асно, — уже по этой протяжности я почувствовала, что она начинает злиться. — Послушай, мы давно должны были подключить полицию, власти, они помогут найти ее. В конце концов, ты не можешь жить одна, тебе всего шестнадцать и…       — Вот именно! — я перебила ее на полуслове, что позволяла себе крайне редко. — Мне уже шестнадцать, ты права. Я вполне могла бы водить машину, если бы она у меня была, я способна заработать себе на жизнь даже сейчас, поэтому я не буду подключать власти и уж тем более полицию. Она вернется, как и обещала. А я буду ждать ее здесь, как и планировалось с самого начала.       Я так часто это повторяла, что уже сама начинала верить в то, что говорю.       — Ви, это было почти четыре года назад! — Келли была действительно удивлена моим резким тоном. Я чувствовала, что она обижена, но не могла объяснить ей больше. Сейчас еще не могла. — Ты уже почти год живешь одна, а твоя мать даже не знает о сме… — Она запнулась, посмотрев на меня своими еще более округлившимися глазами, поняв, что только что сказала.       — О смерти бабушки, продолжай.       — Она должна вернуться!       — Келли, она вернется. Сейчас — не может. Но скоро вернется, она просто не решила еще все наши проблемы.       — Так она связывалась с тобой? — она почти воскликнула и резко ударила по тормозам.       Мы наконец-то въехали в город, а на перекрестке горел красный свет. Редкие прохожие были в это время на улице, и ее возглас привлек внимание некоторых из них. Несколько человек обернулись в нашу сторону, но быстро потеряли интерес.       Я вздохнула, покачав головой. Я почти ненавидела себя за то, что мне приходится так нагло врать ей прямо в глаза.              — Да, она прислала открытку. — я усиленно делала вид, что она вытянула из меня это «признание».       Келли выдержала длинную паузу и пыталась пробурить во мне дыру своим пронзительным взглядом. Наконец, она тронулась на зеленый свет, а я отвернулась к окну.       — Покажи мне потом эту открытку, может там можно найти подсказку к ее местонахождению.              Черт! Черт! Черт!!! Эта зараза знала меня как облупленную! Конечно, на открытках же есть почтовые штампы и прочие метки. И как мне теперь выкручиваться? Где я возьму какую-нибудь натуральную открытку, да еще и с нужным мне текстом? Черт!              — О-оке-ей, — протянула я в ответ, все так же не глядя на нее.              Мы наконец подъехали к школе, где нам оставалось проучиться еще два месяца, после чего настанет пора экзаменов и долгожданный выпускной.       Я выкарабкалась из машины и, закинув на плечо свой рюкзак, расстегнула легкую куртку. Келли же вышла настолько грациозно, насколько это было возможно, на несколько мгновений приковав к себе взгляды почти всех парней и девчонок на парковке. Я решила, что самое время ретироваться, вон как раз к нам направляется Фиона Адамс, президент школьного совета и наша одноклассница, которая и отвлечет ее. Пожалуй, я впервые была рада видеть эту выскочку.              — Я найду тебя на обеде, хорошо? Мне надо заскочить в библиотеку! — я махнула Келли рукой и побежала в сторону школы.              Она что-то крикнула мне вслед, но я ничего не разобрала, так быстро пытаясь сбежать с открытого места. Наконец я оказалась среди любимых книжных полок, где проводила очень много времени, когда была одна. Мадам Коллинз, наша библиотекарша, давно позволяла мне ходить куда вздумается, даже в закрытую секцию. Взамен я помогала ей с уборкой, изредка подменяла и вообще была готова сделать все, что она попросит.       Сейчас я быстро поздоровалась с ней, пока она отчитывала очередного нерадивого читателя, чем-то испортившего свои учебники, и закрылась в подсобке. Мне нужно было немного времени, чтобы прийти в себя. Почему-то паника накрыла меня волной, я чувствовала, как кожа покрывается испариной, а футболка прилипает к мокрой от пота спине.              Я подошла к шкафу, на внутренней дверце которого висело зеркало почти в полный мой рост. Отражение мне не польстило: я была вся бледная, если не сказать зеленая, на висках застыли крупные капли пота, а саму меня била крупная дрожь. Я не понимала, что это все значит, потому что не была спокойна, чтобы совершить переход, требовавший, как я знала из маминого дневника, предельной четкости и концентрации.              Даже медитируя я ни разу не смогла пробиться сквозь кокон, могла только лишь почувствовать легкое дуновение ветра, которого не могло быть в закрытой комнате. Я чувствовала ветер, а свеча, стоявшая передо мной, продолжала гореть ровным светом. Если бы я была способна пробиться — ветер затронул бы и пространство вокруг меня.              Я села на пол, прислонившись спиной к двери, пытаясь успокоить свое сердце, бешено колотившееся в груди. Постепенно дыхание восстанавливалось, озноб проходил, а щеки наливались румянцем. Глаза все еще продолжали лихорадочно блестеть, но я уже приходила в себя.       Шумно выдохнув, я встала и снова подошла к зеркалу, которое показало мне обычное отражение. Я оставалась все такой же посредственной, но в этот раз была рада этому.       Только не здесь, только не в школе. Мне срочно надо домой, но первым делом нужно написать контрольную по истории, иначе не видать мне приличной оценки в аттестате.       А потом я просто сбегу и уже дома подумаю, как быть с открыткой, ведь Келли от меня все равно не отстанет. Вариант с телефонным звонком уже не сработает — я почти два месяца жила без телефона и она об этом знала. Черт!              Я должна что-то придумать. Я обязана что-то придумать!              Потому что я никак не могла сказать своей лучшей подруге, что моя мама застряла в другом измерении.