Ты - всё, о чём мечтаю

— Подавай, Соколов! — орал тренер, как заведенный бегая у кромки поля. Я был уже в штрафной, когда мне под ноги упал мяч. Я пробежал с ним пару метров и занес ногу для удара. — Вне игры! — вместе со свистком бокового ассистента раздался крик с трибун. Я досадливо пнул мяч. — Романов, сейчас заработаешь штрафной! — крикнул арбитр с середины поля. Я умерил свой пыл, отбегая вместе со всей командой на середину поля, пока вратарь команды противника готовился подавать от ворот. Игра подходила к концу, а счет был все еще ноль — ноль. Это был важный матч: несмотря на то, что встреча была товарищеской, футбольные команды нашей и сто семьдесят шестой школы вели непримиримую борьбу за первенство города, и мы никак не могли уступить им даже такую, ничего не значащую победу. Удар от ворот был разыгран, и нападающие команды противников понеслись к нашим воротам. Гол был неминуем, но вдруг на пути нападающего вырос Соколов, ловким подкатом выбивая мяч из-под ног противника, и направил мяч прямо ко мне. Я развернулся, пробежал мимо застывшего с открытым ртом оппонента и на всех порах понесся к пустым воротам противника. Вратарь с выражением ужаса на лице пытался предугадать мои движения, но это было так же сложно, как взять пенальти. Удар — и мяч попадает в девятку, а на трибунах начинается настоящий кошмар: наши радуются, противники ругаются. А больше всех матерится тренер — от счастья. Через полминуты, когда страсти улеглись, игра возобновилась, но противники потерялись на поле, и мы смогли забить еще один, выиграв со счетом два — ноль. После поздравлений тренера, холодного душа и переодеваний я вышел во двор — было шесть вечера и стало холодать, но моему разгоряченному телу это было только на пользу. — Пойдем? — спросил только что спустившийся с крыльца Соколов. — Может, затулимся ко мне и поиграем в приставку? — Давай, — пожал плечами я, — у тебя никого? — Отец дома, но это ничего. Он нормальный. — Окей, — ответил я. — Идем. Мы шли домой в тишине, и я наслаждался отличной осенней погодой и прекрасным вечером. Как вы, наверное, уже поняли, я был нападающим школьной футбольной команды. Мне было восемнадцать лет, и учился я в выпускном классе. В сентябре прошлого года к нам в класс перевелся новенький, Евгений Соколов, с которым я быстро сдружился на фоне многочисленных общих увлечений. Он был моего роста, хоть и немного более худым, и отлично играл в футбол, так что его сразу же приняли в команду на роль полузащитника. Мы сыгрались очень хорошо — половина голов команды была забита мной с его подачи. Мы сидели за одной партой и оба были хорошистами, и не потому, что нам натягивали оценки за достижения в спорте — просто я был намерен зарабатывать на жизнь мозгами, а не футболом, а Женя говорил, что ему будет стыдно перед отцом, если он скатится. Мы обожали играть на приставке, и любили одни и те же игры, поэтому частенько зависали у меня за каким-нибудь шутером. У него были реже, просто потому что его дом находился на пару домой дальше от школы, чем мой. С отцом его я был знаком только понаслышке. Он много работал, именно поэтому жили они небедно. Матери у него, как я понимал, не было, но спрашивать я не собирался: надо будет — сам расскажет, а топтаться по больной мозоли я не хотел. Кроме того, у нас с Женей было много других увлечений: скейты, паркур, уличный баскетбол, в который мы гоняли с дворовыми пацанами, и многое другое. За этот год он мне стал самым близким другом, котором я мог доверить любые свои тайны. Все, кроме одной. Вообще-то, я любил девочек. У меня на них всегда исправно вставало, и меня то и дело видели в компании то одной, то другой местной красотки. Женя даже всерьез опасался, что кто-нибудь из них, решив привязать меня к себе, умудрится завести от меня ребенка. В общем, девочек я любил. Но был один человек, к которому я испытывал довольно странные чувства — такие, которых сам не понимал и которые просто не мог по отношению к нему испытывать. Когда-то, когда мне было четырнадцать, но, тем не менее, я уже был довольно рослым парнем, я, как и все, наверное, познавал все прелести пубертатного периода. Тогда-то я вместе с вполне традиционным видео решил посмотреть видео гомосексуальной направленности. И увидел его. Он был красив до умопомрачения. Его худенькая фигурка сводила с ума и заставляла давиться наполняющей рот слюной, его белые, явно высветленные волосы, его пухлые губы, его детские пальчики — все это делало его похожим на херувима. Я завороженно наблюдал, как его ставят раком, ебут в разработанную дырку, как он сосет огромные члены порномоделей, как между его ног сменяют один другого брутальные качки, как он похотливо выгибается, когда в него с некоторым трудом влазят сразу два члена, как ему кончают на лицо и как в его дырку наряду с другими непредназначенными для этой цели предметами запихивают руку по локоть. Я много раз представлял, как ломаю руки, которые посмели его тронуть, как отрываю их похотливые яйца, пошло шлепающие по подставленной заднице, как спасаю моего маленького ангелочка и уношу с собой — туда, где его больше никто не тронет. С такими мыслями я жил два года, потом понял, что он такой же порно-актер, как и все остальные, что ему платят за каждый член, который в него засовывают. Но перестать испытывать к нему граничащую с идиотизмом симпатию не мог. Мне уже стукнуло восемнадцать, но я так и остался со своими фантазиями о моем мальчике. Его звали Андрэ Соль. Соль — это, стало быть, нота. Вряд ли он назвался бы минералом, хотя кто их, порно-актеров, разберет. Конечно, это было не настоящее имя, но настоящего мне узнать было не дано. Я искал о нем информацию в интернете, но все, что я смог понять из скудных данных, — это то, что последнее видео с ним было снято пятнадцать лет назад, а с тех пор о нем не было ни слуху, не духу. Может быть, он продвинулся по карьерной лестнице, сменил имя и стал солидным дядькой с брюшком и трехдневной щетиной, лапающим молоденьких мальчиков, которые приходят на пробы. Но, глядя правде в глаза, логичнее было бы представить, что он сторчался от какой-нибудь наркоты или умер от СПИДа. От этой мысли мне становилось совсем плохо — я отчаянно хотел быть рядом с этим мальчиком, который уже точно давно не мальчик, и никак не мог превозмочь в себе эти мысли. — Ты че завтыкал? — пихнул меня в бок Жека, когда мы подошли к его подъезду. — У тебя лицо стало, как тогда, когда ты пытался родить сочинение по русскому языку на тему «Отцы и дети». Я скорчил недовольную мину и ничего не ответил. Сердце билось быстрее, чем обычно — мне показалось, что меня поймали на горячем. Так мне кажется каждый раз, когда я думаю об Андрэ — той постыдной тайне, о которой не может узнать даже мой лучший друг. — Подрочим в кал? * — спросил Женя, пока мы поднимались на четвертый этаж по ступеням — в пятиэтажке, где жил мой друг, не было лифта. — Что-то я заебался, — уныло произнес я. — Давай во что-то менее напряжное. — О, брат, что-то ты совсем расклеился… — покачал головой Женя, добираясь, наконец, до своего этажа и вставляя ключ в замочную скважину. — Мы же только выиграли у сто семьдесят шестой. По какому поводу ты уже успел так запариться? — Забей! — я встряхнул головой и улыбнулся, давая себе мысленный подзатыльник. — Устал просто. Мы зашли в прихожую и стали разуваться. Чем-то вкусно пахло: судя по всему, готовилось мясо или что-то другое, от чего у меня тут же проснулся аппетит. — О, класс! — оживился Женя. — Хоть пожрем нормально. — Твой отец готовит? — удивился я, но потом вспомнил, что, в общем-то, готовить им было больше некому, и смутился. — Ну, да, — ответил друг и крикнул вглубь квартиры: — Па, я с другом! — Добро пожаловать! — тут же донеслось из кухни. — Я сейчас выйду! Голос у его отца был довольно молодой — никогда бы не подумал, что ему… столько, сколько может быть отцу моего ровесника. Моему отцу, например, было сорок пять. — Пошли! — мы зашли в ванную, которая была совсем рядом с прихожей, помыли руки, а потом пошли в гостиную, где мы всегда играли на приставке. Я, как всегда, уселся на пол, оперевшись спиной на диван, а Жека устроился в кресле. Мы начали играть и не заметили, как на пороге гостиной появился отец Жени. — И сразу за приставку! Есть готово, потом доиграете! Его голос не был рассерженным — скорее, понимающим, но, тем не менее, непреклонным. — Да, щас, — пробубнил Женя, не отрываясь от приставки, а мне было как-то неудобно игнорировать предка своего одноклассника, поэтому я нажал на паузу и повернулся. — Здрастя, — только и успел сказать я, увидев того, кто стоял, улыбаясь, в дверном проеме. — Привет, ты, наверное, Стас. Женя показывал ваши фотографии… Я молчал, и даже Жека прекратил играть, уставившись на меня. А я смотрел только на его отца и не мог отвести взгляд: передо мной стоял повзрослевший на пятнадцать лет Андрэ Соль. ____________________________________ *Поиграем в Call of Duty? (баян)