Этот прекрасный новый мир

Не узреть мне конец дивной сказки, Что, шутя, расколола мой мир, Где скрывает скабрезность под маской Благородства лукавый сатир…

Алла подскочила в кровати от резкого грохота. Спросонья сперва она даже и не поняла, откуда доносился этот жуткий шум, но, чуть придя в себя и продрав глаза, немного успокоилась. Удивительного мало: Агнесса готовила завтрак, а так как тихо младшая ничего делать не умела, а скорее, попросту не хотела, так да, стоило перебудить при этом всю квартиру. Какое-то время Алла еще хваталась за сердце, оглядывалась по сторонам, будто не верила, что кошмар отступил. Но вокруг все оставалось прежним: серое утро разлилось по такой знакомой комнате, мягко покачивались от сквозняка бесцветные портьеры, в дверь тонко просачивался жизнеутверждающий запах кофе – бояться нечего, просто дурной сон; с кухни истошно горланил кот, хлопала дверца холодильника, стучали ложками, лилась вода, а из-за соседской стены раздавался характерный звук перфоратора. Приснится же чушь! И немудрено в таких условиях… Алла встала. - Баран, ты можешь перенести боевые действия на вторую половину дня? – негодующе воскликнула она вместо приветствия. Агнесса широко заулыбалась, и чуть не проворонила кофе, но вовремя дернула турку с огня. Как всегда, не удосужилась даже одеться, только носки и нацепила. Алла скривила недовольную мордочку, перехватывая уже опасно накренившийся ковшик: - Дай сюда, прольешь ведь, горе ты, горе! - К твоему сведению, уже половина первого. С добрым утром, дорогая сестра, - с этими словами Агнесса споткнулась через вьющегося барвинком кота и непременно растянулась бы на кафеле, если бы Алла не успела ее подхватить. На пол ухнулась кастрюля, благо пустая, брызнула матовыми осколками разлетевшаяся синяя чашка, которую Агнесса попутно смела со стола, стараясь удержаться. Надо отметить, девицу никогда не огорчали такие мелочи, напротив, они чрезвычайно веселили ее, и этой радости старшая никак не разделяла: белые обои на кухне давно покрылись разноцветными пятнами от вина, масла и соуса; коврик от разлитого борща она собственноручно выстирала только вчера. Алла картинно вздохнула, печально посмотрела на стену, за которой самозабвенно рычал перфоратор, и отправилась умываться. Заурядное утро. Сквозь поржавевшее кружево балконной решетки и темные переплетения ветвей яблони-дички в комнату серой новиной неба смотрел март. За стеклом ярилась метель. Ветер швырял в балконную дверь пригоршни влажного пепла, которые тут же таяли, оборачиваясь мутными каплями. Промозгло и сыро. Прохожие кутались в пальто и куртки, потеплее завязывали шарфы, неизменно засовывали стынущие руки в карманы. Меховые шапки и шубы казались жалкими и походили на мокрых недовольных зверушек. Бесконечным потоком желтых и красных огней в реках-магистралях цвета разбавленного чая тянулись машины. Шуршали шипы колес по бурой грязи асфальта, их было еле слышно. Вкрадчиво стрекотал пешеходный светофор. Все как всегда. Под потолком нервно мигала диодная люстра. Нужно бы выключить – уже светло. Да и напряжение опять скачет, вот и светофора не слышно, только раздраженные водители зачем-то давят на клаксоны… День кружится в вальсе первой весенней вьюги. Алла возилась с землей у балконной двери. Ее рассада в страшненьких торфяных горшочках стройными рядами бодро зеленела на каждом подоконнике, занимая собой все возможное пространство. Агнесса же с загадочным видом восседала за столом со своим любимым ноутбуком в тугом клубке из проводов, которому позавидовала бы любая АТС. Девушка увлеченно клацала по клавишам, но время от времени подозрительно поглядывала на Аллу, а когда та проходила мимо, неизменно сворачивала свои документы, вкладки браузера и все, за что хоть на долю секунды мог уцепиться взгляд. - Что ты там такое вечно прячешь? – раз за разом любопытствовала сестра. Агнесса только заговорщицки хихикала. Над чем та корпит который месяц, Алла не знала, но, по ее мнению, уж лучше бы младшая делом занялась. Она поспешно склонилась над монитором, только на рабочем столе уже хитро щурилась крылатая звездная кошка. Она разочарованно хмыкнула: - Ты готовишь план по захвату мира? Или там у тебя какие-то непристойности? Агнесса не отвечала. - Нет. Это слишком просто. У тебя все должно быть намного интереснее, так? Кто там, ведьмы? Эльфы? – Алла красноречиво жестикулировала, вырисовывая в воздухе силуэты воображаемых героев миниатюрным грабликом для рыхления. Агнесса утвердительно кивала. Алла была остра на язык, иногда даже чересчур. Что ни говори, она всегда имела про запас едкое словцо. Не зря мать называла ее крапивой. Видимо, поэтому они плохо ладили. Но, несмотря на это, хлесткому чувству юмора сестры Агнесса все равно немного завидовала, когда та, конечно, не перегибала палку, и сама Агнесса не попадалась под горячую руку. - Чудненько. Значит так, эльфийская царевна села на коня, и… - Алла сделала выразительную паузу, внимательно посмотрела на сестру и изрекла: - Цок-цок-цок, цок-цок-цок, - теперь она какое-то время очень комично изображала лошадь, (Агнесса смеялась.) - цок-цок-цок! Последняя страница: принцесса слезла с коня. Точка. Так Чапаев книжку писал. Оно? – сестра, наконец, перестала совершать странные пассы и скакать по комнате, аккуратно убирая горшечные лопаточки. - Так, - согласилась Агнесса. Заряда бодрости теперь хватит на целый день. - Только в следующий раз, когда будешь дергаться при виде меня, не вывихни мышью руку, - заботливо предостерегла Алла. – Кстати, о птичках! – воскликнула она, посягая на неприкосновенность высохшего чахлого куста, коим когда-то был фикус. Она и так выбросила в квартире уже все, что можно и нельзя. Своей невероятной педантичностью и параноидальной, с точки зрения Агнессы, любовью к чистоте и порядку она пошла в отца. Младшая сестра, напротив, была безалаберна и ленива, вся в мать. И, что было самым возмутительным для Аллы, она спокойно признавала свою нерадивость и недостатком это вовсе не считала. - Оставь на месте и не трогай, - флегматично отзывалась Агнесса, оглядываясь через плечо на погибшее деревце. То, что раньше можно было назвать пушистым фикусом, который отец особенно любил, сейчас щетинилось наполовину обломанными, наполовину обкусанными Елисеем веточками и признаков жизни давно не подавало, то ли высохло, то ли сгнило, но продолжало исправно поливаться. Агнесса его жалела, сама не знала, почему. - Потом выброшу, - вздохнула Алла, одеваясь. - Бараш, доедем до бабули? - До больницы два шага… - не отрываясь от компьютера, ответила Агнесса. - Так ты не пойдешь со мной? – расстроилась Алла. Шлепать одной по раскисшей дороге, пусть и недалеко, неизменно промокнуть; в который раз выслушивать очередной бред, ей совсем не улыбалось. - Не хочу, - честно призналась младшая. - Мне так ей и передать? – съехидничала Алла, но у нее, в отличие от некоторых, было развито чувство долга, а значит, идти придется. - А как же «поговорите с бабушкой!»? - Я выучила все ее бредовые заповеди, как мантру. Грешно смеяться над убогими. Не пойду и все, сегодня не моя очередь, - отмахнулась она. - Ну вот, - вздохнула Алла, решившая было провести воспитательную работу на тему «уважение к старшим», но тут же отвлеклась: - Ты зачем паяльник достала? Я и так тебе все скажу, не надо пыток! - Да я и не собиралась, - протянула Агнесса, - Сережка попросил антенну починить, трещит, зараза! Как еще показывает, большой вопрос. Алла вздохнула. В квартире постоянно сыпалось то одно, то другое, и не только антенна давно нуждалась в ремонте. Правдой было и то, что в руках ее сестры – не смотри, что дипломированный радиотехник! – паяльник мог стать оружием массового поражения. - А что он сам? - Каждый должен заниматься своим делом, - безучастно отозвалась младшая, - его снова вызвали отчеты сверять. Он - исключительно голова, ей работает, в нее ест. Не бойся, пять минут и все готово. - С твоей-то грацией лучше бы оставить эту затею… - недоверчиво покосилась Алла, запахивая пальто. – Не забудь про него. Зная твое разгильдяйство, боюсь вернуться к пепелищу. А то нырнешь с головой в свой «Цок-цок» и все, вытаскивай за уши. Буду через полчаса! Так, дав еще кучу наставлений, Алла ушла. Агнесса облегченно выдохнула. Нет, обычно они с сестрой жили вполне мирно, мелкие перепалки зачастую сводились в шутку, но иногда просто хотелось заняться любимым делом, не отвлекаясь на общественные поручения и бесконечные задания. Особенно в свой законный выходной. Радость от свободы быстро померкла: чуть тяжелее стало дышать. Странно ли действовала сегодня погода, или низкое давление было тому виной – она не знала, только явственно ощущала - что-то идет не так. Отголоски подспудной опасности, просто дурное предчувствие – кто скажет? Очень нехорошо сосало под ложечкой. Она замирала, прислушиваясь, а после снова и снова уверяла себя, что все в порядке. Только сердце ни с того ни с сего начало выбивать синкопу... Давление, да. Все-таки оно. Жуткая погода, зима еще беснуется. Оттого и мотор пошаливает. Надо бы сходить в больницу, снять кардиограмму. И нужно быть поосторожнее с кофе. Таблетка аспаркама и пара пшиков «ксимелина», вот и стало легче. - Ты что творишь, совсем с ума сошла?! – вытаращив глаза, сестра ввалилась в комнату. С ее пальто на пушистый ковер капала талая вода. - А что? – Агнесса непонимающе обернулась и только сейчас заметила, что паяльник неведомо как соскользнул со стола и проплавил обмотку случайно попавшего на него кабеля питания ноутбука и чего-то там еще. Едкий дымок – запах паленой проводки как-то сразу ударил в нос. Вот в чем дело! Ощущения… Она осторожно отключила паяльник и облегченно рассмеялась над своей рассеянностью: закрепить проводки можно и потом. - Нет, вы посмотрите на нее! Ей весело! С тобой сгореть можно, руки-крюки! Ты вообще что-нибудь видишь вокруг себя? – кричала сестра, с негодованием распахивая балконную дверь, к тому же чуть не сбив любимые горшочки с рассадой, впуская в комнату холодный ветер. – Даже если ты окажешься в пустыне, наверняка обнаружишь это день на третий, когда пить захочется, - с этими словами она вышла, бросив уже из коридора: - Найди в кладовке изоленту и замотай, а то током шибанет. Хотя, и этого ты не заметишь, наверно. И стол протри, развела бардак! И оденься, наконец! Как тебя Серега терпит? – все это прозвучало уже менее злобно. Ну вот, нагоняй получен, совсем отлегло. Агнесса удовлетворенно потянулась: Алла не умеет подолгу сердиться, она-то знает. На экране ноутбука с мерзким пиликаньем замигала разряженная батарея. Девушка привычным жестом потянулась за зарядкой: шнур скрутился у стола вместе с другими проводами. Она нашарила в путанице кабелей нужный и отключилась. *** Музыка по желанию: Мушкетеры 20 лет спустя – Я боюсь этой тьмы Болезненный толчок в ребра. Еще один. Удар. Прямо-таки пинок. Неясные крики, шум, ругань. Что такое? Под ней твердый пол в не глянцевой керамической плитке. Грязный, заплеванный пол. Не только измазанный в глине и песке, но и облитый чем-то. И как же он воняет! Чем-то тухлым, какой-то дрянью… - Пошла вон, шлюха! – услышала она густой и хриплый бас за спиной и, только поднявшись на локтях над омерзительным полом, поняла – неприятное требование обращено к ней. Вновь приложились ногой. Да черт возьми! От очередного тычка она перекатилась по холодному камню и вляпалась во что-то склизкое. Она обернулась, и ее непременно бы вывернуло, если бы кто-то крепкий не схватил ее за волосы и рывком не поднял на ноги. От боли в глазах заискрились такие фейерверки, что не снились и китайцам на их олимпиаде. Она потянулась к жестокому кулаку, сжимающему темные кудри, но в ее ладонях находились какие-то предметы, в ту секунду казавшиеся жизненно необходимыми. Она хотела закричать, чтобы ее не трогали, но рот болел так, будто до этого в него лили раскаленное масло. Язык распух, занимая собой почти все пространство, металлический вкус крови… Только бы не потерять сознание. - О-о-о-е-е-и-и-о-о-о!!! – выдала она вместо крепкого ругательства. - Убирайся, пошла вон! – гремел уже знакомый бас. Ее грубо швырнули в открывшуюся дверь, и она снова оказалась на камне. Только этот был еще холоднее. Теперь она валялась уже на мостовой. Было уже достаточно светло, или еще – она не могла ответить. Где она? Ошалело озираясь по сторонам, ничего не понимая, она вновь заорала, но кроме мычащих звуков никто ничего не понял. Какие-то странно одетые люди таращились на нее. Какие-то непонятные здания тонули в сумерках. Грубая мощеная дорога под голыми разбитыми коленками. Под голыми коленками. Она оглядела себя. Господи, да на ней ни нитки! Только носки… Вот почему она мерзнет. Где одежда? Где красная Сережкина водолазка, что больше нее на много размеров? Где жутко севшее домашнее трико, хранящее память о коленях в виде пузырей? Где трусы, в конце концов? «Где я? Что со мной? Кто все эти люди?» - проносилось в ее голове. Пытаясь хоть как-то прикрыться и одновременно подняться, она вспомнила, что держит в руках какие-то странные предметы. Нет, не странные, как раз эти – знакомые: новая пачка ксимелина и бесполезная беспроводная компьютерная мышь, только помочь ей они не могут никак. Нужно встать. Сказать хоть слово. Прикрыться хотя бы. Загораживая благо небольшую грудь, заведя ногу за ногу, по стеночке она все-таки поднялась. И сразу же, пошатнувшись, опрокинулась на шершавую стену, чуть было снова не упав. Голова кружилась и болела. Мостовая под ней выплясывал джигу. Все вокруг плыло, как в тумане: лица, фигуры, строения, лошади. Лошади? Откуда? Где она? Почему в таком виде? Вот мимо с грохотом прошагал человек с факелом в руке. Какое непонятное у него облачение. Он - будто оживший экспонат исторического музея, средневековый рыцарь. Рыцарь… Факел… Средние века… Средние века! Бог ты мой, быть не может! Это сон, больной, тяжелый. Пора проснуться. Давно пора! Но этот дурацкий мир держал ее железной хваткой. Не просыпалось. Напротив, все реальнее становилось ощущение, что это не простой слет туристов-ролевиков. Спрятаться. Нужно укрыться где-нибудь и подумать. Или все-таки проснуться. Слишком реалистичный сон. Она огляделась. Грубые стены. Плотно подогнанные камни. Дома стоят впритык друг к другу, если конечно, это не один длиннющий дом. Улица странным образом изгибалась, словно шла по кольцу. И справа, и слева не видно было ее окончания, будто мощеная лента дороги выныривала из сумрака, подсвеченная огнями сооружения, из которого ее только что вышвырнули, и снова скрывалась во тьме. Недалеко от себя она увидела не то арку, не то проход. Она было рванулась в спасительную нишу, или чем являлся тот полукруглый проем в стене, но зрение вновь замутилось, к горлу подкатил тугой клубок, и неровная брусчатка предательски выскользнула из-под ног. Она вновь упала. На этот раз очнулась уже через несколько минут. Над ней, похожий на огненный бутон, распускал янтарные лепестки светоч. Его держал какой-то человек в плаще. Она только и увидела край накидки и рыжую кожаную перчатку, сжимавшую наспех оструганную палку. Лица человека не было видно, видимо он опустил светильник очень низко. - О-о-и-и-е-е! – пыталась выговорить она просьбу о помощи. Мычание и гласные. Куда делась ее способность четко и хорошо изъясняться? Язык не ворочался и дико болел. Хотя, что у нее сейчас не болело и не мерзло, она не смогла бы объяснить и жестами. - Да она так напилась, что и сказать-то ничего не может, - раздался сбоку чей-то хриплый голос. - Заберите ее! В подземелье, да высечь беспутную! – более тонкий окрик с другой стороны. - Позовите стражу! Эти проститутки совсем распоясались! – надменно воскликнула неизвестная женщина. - Погодите! Не трогайте, это наша! – другой женский голос, низкий, с сипотцой и гнусавыми нотками. Масляный чадящий огонь отодвинулся от девицы, подсвечивая темные глаза и острый нос, выглядывающие из-под капюшона незнакомца; вместо него ей в лицо прилетела серая тряпка с чем-то, отдаленно напоминающим старое бабушкино кружево, истертая, мятая. Она походила на вышитую когда-то, скомканную простыню с обметанной мережкой, используемую уже не первый месяц в качестве утирки. - Е-е-я-а-а, о-о-и-е-е… - Перебрала девка, - тот же голос, - с кем не бывает? – расталкивая собравшихся локтями, к свету вышла полная, крепкая, довольно высокая баба в цветастой юбке и пышной светлой рубахе с темным передником поверх. И, обращаясь уже к Агнессе, гаркнула: - Чего разлеглась? Прикройся, бесстыжая! Тряпка, которую получила девушка от незнакомки, оказалась длинной нижней юбкой. Споро, как только могла, Агнесса накинула ее. Компьютерная мышь мешалась, но девушка не выпустила ни ее, ни пузырек с ксимелином. Все так же сидя на мостовой, она затянула шнур юбки повыше груди. Получилось просторное короткое платье, местами выпачканное непонятно в чем, обнажающее колени. Но это было уже куда лучше, чем ничего, и совсем хорошо, если учесть, что до того она валялась голышом на дороге. Только она облачилась в этот легкомысленный наряд, как болезненный рывок за руку поднял ее на ноги. Правая рука. Первичный вывих четыре года назад. Связки до сих пор не восстановились. Плечо вылетело. Резкий всплеск белого света перед глазами, потом такая же внезапная темнота. Агнесса закричала. Прежде чем она опомнилась, ощутимый толчок в спину чуть было не заставил ее вновь бухнуться вперед носом. Она удержалась только благодаря твердой хватке той самой тетки. Правая рука повисла плетью. Баба подталкивала ее и уже вела к черному проему в монолите стены, поддерживая за талию. Агнесса некоторое время по инерции перебирала ногами, потом остановилась, вырвала свободную руку и со всей силы ударила себя по плечу. Сустав встал на место, но боль искрами-светляками вновь вспыхнула перед внутренним взором и тут же погасла. Стало чуть легче, но только самую малость. - А-а-а-а-а! – протянула девушка непонятно что. - Пойдем-пойдем, потом говорить будешь, - незнакомка увлекала ее дальше от собравшихся в ранний (или поздний?) час зевак, что провожали ее взглядами и резкими замечаниями. Кто-то, прошедший мимо, шарахнулся от них, как от прокаженных, кто-то просто ругался, кто-то молчал и смотрел с омерзением, кто-то даже плюнул им вслед. Агнесса, пораженная и напуганная, семенила рядом с бабой. Ее мало сейчас волновало, кто эти люди, почему они так с ней обращаются, важно было другое: - У-у-а ы-ы-ы? - Иди уже, узнаешь, - будто поняла ее мычание невольная спасительница. Они шли довольно долго. Грубая, местами разбитая брусчатка сменялась ровными и плоскими каменными плитами, и было проблематично разглядеть теперь что-нибудь кроме них. Очертания странных зданий просматривались плохо: иногда казалось, что домишки вокруг низенькие, а порой крыши терялись где-то на невероятной высоте. По правую больную руку местами открывался взгляду карниз. Что за ним – девушка не могла рассмотреть, чудилось, что там и вовсе пропасть. Улица оказалась очень длинной, со множеством переходов и лестниц, довольно широкой – пару раз мимо них свободно проезжали груженые телеги. В эти моменты тетка отводила ее в сторону, к самой стене. Агнесса вертела головой, хватая запахи ночной свежести, разбавленные легким помойным душком. Впереди, образуя проулки, узкие, как бутылочное горлышко, каменные громады, отчего-то светлые даже в сумерках, жались друг к другу, будто осиротевшие щенята. Стройные девчушки без труда могли гулять по таким улочкам, но тот ряженый оживший манекен вряд ли пройдет, если только боком. Агнесса не взялась бы считать, сколько мостов и подъемов они миновали, как она оказалась перед крепкой деревянной дверью. Тетка отворила ее, повернув в замочной скважине увесистый ключ. Из помещения пахнуло холодной сыростью, как из зацементированного погреба. Ко всему явственно ощущался запах старых, как в бабушкином сундуке тряпок и еще - немытого тела. Но нос привычно стало закладывать, а потому амбре скоро перестало ощущаться. В доме (или что это было), плохо освещенном одним лишь коптящим настенным факелом, с неизменно холодным полом из глиняной плитки, с массивной темной, кажется, на этот раз деревянной лестницей, откуда-то сверху доносился оглушительный храп. Баба усмехнулась и толкнула Агнессу к небольшому проему под ступенями: - Иди, сегодня ночуешь там, - она обернулась, чтобы запереть входную дверь, и добавила: - Завтра – со всеми остальными, ясно? За день выясним, кто ты такая. Агнесса оказалась в небольшой комнатушке. У одной стены возвышалась лавка. На ней - что-то похожее на матрац, заправленный несвежей простыней, неплохая подушка с какой-то странной вышивкой и что-то отдаленно напоминающее одеяло. У противоположной глухой стены стоял стол. На нем – ворох какого-то барахла, груда темной посуды и миска с чем-то жирным и блестящим, где едва держался на тонком фитиле желтый огонек. Под столом в глубокой тени валялось нечто, похожее на большую половую тряпку. Напротив постели кучей лежала солома. Девушка присела на край лавки. Она устала и замерзла так, что почти не чувствовала ног, несмотря на черные махровые носки, с розовыми бабочками на щиколотках. Ее колотило. Мурашкам на ее коже позавидовал сейчас бы любой уважающий себя гусь. Тело наверняка имело приятный синеватый оттенок, только в полумраке комнаты это было едва ли заметно. Болели стопы, ныли ребра, дергало плечо, но здесь, как ей показалось вначале, было относительно безопасно. В помещении температура была немногим выше, чем на улице, но лучше оказаться в каком-никаком, а все-таки доме со стенами, защищающими от ветра, с пусть непривычной, но постелью. Жесткий, но теплый матрац кололся. Из чего он? Она не успела об этом подумать, как в комнатку вошла спасительница и весьма не спасительным жестом взашей сошвырнула Агнессу, будто куклу, с только обретенного ею почти уютного местечка. Девушка приземлилась как раз в солому, но ободрала руки от неожиданного сейчас падения. - Куда забралась, девка? – грозно и недовольно воскликнула та, - это что, для тебя стелили? Додумалась ведь, грязь подзаборная! Что, не знаешь своего места? Так я тебе покажу! В момент запомнишь! Агнесса под ее напором отползла почти в самый угол. Если бы она могла, то слилась бы со стеной, впечатавшись в штукатурку. Она в страхе смотрела на приближающуюся злобную тетку, напоминающую сейчас сердитую, раздутую до гигантских размеров, неровно набитую доверху цветастую продовольственную сумку, с которой ее бабушка давным-давно ходила на рынок. Девушка дрожала, кутаясь в невесомую нижнюю юбку, но баба решила, видимо, что шумовой атаки для девчонки пока достаточно, потому остановилась и, недобро сверкнув глазами, ткнула пальцем сначала на лавку, потом в Агнессу: - Здесь, вот здесь, - она повторила, нагибаясь ниже и упирая полные руки в бока, - да-да, слушай сюда, здесь сегодня сплю я! Ты меня поняла? Девушка кивнула, машинально натягивая полупрозрачную ткань на колени, еще сильнее прижимаясь к небеленому камню. - А ты будешь спать тут, - разогнувшись, она указала уже на соломенную кучу. Агнесса перевела взгляд на жалкую подстилку и вновь посмотрела на тетку несчастными глазами. Она хотела что-то сказать, но язык распух так, что с забитым носом дышать стало почти невозможно. Она молчала, шумно вдыхая, приоткрыв рот. Деспотичная спасительница не отошла ни на шаг: - Я долго буду ждать? – сказала она уже более спокойно. Агнесса не двигалась. Ей казалось, что хозяйка (или кто она в этом доме?) вот-вот пронзит ее своим острым металлическим взглядом. Тетке, скорее всего, не было и сорока, но уже порядочные морщины на тускло подсвеченном снизу лице свидетельствовали о том, что люди стареют здесь рано. Сейчас она казалась особенно страшной. - Живо пошла, кому говорю! – она угрожающе приблизилась. Агнесса метнулась к соломенному вороху и замерла там, подобно мыши, забравшейся в чужой амбар. Баба, удовлетворенная результатом, грузно опустилась на свою законную лежанку: - И что мне с тобой делать, тупая ты девка? – уже устало спросила она. Ответа не последовало. Агнесса тихо всхлипывала, стараясь не шевелиться. Сейчас было уже не до обид. Главное, чтобы хозяйка не взялась распускать руки. Лучше сидеть и молчать, а то чего доброго ждать от этого тирана в юбке? - Давай устраивайся, - снова строго, но как-то уже беззлобно проворчала тетка, - если будешь вошкаться и разбудишь меня – высеку. И так легла из-за тебя на два часа позже, - она, не раздеваясь, вытянулась на своей неширокой лавке. Агнесса как можно более осторожно распределила солому равномерно по полу. Вот только помещение нельзя было назвать теплым. Блеклого маленького стожка из мятых стеблей не хватит, чтобы укрыться. Она шарила взглядом по уже темной комнате – крохотный и единственно добрый здесь огонек захлебнулся в расплавленной сальной жиже. Сизая струйка дыма коптила и так уже черный потолок. Ничего подходящего. Баба еще не спала. Она ворочалась, укрываясь одеялом, и вздыхала. - Е-о-о-о… - почти пропищала девушка. - Чего ты вякнула? – недовольно переспросила тетка, как будто девица могла сказать что-то более членораздельное. - О-о-о-о-о, - безнадежно протянула Агнесса. - Замолчи и ложись спать, - отрезала баба, - завтра скажешь, чего хотела. Если не совсем немая, конечно. Под столом рогожа, укройся. Агнесса как могла тихо достала из-под стола большое полотно, напоминающее гигантский мешок, такой же колючий и жесткий, как и ее подстилка. Как она мечтала о мягком теплом спальнике, таком нужном сейчас, хранившимся где-то под прочим хламом в кладовке, забитой, но родной. Она с большим удовольствием легла бы спать там, если бы такая возможность и вправду была. Но выбирать не приходилось. Накидав побольше соломы под поясницу и лопатки, свернув втрое ватолу, она завернулась в нее, поджав ноги. Девушка думала, что долго не сможет уснуть. Поначалу так оно и было, она бесшумно растирала ступни, дабы их согреть, добралась наконец-таки до желанного ксимелина – сразу стало легче дышать. Использовать его при бабе она побоялась, мало ли что та подумает, и за кого ее примут. То ли от капель, то ли от переживаний ей страшно захотелось пить. Какой там, через три дня в пустыне… Алла, милая, знала бы ты! В кромешной темноте, крадучись, Агнесса пробралась к столу. На ощупь она решила найти воду, если та, конечно, здесь имелась. Первой, во что угодили ее пальцы, стала чашка с жиром. Она вытерла сало о какую-то тряпку, валяющуюся тут же, и продолжила поиски. Среди ее находок оказался обрывок тесьмы с метр длиной. Она очень обрадовалась ему, повязав веревку под грудью. В получившийся карман без опаски можно положить оба ее сокровища. Дальше, чуть не столкнув одну из неизвестных посудин на пол, после минуты прислушивания в неподвижной позе, она снова пошарила по столу и обнаружила низкий шершавый кувшин. Совсем без грохота извлечь его все же не вышло, но, несмотря на все страхи, незнакомая тетка не проснулась, видать крепкие у нее нервы. Воды в кувшине было всего ничего, но она оказалась свежей, как ни удивительно, и мягкой, не то, что рыжая жидкость из под крана в квартире, которую приходилось сначала прогонять через фильтр, а после кипятить и отстаивать. Напившись и аккуратно вернув кувшин на стол, Агнесса забралась в свою импровизированную постель. В глубине души она надеялась, что как только заснет, холодный морок средневековой дикости развеется, и проснется она уже в своей уютной и чистой квартире, под синтепоновым одеялом на низенькой бамбуковой ортопедической подушке. А этот мерзкий, очень реальный сон отпустит ее и забудется. Она отвезет Аллу в магазин «Цветовод», ведь та давно ее просила; обязательно купит Сереже лавсановых кивков, сходит к бабушке и просидит с ней полдня! Она сделает все, что угодно, только поскорее бы закончился весь этот кошмар. Закончится, непременно. Это будет завтра. Обязательно будет. Агнесса очень не хотела поворачиваться спиной к бабе с воспитанием домостроя, но лежать на правом боку из-за плеча было больно, так и пришлось отвернуться носом к стенке. Несмотря на колючее и неудобное ложе, чешущуюся от непонятных укусов кожу, она все-таки провалилась в глухой сон.