No sweeter innocence than our gentle sin

Не думал он, что до такого дойдёт. Не думал, что будет сидеть в одной чужой рубашке на холодном полу и касаться тонкими пальчиками грубоватых линий на собственной спине. Кожа уже не болела, лишь болезненно отдавала в голове постоянным воспоминанием, как же легко юноша обманулся. Как будоражили сознание сладкие речи демона, его лукавая улыбка, неестественно жёлтые глаза. Как холодные пальцы скользили по телу, сводя с ума и спутывая мысли, заставляя думать лишь о «счастливом» совместном будущем в вечности. И мальчик согласился, выдохнул заветное «да» в темноте, вздрагивая от отдающегося мурашками по коже баритона над ухом. На изящной мальчишеской шее — неестественные следы от натирающего редкими вечерами ошейника. На хрупких плечах и запястьях — багровые пятна, знаки собственности. На пухлых губах — мелкие щиплющие трещинки. Чистая, отдающая лёгким ароматом одеколона ткань не липла к телу, позволяла прохладному воздуху проникать под неё, гуляя по бледной коже. Юноша поднялся с холодной поверхности: заболеть явно было не в его планах. Хотя, разве у него вообще были какие-то планы?.. Возможно раньше, но сейчас… Он отворил дверь и вернулся в спальню, где на широкой тёмной постели лежал золотовласый мужчина. На глазу, заходя аж за бровь, виднелся тонкий контур треугольника, а широкая мужественная грудь неспешно и спокойно вздымалась время от времени. Взгляд карих глаз метнулся к голубому огню в камине, от холодных языков которого где-то в глубине его естества зарождался животный страх. Он задерживал дыхание, сдавливая грудную клетку. Тут же отвернувшись, шатен тяжело выдохнул и сделал несколько бесшумных шагов в сторону кровати, оказываясь у самого её края. Спокойное, расслабленное лицо демона не выражало ничего и этим притягивало: не было ни безумной улыбки, ни этого сумасшедшего взгляда, преследовавшего даже в кошмарах. Постоянные раньше, теперь истерики накатывали крайне редко — все эмоции юноши сменила апатия. Не то запечатлённое в образе спящего мужчины спокойствие, а просто абсолютное безразличие к происходящему, порой гасящее даже леденящий душу страх. Шатен медленно забрался на мягкий матрац и уселся на колени перед Шифром, выпрямляя «обезображенную» спину. — Билл… — тихо прошептал, протягивая заметно похудевшую кисть к отливающим золотом прядям в полумраке. Удивительно, но за несколько месяцев Дипперу так и не удалось потрогать манящие волосы, и он каждый раз сжимал руки в кулачки, останавливая странное желание. Тонкие пальчики коснулись светлых прядей, поглаживая, слегка сжимая и перебирая меж подушечек, а их обладатель даже не подозревал, что его еле слышный шёпот разбудил демона, и теперь он просто лежит с опущенными веками. «Слишком мягкие…» — отчего-то понеслось в мальчишеском сознании. И правда, волосы вовсе не отражали характер Билла. Скорее наоборот: в его ожиданиях они больше походили на жёсткие иголочки, пропитанные пленяющим и медленно убивающим ядом. — Увлёкся? — тихая усмешка сорвалась с тонких губ. Горящие жёлтым огнём глаза с ехидством смотрели на мальчика, тщательно изучая застывший на его лице испуг вперемешку с замешательством. — Я… Нет, прошу прощения. — Мальчик поспешил отдернуть руку. Мужчина медленно сел на кровати и перехватил хрупкие кисти. — Что же ты извиняешься, Ёлочка? — лукаво произнёс демон, скользя холодными ладонями вверх по тонким рукам и задирая широкие мальчику рукава. — Я совершил ошибку, — постепенно затухающим голосом ответил юноша. — Ты так думаешь? — Уверенные руки поднялись к плечам, начиная высвобождать аккуратные пуговки. — Да, я… провинился. Простите. Чистая ткань скользнула по плечам, оголяя светлую кожу. Демон, хитро улыбнувшись, притянул шатена к себе и обвил довольно ярко выраженную для мальчика талию руками. Холодные прикосновения к разгорячённой после душа коже заставляли покрываться мурашками и вздрагивать, неровно вздыхая. Юноша вообще за эти месяцы стал гораздо чутче и чувствительнее, золотовласый каждое такое «совместное время препровождение» открывал нечто новое и ясное в нём, раскрывал какие-то потаённые желания, недоступные даже самому Пайнсу. Несмотря на такое, как может показаться, сказочное положение, шатен с каждым разом чувствовал себя всё более подавленным, а апатия всё ярче дышала ему в затылок. Получаемое удовольствие, к сожалению, не глушило ощущение себя как чего-то раба. Каждое слово демона приказывало, не позволяло высказаться, каждый жест — подчинял, помыкал ранее безвинным мальчиком. Даже в постели Диппера ни о чём не спрашивали, не интересовались, как тому лучше или приятнее, — просто о нём знали больше, чем он сам. — Развернись. — И шатен послушно развернулся, выпрямив спину, но склонив голову. — Хороший мальчик. Такой красивый мальчик. — Негромкие чёткие рассуждения заставляли щёки юноши розоветь. — Мой мальчик. Он невольно вздрогнул, когда длинные пальцы коснулись погрубевшего следа на спине. «Собственность мистера Шифра». Ровные буквы красным шрамом «красовались» на бледной коже; от невесомых касаний в голове всплывали ужасающие сцены, сознание оглушал собственный душераздирающий крик от ощущения, как на хрупкой спине невидимая рука вырезает разгорающиеся синим пламенем буквы. Длинные пальцы поднялись к тёмным пятнам и перебрались на плечи, ключицы, прикасаясь к каждому следу собственности. — Только мой, — будто специально напомнил мужчина и прижался губами к тонкой коже на шее, легко цепляя её зубами. Пайнс шумно выдохнул, прикусив губу, и зажмурился. Притянув мальчика ещё ближе, демон прижал его к себе и, опалив холодящим дыханием нежную кожу, начал медленно погружать клыки в горячую плоть, крепче сжимая в руках подрагивающее тело. Из-за чувствительности и боль ощущалась в сто раз ярче, отчего юноша пискнул, прикусывая губу. Старательно сдерживаемый крик не вырвался из грудной клетки, заглушаемый новым потоком боли на губе. Длинные пальцы сжали упругую кожу, стягивая и принуждая не дёргаться лишний раз, на что мальчик лишь слабо, но протяжно стонал, чувствуя, как по подбородку и ключицам стекали горячие капли. — Только мой, — повторяет золотовласый, разжимая челюсти и проводя языком по свежему следу, собирая стекающие алые капельки. — Сладкий мальчик. — Юноша не шевелится — каждое движение отдается колючей болью по коже и новым порезом на укусе. Шатен, повинуясь лёгкому давлению холодных пальцев на шейный позвонок, лёг на живот. Демон скользил ладонями, повторяя очертания каждого шрама и «знака» принадлежности, поставленных им же самим на когда-то чистой коже. Золотовласый действительно относился к нему по-другому. Все предыдущие «жертвы» обычно надоедали ему спустя несколько недель, их «испорченная» кожа начинала мозолить глаза, а запах и голос — раздражать. С Ёлочкой же всё было не так: аромат свежей крови и отдающей мёдом с молоком кожи манил, каждая встреча сопровождалась открытием, каждый вздох покусанных губ хотелось ловить слухом, каждая дрожь и стон, каждое движение и тихо-тихо сказаные слова, каждая капля крови — всё лишь сильнее затягивало, завлекало. Чем больше демон узнавал, тем больше мальчик казался ему непостижимой загадкой. Губами золотовласый коснулся свежепоставленного укуса и начал медленно опускаться ниже вдоль позвоночника короткими и беззвучными поцелуями, позволяя юноше выгибаться, и тот часто дышал, прикрывая глаза от приятных и неожиданно нежных действий. — Билл… — едва ли слышно прошептал он, слабо улыбнувшись от внезапно тёплого отношения к себе и «плавясь» сильнее, чем от любого оргазма. Желтоглазый оторвался, изумлённо глянув на мальчика, и замер. Неведанно уютные чувства медленно накатывают, отчего на смуглом лице губы самую малость изгибаются в тёплой беззлобной улыбке. — Повтори. — В приказном, но вовсе не резком тоне срывается тихий хрип с тонких уст. — Б-билл?.. — шёпот доносится откуда-то с подушки, и Ёлка вновь напрягается, боясь непредсказуемой реакции хозяина. Тот лишь внезапно потянул юное тело на себя, разворачивая и вновь прижимая. Пайнс всматривался а безумные глаза, стараясь предугадать последующие действия. Он ошибся. Вместо удара, истерического смеха или какой-нибудь грубой и унижающей фразочки тот, с неприсущей ему слабой полуулыбкой, мягко накрыл мальчишеские губы своими, не кусая, не впиваясь, не углубляя, не подчиняя. От таких ласковых прикосновений юноша удивлённо выдохнул, отвечая и осторожно накрывая ладошками сильные обнимающие его руки. Демон отстранился довольно скоро, со странной нежностью глядя на шатена, и так же мягко уложил того на постель, нависая сверху. — Мой ангел, — хриплым полушёпотом изрёк желтоглазый, прежде чем снова поцеловать чувственные уста. Да, определённо произошло нечто непредвиденное. Но думать об этом совсем не хочется: для этого есть завтра, послезавтра, вечность. А пока можно предаться этому неожиданному порыву нежности и наслаждению, позабыв обо всём, кроме этих карих глаз и тихого голоса, так сладко стонущего имя демона.