Cоскучилась!..

- Браво! - Бра-воо! - Супер! - Спасибо, что приехали! Весь мир театр и люди в нем актеры… эта настолько избитая за множество столетий истина уже не то, что хрустела песком на зубах, а просто обесцветилась, слилась с пространством, растворилась в воздухе... Впрочем, как и вся ее жизнь. В который раз за свою карьеру щуря голубые глаза от бившего в них света софитов, слушая оглушительную симфонию аплодисментов, ослепительно улыбаясь, принимая из зала сразу несколько букетов и только и успевая, что благодарить, она не чувствовала ничего, кроме пустоты. Вдруг мелькнула мысль, что все эти благодарные и восхищающиеся ею люди не замечают и даже не догадываются, что с ней не все так хорошо, верят ее довольному лицу... Что ж, наверно, она и правда неплохая актриса… *** О таких, как Анна Платонова, эмансипированные дамы вроде Татьяны Устиновой любили писать романы, а юные девочки-поклонницы трогательно-смешные романтичные фанфики с неизменным хэппи-эндом. Ею восхищались и поклонялись, ее более, чем просто признавали талантливой артисткой и звездой, на нее мечтали быть похожими и равнялись, ей по-черному завидовали и льстили прямо в глаза - самые изощренные льстецы доходили даже до "русская Грейс Келли". Хм, смешно… Она и впрямь была из породы героинь: карьерой была обязана только собственному труду, таланту, красоте, куда ж без этого, и самую малость удаче - она привыкла думать, что все к ней пришло, как ее и убеждали все, как заслуженное счастье. Успевала сниматься как в кино, так и играть в театре, и причем в Москве, в том самом "Современнике" - предел мечтаний для девчонки из глухой провинции, у которой из родных-то только мама-учительница, что еще и шила на заказ, лишь бы прокормить себя с дочкой. И она этого предела достигла. Только теперь сама не была этому рада. Ну, как не рада. Просто ничего не ощущала. Будто потеряла вкус ко всему этому. Жуткое дело, если все то, о чем ты мечтала и к чему стремилась всю жизнь, что было всем ее смыслом, вдруг перестает для тебя значить то, что значило. Надоело? Разочаровалась? Да нет… Скрывать свое состояние, Слава Богу, ей до сих пор удавалось. Даже коллеги и то почти не замечали. А даже удивительно. Одна старая костюмерша тетя Варя глядела на нее, горько вздыхала, головой качала, но ничего не говорила, ну еще худрук как-то застал ее плачущей в гримерке. Но никому из них она ни в чем не призналась. Те приставать не стали - на работе-то это никак до сих пор не сказалось, но недоумевали. А все было просто. Белокурая примадонна чахла от того, от чего ее героиня еще несколько минут назад летала по сцене бабочкой - от любви… *** К 32 годам у Анны в послужном списке были ворох ролей, чуть меньше наград фестивалей и премий, а еще два развода и отсутствие детей. Может, так и должно быть - блестящая карьера ценой неудачной личной жизни. Нет, поклонников у нее хватало за глаза и уши. Но как то ни было смешно, даже после двух разводов она продолжала тайно мечтать о любви всей жизни. Хотя, казалось бы, можно было уже разувериться. Первый муж банально изменял и в какой-то момент "провалился", а второй сначала красиво ухаживал, из ЗАГСа на руках вынес, а уже вскоре едва не потребовал бросить работу ради него и борщей. Страшно вспомнить, даже как-то поднял на нее руку. И что первый, что второй не хотели детей. И вот что-то никакой любви ей уже давно не встречалось. Даже какого-нибудь увлечения - не тянуло ни к кому. Мама уже не скрываясь плакала, что хоть бы уже за кого вышла и внуков ей подарила, "играй себе дальше, я сама ими заниматься буду"... Подруги тоже убеждали, хватит верить в сказки, тебе сколько лет. Но она только глупо улыбалась и ждала. Ждала, ждала, ждала... Как во сне. И вот в один день, в лучших традициях выходных мелодрам второго канала, сон кончился... И начался другой. *** Она не любила Санкт-Петербург. Почему - сама не знала. Он казался ей всегда таким холодным, безразличным, жестоким даже. Дворцы, мосты, храмы, памятники - прекрасно, но они все ей виделись только каменными, проще говоря мертвыми, и никаких чувств, кроме как неживости, не вызывали. Как на картинке, красиво, но не более. Нет, в вечном противостоянии Москвы и Петербурга она не участвовала - Москва хоть была привычнее, но тоже так и не смогла для нее стать родной. И все равно Питер был более чуждым, более неприятным и даже страшным. И надо же такому случится, что именно в этом страшном для нее городе она встретит самого родного и самого любимого человека в своей жизни… *** Хм, весна... Одно название. За окном мало того, что снегопад, так еще мороз минус лучше не знать сколько. Поэтому коллектив, посовещавшись, решил, зная, что зрители как всегда, не взирая на погоду, захотят встретить на улице артистов для автографа и фотографии на память (когда они еще в к ним приедут из своей Москвы!), объявить со сцены, чтобы все желающие собрались в фойе ДК, где, собственно, и состоялся спектакль, чтобы никто от мороза не пострадал. Когда уже все получили, что хотели - зрители память, а артисты человеческое тепло, Анна вернулась в свою гримерку и без сил опустилась на стул перед зеркалом. Она даже не переодевалась - сразу пошла в фойе к фанатам, в чем была на сцене. И вот теперь, уже никуда не торопясь и, более того, не желая никуда торопиться, задумчиво вынимая из волос шпильку за шпилькой, она уставилась в свое отражение. Ну что, опять игра, опять... Ой, какое кино, театр конечно же. Опять аншлаг, овации... Эта антреприза реально полюбилась зрителям, куда б не приезжали - всюду полный зал. Поэтому и была на плаву уже лет... семь. Даже не верилось, разве возможно такое. Но так все и было… Только на это было реально все равно. Как и на все остальное. И как она до такой жизни докатилась, "одна из красивейших женщин театральной Москвы"... Ведь у них все было хорошо. Но как все оказалось непрочно и призрачно… Только тут она, наконец, заметила, что, видимо, сама не поняла, как нажала на кнопочку стоявшего здесь же старого радиоприемника, и там с помехами с какой-то местной радиостанции играла музыка. "Надоела жизнь моя, Где сама я не своя, Где я даю автографы, Где мучают фотографы… Если б только я могла, Все б на свете отдала, Чтоб все исчезло, сгинуло Кроме тебя, любимый мой!.. Как я соскучилась, Как я соскучилась, Как я соску-соску-соскучилась! Как я соскучилась, Как я соскучилась, Как я соску-соску-соскучилась! Слышишь, не могу тебя забыть! Неужели трудно позвонить?.. Как я соскучилась... Как я хочу любить!" Анна невесело усмехнулась. А может только ей кажется, что никто не догадывается о том, что с ней происходит? Вон, даже какое-то местное радио будто бы специально… *** Об их знакомстве можно было рассказывать в стиле Булгакова. Темный переулок, убийца с ножом... Нет, на нее тогда никто не напал. Хотя она здорово испугалась, что как раз нападут. Что на нее тогда нашло, она и сама не знала, но едва приехав в гостиницу со спектакля, она максимально ясно выяснила отношения с коллегой, проявлявшим слишком настойчивое внимание к ней, при этом имея семью, и в самом дурном состоянии духа поймала такси, буквально процитировала "Иронию Судьбы", выбрала первый же вспомнившийся объект в центре и оттуда отправилась гулять по осеннему ночному Питеру. Куда глаза глядят. Одна. По городу, которого всегда опасалась. Это потом она поняла, что словно обезумела. А тогда ей думать ни о чем не хотелось, да и ни о ком. Как и по каким местам бродила, она не помнила. Зато отлично потом помнила отрезвляющий эффект от раздавшихся рядом пьяных воплей и визга тормозов, будто ее за волосы вытащили из воды на холодный ветер. В этот момент она поняла, что не знает, где находится, как отсюда выйти и, главное, куда. А еще никто не знает, где она, и ей даже спросить не у кого, как ей добраться до отеля "Park Inn" или хотя бы до ближайшего метро. А тут еще эти вопли рядом - похоже, кто-то перебрал, и кажется, очень агрессивен, судя по крикам. В навалившейся панике она начала шарить рукой в сумочке и не сразу, но откопала телефон и набрала первый попавшийся номер. - Анька, наконец-то! - голос Полины, не то чтобы подруги, скорее соперницы, как-то придал ей немного уверенности. -Тут все с ума сошли! Где тебя носит вообще? - Поля, я... Я не знаю... Я потерялась. - Как тут можно потеряться? Здесь же улицы прямые! - мда, умом она никогда не отличалась. - Ань! - ответить Полине Анна не смогла, потому что у той трубку отобрали, и она узнала Алекса. - Аня, куда ты пропала? Это из-за Сергея, да? - Да она потерялась! - Полина никуда не исчезла. - Потерялась? Так, Ань, спокойно, только не паникуй! - Романов знал ее не один год и мигом оценил опасность ситуации, если она где-то потерялась. - Просто скажи где ты! - Я не знаю.., - в этот момент Ане показалось, что пьяные приближаются к ней, и она невольно зашагала вперед. - Ну скажи что хотя бы у тебя рядом! - Ээ, река... - Да в Питере рек как собак! - Полина не унималась, Алекс, кажется, предельно аккуратно отпихнул. - А еще что? - Дворец какой-то... - А таблички с улицей нет? Хорошо, а дорогу спросить там тебе не у кого? - Алекс, я не знаю, - она уже почти плакала, - мне так стра... Ааа!! - все это время она даже не смотрела куда то ли идет, то ли бежит, и тут она со всего маху налетела на кого-то и, успев уже себя знатно и по-женски накрутить, испугалась так, будто стала падать в пропасть. Она и правда стала падать, но чьи-то крепкие руки ее удержали. Только это ее испугало еще больше, и она инстинктивно вырвалась. - Вы в порядке? - она не сразу поняла, что это ее спрашивает незнакомый мужской голос. - К-кто вы? - от страха она совершенно потеряла голову, вот и ответила вопросом на вопрос. - Прохожий, - отозвались в ответ. - А ч-что вам н-нужно? - такой глупой она, пожалуй, себя никогда не чувствовала, но только и могла, что выдавливать из себя эти глупые фразы и смотреть себе под ноги. - Мне, лично от вас, - собеседник с раздражением цокнул языком и тяжело вздохнул, - ничего, - еще и глаза, наверное, закатил, под впечатлением от нелепости ситуации, и тем не менее никуда не ушел и остался с ней. - А ч-что вы тут делаете? - А вы? - а это уже была откровенная насмешка в его тоне. - Я-я? Гуляю. - Я тоже, - он снова усмехнулся. - Ваш аппарат? Все это время Анна боялась поднять глаза на обладателя столь конструктивно беседующего с ней голоса, низкого и глуховатого, однако дальше так отворачиваться было неприлично, а еще ей стало просто любопытно, и она, расхрабрившись, вскинула голову и на пару секунд остолбенела. В свете тускло светящего фонаря (культурная столица!) она увидела, что перед ней стоит еще довольно молодой мужчина, высокий, стройный, темноволосый... И удивительно красивый. Правда красивый! Эффект образа довершали наглухо застегнутое черное драповое пальто, торчащий из-под него белый воротник рубашки и насмешливый взгляд глаз, цвета которых она не могла разглядеть из-за плохого освещения - не то серых, не то голубых… - Я говорю, мобильник ваш, - он продолжать насмехаться над ней одними глазами и кивнул куда-то ей под ноги. И правда, на асфальте лежал ее мобильный, выпавший из рук в момент столкновения, и экран его был покрыт паутиной мельчайших трещин. - Ой.. ну вот. - В дребезги? - поинтересовался неожиданный прохожий. - Совсем, - горестно вздохнула она, потому что телефон включаться отказался наотрез. А еще Эпл, лучшая марка в мире!.. - Как же я теперь д-доберусь? - паника вернулась как нельзя "вовремя". - Ну не знаю, либо такси, либо пешком до.. - Я заблудилась, - выдавила из себя Анна. - Не местная? - Из Москвы... - Понаеееехали, - красивое лицо собеседника исказилось кривой ернической ухмылкой, и это ее задело так, что актриса вдруг резко сменила образ. - А вы местный? - бросила она с вызовом, как царица подданному. - Хуже - коренной! - не растерялся ерник. - В таком случае, - она выпрямилась, гордо вскинула голову и уже приготовилась приказать сопроводить ее туда, куда она скажет, но тут за ее спиной слишком явственно и громко раздались уже знакомые пьяные песни - перебравшие люди оказались совсем рядом - и весь ее надменный вид как ветром сдуло, перед коренным язвительным петербуржцем снова стояла маленькая, до смерти перепуганная и немного смешная женщина, втянувшая голову в плечи. Однако тут уже было не до смеха. - Знаете что, - тоже заметив недоброе шевеление в темноте рядом, он чуть прикусил губу, коротко обдумывая, и решительно, не дав ей опомниться, взял Анну под руку, - пойдемте-ка отсюда. Я вас заодно и провожу. Ей ничего не оставалось, как полностью ему подчиниться и пойти с ним. - Так где вы остановились? В какой гостинице? - В "Парк Ин"... Там памятник еще большой на дороге и... И аэропорт совсем рядом! - Понятно, Московская, - провожатый не сбавлял шага. - Это улица? - Это станция метро, - усмехнулся он в ответ. - Вы у нас впервые что ли? - Да нет, просто... просто сама никогда не ходила и... на машине возили. - Ммм, - протянул он, изображая интерес. - Кстати, это была капелла. - Что? - не поняла она. - Я говорю, то что вы дворцом назвали, это был не дворец, а Государственная академическая капелла. Я просто часть вашего разговора слышал. И река эта называется Мойка, а чуть в стороне - музей-квартира Пушкина. И идем мы сейчас на Невский проспект, главную улицу города. Запоминайте, а то пойдете так еще гулять под луной, а меня рядом не будет… До гостиницы он ее благополучно доставил через Невский проспект и такси, а уже на крыльце, едва попрощавшись, просто растворился в темноте. Алекс, ждавший ее в фойе, уже довел ее до номера и, удостоверившись, что с ней все в порядке, отправился восвояси, а она все думала о своем невольном спасителе, встречей с которым была заинтригована. Как же он хорош, мамочки! Если честно, именно такой внешностью, как ей всегда почему-то казалось, обладали офицеры-герои из XIX века, про которых она в свое время начиталась книжек. Поэтому сначала у нее промелькнула мысль, может это и не человек вовсе, а какой-нибудь призрак дворянина явился ей на помощь. А что, он непонятно откуда взялся, непонятно,куда исчез... Она и имени его не спросила. Впрочем, как и он ее. Значит, он ее, как актрису, не знал и не признал. Неет, больше она одна по Петербургу гулять не за что не пойдет даже при дневном свете. В этом городе явно живет какая-то паранормальная сила... И этот призрак благородного спасителя с неприятной склонностью к ерничеству ей уже так удачно не явится… Однако призрак явился уже на следующее утро, и оказался вовсе не призраком, а очень даже живым и все так же красивым человеком. - А я думал такое только в глупых романах бывает, - он поджидал ее на все том же крыльце и окликнул со спины, от чего, вернее от неожиданности чего она аж вздрогнула, - встречаешь на улице знаменитость и не узнаешь ее ровно до того момента, как с ней расстаешься, - он отделился от стенки и подошел к ней. - Доброе утро, Анна. Как спалось? - Доброе.., - она подавила глупую улыбку и вся преисполнилось достоинством, что, впрочем, только распалило иронию в его глазах, оказавшихся ни серыми, ни голубыми, а серо-голубыми. - Спалось замечательно. А... мы с вами вчера так и не познакомились, - она игриво сделала пару шагов в сторону, будто предлагая пройтись с ней, и ерник, как ни удивительно, пошел следом. - Ну, ваше имя и род занятий я уже знаю, - он сложил руки за спиной и пригнулся, словно пытаясь таким шутовским способом встать с ней на одну высоту, зачем-то при этом вытянув шею вперед из воротника своего все также застегнутого на все пуговицы черного пальто и оглядевшись по сторонам, как будто за ними следили вражеские агенты. - Позвольте тогда мне узнать ваше, - она круто развернулась на каблуках и посмотрела ему в глаза, чем, впрочем, ничуть его не смутила, как ни хотела. - С превеликим удовольствием, - выдержав паузу и как будто подражая ей же, он выпрямил спину и кивнул головой, при этом нарочно шаркнув ногой и едва сдерживая ухмылку. - Владимир Корф, архитектор. *** Вот так все и началось. Удивительно, уже больше года прошло с тех пор, как столкнулись и неожиданно притянулись друг к другу прожжённый циник, реалист и ерник, абсолютно равнодушный к театру и искусству коренной петербуржец и аскетичный холостяк Владимир и романтичная, хрупкая, только строящая из себя эмансипированную особу, а на самом деле тоскующая по сильному плечу москвичка Анна. Все происходило медленно, интригуя обоих - то он в Москве окажется в командировке, то она в Питере на гастролях.. Потом стали приезжать просто так, чисто друг к другу. Страсть вспыхнула, мир вокруг будто остановился, мысли все сосредоточились на одном предмете... А поначалу все было для обоих какой-то увеселительной игрой, особенно когда надо было удирать из театра после спектакля, пока никто не видит прыгать в машину, воображая за собой погоню и смеяться до упаду вместе. Игра! Доигрались… "Без любви душа пуста, Как цепочка без креста. Спасибо тебе, Господи, Наплакалась я досыта! Завтра снова самолет В дальний город унесет Подальше от тоски ночной И от тебя, любимый мой! Как я соскучилась, Как я соскучилась, Как я соску-соску-соскучилась! Как я соскучилась, Как я соскучилась, Как я соску-соску-соскучилась! Слышишь, не могу тебя забыть! Неужели трудно позвонить?.. Как я соскучилась... Как я хочу любить!" *** Доигрались до того, что ее жизнь потеряла всякий смысл. Неромантичный, считающий все это глупостями Владимир, даже ни разу не сказавший, что любит ее, оказался большим ревнивцем. Смешно сказать, он приревновал ее к Репнину, офицеру ФСБ, который просто регулярно заезжал к ним в театр, потому что там до сих пор блистала на сцене его мать, народная артистка, и сестра Наташа, с которой Анна вместе заканчивала театральное. Они с Мишей знали друг друга сто лет, он ее регулярно подвозил до дома, но ей он был просто друг, как и она ему... вроде бы. Но Володе этого оказалось достаточно. Оказалось, что он долго сдерживал себя и в конце концов взорвался, когда в очередной свой приезд увидел из окна (Аня к тому времени вручила ему комплект ключей от своей квартиры), как Репнин выводит Аню из своего джипа и протягивает букет. Тогда-то и случилась катастрофа слово за слово, со слезами, упреками и хлопаньем двери. - Да ты и не любишь меня! - в отчаянье, словно обезумев, крикнула она. - Ну признайся, я же для тебя просто приключение! Ты цветы мне всего два раза дарил, и даже не говорил ни разу, что любишь! Ты со мной только.., - она замолчала на полуслове, помертвев от его пораженного взгляда, которым он буквально пригвоздил ее к месту, где она стояла. - В-володя… В ответ он только круто развернулся, подхватил сумку и, не сказав ни слова, рывком вышел за порог, оглушительно со всей дури хлопнув дверью. А она все так же осталась стоять на месте, как ошалелая слыша его утихающие шаги на лестнице и не шевелясь. Когда же она опомнилась и кинулась вдогонку, на первом этаже уже хлопнула подъездная дверь, а она словно напоролась на острый гвоздь или нож, увидев валяющиеся у порога ключи. Это был конец… Он ушел насовсем… *** Уже три месяца они никак не общались. Он не звонил, не каялся, не умолял о прощении, даже теперь не признавался, что любит. Она же убедила себя, что не нужна ему, что он ее и не достоин, а все это было каким-то чудовищным наваждением. Да и в конце концов, нужно ли ей такое "счастье", оказавшееся собственником, ревнующим к каждому столбу, ни разу действительно не признавшимся ей в любви, только жадно целующим и делающим все последующее. Конечно не нужно! Уж лучше одной, чем с этим диким пламенем в куске льда. А... а кто сказал, что она одна?! Вокруг нее столько достойных мужчин, с ней ее профессия, которой она так предана и которую он, между прочим, никак не уважал. Так она думала эти три месяца, почти полностью. И чем больше проходило времени, тем меньше становилось у нее уверенности в своей правоте. А теперь, уехав на гастроли, даже фактически сбежав от преследующего ее угнетения на другой край страны, жутко сказать, во Владивосток, она не могла перестать о нем думать. Как себя ни уговаривала, ни ругала, ни убеждала, ни требовала - забыть его не получалось. Ну что, что в нем такого? Красив, как Бог? Доводил ее до высшей степени блаженства? И все! Все! Все? Разве? А его блестящий ум, способность мыслить рационально, эрудированность, начитанность, чем увы, не каждый мужчина мог похвастаться? Да, он был равнодушен к искусству, разве что не отрицал его, но это не мешало ему знать о нем все и даже больше, и не только об искусстве - да обо всем на свете! А его упорство, способность бороться? Она как-то нашла у него дома глубоко на антресолях старую газету со статьей о молодом талантливом архитекторе, в результате долгой жесткой борьбы выигравшим тендер на право строительства в новом районе города и вместо очередного торгового центра там выросли дом детского творчества, поликлиника и даже детские площадки с небольшим парком, а все эти свершения стали результатом многодневного хождения по кабинетам, поиска поддержки и конечно труда над своим проектом. А его способность действовать хладнокровно в опасных ситуациях? На их глазах в Питере произошла авария, так Володя первым затормозил, чтоб оказать помощь, и не дожидаясь скорой, повез серьезно пострадавшую девочку с ее мамой в ближайшую больницу. Врачи потом сказали, что если б ждали скорую, все могло окончится плачевно… А его какая-то детская, беззаветная любовь к своему делу? Временами он сбрасывал свою маску циника и с мальчишеским жаром показывал ей свои чертежи, мог часами рассказывать, что это будет за шикарный проект... Смешно сказать, даже когда они в кровати валялись, уставшие, он мог взять и завести об этом речь... Маску ли? Она затруднялась ответить, какой из двух Корфов был настоящим. Циник, язва, верящий лишь фактам и презирающий людей или страстный, добрый, искренний и любознательный. Зачем он одного из них так глубоко прятал или, наоборот, изредка цеплял маской, и уже скоро возвращал все на круги своя? Бог его знает… И точно так же один Бог знает, значила ли она для него на самом деле хоть что-то или это было просто такое забавное для него приключение? Затянувшееся? А что, в любви не признавался, замуж не звал, о большой семье тем более не говорил… Одно актриса Платонова знала точно: она пропала. Пялясь на себя в это поцарапанное старое зеркало в гримерке, устроенной в одном из подсобных помещений старого Дома Культуры, она едва ли не впервые четко осознала, вернее честно и вымученно призналась - без него ей плохо. Просто плохо. Он заполнил все ее мысли, закрыл собой все, что было смыслом ее жизни - театр, кино, искусство. Он не позвонил, не написал, и здесь его не было! Он даже не пытался с ней встретиться, но он все время будто был рядом, как тень, фантом, и от него было не сбежать, не скрыться даже на другом конце страны! - Ну что, Джульетта, - пробормотала она, чувствуя, как слеза обжигает щеку, - ты хотела любви? Ты ее получила. Теперь живи с ней… "Как я соскучилась, Как я соскучилась, Как я соску-соску-соскучилась! Как я соскучилась, Как я соскучилась, Как я соску-соску-соскучилась! Слышишь, не могу тебя забыть! Неужели трудно позвонить?.. Как я соскучилась... Как я хочу любить!" И вот тут, когда она уже приготовилась привычно брать себя в руки и собираться, пока ее еще не выгоняют из ДК, произошло непредвиденное. По ту сторону двери что-то хлопнуло, послышались какая-то возня, зычный крик тети Вари, ее перепалка с кем-то... Анна аж похолодела. Неет, не может быть… "Как я соскучилась, Как я соскучилась, Как я соску-соску-соскучилась! Как я соскучилась, Как я соскучилась, Как я соску-соску-соскучилась! Слышишь, не могу тебя забыть! Неужели трудно позвонить?.. Как я соскучилась.. Как я хочу любить!" Едва допела Аллегрова последнюю строчку, дверь с грохотом распахнулась, Анна вскочила и обмерла. - Аннушка, он... он в окно! - причитания тети Вари потонули в каком-то вакууме. Анна глазам своим не верила - на пороге стоял ОН! Крик застрял где-то у нее в горле, она аж схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Господи, это галлюцинации! Или сон! Или... Это и правда он! Бледный со слабым румянцем, трехдневная щетина вместо всегдашней гладкой выбритости, щеки впали, круги под глазами, пять белых роз с какими-то царапинами на стеблях... в зубах он их что ли держал!... на руке ссадина, куртка расстегнута, на плечах, меховой опушке капюшона и волосах не успевший еще растаять снег… - Володя.., - только и смогла прошептать она, все еще не до конца веря, что это реальность, а не ее фантазия. - Ань, я идиот.., - только и смог хрипло выдавить из себя он и во все серо-голубые глаза, ничуть не насмешливые, как обычно, а будто ошалелые, уставился на нее с каким-то просто нечитаемым спектром эмоций. Она не знала, что ей делать - броситься к нему на шею, просить прощения за то, что наговорила тогда, отругать за то, что в расстегнутой куртке торчал на морозе или заплакать, с замиранием сердца ожидая, что он скажет. Если честно, он стоял перед несколько похожим выбором… А старая тетя Варя, так и вставшая за его спиной столбом с открытым ртом, тоже не знала, что ей делать - звать охрану, самой выталкивать или оставить бедную Аннушку наедине со своим охламоном, даже не догадываясь, при какой исторической минуте она присутствует. Циник, реалист, ерник, язва, гроза романтики и прочих глупостей Владимир Корф примчался на другой конец света, нашел и, не сумев прорваться через центральный ход, с цветами в зубах влез по старой хлипкой пожарной лестнице в окно к женщине, которой ни разу не признавался в любви, которая для него была лишь приключением и ключи от чьей квартиры он бросил, уходя, на пороге… 02.03.18 - 03.03.18