Без проблем

Мирон. Слава тупо смотрит на стоящего в его прихожей Мирона, моргает несколько раз, даже щиплет себя незаметно — «убеждай себя, долбоеб, заметнее же некуда» — видение не исчезает. Значит, не глюк. Ин-те-рес-но. Мирон щурится, сжимает губы плотно, и воинственно вздергивает нос. Слава кивает непонятно чему и всё-таки опускает глаза. Сиськи. Мирон все такой же страшненький, такой же носатый, разве что черты лица чуть сгладились, но это особо не помогло. И сиськи! Слава таращится на чужую грудь, как будто впервые видит женщину в принципе, и никак не может собраться с расползающимися мыслями. Но сиськи же! — Ой, да иди ты нахуй! — рявкает Мирон, скидывает яростно кроссовки, и шлепает босыми ногами в комнату. Слава покорно плетется следом. У него есть ряд вопросов, которые он хотел бы задать, но, типа… Страшно маленько? Мирон выглядит так, будто прямо сейчас откусит ебало, стоит только не тем тоном озвучить свои мысли. В голову лезут тупые шутки про гормоны, пмс и недоебит. И лишь чудовищное усилие воли спасает от неминуемой катастрофы. — Так это… какого хуя, Ми — Слава очень внимательно смотрит в чужое исказившееся лицо. — Рон. Янович. Яновна? Пробивает на немного истерический смех. Что вообще за хуйня тут происходит? Нет, конечно Слава знал, что такое бывает, что иногда кроет и таким образом, типа природа такая сука бессердечная, и каждый однажды попадет в ситуацию, где проснешься без родного хуя, зато с сиськами (или наоборот). Но какого такого Мирон к нему-то поперся? Из всех мест, блядь, в мире, Мирон пришел сюда и теперь сверлит злобно, явно не наслаждаясь ситуацией. — Ебаться хочу! — Слава даже дергается в сторону от неожиданно злобного ответа, но быстро натягивает невозмутимое выражение. — Завали ебало сразу, я тебя умоляю. А вот они, родимые, побочные эффекты гормональной перестройки. Пара дней веселых каруселей, эмоций — на целую жизнь вперед. Слава понятливо кивает и расплывается в улыбке. — А чё к Ване не пошел? Мирон кривит губы, раздувает ноздри — в общем, делает всё, чтобы стать как можно более непривлекательным в сложившейся ситуации — и не отвечает. Слава задумчиво почесывает щетину на подбородке, мимолётом думает, что как-то он вообще не при параде, когда сам император соизволил поебаться, да и жирок на пузе неплохо бы согнать… Мирон наконец перестаёт корчить рожи и уверенно пересаживается ближе. Слава сглатывает и — опять! — принимается палить на сиськи. Даже стыдно чуток, но очень хочется полапать новое приобретение Мирона, потому что… ну, это же Мирон свет Янович. Отец (мать?) всего русского рэпа. Обсессия самая настоящая для одного отдельно взятого Славика. Мирон устало вздыхает, и стягивает быстро худи, под которым — какой сюрприз — никакого бельишка. Даже спортивный топ себе не прикупил, какой борец за идеалы феминизма. Слава сглатывает с огромным усилием ком, образовавшийся в горле, и робко протягивает руку. — Можешь, можешь, — звучит, как разрешение собаке взять вкусняшку, но Слава готов сейчас и полаять, если понадобится. — Пожалуйста? — звучит, как просьба. Грудь у Мирона маленькая совсем, и в ладонь ложится идеально. Как будто, когда бог создавал их обоих, он подрасчитал, что и какого размера надо этим двум долбоебам. Слава чуть ерзает, придвигается ближе, чтобы не приходилось неудобно тянуться, и на пробу сжимает руку совсем легко. Кажется, реакции особо не следует, но одного взгляда за закушенную до белизны губу, на напряженные плечи достаточно, чтобы всё понять. Как же все ненормально и как же охуенно. Слава сначала немного трусит. Потом, правда, входит во вкус — как будто никогда женщин не трогал, честное слово! — и принимается демонстрировать все свои навыки. Мирон следит за происходящим из-под ресниц и жарко дышит приоткрытым ртом. Наверное, его тоже чуть-чуть вставляет от того, как это все выглядит. Слава заменяет руки губами на автомате, не задумываясь — скользит языком по бледной коже, обводит сосок, чуть прикусывает — в ответ короткий стон и пальцы до боли сжавшие волосы. Мирон быстро зажимает себе рот второй ладонью, будто стесняясь своей слабости, дрожит весь, как от озноба, но тянет сильнее, прижимает к себе лицом. Слава слушается, следует направляющей руке, ведет губами вниз, меж судорожно вздымающихся ребер, по плоскому животу, и замирает только у до неприличия сползших спортивок. Мирон сверху вопросительно хмыкает, и несколько раз тыкает ладонью в макушку. А Славу опять на секунду подглючивает, потому что, не смотря ни на что, это же Мирон. Мозг упорно ожидает стоящий хуй, а зрение уверяет в том, что нихера подобного, никаких хуев. Только… — Слава на пробу ныряет рукой под чужие штаны, ожидаемо не находит там женских трусиков — только боксеры, только хардкор — но вполне себе влажные в нужных местах. Мирон недовольно шипит сквозь зубы, как будто его опять все бесит, и разводит ноги шире. Слава старается сдержать довольную лыбу, получается хуево. — Блядь, Мирон, я всю жизнь ждал этого момента! — он инстинктивно чувствует, что сейчас может пиздеть вообще всё что угодно. — Что сам император будет мокнуть как сучка! Мирон закатывает глаза, стонет обреченно, и пихает Славу ногой в плечо. Тот ловит чужую ступню, чуть более узкую, но довольно-таки здоровенную, размер сороковой, не меньше, и с любопытством рассматривает. Хочется совершать странные и опрометчивые поступки, вроде поцелуев в пальцы. Мирон дергается, пытается вырвать ногу из цепких пальцев, на что получает шлепок по бедру. — Не выебывайся, как целка. Как будто твои императорские ноги никто не целовал, у твоих фанов это обязательный пункт. — Нахуй иди, Слава! — Мирон смешно краснеет, пятнами, и морщит нос. — Лучше бы ты свой рот другим занял. Вообще, они ебались, конечно. Сразу после исторической хуйни, когда срочно надо было закрепить победу всеми доступными способами, и ебля в толчке казалась охуенной идеей. Мирона перло от его наркоты, Славу перло от адреналина и вкуса победы. Впоследствии вкус победы стойко ассоциировался со вкусом спермы. С чего бы это, интересно. Но это было когда они были мужиками! Типа, два крутых пацана, поебались-разбежались. А тут… как бы не совсем то. Нет, Слава сомневается, что Окси стал трепетной нежной телочкой по характеру, но все равно как-то… Неуютно. А вдруг расстроится в итоге, что девственности его лишил какой-то там Слава? — Сука, ты так много думаешь, что я начинаю уставать. И остывать в некоторых местах. Мирон неожиданно весело улыбается, тянет Славу к себе требовательно, и впервые за все время целует. Напористо, жестко и уверенно, как и всё, что он делает. Слава послушно позволяет вести в поцелуе, но в отместку забирается в чужие штаны и проходится по влажному пятну. — С-сука, — шипит Окси, и кусает больно за губу. — Пидор. Есть такое. Не прямо сейчас, потому что технически Мирон телка, но в общем. Слава окончательно опрокидывает Окси на лопатки, нависает сверху — такой уверенный в себе и готовый ко всему. И все равно осторожничает, трогает ласково, дает время привыкнуть, даже если кажется, что в этом нет необходимости. К вечеру Слава выводит некоторые утверждения. Первое — Окси пиздец ебливый, и хуй пойми, это из-за гормонов или он и в мужском теле такой. Второе — можешь сколько угодно думать, что ты крутой альфа-самец, а в итоге ебут тебя. Третье — Мирон забавно выглядит спящим, с этим чуть приоткрытым ртом и едва слышным сопением. Слава выбирается из кровати, потягивается, едва сдерживая стон, и сваливает на кухню, чтобы не мешать его величеству почивать. Утро встречает Славу довольно недвусмысленно упершимся в его задницу хуем. Мирон сонно и лениво нацеловывает его шею, покусывает загривок — ну чисто кот, готовящий свою даму к случке. Слава хочет сообщить, что он против и вообще, но на самом деле ему неожиданно так приливает к низу живота, что даже дрожь пробивает. Собственно, причина обнаруживается сразу, как Мирон сжимает его грудь рукой. — Пиздец, это чё, заразно?! — Славу подбрасывает на кровати, но его альфейшество шустро укладывает жертву обратно. — Я с тобой ебаться не буду! На самом деле, худшим итогом прошлого вечера можно считать решение спать без трусов. Мирон хищно улыбается, и без лишних разговоров сует свою лапу между славиных, между прочим, ног. — Будешь, Слава, — и улыбается еще шире. — Или мне Сонечкой тебя называть? Слава таращится на довольное ебало напротив, пытаясь не концентрироваться на чужих пальцах, медленно и уверенно оглаживающих всякие интересные места, но получается как-то хуево. Прямо максимально плохо, особенно когда Мирон проталкивает один палец внутрь, и шумно выдыхает носом. — А ты, получается… Слава ерзает, морщит нос, и старается уползти — но Мирон берет его за горло, и смотрит в глаза. — Короче, первый раз, что ли? Не было такого? Слава отрицательно мотает головой — он вообще надеялся, что с божьей помощью проскочит всю эту хуйню с изменениями, а вот хер. Мирон как-то слегка меняется в лице, смягчается что ли, улыбается уголками. — Прелесть какая. Наша Сонечка еще девушка. — Иди нахуй! — гаркает Слава так громко, что сам пугается. К лицу приливает, кажется, вся кровь из тела. — Клешни свои убери! Мирон вместо того, чтобы послушно выполнить приказ, принимается целовать Славу с такой энергией, будто выпил за секунду пару банок энергетиков. Ну или спидов скушал. Слава сначала сопротивляется, ногами дрыгает, руками пихает от себя, а потом становится как-то приятно и довольно-таки хорошо, поэтому он сдается и отдается. Во всех смыслах. — Ну, теперь ты обязан на мне жениться. Слава курит в форточку, натянув одни трусы, и косится на Мирона, что аристократично пьет чай из здоровенной чашки. Тот хмыкает, и улыбается. — Предпочитаешь классическую свадьбу, или современно будет? Никакого платья, фаты, вот этого всего? — Ну, на мне платье будет хуево смотреться, когда титьки отвалятся. Звучит, как шутка, но Славу все равно немножко дергает по этому поводу. Не иначе, бабья натура подговнила, но очень неприятно, что скорее всего это всё чисто из-за того, что они были разного пола хотя бы физически. А вот ебаться уже — или, не дай бог, отношеньки делать — когда они оба будут с хуями — это вряд ли. Нет, Славе-то похуй, он вообще без проблем сможет, а вот его императорское величество — это вряд ли. Даром что даже после баттла он только в рот взять позволил, а сам-то и пальчиком не потрогал, пришлось самому печально дрочить на унитазе. — Чего ты загрузился, бойкий? — Мирон неожиданно оказывается ближе, разворачивает к себе за плечо, и заглядывает в лицо. Слава от неожиданности и чуть-чуть от обиды выдыхает дым прицельно в чужой глаз. — Ну пиздец, Слава, что за цирк! Слава пожимает плечами и чуть кривит губы, как бы объясняя, что «это не я, это все баба внутри». Мирон качает головой, и совсем не по джентльменски тыкает пальцем в голый живот. — Не корчи такую скорбную рожу, тебя и так бог красотой обидел. Слава собирает сообщить, что и Оксана тоже на мисс мира вряд ли потянет, но решает, что лучше изобразить оскорбленную невинность. Окси только ржет на все попытки, прижимается опять весьма недвусмысленно — вот и ответ, ебливость в любом теле на максимуме — и целует в основание шеи, между ключицами. — Соня на меня обиделась или есть шанс? Слава тяжело вздыхает, мысленно отвечает «иди дрочить, гондон», но, конечно же, позволяет утащить себя в постель. А через день выясняется, что с заглатыванием членов у Окси нет ни-ка-ких проблем.