mania is an obsession

       В детстве я осознал, что такой простой жест, как поднятые уголки губ в улыбке, радует окружающих. Помню, как стоял напротив большого зеркала в гостиной, пытаясь улыбнуться своему отражению. Первая, вторая… двадцатая попытка. Все они были провальными, хотя я и стремился изменить изначально приписанный судьбой исход. Я не понимал, почему не получается, почему все мои усилия выглядели так жалко и наигранно. Мне не нравилось это чувство безысходности. Тогда я не сумел понять, почему возникает столько теплых чувств при виде столь незначительного жеста. Как люди так просто, на рефлекторном уровне, делают что-то подобное? Тогда я считал, что это не для меня. Из-за этого с юного возраста я стал углубляться в наблюдение и изучение эмоционального спектра других людей, познавая лживую натуру человеческого бытия.        Моя, как и любая чужая история, начинается с самого детства. Каждая нить нашего сформированного сознания, подсознания, характера и мыслей, порождается в юности. Они с огромного комка нитей выпутываются и обволакивают части нашего тела, тугим узлом врастая в кожу, становясь нашим составляющим. Они прочные оковы нашего существования, которые делают в будущем из нас грешников, тех, которых приютила наша планета. Нити помогают нам выжить в мире, который построили мы, уничтожив всё невинное, непорочное. Они наша приобретенная эволюция, наша помощь. И я скорее благодарен им, ведь винить то, что сформировало нас, смысла нет.        Если так подумать, то, как такого, детства у меня не было. Мне пришлось стать взрослым в возрасте десяти лет. О внимании родителей я даже не смел мечтать. Времена были трудными для моей семьи, поэтому каждый пытался хоть как-то выжить. Обычный эгоизм матери и отца развил во мне отвращение к моральным ценностям людей. Из-за этого я начал всё больше погружаться в свои глупые детские мысли, первоначальной задачей ставя перед собой удовлетворение своего интереса. А вскоре я начал посвящать своё время попыткам понять людей, и чем больше погружался, тем больше отвращения и разочарования получал взамен. А ведь я тоже хотел быть обычным и даже был готов идти на поводу законов общества. Но чем больше я осознавал аллельные стороны людского характера и их настоящие чувства, тем больше меня начало воротить от общества. Но их защита своего эго поражает меня до сих пор. Апатические или депрессивные люди, в конечном итоге, дают слабину и становятся самоубийцами, защищая тем самым свой организм от вредных факторов окружающего мира. Так же есть те, кто нападают, пытаясь защититься. Есть и те, кто отрицает свою никчемность, убивая других. Это всё методы защиты.        Так же я понял многое о себе: я — обладатель людской расы, который дорожит своими идеалами, или как обобщает большое количество психиатров, маниями. Да, именно ими я и живу, как и обычный маньяк. Мания — это бред, совокупность искаженных идей и представлений, которые полностью овладевают сознанием. Моим сознанием овладела идея очистить мир от грязи, которая родилась из-за моих наблюдений и выводов. Можно обобщить, что я являюсь благодетелем, который из-за мечтаний начал избавляться от оплошностей нашего бытия.        Так, первым моим искуплением чужих грехов стало убийство в апреле 1993 года. На то время мне было двадцать два года, и я учился в университете на втором году обучения. Я до сих пор с точностью могу рассказать, как выглядело выражение лица той женщины, какого цвета на ней была одежда и на что пал её выбор до смерти. Знаете, словно это было пару минут назад, так ярко я помню её бездыханное, прекрасное тело…        Всё началось с обычного наблюдения. Зацепила меня её личность, и я стал время от времени следить за ней. Тёмного шоколадного цвета волосы, длиной ниже лопаток; чуть загорелая кожа; писклявый, тонкий голосок. На её лице читалась легкая усталость, но это не мешало ей выглядеть моложе своих лет. Она сохранила весь свой шарм, делая из этого маску, скрывающую разочарование и отчаяние.        Раз в неделю, она навещала свою мать, которая из-за болезни и скептического диагноза доживала свои последние дни. Не знаю, о чем она ей рассказывала, да и мне было не интересно, важнее то, с каким видом она выходила из палаты интенсивной терапии. Заплаканные глаза, которые выдавали всю её боль, я никогда не забуду. В тот момент она выглядела так уязвимо, так невинно, что сейчас я с трудом верю в искренность её эмоций. После того, как часы приема посетителей заканчивались, моя жертва спокойно выходила из больницы, уже переодетой в откровенный наряд. Я следовал за ней, пока она не заходила в местное казино. Сам же я решил не заходить внутрь похабного заведения. Включив любимую, сопровождающую многие исторические фильмы, музыку, стал неподалеку от самого здания и принялся оценивающе наблюдать за людьми, нужно же было чем-то себя занять, пока она не выйдет.        Яркая неоновая вывеска, которая слепила, привлекая внимание глаз. Запах сигарет и дешевого алкоголя, которые наполнили воздух вокруг. И люди, которые словно были изображены на картине безмятежного художника. Абсолютно все нюансы подчеркивали атмосферу данного места. Воротит от такого. На самом деле, здесь не было ничего стоящего моего внимания. И наконец, примерно за два часа, она вышла. Растрепанные волосы, слегка подтекший макияж, шлейка дорого платья сползла с её хрупкого плеча, но она была занята своим кавалером, поэтому даже не замечала таких мелочей. Длинные ноги выглядывали из-под короткой части её одеяния. Сексуально, только картину портила обувь, которая натёрла её прекрасные лодыжки, стирая их до крови. Но все это было не важно, пока её богатый провожающий был с ней. Она повисла у старого мужчины на шее, что-то шепча своими алыми губами ему на ухо, а тот возбужденно улыбнулся ей, обхватив за талию, спешно что-то отвечая. То, как она скривилась от его слов, было непередаваемо. Женщина наигранно вела себя, не выдавая своего отвращения, и вскоре потянула мужчину за собой, в еле освещаемый и безлюдный проулок, подальше от казино и посторонних глаз, а я медленным шагом последовал за ними, пытаясь не привлекать к себе лишнего внимания.        И вот я, наконец, догнал их, до этого удерживая приличное расстояние (чтобы те не заметили меня). Передо мной развернулась кульминационная часть событий. Я в предвкушении выжидательно наблюдал за тем, как барышня доставала из своей маленькой сумочки, под цвет платья, шприц, уже наполненный какой-то прозрачной жидкостью. Я сразу раскусил, к чему ведут все эти события, ведь догадался о личности этой женщины. «Значит, это она, тот серийный убийца. Ха-ха, не ошибся», — пронеслось в моей голове.        Некая тоска пронзила атмосферу вокруг. Мне ещё не было так интересно наблюдать за кем-то. Это словно кино, когда героиня борется с человеческими желаниями и отступает от них, ставя на первый план что-то выше, духовнее. Но это не фильм с хорошим концом, и она не является главной героиней. Объект моих наблюдений, совсем не мешкая, вонзила иглу в сонную артерию мужчины, дабы инъекция подействовала быстрее, и ловким движением надавила на поршень. Где-то за пять секунд он падает в судорогах на неровный асфальт, закатив глаза и слабо открыв рот, выпуская белую густую пену. Я замечаю, как у женщины затряслись руки, но в её глазах не было ни грамма жалости, даже наоборот, какое-то удовлетворение…. Она так открыто смотрела на погибающего мужчину, с воодушевлением замечая, что находится выше него. Его движения перестали контролироваться нервной системой, и это значило, что препарат вызывал паралич конечностей. Не доходя до диафрагмы, межреберные, и остальные виды дыхательных мышц, постепенно прекращают сокращаться, а вскоре и сердце замедляет свой ход, забирая остатки жизни человека. Могу предположить, что девушка намеренно вызвала эпилептический припадок, который привел мужчину к смерти. На самом же деле, это была довольно глупая смерть. Он попросту захлебнулся своей слюной, а из-за судорог не смог помочь себе, да и сознание угасло до момента асфиксии.        Она подошла к уже застывшему трупу, ещё раз взглянув на него, как на «отребье», и начала рыскать по карманам дорогого пиджака умершего минуту назад человека. Неожиданно женщина рассмеялась от восторга, а я в это время, развернувшись, направился подальше от места преступления, в руке сжимая водительские права мертвого мужчины (он выронил их, когда зажимал своего палача). Обворовав труп, женщина спокойно вышла, направившись в неизвестном для меня направлении, за ней я уже не следил.        В конечном итоге, я узнал, что он был богатым акционером, который заведовал филиалом крупной фирмы в нашем городе. Бизнес у него был честен, хоть и к простому люду относился по-хамски. Ничего примечательного. А вот моя первая жертва, медсестра в больнице, была несколько иного характера. Казалось, она должна быть доброй, помогать людям, но, в итоге, не справившись со своими обязанностями и давлением общества, проживая на маленькую зарплату, переступила черту дозволенного. Вы скажете, она ни в чем не виновата? Она виновата, она сломалась. Это грех. Тем более, женщина использовала свои знания для собственной наживы. Её убеждения покрылись пылью и в скором времени совсем исчезли. Я считаю это одним из главных грехов, которым люди пренебрегают.        Медсестра выбирала себе жертв, которые когда-то лечились из-за травм головы или поступали в неврологическое отделение с припадками эпилепсии. Конечно, с первым вариантом было сложнее, ведь там дело случая, хотя этой женщине хватало всего лишь информации о ходе операции, и она с точностью могла пророчить склонность к эпилептическим припадкам. Её выбор попадал на состоятельных мужчин, которые проходили курс лечения не в её смену, или много лет назад посещали больницу из-за очередного припадка. Она продумывала всё до мелочей, дотошно изучая истории болезни каждого, как истинная медсестра. Препарат делала сама, индивидуально для каждого подбирала компоненты, вредные для пораженной части мозга. Она была довольно умным человеком. Жаль, что пошла по другой дороге, предрекая своей душе вечные муки.        А всё только из-за матери. Она всю жизнь гонялась за богатой жизнью, впутывая дочь в свои распутные дела с влиятельными мужчинами. Словно шлюха, пытающаяся вылезти из гнёта своей порочной и бедной юности. Мужчины, с которыми она связывалась, любили частенько поднять на неё руку, да собственно и на мелочь, которая вечно крутилась возле неё, в обличии дочери. Были случаи домогательства в подростковом возрасте девочки, на что мать твердила ей одно: терпи. Сделала из своей дочери товар ради своего положения среди богачей. И медсестре приходилось только терпеть все издевательства и извращенные прихоти со стороны противоположного пола. Её воспитали омегой (как униженный член общества, низшая планка иерархии), а сейчас уже она пытается доминировать, стать альфой. Пытается доказать всем, что сильнее и выше этих заурядных богачей. Это объясняло её смех и искры в глаза. Я понял её мотивы. Увы, это скорее месть. Не так интересно, как я надеялся.        Прекрасный вечер. Люди всё так же муравейником плетутся по улицам, спеша куда-то. Я стою возле больницы, делая первую затяжку, тем самым раскуривая сигарету, но, не успев насытиться ею, быстро тушу о стену, заметив то, как объект моих пристальных наблюдений выходит из медицинского здания. Я направляюсь за ней с мыслью «вот и пришел твой конец».        Привычно для себя стою в сторонке и спокойно наблюдаю за её злодеяниями. По завершении её «обряда» и культуристических движений, я делаю первые шаги, приближаясь к ней. Она, заметив меня, затихла, пытаясь рассмотреть моё лицо, которое из-за нехватки света было не видно. В её глазах читался страх, а по неловким движениям замечалась тревога. Как обычный человек, она начала суетиться в своей голове, обдумывая план своих дальнейших действий.        — Ну, здравствуй, сестрица, — не слишком громко и не тихо начал я, возвращая женщину из её глубоких раздумий в реальность. Она с ужасом делает неуверенный шаг назад, спотыкаясь о труп. Не удержавшись на ногах, падает возле него. Не растерявшись, женщина тянется к своей сумочке, где была запасная порция её «чудотворного снадобья». Но я прерываю её попытку переменить ход событий, наступив ногой на её тонкое запястье. С кем-то другим, возможно, проканало бы, но не со мной. Не повезло же ей. Не подумайте, я не жалею её, наоборот, ещё больше ожидаю её нового хода. Знаете, это как игра в шахматы, только здесь один нападает, а второй пытается выжить. Ах, как же меня это будоражит. Не могу избавиться даже от этой глупой улыбки. Я смотрю ей в глаза и сильнее надавливаю носком ботинка на её руку. Она подавляет крик, но только ради собственной защиты. Она знала, если позовет на помощь, то выдаст себя с поличным, а там и пожизненное за серийные убийства. Сообразительная. Такое прекрасное зрелище…        — Ты слишком умная и алчная для обычной жизни, ведь так? — она всё также смотрит на меня, затаив дыхание, оставляя меня без ответа. — Мать больна. Поддерживать её сознание стоит уйму денег. Таков был бы твой отголосок? — я сам предположил её скомканный ответ на мой вопрос. Я смотрел на неё сверху-вниз, внимая каждый её глоток воздуха, прерывистое колыхание грудной клетки от неровного дыхания и поджатые губы, не выпуская ничего из поля своего зрения. Её новое платье с глубоким декольте, подчеркивало пышную фигуру, а светлый цвет одеяния выгодно оттенял загорелую кожу. Ей безумно шло, даже мне бы льстила компания такой девушки. Хотя, что уж там, на мои руки упадет такое прекрасное тело без гнилости внутри. Этот факт пронесся по моей коже чередой мурашек. Предвкушение будоражит кровь, разгоняя её по всему моему телу. Хорошо…        Я убираю свою ногу с её руки, уверенный в том, что женщина не попытается убежать. Хотя, она весьма умненькая, и такое необдуманное решение только навредит ей, она это понимала. Я даже не знаю, чем она вызвала у меня такое доверие, возможно, я слишком сильно уверен в своих предубеждениях. Ну, что же, посмотрим.        — Я дам тебе выбор. Чтобы всё было честно, ты сама решишь свою судьбу. Хорошо? — я мило улыбнулся, для того, чтобы та не чувствовала себя одиноко, но девушка мне не ответила, даже мимолетным движением… ни единого звука не издала. Вот это женщина. Скоро погибнет, а молчит. Такую бы всем. — Смерть или искупление? Счёт пошел: тридцать… двадцать девять… двадцать восемь…        На моем лице прорисовывается заинтересованность. Даже я не мог быть уверен в её предполагаемом выборе. Я продолжил свой обратный отсчет, пока её писклявый голосок не пронзил звуковым колебанием воздух.        — Смерть, — без колебаний ответила она. Значит, вот какая у неё защита. Бросилась всё-таки в обрыв. Свой первый ответ она дала довольно быстро, что немного подсолило мой интерес. Такое непередаваемое чувство вскружило голову! Её уже пустой взгляд, прекрасное тело, которое дрожало, так ласкали моё зрение. Она прекрасна. Необычная реакция человека, любой другой на её месте, уже умолял о пощаде, а в её взгляде даже чего-то похожего на мольбу не видно.        — А ты быстро, какая умница, — я подхожу к ней, попутно одевая черные кожаные перчатки, которые обтягивали фаланги моих пальцев, создавая эффект удлинения. Беру медсестру за руку и оставляю на тыльной стороне ладони невесомый поцелуй. Так по-джентельменски. Всё-таки моё уважение к умным людям проявляется даже в карательной сфере. Я ощущаю её дрожь. Но взгляд… остался прежним. Насколько же она привыкла к такому обращению. Мне даже показалось на мгновение, что она счастлива, что всё сейчас закончится, но почему-то я не принял это во внимание, я был занят другим. Я торопливо поднимаю свой взгляд на жертву и, улыбнувшись, проговариваю:        — Прощай… — я провел рукой возле её шеи. Прекрасная картина застывших глаз в мимолетной агонии. Буду помнить их вечно. Я поднялся, отпуская её руку из своей, и бездыханное тело женщины падает на землю. Игла, которой я сделал прокол, осталась внутри её загорелого тела.