будни хомячьего доктора

Бэкхён в который раз сползает щекой с ладони и локтем со стола, моргает и вновь гипнотизирует взглядом стрелки на часах. Там всё никак к половине второго дойти средняя не может, и Бэкхён пытается рассчитать, уснёт он за пятнадцать минут или ещё продержится. У Бэкхёна обеденный перерыв, но он трудоголик и кукует в кабинете, игнорируя здравый смысл и крики китов в желудке. Он может позже перехватить кофе из автомата и печенья (коллеги – люди добрые), а сейчас у него ещё документы незаполненные и апатия камнем на шее. Ещё бы – за окном, сквозь белые жалюзи видно, гадкое небо, там туч одеяло и ветер жуткий, а люди с остановки бегут выводком грибов, у всех-всех зонтики. Бэкхён не к месту думает, что у Чондэ дождевик вырвиглазного жёлтого цвета и новая стрижка, ему идут выбритые виски… Бэкхён разумно решает с головой окунуться в заполнение пробелов в журнале учёта. / Бэкхён здоровается локтем с курткой Чондэ на вешалке, захлопывает дверь в квартиру и на мгновение хочет свернуться клубочком на коврике и лежать так всю ночь. Да, щеночка в их доме явно не хватает; Бэкхён размышляет, какую породу он вытерпит, пока сваливает в пирамиду пальто, шарф и шапку, спихивает ботинки с ног, запинывая их куда-то под тумбочку, и, так ничего и не решив насчёт собак, плетётся на кухню. А там – пусто. Ни Чондэ, ни ужина, ни записки. Чайник на плите остывший ещё с утра, на столе следы шоколадной пасты и вафельные крошки, зарядка торчит в розетке. Видимо, Чондэ торопился сегодня, обычно он старается оставить всё после себя в порядке. Бэкхён вздыхает под душем, уныло разглядывает себя в зеркале и устало плюхается за кухонный стол в ожидании свиста чайника. У него в планах вкусный клубничный чай и новые серии adventure time на языке оригинала (с сабами, да), но шум со стороны прихожей и двухголосая возня ставят на вечере релакса и расслабона крест. Чанёль сходу замечает, что кое-кому не помешал бы отдых, взъерошивает Бэкхёну волосы и разглагольствует о значимости физики в повседневной жизни, опираясь ладонью на бэкхёново плечо. Бэкхён рассчитывает, что через три минуты левой стороной он превратится в блин. Чондэ шумит водой в ванной, а после появляется на кухне с батареей пивных банок и взглядом приглашает Бэкхёна забить на чай и присоединиться к алко-посиделкам, мол, отдохнуть и правда надо. Ну да, отдых ему нужен. Вот только отдыхать Бэкхёну сами же советчики и не дают. / У Бэкхёна похмелье и «в следующий раз выгоню вас в бар» в исходящих, а почти над ухом жалобно скулит измученный воспалением в желудке пекинес. Бэкхён всего лишь чуть-чуть, но жалеет о том, что когда-то решил учиться на ветеринара. (И что имеет в лучших друзьях Чанёля и Чондэ). (И что совсем не умеет противостоять их идеям). После обеда, двойной порции кофеина и входящего от Чондэ (– Мне волшебные таблетки не помогают, улизни с работы пораньше. – Я постараюсь, но… – Впрочем, кому я об этом говорю. Не беспокойся, накормлю себя сам) к Бэкхёну в приёмную заглядывает любопытная собачья моська, и Бэкхён, забывая про объективное отношение к своим «клиентам», мгновенно расплывается в улыбке. Через пару минут он бежит на второй этаж клиники советоваться с самым адекватным коллегой (учились вместе и, честно, Кёнсу был очень внимательным и ответственным студентом), а вернувшись в кабинет, успокаивает себя (и хозяина собаки за компанию) стаканом воды. Бэкхён, несмотря на двухлетнюю практику, ещё ни разу самостоятельно не принимал роды у собак. Да и кошек тоже. И в принципе ни разу не. Они с хозяином обмениваются номерами, Бэкхён ставит на субботу, но роды – штука непредсказуемая. Бэкхён минут пять после ухода корги с хозяином не просит позвать следующего, утопая в розовых мечтах о скулеже под боком и прогулках по парку… Бэкхён как раз представляет, как Чондэ будет гонять с щенком до кухни (с целью «кто быстрее доберётся до упавшей на пол конфеты»; учитывая, что собакам шоколад противопоказан), когда дверь в кабинет открывается с оглашением: – Доктор Бён, у вас в расписании приём человека разумного. Бэкхён вскидывает взгляд и улыбается. Чондэ складывает в руках мокрый хрумкий дождевик вырвиглазного жёлтого цвета, а потом шагает к сидящему за столом другу и ставит ему под нос почти сухой бумажный пакет. – Стопудово ничего не ел, – объясняет Чондэ и утекает в коридор, чтобы добыть у кулера два стаканчика с кипятком. Бэкхён думает, что посиделки с чаепитием в рабочее время – дико непрофессионально, но ему всё равно надо с Чондэ надеждами поделиться и мнениями обменяться. Чондэ возвращается, исхитряясь открыть дверь ногой, аккуратненько водружает на стол два парящих стаканчика и плюхается на стул для посетителей (для тех, что двуногие). Бэкхён уже достаёт из пакета картошку (из ближайшего мака), пакет пирожных (из их любимой кондитерской на углу, там работают боги) и целостную коробку чая. – «Клубника со сливками», – зачитывает Бэкхён с многотонной иронией, хотя задеть Чондэ его неумением ориентироваться в нормальном чае он совсем не хочет, честно. – Ладно, это не то… Ты не против, если я возьму домой щенка корги? Бэкхён умеет говорить всё прямо, и Чондэ за пару лет плотного общения давно пора бы привыкнуть, но он, как всегда, для начала выпадает в осадок. Бэкхён умилительно заламывает брови и, не глядя, кидает пакетики чая в стаканчики; у него прямо на лбу строкой бежит «скажи, что не против, ну пожалуйста, ну скажи». Чондэ, поразмыслив и почесав затылок, уточняет: – А корги – это такие маленькие… с лапами такими… Бэкхён понимает, что Чондэ не против, а потому мгновенно поворачивает к нему ноутбук, где ещё пару минут назад загуглил фотки корги. Чондэ не совсем разбирается в собачьих (кошачьих, кроличьих и т.д.) породах, а Бэкхён в принципе любит просчитывать всё на пару шагов вперёд. Чондэ пытается вникать в поток дружеских восхищений и терминов (что-то про прыжки, какие-то болезни), попивает чаёк и подсчитывает момент, когда получится вставить словцо. В конце концов, заполненный новой информацией до краёв и с горкой, Чондэ убегает, на ходу расправляя дождевик. Бэкхён подходит к окну, разглядывает спешащих с автобуса грибов-зонтиков, допивает чай и набирает другу: «больше никогда не бери этот чай, серьёзно, в нём химии больше, чем в витаминах для щенков». Чондэ отвечает стикером хмурой подушки. / В субботу Чондэ заедает хандра и непрерывные дожди, и он уходит слоняться по паркам и книжным, пока Бэкхён открывает новые уровни стресса и по пути к рожающей корги перечитывает все свои универские записи по теме вынашивания и родов, едва не роняя тетради в проход; в автобусе давка, а на часах – неминуемое опоздание. Чондэ возвращается с соплями, сборником рифмоотчаянья Эдгара По и с охапкой жёлто-рыжих большущих листьев клёна, и удивляется запаху чего-то вкусного. Они обычно питаются чем попало, что минут за пять-десять сварганить можно; готовить чаще некогда, чем не умеют (Чондэ так точно способен замутить нормальный обед на пяток персон). На кухне почти спит над какой-то пухлой книгой Бэкхён, а убийственно вкусный аромат ползёт от пакета с пищевыми контейнерами (и где-то там ещё булочки из круглосуточного). Бэкхён путанно объясняет, что это благодарности его смелости и профессионализму, жмурится, когда Чондэ разглаживает-поглаживает ему гнездо на голове и фальшиво мурлычет, когда Чондэ ещё и массирует кожу легонько. От Чондэ пахнет прелыми листьями, дождём и неуверенностью. На последнем пункте Бэкхён считает, что он субъективен и заработался (а отпуска не видать). Но Чондэ и в самом деле как их чайник кипятком (до краёв) полон неуверенностью, сомнения на него напрыгивают, как внуки на бабушек; хотя Чондэ, вообще-то, как и Бэкхён, человек довольно прямой, даже педантичный моментами, но… но страшновато. Эх. Иногда приходит время действовать, правда? Чондэ отходит к плите (по пути засунув нос в ароматный пакет и словив дозу блаженства) и уже оттуда, под укрытием крышки с чайника, полушутливо ворчит: – Вот бы я тебе нравился так же, как работа. И Бэкхён вполне ожидаемо отзывается лёгким смешком; хотя у Чондэ в голосе (да и в голове тоже) серьёзности с Тихий океан. Бэкхён вдруг спрашивает, а не пропустили ли они время платёжек за свет и интернет; Чондэ припоминает, что доставал из ящика газету про здоровье размером с него самого (– С кроссвордом в конце. – Не оставил мне ни единого слова, чёртов гений), и как-то слова о сравнениях-симпатиях забываются-заваливаются бытовыми темами. Хотя Бэкхён, с его-то любовью просчитывать всё на пару шагов вперёд, нихрена не забывает. / За окном серость, унылость и ливень устраивают бесконечные олимпийские игры, Бэкхёну даже выглядывать наружу не хочется (есть вариант заночевать на работе и получить люлей по смс от Чондэ); солнца недостаток такой, что желание набить себе на груди его рунический символ уже не отнесёшь к колонке «абсурд». В июле идея казалась дурацкой – всем, кроме Чанёля. Чанёль просто в этой теме шарит, у него браслет на руке весь в деревяшках и знаках; он как-то важно друзьям объяснял, что за дичь «рассветное древо» и что-то ещё… Бэкхён падает лицом в стол и просит у Вселенной немножко солнца, тепла и штиля; на деле он в наглость подался, ведь с утра слепило в глаза (минут двадцать, пока он был в душе и пришивал на рукав пиджака новую пуговицу); Чанёль вот застал (и успел запостить пару фоток в инстаграм; Чондэ лайкнул). Чондэ пишет, вангуя: «я знаю, что ты опять просиживаешь зад в кабинете, хотя на часах обед. хватит хандрить». А следом шлёт ссылку без пояснений. Бэкхёну лениво, но он открывает – ютуб, профиль ChenChen и новое видео. У всех свои увлечения – Чанёль вносит в хобби не только музыку, видеоигры и мифы всех стран и народов; у Бэкхёна, к примеру, есть прозвище «хомячий доктор», хотя хомяков в клиентах ничтожный процент (зато это наглядно показывает весь спектр его интересов). Бэкхён жмёт на плей. Чондэ зависает у Чанёля в студии и восседает за пианино. Наигрывает нечто весьма мелодичное, а потом – поёт. Игриво, с улыбкой, играя глазами-бровями-зрителем; Бэкхён подпевает вполголоса на втором куплете. Строчка ‘if we just try’заедает в голове на несколько дней. / В выходные Бэкхён за лимонным чаем и сладкими плюшками натыкается на обновление (он добросовестный друг и фанат, на канал Чондэ он подписался быстрее, чем страница прогрузилась до победного), жмякает на плей, смотрит секунд пятнадцать, а потом возмущённо кричит Чондэ о том, что: – Ты говнюк! Чондэ занят безумно важным кроссвордом, но уже через минуту высовывается из-за двери своей комнаты, сдвигая очки на лоб. Бэкхён стреляет в него взглядом надувшегося карапуза, не переставая жевать булку (пародия идеальная), и поясняет: – Вы катались без меня! – Интересно, почему, – дружелюбно язвит Чондэ и плюхается на соседний стул. – Интересно, кто скинул все мои звонки и отмазался нервным попугаем? Бэкхён фыркает и обиженно молчит. Могли бы и выходного дождаться. Друзья, блин. – Не куксись, – Чондэ подвигается ближе и треплет друга по волосам. Бэкхёну хочется кусаться (так по-детски). – Можем поехать завтра, Чанёль будет только рад. Ты за? / – Ну и, – потерянно роняет Бэкхён, делая круг вокруг своего прокаточного железного коня, – почему мне достался розовый? Чанёль делает вид, что ничего не слышит, улепётывая на чёрно-сером велике на другой конец улицы. Велик Чондэ – жёлто-рыжий – безумно сочетается с его дождевиком, но именно Чондэ предлагает махнуться, ведь: – Что за предрассудки, серьёзно. – Не люблю розовый цвет. – А клубничный чай и коллекция плюшевых пони? – Это другое. Чондэ сдаётся и поправляет жутко шуршащий капюшон, а после напевает под нос пару строчек заевшей песни и стартует с третьей скорости. С неба шпарит дождь, дождевик на Бэкхёне шуршит как личная станция бесит.фм, велик не настроен и непривычен, но – этого и хотелось. Пусть и без солнца, пляжа, мороженого и панамки, но тоже отдых. Минут через пятнадцать Бэкхён догоняет друзей у фигурной скамейки; у Чанёля перекур, а Чондэ вдруг просит Бэкхёна отключить телефон. Бэкхён протестует – ну а вдруг что случится, жизнь штука непредсказуемая, и он, вообще-то, как и Айболит, должен… – Бэкхён, – осаждает его Чондэ, положив ладонь на плечо, – у тебя на автоответчике номер клиники, а в клинике десяток таких же Айболитов, как ты. Не парься, зайцы без лапок не останутся. Бэкхёну приходится подчиниться и не спорить, потому что Чондэ, зараза такая, внезапно читал детскую сказочку. Чондэ шутит: «ты ещё многого обо мне не знаешь», и попадает по натянутой струне. Бэкхён думает об этом уже много-много дней. Он знает, что Чондэ ест и что не любит есть, в какой позе спит и что напевает, когда готовит, какую щёку бреет первой, какие фильмы бросил на середине, как расписывается за доставку книг и прочее, прочее; но тут как с айсбергом, или с энциклопедией; Бэкхён энциклопедии всегда забрасывал, прочитав страниц тридцать. Энциклопедию имени Чондэ хочется продолжить читать. Вот только времени нет совсем. Ветер сдувает с Бэкхёна капюшон на повороте, волосы липнут ко лбу; Чанёль равняется и советует притормозить – заболеешь ведь, как твои хомяки и попугаи без тебя, доктор? Чондэ откуда-то из-за спины горланит: – Не парься, я, если что, его вылечу. Бэкхён думает, что, для начала, сам же и угробит. / Во время обеда на следующий день Бэкхён листает ленту инстаграма и видит себя в профиле Чанёля – раскрасневшегося, смеющегося (наверняка с шутки Чондэ), всего такого непутёвого и не-очень. Но вместо честного ‘вышел ужасно, убери, не дотягивает до всей этой твоей эстетики’ пишет в комментах: «надо будет повторить». Чондэ (вот зараза) ответом ему строчит через пару минут: «при условии, что ты возьмёшь отпуск». Чанёль под вечер финиширует разговор пятёркой рофлящих смайлов. / Ранняя и поздняя осень отличаются только меньшим количеством одетых деревьев и температурой воздуха по ночам, а в целом разницы – ноль. Бэкхён следит за семейством мрачных туч на горизонте, раздвинув жалюзи пальцами, и прикидывает, что ещё один месяц такой дурацкой погоды и он, Бэкхён, всё – не выдержит. Махнёт куда-нибудь, где погодный сайт покажет солнышко и плюсовую температуру минимум в двадцатку и круглосуточно, и Чондэ с собой не заберёт. Да что там Чондэ – даже мысли о работе и братьях наших меньших оставит в сеульской квартирке, сквозняку и влажности на растерзание. Вообще как-то тепла хочется, солнца, покататься на велике (попадать с него), позагорать немного и зависнуть в кафе-мороженом на весь день. С импровизированной подушки (пиджак плюс вежливо отобранная у коллеги-Кёнсу лежанка для клиента-бульдога) за приунывшим Бэкхёном пристально следит пёс. Щенок, точнее. Больше любопытно, чем пристально. Бэкхён сползает с кресла, чтобы потрепать щенка между ушей, найти десяток синонимов к слову ‘милый’ и заползти в диалог с Чондэ. У Бэкхёна в исходящих сообщениях «буду позже обычного», а в ответ «ни капельки не удивлён. на ужин лапша с луком и с упс-мясо-закончилось, что скажешь?». Бэкхён говорит (стенам в своём кабинете), что ему всё равно. Бэкхён даёт щенку время – ему надо привыкнуть к своему уютному креслу-мешку, к ванной, ошейнику, пальме в горшке, столу и стульям, ко всему; к запахам. К Бэкхёну он уже привык. Чондэ приходит домой только в одиннадцать, когда Бэкхён уже успел поужинать лапшой, перемыть посуду и задремать на диванчике; Чондэ жаль будить друга, и он крадётся мимо, как мышь, хотя Бэкхён всё равно сам по себе просыпается – и чего ворчит, что его разбудили. Щенок вот не просыпается, ему везёт. И Чондэ везёт, только через ‘д’; он к Бэкхёну под бочок прямо в куртке плюхается, лбом на мягкое в свитере плечо, и испытывает одно лишь желание устало молчать. Бэкхён спросонья лениво моргает и заботливо гладит Чондэ по спине, а после целует в макушку и шёпотом (боясь разбудить щенка… ну Бэкхён, ну серьёзно) откровенничает: – Знаешь, таким трудолюбивым людям, как я… – Трудоголикам, – бессовестно перебивает (поправляет) Чондэ. Бэкхён не обращает на это внимание (особенно на улыбку Чондэ, а ведь он чувствует её сквозь свитер и ну вообще) и продолжает: – …сложновато расставлять приоритеты, и, ты знаешь, все мои отношения заканчивались мешком упрёков и скандальными звонками, и, в общем, я… – Ты зачем-то открываешь мне Америку. Ну да, они дружат лет пять, и Чондэ знает назубок подробности всех романтик стори Бэкхёна, Чанёля и даже Кёнсу. – Вот видишь, ты всё обо мне знаешь… – Так это ж хорошо. Я, кстати, норм чай купил, вкус клубники и минимум дряни в составе. – Ты совсем не умеешь выбирать чай. – Я учусь на своих ошибках. – Так и будешь слюнявить мне плечо? Чондэ, не найдя в голове ответной реплики, поднимает голову, потирает ладонью вспотевший лоб, смотрит Бэкхёну в глаза озадаченно. Бэкхён делится: – Говорят, из друзей получаются лучшие пары. – Говорят, ты стал превращаться в ванильное нечто. Бэкхён, устав искать чемпиона в конкурсе ‘ответь колкостью’, закатывает глаза, подаётся вперёд и звонко чмокает Чондэ в губы. Чондэ после секундного замешательства только хочет поддеть, мол, даже в детском саду всё в разы откровеннее, но проглатывает все свои слова, даже не начав говорить, ведь, знаете, Бэкхён умеет заставить молчать не только йорков и догов. Чондэ делает вид, что он якобы против, пару секунд (и то для приличия). А потом его руки пускаются в долгожданный наглый поход, и у Бэкхёна шёпот такой грозно-соблазнительный… ох. Не страшно. Ни капельки. / Чондэ почти готов замурлыкать, когда Бэкхён нежно целует его по щекам, а ещё предложить чай, совместный душ или чего-нибудь покруче, но где-то на столе начинает ворчать телефон. Бэкхён уже через секунду отвечает на звонок, а Чондэ с обалдевшим и всё ещё неверящим видом следит за ним с дивана. Бэкхён хмурится, кивает, а потом бросает в трубку: – Будем резать. Приеду через полчаса. Чондэ, почуяв облом своим планам, снимает, наконец, куртку, и делится наблюдениями: – Трудоголики больше всего на свете любят свою работу. Бэкхён, в темпе меняющий домашние штаны на джинсы, дарит ему расстроенный взгляд. – Да ты беги, режь. Это же не я, тут думать и тупить два месяца кряду не надо. Бэкхён кидает в него подвернувшуюся под руку бейсболку, а после не слезает с его колен добрую минуту. А потом щебечет в ответ на новый входящий, что несётся на всех парах, хотя еле-еле может одновременно впихнуть ноги в ботинки и чмокнуть Чондэ в щёку. А ещё портфель захватить, шарф накинуть, бумажник в карман пихнуть… / Когда Бэкхён убитым лимоном плюхается на пуфик в прихожей, Чондэ уже сопит с щенком под боком. А на кухонном столе ещё тёплый чай с запахом клубничного пирога и записка: «разбуди меня, когда я перестану ревновать тебя к твоей работе (судя по пятилетнему опыту, это в принципе невозможно, но я оптимист)» Бэкхён улыбается самой дурной в своей жизни улыбкой и идёт укрывать одеялом Чондэ и пока-безымянного щенка. А впрочем… Через полчаса на диване умудряются поместиться уже три спящих существа. И Чондэ даже сквозь сон безошибочно находит своё добро и обнимает его вместо плюшевого мишки-перед-сном-обнимашки. Щенок тихо ворочается у них в ногах. А за окном мрачные тучи и косой дождь, и, серьёзно, когда уже будет снег или солнце?