Имеется побочный эффект

Микеланджело в курсе того, что Рафаэль спит с Леонардо. Он невовремя сунулся в комнату к братьям, которые не позаботились закрыть дверь достаточно плотно. Если честно, Майки на это наплевать, главное, что у этих двоих все складывается: натрахавшийся Раф рычит меньше обычного, а Лео улыбается, часто невпопад, но эта улыбка здорово подымает боевой дух всех братьев. — У тебя на шее что-то, — иногда говорит Майк. — Что, у Лео проснулась жажда крови или это просто засос? Ой, правда, тебя кто-то засосал, Раф. Тот отвешивает подзатыльник, но Майки замечает, как он на мгновение ухмыляется. Микеланджело убегает, хохоча во все горло. Ему весело, он беззаботен и так и сыплет невинными шутками про отношения двух братьев, огребая от них обоих. А потом что-то ломается между этими двумя. Лео мрачен как туча, больше не улыбается, смотрит на всех волком, а Рафаэль рычит сквозь зубы, не скупится на мат в адрес всех, а на тренировке бьет Майка так, что Дону приходится его оттаскивать от стонущего приятеля. — Извини, — выплевывает сквозь зубы Раф и отходит, что-то злобно бормоча. Майки болезненно всхлипывает, придерживая помятую руку, поднимается и плетется к Дону в лабораторию, где — под влиянием лекарств, не иначе — у него появляется план того, как все вернуть на место. План безумен, но чем дальше Микеланджело его обдумывает, тем больше он ему нравится. Остается только подговорить Донателло поучаствовать. Не во всем плане, конечно, только в самой первой части. — Раф, мне что-то совсем плохо, — рыдания в подушку получаются совершенно натуральными, горло перехватывает вполне по-настоящему, от ужаса от того, что он собирается сделать, конечно же. — Принеси мне воды. — Лео, — в это же самое время говорит Дон. — Майки просил тебя зайти, это очень срочно и важно. Прямо сейчас. Нет, не знаю, что случилось. А потом что-то идет не так… Да, Леонардо является в комнату Майки, следом является Раф. Микеланджело пытается выскочить из комнаты, его заносит, когда подводит координация, он в дверях сталкивается с Рафаэлем, который несет стакан воды. — Пиздец, — задумчиво шепчет Майк, наблюдая, как вода стекает по замку, блокируя его намертво. Он очень сильно постарался — кровать застелил свежим бельем, подмел пол, выкинул весь мусор, приволок бутылку вина, Бог знает откуда взявшуюся. Вот только по плану он должен был быть снаружи, объяснять за дверью, что эти двое отсюда не выберутся, пока не уладят свои неурядицы. Сейчас Микеланджело заперт внутри в компании Лео и Рафа. — Майки, какого черта? Майк смотрит на Рафа, тяжело вздыхает, отмахивается, потом сгребает это самое вино и тупо смотрит на пробку. Штопора нет. — О, — Лео рассматривает темно-зеленое стекло бутылки. — Штопора нет, — Микеланджело старается сосредоточиться только на этой проблеме. — Забыл… — Мозгов у тебя нет, — Раф копается в замке. Майки ставит вино на пол, хватает Рафаэля за руку и тащит за собой, упираясь в ковер ногами, подволакивает его к Леонардо, сердито смотрит на обоих. Они отворачиваются друг от друга. — Немедленно миритесь! — орет Майки. — Это не так легко, как ты думаешь, — сквозь зубы отвечает кто-то из них. — Так хотя бы потрахайтесь. Два подзатыльника прилетают слаженно. — Не лезь не в свое дело, Майки, — говорит Раф. — Не в свое? — Микеланджело тычет пальцем в свой бок, по которому расплывается черное пятно. — Посмотри, что ты со мной сделал, идиот неудовлетворенный. Лео, а ты тоже посмотри, к чему приводят ваши терки. Он меня использует как грушу, еще и ногами добивает, ты посмотри, я весь в синяках, у меня их только на челюсти нет. Посмотри, я сказал! — Я смотрю, — Лео косится на Рафа. — Мне подуть на твои ушибы, чтобы меньше болели? — Я принял таблетку обезболивающего, так что они не болят. — Майки, — почти ласково говорит Рафаэль. — И как ты себе представляешь это наше примирение? Лекарства оказывают странное воздействие, в голове вроде бы все ясно, но Майки чувствует себя так, словно выхлестал бутылку виски залпом. Наверное, новое обезболивающее имеет какой-то странный побочный эффект. Или оно плохо совмещается с газировкой. Или надо было принимать половинную дозу. Но в любом случае, в мозгах сейчас один за другим слетают какие-то блоки. — Показываю! — орет Майки и напрыгивает на Лео, обхватывая того ногами за бедра, а потом целует. Леонардо ориентируется в ситуации мгновенно, но вместо того, чтобы оторвать Микеланджело от себя, отвечает на этот поцелуй. — Я вешу побольше, чем ты, мелкий, — сухо говорит Рафаэль и отходит к двери. Майки отрывается было от губ Лео, но сказать ничего не успевает, когда Лео приземляется на постель так, что Майки оказывается сидящим на нем. — Итог предсказать не берусь, малыш, но процесс мне нравится, — Лео внимательно смотрит. Можно с него спрыгнуть, попытаться все обратить в шутку, сказать что-то вроде «Ну, дальше вы разберетесь». Но Майки обдолбан лекарствами, а еще в свои шестнадцать лет у него стоит на все, что хоть немного проявляет к нему интерес, а целоваться Леонардо умеет очень возбуждающе. Поэтому Майк нетерпеливо ерзает, тянется к паху Лео. Сзади злобно рычат, на плечо ложится рука. — Я и тебя поцеловать могу, если хочешь, — бездумно говорит Майки, запрокидывая голову. Рафаэль оттягивает ему верхнее веко, смотрит в глаза. — Что ты принял, идиот? — Не знаю, мне что-то дал Донни. Но побочное действие препарата — даже ты выглядишь сексуальным. Это чистая правда. Микеланджело почему-то кажется жизненно важным добиться от своего злобного братца ласки, он поднимает руку, касается щеки того, опасно выгнувшись назад, не догадываясь повернуться. — Идиотизм, — уже не так убежденно говорит Рафаэль. Микеланджело удается ухватить его за пояс и потянуть на себя. Силы — усиленной лекарствами дури, помноженной на возбуждение — у него хватает, так что ради спасения пояса Раф вынужденно приближается. Лео поднимается, придерживает одной рукой за пояс Майки, не позволяя тому грохнуться на пол, а второй рукой хватает Рафаэля и дергает на себя, так что тот приземляется на кровать. — Вау, — непонятно на что реагирует Майк. — Круто. — Отделаться от него мы не сможем, может, его вырубить? Лео хмыкает, встряхивает Майки, поворачивается, так что тот оказывается зажат между ними. — Есть предложение получше: дать ему то, что он хочет, — и стаскивает с себя экипировку, потом отправляет ее в полет. — На что нарывается, — уточняет Раф, однако начинает раздеваться. Майки сглатывает, раздумывая, как бы ему теперь самому раздеться и при этом не упустить ни единого момента этого тепла двух тел. Помогает ему Леонардо, разбирается с тугим узлом пояса, снимает все, потом приподнимается, смотрит на Рафа и, перегнувшись через Микеланджело, целует. Раф отвечает долгим стоном. — Майки, свали отсюда. Я тебя потом индивидуально… А сейчас свали. — Нет уж! Не дождешься, — отвечает Микеланджело. Он понимает, что зажат между двумя голыми и возбужденными старшими братьями. В иное время Майки бы испугался, ну или хотя б задумался о своих действиях, но сейчас он трется о них обоих разом, коротко постанывая. Ему просто тепло, хорошо от этого соседства, ему нравится прижиматься к их телам. — Мать твою, — стонет ему в загривок Рафаэль. — Малолетний придурок… Кретин обдолбанный. — Тшш, Раф, — просит Леонардо. Их пальцы сталкиваются где-то на бедре Микеланджело, почти обжигая. — Лео, ты же не предлагаешь… — Ну, он того же возраста, что и мы, так что это уже не совращение малолетнего. — Совращение малолетним, Лео, вот что это! Мы тебе, что, секс-тренажеры? — Ага, — соглашается Майки, трется о Рафаэля так, что тот давится следующей репликой. Это все лекарства, не иначе. Во всяком случае, в здравом уме, трезвой памяти и при наличии хоть немного соображающего мозга он бы точно не попытался отсосать старшему брату. Который, наверное тоже у себя в комнате потихоньку с горя мешал что-то, иначе чем объяснить то, что он позволил это сделать? Хорошо, хоть у Рафаэля мозги на месте… Если трахаться с Леонардо в присутствии младшего брата — это показатель нормального соображения, конечно. У лекарства еще одно побочное действие, которое оказывается для Майки неприятным сюрпризом. Пока примирившиеся братья мирно отдыхают в объятиях друг друга, Микеланджело, облизав от семени Лео губы, задумчиво разглядывает свой член, который стоит как факел у Статуи Свободы. — Точно пиздец, — меланхолично решает он. — Какие волшебные таблетки… — Что это вообще было? — Раф внимательно смотрит на него. — Обезболивающее. — Срочно распоряжусь, чтобы выкинули всю партию. — Ага, — вздыхает Майки. — Отвернитесь, а? Мне стыдно. — Ах, теперь тебе стыдно? — взвивается Рафаэль. — Раф, — негромко увещевает его Леонардо. — Пожалуйста, перестань издеваться над несчастным Майки. — Он не несчастный, он секс-террорист. — Это совсем не помогает, Раф, знаешь ли, — несчастно говорит Микеланджело. — Так, может, мне тебе помочь? — рычит Раф. Майки мотает головой и вытаскивает из-под Лео одеяло, в него хотя б можно завернуться, отгородившись от этих двоих. — Ценю твое предложение, — говорит он, пытаясь сказать это вежливо, получается ядовито. — Боюсь, в процессе оторвешь. — Может, я тебе помогу? — Нет уж, дважды спасибо, тогда Раф точно все оторвет. Ответом служит тяжкий вздох, потом под одеяло пробирается уверенная рука, обхватывает член. Микеланджело прикрывает глаза, кусает губы, пытаясь расценивать это все как обычную медицинскую процедуру, при которой стонать как-то не особо прилично. Леонардо что-то шепчет. — Это я-то плохо стараюсь? — возмущается Рафаэль. — Да я себе так не стараюсь, как этому обдолбышу. Майки хорошо, безумно хорошо, так что приходится закусить угол одеяла, которое у него отнимают, несчастное и изрядно пожеванное. — Раф, у меня тут один вопрос, — голос Лео звучит уже не над головой, а потом его дыхание касается бедра Майки. — Ты меня вроде младше, а уже потерял сноровку. Или такой юный любовник твоему темпераменту уже не под силу? — Сука! — припечатывает его Рафаэль. — Нет уж, я все еще молодой и задорный кобель. Убери уже свои грабли. Когда Лео приступает к минету, из груди Майки все-таки вылетает стон. Приходится зажать рот ладонью. Все, Раф его точно за такое прикончит. — Да перестань ты уже зажиматься, расслабься и наслаждайся, — говорит ему на ухо низкий голос, от которого по спине пробегают мурашки. — Уж что-что, а отсасывать Лео умеет отлично. Микеланджело все-таки удерживается от того, чтобы кивнуть. Потому что да, отлично. Как будто Леонардо хоть что-то умеет делать не отлично. — Смотреть на вас обоих — одно удовольствие, — продолжает негромко комментировать Раф. — Хорошо выглядите. Кстати, не хочешь ли полюбоваться редким зрелищем нашего идеального лидера? Микеланджело, завороженный его голосом, открывает глаза, смотрит вниз, потом зажимает рот ладонью еще крепче и зажмуривается до рези в глазах. — Понравилось? Черт, Майки, да что с тобой? Зачем ты вообще закинулся, не мог потерпеть, сопляк? — Больно же было, — стонет он в ладонь. — Расслабься. Если ты не начнешь просто получать удовольствие, мы отсюда никогда не выберемся. Потом ладонь младшего убирают в сторону, следует поцелуй, который словно душу вытягивает, вокруг становится холодно, только в самом низу живота болезненно пульсирует комок огня, который все-таки выплескивается, заставляя выгнуться так, что только руки обоих старших братьев и панцирь не дают сломать позвоночник. Потом его несчастное измученное тело накрывают одеялом и оставляют в покое. Майки обнимает подушку и просто лежит, предоставляя Лео с Рафом разбираться с дверью и друг с другом. — Предлагаю больше не ссориться, — Леонардо обнимает Рафаэля за пояс и легко целует в шею. — Иначе Майк нас затрахает попытками помирить. Буквально. — Еще одна такая выходка — и он навсегда заречется провоцировать нас. Я ведь могу и перепутать, кого из вас двоих следует со всем прилежанием втрахивать в постель. Микеланджело смотрит на них, но пошевелиться не может. Лео одевается, подходит к нему, гладит по голове. — Тебе хотя бы понравилось? — Ага, — вяло говорит Майки. — Устал, бедный? — Рафаэль ухмыляется. — А запивал ты эти таблетки чем, кстати, что тебя так вштырило? — интересуется Лео, отходя к двери и помогая Рафу с замком. В комнате воцаряется зловещее молчание, итогом которого становится жалобный взвизг замка и стук закрывшейся двери. Майки прикрывает глаза и его перестают волновать все проблемы мира, из сна не вырывает даже изумленный вскрик Дона, который пытается прорваться в комнату, но оказывается оттащен от нее братьями.