Интервью для битой карты

Изнасилование — отвратительно и грязно. Изнасилование и убийство — удел существ, которые не имеют права именоваться людьми. Лестрейд, присев на корточки, рассматривал лицо погибшей. Не девочка, далеко не девочка, но в отличной форме. Аккуратные брови, дорогая стрижка, отличный стоматолог. Явно не низшего звена. Тем более странно, потому что в таких ситуациях убийства совершались быстро. Эту женщину убивали неспешно. Медленно и жестоко. Да и умерла она, скорее всего, еще до того, как нож вошел ей под седьмое ребро. Лестрейд осторожно убрал затянутой в перчатку рукой прядь волос, кровавой сосулькой повисшую над искусанной в муках бледно-голубоватой губой погибшей. — Болевой шок у нее был, можно к гадалке не ходить, — Донован осторожно коснулась плеча шефа. — Разрывы влагалища такие, словно ее имело стадо слонов. Подозревают инородное тело, только пока не установили, какое именно. Лестрейд кивнул, бережно прикрыл изувеченный труп, стащил перчатки и закурил. — Ее опознали? — Официально нет. Но ее часто видели на экранах. Неужели не узнаете? — Когда я в последний раз смотрел телевизор? Конечно не узнаю… — Жена одного из советников по реформе полиции, в прошлом — достаточно высокопоставленного чиновника, который сейчас работает на добровольных началах. До недавнего времени мелькала как консультант по вопросам соблюдения прав женщин в пенитенциарной системе. — Ох ты… птица высокого полета. Говорил это Лестрейд поверхностно и сквозь зубы, явно лишь для того, чтобы сказать. Ну и причина тому имелась. Ровно месяц тому назад был найден брат бывшего высокопоставленного судебного чиновника, убитый и изнасилованный крупным предметом. История повторялась, а зацепок до сих пор не было. И вся мерзость состояла в том, что информацию о первом трупе Лестрейду предоставили полтора часа тому назад, перед выездом. Почему так тщательно скрывались сведения, превращавшие убийство в систему, Лестрейд не понимал, сейчас откровенно злился, но одновременно испытывал жалость к тому, что недавно было человеком, а теперь лежало на земле, раскинув руки и мученически выгнув голову. Жестом подозвав Андерсона, он наклонился, аккуратно потянув за свернутую в трубку карту, которая торчала изо рта погибшей. Под губой полумесяцем проступило кольцо аномально светлой губной помады. Дело о трупе, который нашли месяц тому назад, ему передавать не собирались, но удалось выпросить скан отчета судмедэксперта. И он бы охотно списал все на совпадение, глупое совпадение, если бы в отчете не фигурировала та самая карта, которую извлекли из разорванного в хлам анального отверстия жертвы. *** Майкрофт проверял перед сном альтернативную почту, которую предоставлял для отправки оповещений нескольким агентам, ведущим слежку. Это было правило: каждый почтовик предназначался для своей цели. Майкрофт бегло просмотрел стандартные отчеты, оставив напоследок письмо с незнакомого адреса. Хм… «У вас есть 12 часов, чтобы опубликовать признание в том, что Гарольд Слифорд по приказу британского правительства был опорочен и посажен за преступление, которое не совершал. Вы должны опубликовать признание на youtube с возможностью скачивания по ссылке и переслать ее мне. Иначе близкий вам человек разделит его участь». Майкрофт криво усмехнулся, оттолкнул лэптоп и потянулся за бутылкой спиртного. Он давно этого ждал и всячески готовился. По сути… сейчас можно было залихватски рассмеяться и послать шантажиста куда подальше, но… Но три «но» уже значились в списке убийцы. Он, разумеется, приставил охрану к Грегори и Шерлоку, причем мнение обоих его не слишком интересовало. Приставил после второго случая, попавшего в систему, не пожелав проверять на практике, в какой мере случившееся было совпадением. И не зря. Третий труп идеально вписался в уже нарисованную канву, и во всех трех случаях человек умирал долго и мучительно. То, что полиция просчитывала неделями, было разложено по полочкам в считанные доли секунды, когда обработкой информации занялся живой компьютер. Почему-то мысль о том, что кто-то уволочет Шерлока и лишит его невинности бутылкой, Майкрофта не пугала. Вот уж умора будет, когда братец начнет расхаживать перед маньяком, расписывая ему преимущества изменения механизма нанесения увечий… Или не Шерлок? Родители? О нет, это вряд ли. Во всех трех случаях у… объектов… были родители — и ни единого разу их не тронули. Однозначно, это не совпадение. Или Шерлок, что сомнительно, или Грегори. Майкрофт сделал долгий глоток, откинувшись на спинку кресла. Из двух вариантов на роль болевой кнопки куда больше подходил Лестрейд. Но о том, насколько Майкрофт дружен с ним, не знал никто. И сомневаться в этом не приходилось. Иначе бы Шерлок уже резвился вовсю, выдвигая очередные теории способов их общения. Значит, все-таки Шерлок. Ну что же. Усилить охрану. И ни при каких обстоятельствах не вести переговоры с террористами. Да, определенно, стоит сообщить Грегори, чтобы подготовился. Он захочет лично задержать убийцу. И Майкрофт набрал по памяти знакомый номер. «К сожалению, абонент не может принять ваш звонок…» Наверное, сел заряд. Сколько можно говорить Лестрейду, чтобы он, наконец, обновил телефон? Майкрофт пожал плечами, отпил из бокала. О партнере Фитцджеральда никто не знал. Стоп! Ну как же он не додумался! О партнере Фитцджеральда никто не знал до убийства! Грегори, чтоб тебя, возьми трубку! Ладно, в любом случае, это только предположение, поднимать панику — последнее дело. А сейчас нужно выяснить две вещи. Первое — каким образом адрес стал известен посторонним. Второе… Майкрофт напряженно потер лоб. Память извлекла из надежного уголка информацию о Слифорде. Гарольд Слифорд. Да, конечно. Грязное дело. Полицейский, который покончил с собой в тюрьме, когда пришлось выгораживать партнера советника перед важными переговорами, когда заявленного дипломата уже нельзя было заменить. И на кону стояло слишком многое. По крайней мере, цена возможного проигрыша была столь высока, что за ней не угадывались интересы рядового полицейского. Пикнул телефон, и Майкрофт сжал толстое стекло стакана. Он знал, что услышит сейчас, и всячески оттягивал момент поднятия трубки. *** Вероятно, Лестрейд казался непозволительно доверчивым и даже наивным в отношениях с друзьями, но он всегда оставался полицейским. Его навыки, отточенные годами работы, не были яркими, как у Шерлока, а мышление гениальным, как у Майкрофта. На фоне пестрых Холмсов, он выглядел в чем-то чересчур серым, но оттого не менее мастером своего дела. Человеком без именитых рессор-родственников и состоятельного трамплина, сумевшим сделать серьезную карьеру. А потому, старательно сохраняя при себе догадки, он с самого начала пытался найти в убийствах общий знаменатель. Но что и говорить, концы в этой истории были ой как хорошо спрятаны. И только когда хвост, по умолчанию выставляемый за ним время от времени Майкрофтом, стал уж чересчур серьезным, Лестрейд поставил в картинку последний кусочек паззла. Его довели до самой квартиры, уходить не спешили, и он принял данность. Риск существует, и он близко. Потому вошел домой, наскоро принял душ, устроился поудобнее на диване и достал сигареты. То, что погибшими оказывались близкие достаточно высокопоставленных политиков, а Майкрофт приставил хвост… несложно догадаться. Откровенно говоря, это было самым болезненным. Осознавать, что он — фактор уязвимости. Но отказаться от дружбы Лестрейд не мог — как и сам Майкрофт. Оба злились, понимали бесперспективность, клялись «вотбольшеникогда», но в итоге сдавались, сходились за бутылкой коньяка и признавали поражение. Оба. Потому сейчас нужно было принять тот факт, что он в этой игре — пешка, средство. Карта. Стоп… Карта… Лестрейд достал телефон, пролистав фото. Отчего-то не давало покоя кольцо помады под губой в виде полумесяца. Светлой помады, такой неуместной в образе. Жрица! Ну конечно же, вот она! Лестрейд еще раз внимательно просмотрел брошенную на столе распечатку таро. Жрица… И десять мечей. Интернет в помощь… Итак — прошлое. Но если речь идет о прошлом политиков, можно даже не пытаться искать. Все равно концы давно и глубоко упрятаны. Значит — довериться Майкрофту и ждать. Принять и попытаться играть. Потому что судя по срочно приставленному хвосту, он оказался в зоне риска. А до того времени попытаться делать то, что было в его силах. Например, просто быть полицейским и рассуждать как полицейский. Ключевым моментом всех случаев был достаточно специфический способ убийства. Садист лишал своих жертв жизни не сразу, сперва издевался — не на камеру, для себя. Насиловал, причем анально, чаще подручными предметами, и раз за разом на теле жертвы находили злополучную карту. То, что дело всячески старались замять, говорило лишь о его значении для политики. Одно из явно затертых, достаточно старых, чтобы Майкрофт успел занести его в список условно закрытых. Итого — старое, с анальным изнасилованием и, видимо, летальным исходом. Если исходить из акцента на способе изнасилования, включить в перечень мужеложство. Лестрейд заварил себе чаю, нарезал пару сэндвичей с подсохшим сыром, понимая, что дело затянется на ночь, и подтянул ближе лептоп, авторизируясь в базе. Учитывая возраст Майкрофта, отделил приблизительный временной интервал, установил фильтры убийств и тяжких телесных, приведших к смерти, изнасилование, подумав, сохранил графу «нераскрытые». Дел оказалось не так и много, полутора часов хватило, чтобы отфильтровать изнасилования проституток, затем пошли изнасилования респектабельных дам, по глупому стечению обстоятельств оказавшихся в неблагоприятных районах, мужчин, попавших под горячую руку в притонах. А затем всплыл Гарольд Слифорд. Обычный коп, который на улице за хулиганство задержал Энтони Стемллтона, сына Гента Стемллтона, игравшего в тот момент в высшей лиге. А ведь Лестрейд помнил тот скандал. Парнишку задержали за хранение героина, он ринулся звонить отцу, по пути попытался удрать, а в машине у него обнаружился целый склад. Потом как-то оказалось, что парень был чист, а до него докопался Гарольд и даже, как утверждали свидетели, подкинул наркотики в машину, стараясь получить повышение и всячески увеличивая свои показатели. А машина, как утверждали весьма высокопоставленные свидетели, вообще не покидала правительственную стоянку. Гарольд всячески старался доказать обратное, был задержан дома у Энтони при покушении, и на стадии предварительного заключения нелепо погиб в камере — по глупому стечению обстоятельств, там оказался один из ранее задержанных им рецидивистов. Разжалованного полицейского насиловали до утра. Он не выдержал. Впрочем, кто осудит? Лестрейд откинулся на спинку дивана и вздохнул, сжав глаза руками. Не так давно он сам оказывался в подобной ситуации. Буквально… лет тому. Ха, оказывается таки много! Тогда они приехали на убийство в один из городских клубов, и среди толпы им попался парень… Брайтон, да, Семпл Брайтон. Обдолбанный вусмерть, он попытался удрать, пырнул шокером полицейского на черном ходе и рванул к машине. Его поймали, при нем же нашли дурь всех цветов и мастей, не то чтобы прямо на суперсрок, но подпортить репутацию хватило бы с лихвой. Лестрейд тогда не слишком удивился, когда к нему на улице подкатила черная машина с вежливым предложением проехаться. Денег он не взял, на выговор отреагировал философски. Временное отстранение было ожидаемым, а отложенное на год повышение… ну что же. Единственное, что стало неприятной неожиданностью — обвинение в подброшенных наркотиках. Но Лестрейд выстоял. Заработал хронические головные боли, статус сволочи и чокнутого, но выстоял. Когда высшая инстанция вынесла оправдательный вердикт, он напился. Почти до беспамятства. Пришел в себя дома — довез понятливый патрульный экипаж, ничего никому не сказав, а сам Лестрейд с тех пор заматерел по части сынков и дочурок, фиксировал каждый шаг и каждый чих, к слову — весьма удачно. А потом появился Майкрофт, и Лестрейд узнал много нюансов. Увы, полицейский без большого звания ценится государством куда меньше, чем чистое имя важного шахматного игрока. Нет, Лестрейд по-прежнему был на стороне справедливости, но принял факт, что за свою жизнь и честь придется грызться до конца самому, не надеясь на помощь начальства и снисхождение государства с учетом бывших заслуг. Потому сейчас в полной мере осознал все грани дела, ранее скрытого в архивах. Обращение к базе подтвердило, что у Гарольда остался сын. Информацию о нем удалось отследить вплоть до окончания школы, потом следы терялись. Зато все отчетливее прорисовывались детали дела нынешнего. Лестрейд никому не сообщил о своих догадках. Сел, записал свои соображения в заметках, сохранил на домашнем и рабочем лэптопах и принялся ждать, попутно обдумывая ситуацию. И вот уж где пригодился бы гений Шерлока или Майкрофта. Но пока все шло своим чередом, и Лестрейд лишь старался не мешать заботиться о своей безопасности человеку Майкрофта. *** Ожидать, что какую-то дрянь вколет один из коллег, работавших на месте преступления, Лестрейд не мог никак. Ну привык он, что свои — это свои, и все тут. Ошибался, обжигался, но все равно продолжал верить. Так уж он был устроен, и, быть может, именно это слепая вера в своих заставляла Майкрофта раз за разом признавать свое поражение в гонке за самое стойкое одиночество. В голове упорно крутилась мысль о том, что он должен помнить момент укола, раз за разом словно натыкаясь на глухую стену. Он отчетливо помнил, как собачился с Донован, которая доказывала… Что она доказывала? Черт… Таки да, сбои памяти начинаются именно с момента выхода на стоянку. Впрочем… Стоп. Он же сам назначил эту встречу, когда смолчал о своих догадках. Чего уж там — ждал ее… Чернота немного расступилась, растушевавшись синим квадратом окна. В нос ударил тяжелый затхлый запах мертвого дома. Лестрейд глубоко вдохнул, стараясь запомнить все его оттенки — мало ли? Вдруг придется узнавать вслепую. Темнота слева всколыхнулась, выпустив вперед фигуру плотного невысокого человека. — Инспектор, я не причиню вам вреда. Но вам придется какое-то время побыть моим заложником. Лестрейд вздернул бровь, усмехнулся. — Судя по вашему послужному списку… позвольте вам не поверить. Человек в дверном проеме вздохнул. — Вы должны выпить воды. — Я не хочу пить. Ага. Значит, похититель отлично осведомлен, что введенная им гадость вызывает жажду, и по какой-то причине Лестрейд ему нужен живым. Лестрейд привычно шевельнул руками. Чуда не случилось. Наручники. Он попытался расслабиться, отгоняя неприятные ощущения, и вновь принялся вспоминать детали. Вот он садится в машину, насмешливо посветив огоньком сигареты приставленному хвосту, вот он добрался домой… не добрался! Беда в том, что домой он не добрался. Расплывчатые картинки упорно отказывались собираться воедино, но Лестрейд был уверен: дрянь ему вкололи на месте преступления. Только там он был слишком сосредоточен и мог запросто не заметить боли от укола. Оставалась одна деталь. Лестрейд, конечно, не боец спецназа, но и не девочка на шпильках, так просто не позволит превратить себя в средство. Плюс… время играет в его пользу. Лестрейд не страдал завышенным самомнением, но и не обесценивал себя. Несмотря на разногласия, даже Шерлок пошел бы на многие уступки, чтобы его вытащить. А ведь прецеденты были, так что Шерлока нельзя сбрасывать со счетов. Он мог не раскрыть какое-то дело, мог… Ладно. Как бы то ни было, какое-то время у него есть. Успокоиться, расслабиться, действовать. — Мистер Слифорд-младший, я полагаю? — поинтересовался он скорее для проформы. *** — Что значит машина пуста, а в квартире нет? Это его машина? Ах, даже не его? — Майкрофт говорил ровным ядовитым тоном, но при этом его сознание задыхалось от ярости. Кто бы все это не затеял, сработал он безупречно. Полицейская машина, подвозившая Грегори домой, пересеклась с другой машиной (предположительно), и наблюдатели увязались именно за ней, потеряв след, а теперь Грега не было дома, а машина остановилась у круглосуточного кафе, из нее вышли двое патрульных, а больше в салоне никого и не оказалось. Майкрофт злился. Он мог рассчитать сложнейшие схемы, мог продумать уйму ходов, но… каждый раз он спохватывался, что исполнители — обычные люди. Люди, которые могли ошибаться и допускать огрехи, чего никогда не делал он сам. — Дело Гарольда Слифорда от семнадцатого июля две тысячи шестого ко мне в кабинет. И полное досье. Паниковать Майкрофт не собирался, но… Что же это такое, а? Хваленые спецы, прошляпившие захват из-под носа? Он едва не смахнул со стола чайную чашку, затем замер, накрыв рот сложенными руками. В этом раунде он проиграл? Невелика потеря. Партия все равно будет за ним. *** — Инспектор, наверное, вы сейчас думаете о том, как я буду вас убивать. Поверьте, в вашем случае я отдам дань уважения вашему послужному списку. Вы не будете испытывать боли. — Вколите наркотик? — бесстрастно поинтересовался Лестрейд. — Или оглушите? Горло перережете? — Не утрируйте. Хотя… Первый вариант устроит и вас, и меня. — Разумеется. Потом вы уйдете, а я окажусь в одном послужном списке с вашим отцом, не так ли? Стоило отдать дань уважения Слифорду-младшему. Не вскинулся, не повысил голоса. Сел рядом — спиной к окну, не позволяя рассмотреть себя. — В некотором роде — да. Мой отец был честен, и только за это погиб. Потому что какому-то чинуше не было выгодно, чтобы имя его сынка прошло в газетах. — Мне знакомо это, — Лестрейд заставил себя расслабиться. Еще не хватало испоганить и без того шаткую ситуацию… Но вот провести параллель. А собственно говоря, что он теряет? Да ничего. Почти. — Неужели? Вас изнасиловали пятеро дегенератов в тюрьме? — Меня обвинили в том, что наркотики дочери достаточно известного политика подбросил я. Дело о дочери лорда Брайтона. Слыхали? — Надо же… Грег мысленно поставил себе плюсик. В голосе похитителя, по-прежнему твердом и спокойном, блеснула нотка сомнения. — Восемь месяцев судебных разбирательств. Потому… да, я не прошел через ад, который достался вашему отцу, но был к нему близок. Грег не злился. Кто знает, до какой степени дошел бы он сам, если бы это случилось с его родными. Нет, он нисколько не оправдывал преступника, который нарушил закон, посягнул на человеческие жизни, назначил себя судьей и палачом — но и не осуждал. Принимал как данность. Он полицейский. Он должен остановить и предотвратить. А судить… Пусть присяжные. — Значит, они по-прежнему работают по старой схеме… — и вновь прорезалась горькая усмешка. — Схему, увы, не знаю, но давят сильно, — согласился Грег. — И я все-таки погорячился, отказавшись от воды. К нему подкатилась бутылка, похититель встал, обошел стол, достал вторую пару наручников, закрепил на ногах Грега, перекинув через звякнувшую железную перекладину стола, затем освободил руки. А пить хотелось. Очень. — Быть может, схема и есть, — вновь поймал нить разговора Грег, напившись и отдышавшись. Да, в воду могли напустить чего угодно, хотя пробка и была запечатана, но уж если у него самого горло лопалось на части, а похититель сразу предложил воды, несложно было понять, что закончиться все могло печально. — Только всерьез ли вы думаете, что после двух трупов… — Трех, — невесело усмехнулся собеседник. — видите, даже тут они лгут. Третьего похоронили тихо. Любовник Джереми Фитджеральда, Ринато Муэра… Они встречались раз в неделю, в съемной квартире… Звуконепроницаемость, никаких окон напротив… Внутри — полный фарш. От гинекологического кресла до нефритовых пробок. А как он клялся. что любит своего Рино… Как они лживы, даже когда речь идет об их собственных близких… — Слифорд-младший глухо рассмеялся. Грег, услышав, что по сути получает признание в третьем убийстве, попытался вернуть диалог в прежнее русло. — Вы убили его? — Не я. Он сам. Я лишь… закрепил его на кресле в позе, которую они так любили. Накачал по уши аспирином и наркотиками и выскоблил задницу, всю… кусок кишки, геморроидальные вены. Глубоко так выскоблил, продолбил уютную норку… оставил расширитель и ушел. Если бы любил — бросился бы искать сразу же, верно? И, быть может, успел бы. Конечно, для любви там уже механизмов не оставалось, но в остальном… У них всех был шанс. Достаточно было отправить мне видеопризнание в смерти Гарольда Слифорда. — Вы так легко обо всем говорите. — Вы смелы, инспектор, и уже поняли, что я не намерен отсюда уходить. Майкрофт Холмс — последний, кто подписал письменные свидетельства о том, что машина Стемллтона-младшего находилась на правительственной стоянке… и никак не могла стоять под клубом. А значит, наркотиков в ней быть просто не могло… вот так-то. Лестрейд угрюмо кивнул. До боли знакомая схема. В деле, которое слепили против него, машина тоже стояла на правительственной стоянке. Жаль, он тогда не запомнил подписи. Знал, что все подписавшие — чиновники высокого полета, которых в суд никто звать не будет, и все обойдется письменными показаниями. А формальных оснований вывести показания из дела не нашлось, вот он и… — Мне даже интересно, насколько вы дороги Холмсу… И вновь та же горькая ирония. Лестрейд предпочел ее не заметить. И думать о затронутой теме не хотел. Не до того сейчас. В конце концов… он просто полицейский, который находится при исполнении, и перед ним… — А скажите мне как коллега коллеге, — он легко улыбнулся, глядя на темный силуэт Слифорда по ту сторону стола. — Каково это? Стать палачом? Тем более, вы сами видели, не больно-то и убиваются ваши обвиняемые… Вон парня того, Ринато, не слишком оплакивали. Думаете, Холмс разрыдается, выяснив, что не с кем перекинуться партейкой в шахматы? Вы преувеличиваете мое значение. Или приуменьшаете его отстраненность. Очнитесь, Слифорд… В моем случае вы лишь продублируете события многолетней давности. Устроите показательную экзекуцию полицейского. — Вы так думаете? — усмехнулся Слифорд. — В таком случае, позвольте вас разочаровать. Я давно готовился, и смонтировал видео. В каждом присутствуют неопровержимые доказательства близости политика и погибшего, далее демонстрируется подтверждение отправления и получения моих требований, а так же их содержание, а затем — труп. Интернет — великая сила, достаточно запустить видео на паре ресурсов. Это похоронит много имен. — Прежде это похоронит много людей. — Верно. — Хотел спросить. Карты. Для чего карты? — Карты? Я же сказал вам, что делаю видео. А видео без тайны… скучно. Если в нем появится мистика, он вызовет интерес. И между прочим, ваше время истекает. И вы — последнее звено моей цепочки. Потому для вас я оставил бонус, которого не имел никто другой. Вы можете стать актером моего фильма, еще будучи живым. Много не обещаю, а вот минута… Я пущу ее в эфире постфактум. Фильм-то смонтирован, ни вас, ни меня уже не будет, а видео запустится. — Минута… — Лестрейд задумался, затем кивнул. — А знаете, давайте вашу минуту. Вдруг и правда… ославлюсь, хоть и посмертно. Знаете ли, сказывается привычка давать пресс-конференции по поводу каждой пакости. Даже в части собственной смерти. Слифорд зашедуршился, потянул сумку, затем поставил на стол аккумуляторную лампу и расположил поудобнее телефон. — Итак, господа, — голос Слифорда на камеру оказался неожиданно четким и хорошо поставленным. — Вы убедились в том, что у наших политиков нет ни сердца, ни души. Но для того, чтобы это доказать всем, мне пришлось принести в жертву четверых человек… — А сам Стемллтон? — Перебили, — недовольно фыркнул Слифорд. — Его и наказывать не за чем. Жизнь наказала. Сын совершил суицид — не усмотрели в клинике, когда лечили ломку, дочь попала в аварию, став овощем, а жена сошла с ума… — Верно… Простите. Просто… у меня тоже свидетельствовали пятеро. И никто из них не являлся родственником девчонки, которая… — А, вы об этом… Пятая подпись принадлежала водителю, он погиб вместе с дочерью. Не тем занимались в машине… — О… в таком случае, продолжайте, а я пока попытаюсь вспомнить, кто у меня был пятый. — Вам-то для чего? Вам осталось… мало. — Знаю, — пожал плечами Лестрейд. — Я лишь пытался представить себя на вашем месте. — Не надо дешевых трюков, — жестко вскинулся Слифорд. — Я тоже читал психологию. Камера ваша. Говорите. *** Лестрейд выглядел спокойно и собранно, как никогда не выглядел на пресс-конференциях. Словно разобрался в вопросе детально, и теперь был готов к любым каверзным вопросам. — Господа. Так сложилось, что сейчас, возможно, будет моя последняя возможность выступить на камеры. Постараюсь использовать ее максимально продуктивно. Много лет назад один честный и хороший человек попал в жернова правительственной машины. Его цена оказалась несопоставима с ценой интересов государства, в итоге он погиб. Кто в том виноват? Тот, кто послал его в тот самый рейд? Или его коллеги, которые не смогли или не захотели бороться и доказывать его невиновность? Или судья, который не в полной мере оценил улики? Или толпа, которая приняла озвученный факт и поверила системе? Мне жаль, что теперь имя этого полицейского, который до последнего защищал закон, будут связывать с убийством четверых человек неоправданно жестоким и бессмысленным. Эти люди погибли, чтобы доказать тем, кто составлял неравенство между честью политика и полицейского, что они не правы. На всякий случай, я говорю не под принуждением и не под дулом пистолета… Хотя кто в это поверит. И вряд ли это видео можно будет использовать как доказательство. Мы все ошибаемся. И я, и вы. Мы люди. Многое бы мы хотели вернуть назад и переиграть. Но есть вещи, о которых мы не будем жалеть никогда. Вещи, которые мы поняли и распробовали сполна. Будь то торжество справедливости… дружеская рука в дождливый вечер или чашка неповторимого чая. В колоде карт они оказываются куда дороже тех самых пресловутых интересов государства. И за них мы говорим «спасибо». За то, что в такие вот минуты перед камерой мы можем вспомнить и понять. У нас это было. *** Майкрофт Холмс стоял у двери, опираясь рукой в дверной косяк, склонив голову, наблюдал за человеком, сидевшим спиной к нему. Лестрейд до сих пор не поднялся со стула, сидел, словно привязанный, уронив голову на сплетенные кисти рук. Майкрофт присмотрелся. Плечи поднимались и опускались ровно. По крайней мере, он был спокоен. И ведь все, что нужно было — переступить порог, подойти и сказать, что ему жаль. Искренне жаль. Вот только Лестрейд не идиот. Да, он не обладал логикой Шерлока, но отлично составлял причинно-следственные связи. Понятно, это было еще до того, как Лестрейд из терпеливого выдержанного няньки для младшего брата превратился в самого лучшего друга, но… это не отменяет и не оправдывает. Политика никогда не была делом чистым, и любое действие, как правило, цепляло уйму предшествующих ему и следующих за ним. Когда сын высокопоставленного чиновника допускает оплошность, которая может стоить карьеры его отцу, и как раз перед серьезной игрой на высшем уровне, ставки на которой слишком высоки, чтобы заменить игрока, приходится… принимать решение. Таких решений было много, даже очень много. Майкрофт всегда изучал все составляющие и все факторы, проигрывал исход во всех случаях — от ареста чиновника то его тихого вывода за пределы политической арены. И вне его внимания оставался только один момент: кто стоит по ту сторону бумаги о принятии судьбоносного решения. По умолчанию, полицейские шли на уступки и закрывали дело. Только как оказалось, именно на этом этапе оставалось наибольшее количество скелетов в шкафу. Знал ли Майкрофт Холмс, что один из его скелетов сидит сейчас на стуле, уронив голову на руки? И ему надо принять решение. Майкрофт Холмс никогда не станет прятаться за спины и… сейчас он обязан это сделать. Переступить порог. Заговорить. Это сложно. Мимо него пронесли тело Слифорда, укрытое простыней. Он так и не успел выложить в сеть свой фильм. Или передумал. Пустил пулю в висок на последних секундах той самой роковой минуты. А получасом ранее, стоя у машины под проливным дождем, зажав под мышкой зонт, Майкрофт курил сигарету за сигаретой и смотрел видео, записанное на телефоне. С экрана уже сняли отпечатки и образцы крови. Ему было наплевать. На секунду зажмурившись и отмахнувшись от очередного приступа высокого политического достоинства, которое заставляло двигаться вперед, высоко подняв голову и не замечая то, что остается на обочинах жизни после такого крестового похода, он вошел в комнату. Замешкавшись на секунду, положил руку на ссутулившееся плечо в измятом пиджаке. Лестрейд вздрогнул, едва заметно скосив глаза на стоящего рядом, улыбнулся и выдохнул. — Устал я от всего этого дерьма. Майкрофт осторожно подвинул ногой стул и сел рядом, не убирая руки. — Поехали домой. Не спросил — сказал. И замер. Замер, ожидая ответа. Не было смысла обольщаться, что Лестрейд не сумел свести дважды два, провести параллель между этим делом и теми событиями лохматой давности, когда он был почти в такой же ситуации, отчаянно сопротивляясь давлению собственного руководства и угрозам отдела внутренних расследований, которые всеми силами принуждали его закрыть дело, отбелив сына высокопоставленного чиновника и перевалить ответственность за найденные наркотики на кого-то другого. Майкрофт криво улыбнулся. Вот оно, отличие. Лестрейд выдержал. Стал другим — гибким, но крепким, словно сталь, и такого же цвета. Выдержал все —- и не сломался. В отличие от Слифорда, который сломался — то ли оказавшись слабее, то ли… В любом случае, именно так все и закончилось. Лестрейд со своей нечеловеческой моральной составляющей выжил и занял очень высокую должность для человека, не имеющего протекции, а Слифорд покончил с собой, будучи слишком запятнанным в тюрьме и не веря в справедливость. Лестрейд выжил, а еще сумел простить. Не стал держать зла на тех, кто принимал решение о том, чтобы заставить его пойти против своих принципов во имя непонятной ему политической сделки. Интересы пары рядовых копов против интересов государства — несопоставимо. Не стал держать зла и простил. Есть невысказанное. Много… Много вопросов, которые так хотелось задать здесь и сейчас. Ты уверен в том, что делаешь? Ты понимаешь, что мог быть на его месте? Ты знаешь, я не могу гарантировать того, что в дальнейшем не случится такой же ситуации? Незаданные вопросы, которые так легко читал Лестрейд по его лицу. И не заставлял задавать вслух. Он всегда щадил гордость Майкрофта куда больше, чем следовало бы. Он вообще… щадил. И сейчас мягко улыбнулся Майкрофту, кивнув. — Да… Это все чертовски меня вымотало. И правда, пошли домой.