Судьба? Издевка.

Внутри Т’Чаллы каждый раз неизменно болезненно сжималась надежда, с каждым годом становясь все меньше, стоило ему коснуться взглядом своего запястья. В Ваканде давно существовала программа, помогающая найти соулмейтов. Конечно, работала она только с вакандцами, и тем несчастным, у кого были чужие для этой земли имена на запястьях, приходилось делать сложный и жестокий выбор: или навсегда покинуть страну в порой бесплодных поисках второй половины или провести всю свою жизнь в одиночестве. Но принцу Ваканды не было нужды делать столь скорбный выбор, имя его было на вакандском, вот только ни программа, даже улучшенная его сестрой, ни приказ, заставляющий всех жителей регистрировать свои имена, не помогли найти его судьбу. Корабль с будущим королем Ваканды на борту неумолимо приближался к месту проведения ритуала, и чем ближе была ритуальная скала, тем призрачнее становился шанс для этого самого короля найти свою судьбу. В последний раз нежно огладив чужое и одновременно такое родное имя, Т’Чалла немного вымученно улыбнулся и шагнул навстречу толпе. После коронации он отодвинул все дела, поставив на первое место Уилисса Кло. Поиски преступника, как и его поимка, не заняли много времени, пока на сцене не появился некто в ритуальной африканской маске. Но когда его темные глаза, сверкающие в прорезях маски азартом и предвкушением, встретились с такими же глазами Т’Чаллы, последний растерянно остановился, чувствуя как распустилась в груди радость. Странное узнавание мелькнуло и пропало, оставив после себя едкий привкус чего-то невозможного. Солнце блеснуло на болтающемся на шее кольце, машина скрылась за поворотом, а король так и стоял на дороге, страшась догадок, родившихся в голове. Вернувшись в Ваканду, Т’Чалла сразу же направился к Зури. Ему было необходимо узнать правду, какой бы горькой и страшной та не была. Выслушав немного слишком эмоциональный рассказ шамана, король, нервно потирая имя, задал лишь один вопрос: — Дядя дал вакандское имя своему сыну при рождении? — Да, даже сделал традиционную татуировку на нижней губе, — голос пожилого мужчины был наполнен сожалением и раскаянием. — Отец, он знал? — Ваше Величество, поймите, не было другого выбора. Т’Чаки… — Замолчи! — Т’Чалла резко встал, — Замолчи. Мой отец все эти годы знал, кто может быть моим соулмейтом. Знал, но все равно молча наблюдал за тем, как я с каждым годом все больше теряю надежду, — высказав все это на одном вдохе, мужчина чуть успокоился и направился к выходу, но остановился и потерянным голосом спросил, — Тебе известно его имя? — Н’Джадака, — донесся в ответ тихий шепот. Прокусив губу до крови, король зажмурился, не давая предательским слезам покатиться вниз, и вышел. А следующим утром граница Ваканды была нарушена. Т’Чалла с силой сжимал ручки трона, почти не слушая возмущения совета и матери, и не мог отвести глаз от мужчины, приведенного в зал В’Каби. Высокий, широкоплечий с нахальной улыбкой на красивых губах. Т’Чалла сглотнул, его брат был совершенным. Совершенным оружием, по мнению того американца и сестры. Он встал и почти вплотную подошел к чужаку. Они были так близко, что король чувствовал чужое дыхание на своих губах и запах чужого пота. — Давай, спроси меня, кто я на самом деле, король, — мягкий, интимный шепот, приятный баритон и почти осязаемая ненависть в последнем слове. Невольно облизав губы, Т’Чалла так же тихо выполнил просьбу-приказ, прекрасно зная ответ. — Я Н’Джадака, сын Н’Джобу! По праву крови я претендую на трон и силу пантеры! Услышав это, Т’Чалла прикрыл глаза, пряча позорный блеск страха, мелькнувший в глазах, и взял из рук В’Каби цепочку с фамильным перстнем. Повесив его на шею кузену, он встретился с его глазами, полными ненависти и презрения, и выдохнул, не отрываясь от них: — Я принимаю твой вызов, брат. — Подготовка займет недели, — попытался вмешаться Зури, — Созыв племен долгое занятие. — Зрители? Полно, они мне не нужны, — отмахнулся Эрик, так же, как Т’Чалла, не отводя взгляд, — Только я и ты. Т’Чалла решительно ступил на ритуальную скалу. Сегодня ему либо придется умереть от рук своего соула, либо убить его самому. И он не знал, как ему избежать этого. Сдаться? Н’Джадака не примет его капитуляцию, огонь боли и ненависти слишком ярко горит в нем. А даже если примет, станет ли от этого лучше? Король словно вживую видел картину своего одиночества в огромном дворце, где на троне пламенно холодный Н’Джадака, а за спиной не смирившиеся с поражением мать, сестра и бывшая любовница. Оставалось лишь надеяться, что древняя сила, связавшая их двоих, остановит занесенную руку одного из них. Не остановила. Бой был недолгим и, если бы не вмешательство Зури, закончился бы, едва начавшись. В ушах звенел чужой яростный голос, которому не суждено стать родным. А поверженный король падал и падал все глубже во тьму. Эрик смотрел на полыхавшую мощь Ваканды. Цветы, дарившие силы пантеры, сизым дымом уносились в небеса. Может, хоть так ему удастся избежать убийства своего соула. Он рос с ненавистью к имени на запястье. Всей душой ненавидел синий вибраниумный блеск, ненавидел Ваканду и ее короля. Они забрали у него все, оставив лишь жалкую надпись на вакандском, точно жестокую издевку. Он знал, что Т’Чалла пережил падение со скалы. Н’Джадака даже себе не мог сказать, что испытал в ту секунду, когда понял, что связь не разорвалась с тонким звоном, больно ударив за предательство. Радость? Вновь вскипевшую ненависть? А может смирение? Встреча с отцом не принесла ни ясности, ни умиротворения, ни благословения своих поступков и мотивов. Кажется, мертвый отец только убедил Киллмонгера идти до конца своим непониманием единственного сына. Т’Чалла открыл глаза. Перед ним знакомая саванна и ушедшие предки. Он прошелся глазами по нестройным рядам прародителей, надеясь отыскать дядю, которого он толком и не помнил, но заметив среди них лишь отца, сверженный король поджал губы. Говорить с ним не хотелось. Зачем он пришел? Чтобы сказать ту же ложь, что говорил Зури? Что у него не было выбора? Бред! Наделенный силой пантеры да еще в костюме Т’Чаки мог спокойно заслонить собой подданного и не убивать Н’Джобу. Т’Чалла не дурак. Отец приехал не говорить с братом. Он приехал казнить его как предателя, и сын Н’Джобу оказался лишь сопутствующим ущербом. Т’Чалла не был рад своему возвращению из мертвых, но не мог никому об этом сказать. Не сейчас, когда Эрик поставил Ваканду на тонкую грань, с одной стороны которой было процветание Ваканды, а с другой — война со всем миром. Может, позже, когда весь этот ад закончится так или иначе, он тихо прокрадется в лабораторию сестры и срывающимся шепотом все ей расскажет, а пока ему предстоял еще один бой со своим соулмейтом. На этот раз все было гораздо жестче. Каждый из них стоял у черты. Каждому было что терять. И Т’Чалла снова проигрывал. Он не умел драться без чести, ставить своей целью смерть противника, не умел сражаться по-американски. Он был слишком вакандцем для этого. Падение в шахту едва ли сравняло шансы двух королей, но хотя бы обезопасило других от них. Эрик, и так будучи сильнее и опытнее, сейчас, обладая силой и ловкостью пантеры, каждым попадающим в цель ударом толкал Т’Чаллу в объятия смерти. Перед глазами опрокинутого на землю Т’Чаллы пронеслись образы дорогих ему людей, и если он хотел их спасти, то пора было решиться. Собравшись с силами, бывший король дотянулся до оброненного Эриком копья и, резко вскочив, быстрым движением вонзил его в грудь его же хозяина. Тот едва заметно пошатнулся и удивленно, но одобрительно посмотрел на брата. — Молодец, соул, не думал, что ты решишься, — Киллмонгер попытался дерзко улыбнуться, но вместо этого лишь рухнул на колени, держась за короткое древко копья, — Жаль, я так и не успел посмотреть на закат. Отец говорил, в Ваканде он удивительной красоты. Т’Чалла смахнул набежавшие от боли слезы из-за начавший рваться связи и, подхватив брата, потащил его к выходу, желая подарить единственный в его жизни закат. И глядя на то, как лицо Эрика меняется, как его глаза загораются восторгом, а губы складываются в несмелую и, о боги, не ядовитую улыбку, он понял, что не готов его отпустить. — Н’Джадака, — тихо произнес король. — Это не мое имя, — устало огрызнулся Киллмонгер. — Но именно оно написано на моем запястье, — все так же тихо сказал Т’Чалла. — Не повезло тебе, — обнажил в усмешке золоченые зубы наемник, но потом продолжил с затаенной болью в голосе, — Знаю. Нелепая ошибка судьбы. — Тебя еще можно спасти! — отчаянный шепот. — Чего ради? Сидеть в твоем дворце на цепи? Нет уж. Похорони меня в океане с теми, кто считал, что смерть достойнее рабства. — Никто не будет держать тебя на цепи! Ты — мой соулмейт, моя половина, моя душа и жизнь! — наконец-то голос Т’Чаллы разорвал оковы тишины, заставляющие обоих шептать. Эрик, тратя последние силы, рывком притянул к себе брата и схватил за шею, впиваясь взглядом в темные глаза напротив, совсем как тогда в тронном зале. — Только попробуй спасти меня, и я найду способ перерезать себе глотку, но не останусь рядом с тобой. А если удача будет на моей стороне, то прихвачу с собой твою несносную сестрицу или бывшую, а может обеих сразу, — Киллмонгер провернул копье в своей груди и вытащил, отбросив куда-то в сторону. Последние слова Н’Джадаки, как и вся его жизнь, были наполнены гневом и смертельной обидой. Сильная рука, крепко обхватившая шею Т’Чаллы, разжалась и безвольно упала. Писк разорванной связи умолк. Разбитый мужчина запечатлел на еще теплых губах их первый и последний поцелуй. В грязное темное полуподвальное помещение на таком дне Окленда, куда не рискнули соваться даже бывалые жители этого района, шатающейся походкой зашел дорого одетый чернокожий мужчина. Облокотившись на давным-давно немытую барную стойку, незнакомец заговорил: — Я слышал, здесь можно перебить соул-имя. — Ну, можно, бро, только нужны специальные чернила, а у меня они все вышли, — ответил неопрятного вида бармен. — Это не проблема, — достав из кармана черного пальто маленькую баночку с переливающейся синим жидкостью внутри, тихо сказал мужчина. — Тогда без проблем, братишка, — выходя из-за стойки, улыбнулся гнилыми зубами хозяин бара и кивнул в сторону обшарпанной двери, за которой скрывался импровизированный тату-салон, — А че эт ты решил имя перебить? С соулом не поладил? — Просто ему не нравилось его имя от рождения, — садясь в кресло и обнажая запястье, пояснил клиент. — Бывает, — пожал плечами мужчина и взял в руки машинку, но замер, заметив слишком бледное соул-имя, — Так он же того. Мертв. Ему теперь один хрен как зваться. — Но я жив. Еще раз пожав плечами, бармен принялся за работу