ID работы: 6581663

Вижу тебя не наяву

Джен
G
Завершён
107
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
13 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
107 Нравится 23 Отзывы 14 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Я задумчиво прошёл по деревянному причалу до самой воды и пошёл обратно. На море был штиль, и кромка воды еле слышно побулькивала, практически незаметно накатываясь на песчаный берег. Я нагнулся и окунул в воду пальцы — настоящая. Ну надо же. Я прекрасно осознавал, что сплю, но при этом так же отчётливо понимал, что вижу не невнятный сон о прогулке по берегу водоёма, а нахожусь во вполне себе самостоятельно существующем месте. Бесповоротно существующем, я бы сказал. Отличать пустое сонное наваждение от сочной и дышащей реальности я всё-таки научился. Между прочим, мне за это даже деньги платили. Ну, скажем так, и за это тоже. Хотя, строго говоря, совсем в другой жизни и уже давным-давно не мне. Разувшись, я уселся на край причала и опустил босые ноги в воду. Немного поболтал ими, создавая брызги, и вдруг понял, что не один. Сначала почувствовал загривком, как чуют животные, и только потом услышал скрип рассохшихся досок под ногами другого человека. Он молча сел рядом, подобрав под себя ноги и уставился вдаль, а я, наконец, повернул голову, чтобы взглянуть на него. И тут же снова отвернулся, чтобы вот прямо сейчас случайно не проснуться. — Я слишком рад тебя видеть, чтобы как следует удивиться, — произнёс Шурф, практически дословно повторяя мою мысль. Я молча кивнул, соглашаясь с ним, и так мы просидели ещё какое-то время, уставившись в горизонт и не издавая ни звука. — Смешно, но я, похоже, не могу придумать, что сказать, — наконец усмехнулся я. — Хотя, казалось бы, такое трепло, но, выходит, и на меня нашлась управа. — Я, представь себе, тоже не могу ничего придумать, — сказал мой друг. — Мог бы для начала очень убедительно сказать, что ты настоящий, а не всего лишь мне снишься, и что разговор этот не перестанет быть правдой после того, как я проснусь, — хмыкнул я. — Я, разумеется, всего лишь тебе снюсь, как, между прочим, и ты мне, но это вовсе не мешает кому-то из нас быть настоящими, а этому разговору — происходить на самом деле. Всегда был уверен, что ты прекрасно и сам разбираешься в таких вещах и умеешь их отличать от обычных снов. — И был совершенно прав. Умею и различаю, и прекрасно всё понимаю о том, что сейчас происходит, просто пока что боюсь поверить и слишком сильно обрадоваться. — Понимаю, — кивнул Шурф и после паузы добавил. — Наверно в первую очередь стоит тебе сообщить, что у нас дома всё в порядке. Все живы, здоровы и заняты работой, как, впрочем, и всегда. — «Живы, здоровы и работают» — звучит как самое точное в мире определение слова «порядок», — восхищённо вздохнул я. — Не назвал бы это точным определением и определением вообще, если уж на то пошло. Скорее нашими персональными признаками нормального положения вещей в жизни. К тому же, само слово «порядок» имеет далеко не одно единственное значение, чтобы мы могли вот так легкомысленно называть какое-то из определений самым точным. Я заржал, и даже не столько потому, что мне показалось это смешным, сколько от внезапного облегчения и чувства радостной ностальгии. Шурф вопросительно поднял бровь. — Вот теперь я абсолютно уверен, что ты настоящий. Кто бы ещё спустя столько лет моего отсутствия в первую очередь вместо «Здравствуй» и «Где ты шлялся всё это время?» стал бы требовать от меня точных формулировок. Спасибо, что прихватил с собой своего внутреннего перфекциониста, сэр Шурф, хоть я и немного удивлён. Обычно во сне и тем более в другом мире ты всё-таки обходишься без него. — Я бы и сейчас с удовольствием, как ты выразился, обходился без него, но в данный момент так проще всего справляться с волнением. Я ведь тоже не ожидал тебя увидеть, при том ещё достаточно долго. Думаю, через какое-то время это пройдёт, поэтому если вдруг некоторая сдержанность тебя смущает, просто подожди. — Дырку над тобой в небе, да как будто мне когда-то было дело до того, как ты разговариваешь, — ухмыльнулся я. — Вот именно, что не было. А по поводу приветствия — совершенно бессмысленно с моей стороны спрашивать, где ты всё это время шлялся, потому что я и так знаю. И тот факт, что тебе удалось выбраться из Тихого Города, да ещё и так быстро, меня невероятно радует. — Кому быстро, а по мне, так целая вечность прошла, — проворчал я. — Подожди, а откуда ты знаешь, что удалось? — Ну сам подумай. В Тихом Городе никакая магия недоступна. Но при этом ты сейчас спишь и находишься в другой реальности. Логично предположить, что, если это у тебя получается, ты больше не там, где колдовство невозможно. — И верно. Прости, дружище, но я, похоже, совершенно не способен сейчас хоть сколько-нибудь эффективно мыслить. Голова кругом. — Вот видишь, как полезно иногда не идти на поводу у эмоций, даже когда можешь себе это позволить. Кто-то из нас двоих должен обрабатывать информацию, — внезапно усмехнулся Шурф. Ну да, так у нас всегда и было заведено. Сэр Шурф занимается мыслительной деятельностью, делает выводы и вообще выполняет функцию головного мозга, а я делаю всякую вдохновенную чепуху и мелю языком. Очень полноценный симбиоз, на мой взгляд. Просто за прошедшее время я успел от этого несколько отвыкнуть, и вдруг вот оно как всё, оказывается, было. Ну надо же. — Ты мне ещё предложи сейчас своими дыхательными упражнениями заняться, — хохотнул я. — Между прочим, здравая идея. Тебе бы уж точно не помешало, — строго сказал Шурф. И я его послушал. Впрочем, как и всегда. Потому что какие бы чудеса или наоборот ужасы вокруг ни происходили, но, если сэр Шурф Лонли-Локли говорит, что настало время для дыхательной гимнастики, это следует воспринимать не как совет, а как прямое руководство к действию. — Я передумал, — вдруг произнёс Шурф спустя какое-то время, видимо решив, что необходимую моему организму порцию упражнений я выполнил. — Я всё-таки спрошу, где ты шлялся. Вернее, шляешься. Раз ты уже не в Тихом Городе, то где? — В своём прежнем Мире, у себя на родине. По крайней мере, в том месте, которое я привык ею считать, даже несмотря на то, что, если верить сэру Джуффину, родины у меня не может быть вовсе, — ответил я. — Как это? — изумлённо переспросил мой друг. Я увидел, как вспыхнули любопытством его глаза. Значит, шеф ничего ему не рассказывал. Очень на него похоже. Я мысленно хмыкнул. Значит, и правда знал, что рано или поздно я всё поверну по-своему и выберусь, и, вероятно, сам обо всём расскажу, если посчитаю нужным. И я рассказал. И про Йонохскую печать, и про то, как оказался в Тихом Городе, про наш последний разговор с Джуффином, про Короля Мёнина, их договор с шефом и собственную безумную биографию, про то, как я существовал после этого и про то, как, наконец, удрал. Я говорил и говорил, и, как ни странно, от этого становилось всё легче. Воспоминания всё ещё казались едкими, ядовитыми, но каким же счастьем было всё это наконец выплеснуть. Шурф слушал, и лицо его становилось то хмурым, то очень задумчивым, а иногда — просто печальным. — Скверная история, — нахмурился Шурф, когда я умолк. — Не вся целиком, конечно, но та её часть, которая приговаривает тебя к тоске по Миру ради его же сохранности. Это, как я понимаю, означает, что вернуться ты не можешь? — Означает, — невесело усмехнулся я. — Но, в конце концов, моё личное счастье взамен спасения целого Мира — не такая уж большая плата, верно? — Не могу с тобой согласиться. Оглушительный мерзкий писк вдруг наполнил собой всё пространство вокруг. Неприятный, смутно знакомый, поднимающий в душе волну недовольства. — Что это за звук? — встревоженно спросил я. — Какой? — Шурф удивлённо поднял бровь. — Писк. Неужели ты не слышишь? Повсюду, очень громкий, — я не на шутку взволновался. — Не понимаю, о чём ты, — Шурф с беспокойством прислушался. — Ни одного нового звука я не слышу. И тут до меня дошло. Я узнал этот звук, и вместе с этим узнаванием каждая клеточка моего тела ощутила ужас и, смешно сказать, обиду. Я понял, что сейчас произойдёт, и проснулся. Открыв глаза, я протянул руку и сшиб со стола вопящий будильник, после чего он, наконец, замолк. Тяжёлый несвежий воздух комнаты оказался такой разительной переменой после чистого, пахнущего водой и солнцем, воздуха из моего сна, что я крепко, до скрипа сжал зубы от накатившего на меня чувства разочарования и стиснул угол подушки. Больше всего на свете в эту секунду мне хотелось тут же снова немедленно заснуть и оказаться на деревянном причале, чтобы продолжить самый важный для меня сейчас во всём мире разговор, но ярость и расстройство оказались отличным энергетиком, куда эффективнее кофе. Уснуть, когда у тебя так бешено колотится сердце, а в моём случае — оба, было совершенно немыслимо. Интересно, Шурф тоже проснулся? И что подумал? Он же, наверно, ко всему прочему теперь и беспокоиться будет. И я толком ничего так и не спросил, ни как у него получилось мне присниться, ни о том, какие новости в Ехо, даже не сказал, что был рад его видеть. Просто молол языком в своей обычной привычке, а теперь только и остаётся, что кусать локти, запивая несладким кофе и вдыхая дым первой за этот день сигареты. Я посмотрел на свои ступни. Они были влажными, а кожа на пальцах слегка побледнела и сморщилась, как всегда бывает после долгого пребывания в воде. Ну хоть в чём-то я могу быть абсолютно уверен.

***

Конечно, со всеми бывает, что, показав что-то прекрасное, судьба забирает это обратно. Порадовались и хватит, пробный период закончился, а дальше, пожалуйста, деньги в кассу. Но у меня ужасный характер. В таких случаях я начинаю страстно брыкаться и требовать вернуть отобранное. Дескать, вы мне это уже подарили, поэтому это — моё, моё и точка. И прикладываю все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы это самоё «моё» вернуть. Поэтому теперь я ложился спать так, словно это моя новая работа, хобби и призвание — всё в одном флаконе. Засыпал с твёрдым намерением оказаться на деревянном причале, а после того, как пару раз увидев его, никого там не застал — просто с целью где-нибудь да встретить моего друга. Временами приходил в отчаяние, когда после очередной попытки просыпался утром, ничего не добившись, но вечером снова брал себя в руки и начинал сначала. Всё-таки когда прижмёт, я становлюсь очень ответственным молодым человеком. Я шёл по пыльной каменистой дороге по рынку, развернувшемуся на плато на вершине небольшой горы. Вокруг, куда ни глянь, вразнобой стояли лавки, где продавались блестящие под палящим солнцем бусы, пахнущие специи и высушенные фрукты. Было жарко, и я подумал, что было бы неплохо зайти куда-нибудь передохнуть и укрыться от солнца. И тут же на глаза подвернулась небольшая чайхана. Кажется, она не пользовалась особым успехом: посетителей я там не заметил, но мне было абсолютно неважно. Что меня интересовало, так это открытая верандочка с навесом и диванами, на которые принято забираться с ногами, сняв обувь. Я завернул туда, прошёл вглубь, да так и остановился, не в состоянии сдвинуться с места. За одним из столиков сидел человек, ради которого я, можно сказать, так усердно спал в последнее время, и спокойно пил чай. Однако, увидев меня, Шурф тут же поднялся мне на встречу. — Макс, я… — взволновано начал было он, но я уже повис у него на шее, поддаваясь волне нахлынувшего на меня облегчения. Шурф удивлённо, но радостно обнял меня в ответ, после чего усадил на диван за свой стол, что-то показал взявшейся словно из ниоткуда официантке и сел на своё место. — В прошлый раз тебя что-то разбудило, это я уже понял, можешь не объяснять, — сказал он. — Я и не собирался, если честно, — хмыкнул я. — Даже не вспомнил, что в прошлый раз мы не договорили, представляешь? Просто методично искал тебя, даже не с целью продолжить разговор, а именно чтобы найти. Очень ответственно подошёл к этому занятию, даже не узнаю себя. Вдохновенно, можно сказать. — Ты искал меня? — удивился Шурф. — Именно не просто хотел встретить, а целенаправленно искал? — Ага. Даже вместо «Пойду-ка я посплю» стал думать «Пойду-ка я поищу сэра Шурфа». — Интересные дела. Мне не приходило в голову ставить вопрос таким образом. Я был уверен, что кроме искреннего желания тут особо ничем не поможешь. — То есть наши встречи — не твоих рук дело? — удивился я. — И ты не выискал в библиотеке Мохнатого дома, например, какое-нибудь специальное древнее сновидческое заклинание, изобретённое Магистром Гхаллом Махнуттом, позволяющее призвать в свой сон любого человека? — Никогда в жизни не слышал о Магистре Гхалле Махнутте. Что он ещё изобрёл? — заинтересовался мой друг. — Грешные магистры, Шурф! — я засмеялся. — Он ничего не изобрёл, я его только что выдумал. Для примера. Впрочем, я не сомневался, что, проснувшись, он всё равно наведёт справки. На всякий случай, для порядка. — В любом случае, я ничего специально не делал и никаких заклинаний не читал, можешь быть уверен, — сказал он. — Я понятия не имею, как у меня получается тебе сниться. Хотя, возможно, это как раз у тебя получается сниться мне, а я тут вовсе не при чём. — Вряд ли всё-таки я. До того, как ты мне приснился в прошлый раз, я даже не думал об этом. Просто не представлял, что такое возможно. Вроде как вы там сами по себе, а я теперь сам. И ничего я с этим не поделаю. И даже после первого сна не очень верил, что второй раз возможен. Думал, всё случайно получилось. Конечно, я надеялся, что получится снова, можно даже сказать, требовал этого, но не особо верил. Но, как оказалось, это не препятствие, и хорошо. К нам подошла официантка, и передо мной тут же появилась пузатая белая кружка, а в центре стола — ещё один чайник с чаем из цветов и трав. Светло-жёлтым и ароматным, как всякий горный чай. — На случай, если я вдруг сейчас опять неожиданно проснусь, хочу заранее попросить: раз уж ты не делал ничего специального для того, чтобы мне присниться, продолжай, пожалуйста, дальше в том же духе, — проникновенно попросил я. — Возможно, со временем у тебя начнёт получаться не делать ничего специального гораздо лучше, а, значит, встречи будут происходить чаще. Потому что я и передать не могу, в какое отчаяние я впадал, когда мне приходило в голову, что тот предыдущий разговор был прекрасной случайностью, просто повезло, можно сказать. — Это тебе так кажется, что передать не можешь, потому что ты не видел выражения своего лица в тот момент, когда сюда зашёл. — Ну и хорошо, раз так, — улыбнулся я. — Значит, у меня есть шанс, что ты проникнешься моим бедственным эмоциональным состоянием, устыдишься и будешь сниться мне вдвое старательнее и в дюжину раз чаще. — Ты так говоришь, будто и впрямь считаешь, что я долгое время тебе не снился именно из-за того, что, во-первых, не хотел, а, во-вторых, особо не интересуюсь тем, как ты себя чувствуешь, — укоризненно покачал головой Шурф. — Хотя ты знаешь, что это не так. И понимаю, что ты всего лишь так шутишь. Но на всякий случай напоминаю тебе. — Спасибо, — смущённо кивнул я. — Разумеется, я знаю. Но должен же я, в конце концов, высказать свою досаду и одновременно облегчение, верно? Меня же хлебом не корми, дай поныть. Что поделать, если ты в данный момент единственное существо во Вселенной, способное понять и оценить моё нытьё по достоинству? Вот я и стараюсь. — Тогда ладно, — кивнул Шурф. — Ной на здоровье. — Во-вторых, — удовлетворённо продолжил я, пытаясь вспомнить, было ли в нашей беседе какое бы то ни было «во-первых», — если я снова проснусь, не успев тебе сообщить, что до чёртиков соскучился, то, пожалуй, пообкусываю себе локти до самых плеч или даже дальше. Хорош я тогда буду — без локтей и всего остального. А новые отращивать пока не научился, да и не хотелось бы, если честно. Старые меня вполне устраивают. — Всегда восхищала твоя манера прятать важные слова в груде какой-то восхитительной чепухи, — мягко произнёс он. — Я надеюсь, ты понимаешь, что я тоже скучал, потому что иначе, полагаю, мы бы тут сейчас с тобой не сидели. А что касается твоего желания сберечь уже имеющиеся локти, могу подтвердить, что это в высшей степени разумно с твоей стороны. Отращивание новых — сложный и болезненный процесс, к тому же требующий предельной концентрации и хладнокровия. Боюсь, ты не справишься. — Так я и думал, — улыбнулся я и добавил. — С «во-вторых» мы разобрались, теперь «в-третьих». Ты в прошлый раз сказал, что у вас там всё в порядке, а я побоялся расспрашивать дальше. Хотя чего бояться, спрашивается. Поэтому сейчас как наберусь смелости и спрошу: как вы там? И чуть не прибавил «без меня». Но Шурфу, понятное дело, и не нужно, чтобы я всё произносил вслух. Всё-таки он меня очень хорошо знает и вполне умеет додумывать невысказанное за меня. — По большому счёту, так же, как и с тобой, только по-другому, — ответил он. И замолчал. Ну да, достаточно точно и при этом ни хрена не понятно. — Хотя, конечно, первое время атмосфера была совсем мрачной. Сэр Кофа перестал занимать твоё кресло, за которое вы с ним устраивали ежедневные сражения, а леди Меламори до сих пор как во сне. При упоминании Меламори я чуть не взвыл от невозможности вот прямо сейчас её увидеть. И вообще всех. Наверно в этот момент, если бы мне предложили махнуть рукой на благополучие Мира и обменять его на полчаса в кабинете Почтеннейшего Начальника за кувшином камры и рабочей болтовнёй, согласился бы, не раздумывая. Счастье, что таких обменов мне никто не предлагал. — И общаться коллеги стали друг с другом чуть более осторожно, — продолжал тем временем мой друг. — Особенно при Меламори. Знаешь, вот эта бессмысленная привычка, говоря о ком-то, невольно понижать тон голоса и отводить в сторону взгляд. При этом почему-то так коллеги общались не только при леди Меламори, но и при мне, что меня, признаться, удивило. Благо, довольно быстро перестали. — А при тебе почему? — удивился я. — Вероятно из-за моего тяжёлого взгляда, — пожал плечами он. — Из-за твоего чего? — мне почему-то стало смешно. — Ты зря смеёшься. Это было довольно странно и не сказать, чтобы слишком интересно. Когда Джуффин сообщил нам, что ты попал в Тихий Город, стена, на которую я смотрел, пошла трещинами. Не знал, что так бывает, и, если честно, это не особенно приятное открытие. Периодически такое повторялось, если я слишком сильно погружался в собственные мысли: иногда могла расколоться кружка, которую я держал в руках, иногда треснуть столешница. Впрочем, это случалось не очень часто, всё-таки я довольно неплохо себя контролирую. Кроме того, коллеги стали утверждать, что, когда я пребываю в глубокой задумчивости, у того, на кого в этот момент направлен мой взгляд, начинает болеть голова. Но с этим я постарался справиться в первую очередь. Всё-таки не хотелось бы доставлять дискомфорт окружающим собственными мрачными мыслями. Я молча слушал его. По правде говоря, я был тронут и одновременно расстроен. Всё это звучало как-то слишком невесело и одновременно разжигало во мне болезненную тоску по дому. — Однако после того, как мы встретились на том причале, проблемы со взглядом закончились. Что, впрочем, не удивительно. — Ты мог бы передать всем, что у меня всё в порядке и что я очень соскучился? — тихо спросил я. Шурф не ответил. Какое-то время он смотрел куда-то вдаль в направлении за моей спиной. — Если честно, не знаю, — наконец сказал он. — Не пойми меня неправильно, я бы очень хотел, но не стал бы так рисковать. Я читал, что под воздействием слишком пристального внимания подобная связь между людьми может разорваться. Очень не хотелось бы, но если тебе нужно, то могу попробовать передать весточку. — Нет, не надо, — я даже слегка охрип, вообразив, к чему может привести моя просьба. — Даже не вздумай. И если я снова попрошу, не смей соглашаться. — Хорошо, — мягко сказал он. И добавил: — Извини, я правда хотел бы всем рассказать. А я почему-то подумал, что Джуффин-то небось всё равно рано или поздно всё сам узнает и поймёт. Ему обычно не нужно ничего рассказывать и передавать, он и так априори в курсе всего. Остаётся надеяться, что его внимание эта связь сможет пережить.

***

— Что с тобой? — нахмурился Шурф вместо приветствия. На этот раз нам снилась вершина какого-то покрытого травой холма. Далеко-далеко, насколько хватало взгляда, была видна только трава, а чуть дальше — кроны деревьев. Небо было затянуто тучами, но дождя и ветра не было. Судя по тому, что мой друг пропустил приветствие и сразу перешёл к неудобным вопросам, со мной и впрямь что-то творилось. Хотя я понятия не имел, что именно вызвало его вопрос. — А что со мной? — я сидел рядом с ним, облокотившись на руки у себя за спиной, и не чувствовал ничего необычного. — Или это риторический вопрос? Вроде «Что же с тобой не так?». Имей в виду, я не знаю ни этого, ни того, как с этим «не так» бороться. — Как раз что с тобой «не так», мне вполне понятно. Но спросил я не поэтому, а потому, что ты сегодня странного цвета. Ты специально так развлекаешься или для тебя это такая же неожиданность, как и для меня? — Как это — странного цвета? — обалдел я. — А как бы ты это назвал? — он взял мою руку, лишая меня одной из опор, и поднял её на уровень моего лица. Рука была… наверно, «странного цвета» — это действительно самое точное определение. Оттенок кожи неуловимо менялся, становясь то лиловым, то зеленоватым, то бледно-голубым, минуя нормальный человеческий телесный. Обычно во сне я всё-таки умею выглядеть собой и ещё ни разу не начинал переливаться всеми цветами радуги, и даже рогов случайно не отращивал. Так уж получилось, что сновидения я контролирую довольно неплохо. А тут вдруг такое шоу. — И с лицом у тебя примерно то же самое происходит, — обрадовал меня Шурф, наблюдая за моим замешательством. — Что интересно, одежда при этом абсолютно статична. — Вряд ли я бы стал тебя смешить таким образом, да и себя тоже, — сказал я. — Какая-то дурацкая идея. Так что я не специально, честное слово. Даже не знаю, как это у меня получилось. — Так я и думал. Тогда скажи мне, пожалуйста, ещё вот что. Когда ты ложился спать, с тобой не происходило ничего необычного? Полагаю, что в состоянии сознания, отличном от твоего повседневного, ты вполне мог несколько утратить контроль, например, над тем, как ты выглядишь в сновидении. Скажем, в состоянии опьянения или под воздействием веществ, имеющих влияние на нервную систему. — Шурф, у меня не настолько всё плохо, чтобы накачиваться всякой дрянью, — криво усмехнулся я, понимая, к чему он клонит. — Впрочем, подожди… А высокая температура считается? Я имею в виду, жар и всё-такое, когда перед глазами плывёт, и ты не вполне осознаёшь, что происходит вокруг, а потому отрубаешься. — Ты что, заболел? — голос его прозвучал строго и, как мне показалось, немного угрожающе. Так уж получилось, что в том случае, когда я попадаю в опасную для себя ситуацию, Шурф не сочувствует, а сердится. В прошлый раз, например, когда я ради высокой и благородной цели нажрался супа Отдохновения, приводя меня в порядок, он, подозреваю, не оторвал мне голову только потому, что знал: в моём тогдашнем состоянии это только облегчит мои мучения. Иногда мне кажется, что его одержимость моей безопасностью превосходит только одержимость новыми знаниями. А я, как оказалось, часто оказываюсь пусть и косвенным, но всё же источником этих самых новых знаний, иначе, боюсь, он бы меня просто прикончил для собственного успокоения, чтобы быть уверенным, что ничего другого со мной не случится. И был бы по-своему прав. — Не смотри на меня так, будто готов поставить в угол, при условии, конечно, что он тут где-нибудь вообще существует, — примирительно попросил я. — Я не специально, и, кстати, не пытался от тебя это скрыть. Просто, как видишь, забыл о том, что наяву творится. Ничего серьёзного, пройдёт как-нибудь само. — Я бы поспорил с утверждением о серьёзности, — нахмурился Шурф, — учитывая тот момент, что ты даже контролировать себя не можешь. Это как-то не отвечает моим представлением о том, о чём не стоит беспокоиться и о том, что, как ты сказал, пройдёт само. Впрочем, дальше это не важно, потому что я не намерен отпускать тебя вдрызг больным. По правде говоря, лично меня совершенно не интересовало, проснусь я больным или здоровым. Ну, температура, полубредовое состояние, ломота во всём теле и неспособность в ближайшие несколько суток подняться с кровати, подумаешь. Случались в моей жизни вещи и похуже. Если верить моим воспоминаниям о далёкой позапрошлой жизни ещё до первой встречи с Ехо, в таких случаях я признавал только одно лекарство — лежать. Помогало безотказно. Рано или поздно, так или иначе, как говорится. Однако сэр Шурф упрям как адский осёл, и, если уж он поставил перед собой задачу спасти меня от какой бы то ни было угрозы, будьте уверены, на пути у него лучше не вставать. Я, по крайней мере, точно не буду. Дураков нет. Поэтому вместо того, чтобы спорить, я покорно спросил: — А ты умеешь лечить во сне? — Посмотрим, — пожал плечами он. — Как правило, воздействовать на человека в сновидении даже легче, чем наяву. Хотя случаются, конечно, и исключения. Впрочем, это всё теория. Практика будет лучшим ответом на твой вопрос. С этими словами Шурф поднял ладонь, взглянул на неё так, что она начала слегка светиться мягким желтоватым светом, и приложил к моему затылку секунды на три. Обычное дело, хотя сам я этот фокус и не освоил, просто лень было, да и не нужно, но много раз видел его в исполнении коллег и просто подвернувшихся на пути знахарей. — Получилось? — спросил я. — Мерцать ты, по крайней мере, перестал, — задумчиво произнёс Шурф. — А вот чтобы убедиться, подействовало ли лечение на всего тебя целиком, придётся проснуться. — Ну хорошо, — равнодушно улыбнулся я. — Значит, потом проверю. И при следующей встрече расскажу. — Нет, так не пойдёт. Какой толк от всей этой затеи, если мы отложим проверку результатов на потом? Необходимо узнать сейчас, поэтому, когда проснёшься, просто оцени свой состояние и снова засыпай. — Что? — растерялся я. Вместо ответа Шурф внезапно ухватил меня за шиворот, притянул к себе и рявкнул в самое ухо: «Проснись!». И резко отпустил, а я повалился на спину и обнаружил, что упал не на зелёную траву, а на собственную мятую постель. Да и не упал вовсе, а просто сильно дёрнулся так, что и без того сползшее одеяло окончательно упало на пол. С пробуждением на меня тут же навалился жар, головная боль и ломота во всём теле. В комнате было невыносимо душно, но мне было настолько хреново, что я не нашёл в себе сил подняться и распахнуть окно. Вместо этого я снова закрыл глаза и моментально провалился в сон, успев, впрочем, ухмыльнуться почти вслух: «Не сработало, ну надо же». Шурф похоже никуда не уходил, а терпеливо ждал меня на том же самом холме, улёгшись на спину, закинув руки за голову и рассматривая клубящиеся тучи с таким выражением умиротворения на лице, с каким обычно нормальные люди разглядывают плывущие по небу облака. Заметив моё появление, он сел и деловито вскинул бровь. — Не помогло. Я опустил взгляд на собственные руки: они больше не мерцали как сошедшая с ума радуга, но вместо этого были полупрозрачными и похоже никак не могли определиться с собственной формой, то и дело меняя собственные контуры в случайных направлениях. Надо полагать, с лицом у меня была та же самая лажа. — Ну и чёрт бы с ним, — проворчал я. — Только в ухо мне больше не ори, пожалуйста. Не ожидал я от тебя такого. — В этом и смысл, — пожал плечами Шурф. — Извини, что доставил тебе неприятные ощущения, но это единственный способ, в котором я на сто процентов уверен. — Тогда ладно, — великодушно простил я. — Если нужно, в следующий раз для верности можешь дать мне подзатыльник. Или в глаз стукнуть. На что только не пойдёшь ради дела. — Спасибо за твоё предложение, — серьёзно кивнул он. — Но мне, если честно, не хотелось бы потом разбираться ещё и с твоими синяками, которые я сам же тебе наставлю. Да и бить тебя совсем неинтересно и бесполезно, принимая во внимание тот факт, что у нас уже есть рабочий способ тебя разбудить. Иногда я совершенно не могу определить, издевается он или говорит со всей серьёзностью. И то, и другое он делает с одинаковым каменным выражением лица, что, конечно, до крайности меня восхищает. Сам-то я, в сущности, открытая книга. Если уж издеваюсь над людьми, то это им сразу становится понятно по моей зверской физиономии, никакого удовольствия. — У меня были некоторые опасения, что лечение не подействует, — продолжил Шурф. — Но конкретную причину пока определить сложно, поэтому следует попробовать и другие способы. И он попробовал. Раз пять или шесть меня лечил, будил и снова тут же снился обратно. Как я понял, пробовал разные знахарские заклинания, но ни одно почему-то так и не сработало. Почему-то после третьего раза я стал появляться не на вершине холма рядом с ним, а где-то у его подножья, поэтому теперь ещё и наверх карабкаться приходилось. Точь-в-точь как на свидания с моим старым приятелем Лойсо, только и хлеб, что солнце не палит как в пустыне, а воздух более чем пригоден для употребления. — Бросай гонять туда-сюда больного человека, — взмолился я, падая рядом с Шурфом на траву после очередного утомительного подъёма. — Мне вообще, может, сейчас физические нагрузки противопоказаны, а я тут по горам карабкаюсь. — Не преувеличивай, подъём тут совсем небольшой, — отмахнулся от меня Шурф. — Однако тот факт, что известные мне заклинания не работают, чрезвычайно неприятен. Зато, кажется, я понимаю, почему. — И почему? — я адресовал ему полный любопытства взгляд. — Потому что ты слишком упрямый, — обескуражил меня Шурф. — А ещё потому что, похоже, каждый раз мы видим именно твой сон. То есть это всё-таки я тебе снюсь. Это означает, что я могу сделать здесь ровно то, что попадает в рамки твоих представлений о моих возможностях. — Ты и сам понимаешь, что я не заблуждаюсь насчёт твоих возможностей. Было бы странно, если бы я думал, что ты хоть чего-то не можешь. — Понимаю. Потому и сказал, что ты упрямый. Ты по какой-то причине очень не хочешь, чтобы я тебя вылечил, и сопротивляешься изо всех сил. А поскольку сон твой, это накладывает на меня известные ограничения. — Не то, чтобы не хочу. А если и не хочу, то не специально. Или не та часть меня, которую я могу контролировать. И упрямство, к сожалению, тоже принадлежит ей. Небось вбила себе в голову: вот не дам себя лечить, раз решила заболеть, то буду, а вы идите все в какое-нибудь другое, желательно очень далёкое место. — Всё ты врёшь, — укоризненно сказал Шурф. — Но, впрочем, допускаю, что ты действительно не можешь это контролировать. Нужно придумать другой способ. — А может просто заглянешь ко мне в гости? — мечтательно улыбнулся я. — Шарахнешь по-быстрому каким-нибудь своим лечебным заклинанием и домой. Ну, может, ещё чаю выпьешь, всё-таки я очень люблю прикидываться гостеприимным хозяином. Шурф внимательно посмотрел на меня, и его взгляд был непривычно печальным. — Тебе там настолько тоскливо? Я молча пожал плечами. — Понимаешь, даже если я сделаю так, как ты предлагаешь, это нам ничем не поможет. В твоём Мире нет Очевидной магии, а наяву я тебя лечил бы именно с помощью неё. Поэтому, кстати, нам не доступен ещё один вариант, о котором я размышлял. Заколдовать для тебя какой-нибудь напиток, принести его с собой в сновидение и отдать тебе, чтобы ты с ним проснулся. На мой взгляд, сложно и изящно, но, к сожалению, не получится. — И правда красивая идея. Даже жаль, что пропадает, — улыбнулся я. — Но если очень хочется, можно организовать обмен материальными иномирными ценностями. Ты мне, скажем, бутылки с бальзамом Кахара и утренние газеты, а я тебе первые попавшиеся книжки с моих полок. Шурф обдумывал моё предложение очень долго. Секунд десять, не меньше. То есть почти вечность. Но потом очень сдержанно сказал: — Наверное, всё-таки не стоит. Я, конечно, не всерьёз предлагал устроить из наших встреч обмен посылками, но всё равно жалко. Бальзам Кахара — это такая штука, с которой любой Мир обретает гораздо больше смысла. — Впрочем, ты мне подал одну идею. Хотя со стороны она, вероятно, сильно будет похожа на авантюру, но это вовсе не повод от неё отказываться. Скорее наоборот. Мне нужно кое-что попробовать. И исчез. Вернее проснулся. И вроде бы когда-то считалось, что это я у нас специалист по сновидениям. Но вот так просыпаться, просто сконцентрировавшись, не умею. Какое-то время я посидел, прислушиваясь к шелестам природы вокруг. Где-то раздался гром, но дождя всё ещё не было. В воздухе пахло сыростью, а из-за тяжёлых туч было почти темно. Я откинулся назад и улёгся на руки, закинутые за голову, как ещё недавно лежал Шурф, и тоже уставился в небо. Интересно, можно заснуть во сне? И что тогда приснится? И тут я понял, что меня будят. Аккуратно, но настойчиво трясут за плечо, что было очень странно, поскольку, теоретически, рядом со мной никого оказаться не могло — я был в квартире один. И вряд ли ко мне в дом кто-то забрался с преступным намерением. Какого ляда бы меня стали будить грабители? Я с трудом разлепил глаза и попытался сфокусировать взгляд, но после нескольких тщетных попыток бросил это занятие. К тому же, в комнате всё равно было слишком темно, чтобы я мог хоть что-то различить. — Только не вздумай окончательно просыпаться, — произнесла размытая фигура очень знакомым голосом. После чего фигура улеглась рядом, разместив голову рядом с моей на одной подушке — старый трюк, когда хочешь разделить с кем-то сновидение, — положила ладонь мне на лоб и произнесла: «Спи». И я уснул как миленький. Когда я увидел вокруг себя знакомый песчаный пляж, который когда-то давным-давно приглянулся моему другу, я даже не особенно удивился. И когда увидел удовлетворённое выражение на лице Шурфа, тоже. И так понятно, что всё получилось. И ему это было понятно, поэтому он даже не стал колдовать, а просто сказал слегка укоризненно и твёрдо: «Хватит болеть. Теперь ты абсолютно здоров.» Оглядел меня ещё раз очень внимательно, удовлетворённо кивнул, улыбнулся на прощание, бросил восхищённый взгляд на море и снова проснулся. А я остался на песчаном пляже далёкого неизвестного мира, первом из наших совместных сновидений. На этот раз Шурф не стал меня будить, поэтому я ещё довольно долго торчал на пустынном берегу. Проснулся только за полдень и, что характерно, совершенно здоровым. Впрочем, вопреки моим опасениям, встретились мы уже следующей ночью, причём на том же самом холме с той лишь разницей, что сегодня на небе не было ни единого облачка, что уж говорить про тучи. Всё-таки я очень упрямый, Шурф знает, о чём говорит. Раз решил, что мы будем видеть сон про какой-то холм, значит, будем, пока сам не передумаю. Даже если пляж мне нравится гораздо больше, всё равно. — Я подумал, что, если мы воспользуемся этим трюком с одной подушкой, и при этом я ещё сам тебя усыплю, у меня будет гораздо больше шансов утащить тебя в своё сновидение. И повернуть там всё по-своему. Как видишь, получилось, мне даже колдовать не пришлось. — А как у тебя вышло меня усыпить, не используя Очевидную магию? — спросил я. — Неужели ты думаешь, что для того, чтобы заставить человека уснуть, обязательно нужна магия? — усмехнулся Шурф. — Правильно выбранный тон голоса, ритм речи и убедительная интонация имеют огромное влияние, особенно учитывая, что ты и так уже практически спал. Кстати, обычные колыбельные обладают примерно тем же эффектом, просто нетренированным людям иногда требуется спеть целую песню, а с опытом бывает достаточно и одного слова. — Откуда мне знать, что для этого нужно? — хмыкнул я. — Я же никогда не учился усыплять людей. С превеликим удовольствием бы будил всех с утра до ночи, а не укладывал, ты же знаешь. В душе я дебошир. — Не обманывай. Ты далеко не всегда предпочитаешь шум. Разумеется, я не стал спорить. — Знаешь, — сказал Шурф спустя несколько секунд умиротворённого молчания, — думаю, у меня для тебя есть хорошая новость. Прошлой ночью я много раз тебя будил и снова снился тебе, как только ты засыпал. И каждый раз это было всё легче и легче. Раньше такого не было, и всё получалось как бы само, а теперь я, кажется, могу контролировать процесс. И сегодня присниться тебе тоже было удивительно просто. Так что теперь сможем видеться чаще. — Вот это да! — я чуть было не подпрыгнул от радости. — Шурф, но это же так круто, что слов нет! Выходит, удачно я сделал, что заболел. А ты зря возмущался по этому поводу. — Никогда не знаешь, где тебе повезёт, — усмехнулся мой друг. — Точно, — я удивлённо посмотрел на него. — Знаешь, мне вдруг пришло в голову, что эта фраза могла бы стать отличным вступлением для одной истории. Ты не будешь против, если я её позаимствую?
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.