neon hitch

Минсок пытается зажечь мятую сигарету, прикрывая огонь ладонью от ветра, пока холодные звезды висят над дорогами и осень лениво морозит оголенные колени. У него есть двадцать минут или около того, пока Чонин не позовет его внутрь к очередному клиенту. Двадцать минут, чтобы повспоминать, как же так получилось, что он обслуживает мужчин и женщин всем тем, что может предложить, ворует из их карманов сигареты и не знает, как жить дальше. Что-то вроде сраной Русалочки — отдал свою свободу за полуночный поезд, пакетик кокаина и старое фото Русского Балета. Отдал свою свободу ради бутылки джина, потому что не умеет плавать и держаться на плаву не хочет, потому что жизнь — это слишком сложно и не для Минсока, ему, понимаете, ну никак этот предмет не дается. Вот так и получилось, и вспоминать тут нечего. Десять минут. Он поднимает взгляд куда-то к крыше серой пятиэтажки, которая упирается своими темными маленькими балконами прямо в эту грязную улочку, заставленную мусорными баками. Бессмысленно и без определенной цели, и не то что бы можно было хоть что-то рассмотреть — там, вверху, на протянутых меж домами бельевых веревках развиваются на ветру чьи-то сырые тряпки, они закрывают небо, звезды и антенны. Пять минут. — Эта срань светит мне прямо в окна. Осталось пять минут, Минсок мерзнет в легком желтом свитере, стянутом с широких плеч их охранника Сехуна, но не спешит вернуться назад, а замирает и близоруко щурится в темноту, пытаясь понять, кто говорит. На балконе второго этажа, упираясь руками в ограждение сомнительной устойчивости, стоит парень и смотрит куда-то в сторону. Это он про их вывеску — наконец понимает Минсок. Она и правда висит где-то на том уровне и вгрызается своим оранжевым неоном во все, до чего может дотянуться. Минсок не знает, зачем она здесь. — Я не знаю, зачем она здесь, — так и говорит он. Незнакомец проводит ладонью по лицу, будто пытается стереть с него яркий свет, и больше Минсок ничего не видит — уже как две минуты назад он должен был вернуть Сехуну свитер и вернуться к работе. Сегодня он здесь только для того, чтобы передать Чонину некоторые вещи, которые в прошлый раз по ошибке увез с работы с собой, поэтому выйти покурить через черный ход получается скорее по привычке, чем по необходимости, в конце концов сделать это можно было и где-нибудь по пути к дому. Парень со второго этажа читает газету, сидя на табуретке. Его волосы небрежно собраны на затылке заколками-резинками, а еще он одет в черный адидасовский костюм — сейчас все такие носят, и Минсок тоже бы носил, будь у него деньги на что-то подобное. Потом незнакомец его замечает и зачитывает вслух пару коротких заметок, на что Минсок только и может, что спросить: «За какой, блять, год эта газета?». Парень смеется и отвечает, что его зовут Лу Хань. Минсок отмахивается чем-то в духе: «Мы здесь никому не нужны и нам тут никто не нужен, особенно новые знакомые», цитируя Чонина, который являет собой просто кладезь мудростей перезрелого не-юношеского-давно максимализма, сплевывает и уходит — сегодня не обратно в помещение, а в сторону широких живых улиц, чтобы вернуться домой. Спустя несколько дней Минсок немного жалеет, что сказал эту тупую чониновскую хуйню, потому что Лу Хань ему лицемерно нужен — пусть из-за сигарет только, но нужен ведь. У Минсока вообще все не очень как-то этим вечером. Какой-то обдолбанный мудак решил, что тут все можно и полез к Минсоку, разодрав его мерзкую блестящую майку, которая, конечно, не его и только для работы, но за которую придется отвечать со своей зарплаты, несмотря на все обстоятельства. Мужчину быстро вывели, а Минсок (почти) буквально выгрыз себе десять минут на то, чтобы проветриться на улице. Он не думает о том, что неплохо бы накинуть что-нибудь на плечи, а оказавшись на улице вспоминает еще и про отсутствие сигарет. И тут остается только завыть на всю улицу от досады и черт его пойми каких еще неприятных и смешанных чувств, но Лу Хань опережает в каком-то смысле — высовывается сильнее с балкона, чтобы рассмотреть масштабы личной катастрофы Ким Минсока и красноречиво присвистывает. — Есть сигареты? — спрашивает Минсок, поближе подходя к балкону. — Меня зовут Минсок. Лу Хань бормочет что-то про «плохой ты человек, Минсок, нехороший какой-то», наверняка припоминая с какой упорной холодностью отмахивались от его попыток завести разговор днями раннее, но сигаретой делится и свою адидасовскую кофту тоже скидывает, ну, чтобы не холодно. Они живо обсуждают погоду, ебучих-наркоманов-которые-рвут-порядочным-людям-одежду-в-попытке-доебаться, засохший спатифиллум в небольшом пластмассовом горшке, куда Хань стряхивает пепел. Времени хватает меньше чем на половину сигареты — приходит Чонин и настойчиво зовет обратно, а Минсоку горько и шаги даются с тяжестью, потому что он, кажется, совершенно не хочет уходить. То ли от нежелания возвращаться к работе, вертеть там задом и всякое такое, то ли от того, что Лу Хань так интересно рассказывает и внимательно слушает. И чувства по этому поводу какие-то непонятные, а Минсок не любит, когда случается «непонятно». Теперь ведь разбираться придется, в чем причина. Он в спешке обещает вернуть кофту и скрывается за тяжелой металлической дверью. Забрать свое Лу Хань приходит прямо в клуб. Приходит, вообще-то, очень красивым. Минсок впервые видит его расчесанным и без очков и даже как-то теряется. Наблюдает, как Хань общается с менеджером, рассматривает его лицо без отпечатков темноты и оранжевого неона, его красивые руки и серьгу в ухе, и понимает, что ему становится нехорошо, а все складывается как-то неправильно. Конечно Лу Хань просит отдельную комнату и Минсока, на что Чонин только ухмыляется — видел он их уже вместе. — Прекрати делать свои ебучие выводы, — отгавкивается Минсок от чужих смешков. — Ты ничего не знаешь, отвали. Вообще-то, Чонин не любит делать выводы, предпочитая предположения. И он уже поспорил сам с собой на сотку, что что-то все-таки будет. Минсок приходит в специально отведенную им комнату уже с кофтой Лу Ханя, прихватив ее из гримерки. Приходит раздраженным и растрепанным, нервно мнет темную ткань пальцами и на Ханя не смотрит. Просил ли он о том, чтобы стоять сейчас разодетым в блестящие шмотки и размалеванным (по последним разработкам блядского макияжа для хороших мальчиков) перед Лу Ханем, утопая в мягком ковре и дешевом фиолетовом свечении ламп? Нет, но кому интересно? — Одна единственная просьба: съеби отсюда. Лу Хань многозначительно закатывает глаза, забирает свою кофту из чужих рук и предлагает выпить кофе и поговорить нормально в теплоте и тишине, «диван-то вон какой мягкий», потому что хоть балконы и мусорные баки — это очень романтичный антураж, неплохо было бы его сменить все-таки. — Кофе? Поговорить? Пиздец, Лу Хань, ты хоть знаешь, где находишься? — Минсоку так абсурдно, что он не может сдержать кривой глупой улыбки. Он впрягает Чонина, который все равно ничем, кроме выдумывания своих безосновательных теорий не занят, организовать им вишневой газировки, потому что кофе им тут точно никто не нальет, а потом заваливается на вон-какой-мягкий диван рядом с Лу Ханем и предлагает обсудить «ту третью сводку, которую ты мне тогда зачитал». К весне Минсок разбирается со своими долгами за учебу и начинает чувствовать себя частично свободным. Конечно, его жилье — это все еще жутко холодная дешевая мансарда в шесть шагов, в свободных расходах имеется только на кофе и лапшу, но он радостно прощается с главной проблемой и наивно ожидает каких-нибудь перемен к лучшему. Чонин, подлец, увольняется первым — теперь может позволить себе нормальную жизнь и работу. Они списываются иногда и Минсок прикидывает, как скоро и сам сможет уйти отсюда. Не то чтобы он никогда раньше не пытался, просто после того, как три раза его выпирали с подработок, не заплатив за честно отработанное по самым разным причинам, Минсок понимает, что обстоятельства не на его стороне и по-хорошему у него с жизнью никак не получается. Но к весне он наивно ожидает каких-нибудь перемен к лучшему. Лу Хань привычно скидывает с балкона свою кофту, когда Минсок выскакивает на улицу в очередной сетчатой майке — Хань знает этот дурацкий гардероб наизусть и никогда не признается, что, возможно, стоит отдать ему должное за некоторые удачные наряды. Минсок улыбается ему широко и ясно, подкуривает и рассказывает про смешную драку Сехуна с буйным посетителем, про сестру, которая приедет через неделю в гости и не дай бог ей все узнать, про то, что кофта у Ханя теплая такая, где он их берет только, и про то, что сегодня можно рассмотреть темный кусочек неба, потому что наверху никто не развесил стиранного белья. — Минсок, — Лу Хань смотрит на него внимательно. — А ты не думал, ну, сбежать куда-нибудь отсюда? — и машет рукой в сторону клуба. Минсок ловит какое-то непонятное Ханевское настроение и, понимая, что все в очередной раз собирается стать неправильным, не оправдывается тем, что «это единственный вариант», что «по-другому пока не получается», что «немного осталось», не говорит, что есть тысяча причин, почему он тут, а не где-то еще. Он просто смотрит пристально в ответ и спрашивает: — Куда? — Ну у меня в гостях, например, ты точно еще не был, — широко улыбается Лу Хань и протягивает Минсоку руки. Вообще-то, можно было зайти и через подъезд, вообще-то, надо было вернуться к работе, вообще-то, Минсок и не думал, что у Ханя такое крепкое кованое ограждение и сильные руки. На балконе оранжевый неон вывески здорово бьет ему по глазам. Липкий свет буквально въедается в его лоб, щеки, красит черные волосы в грязную медь — можно понять, почему Лу Хань так сильно его ненавидит. Минсок хочет эту вывеску разбить. Хочет, и совершенно точно не может. Он смотрит на металлическую дверь, которую подпирал своей спиной пока курил, злился, мерз, разглядывал Лу Ханя в темноте и слушал его истории. На мусорные баки, мусор из которых, похоже, никогда не вывозят. На маленькую бетонную ступеньку у входа, куда все вечно проливают кофе на перекурах. Минсок не может сказать этому месту «спасибо» или «буду скучать», но оно держало его на плаву так долго, что как-либо вредить будет совершенно неуместно. Просто уйти вполне достаточно. Лу Хань другого мнения на этот счет. Он хватает горшок со спатифиллумом, замахивается и довольно криво бросает. Вывеска съезжает на бок и продолжает светить. Минсок смеется. — Просто представим, что она погасла и больше нам не мешает? — предлагает Хань. — У тебя есть месяц, чтобы найти мне нормальную работу, придурок, — улыбается Минсок, пока Лу Хань обхватывает его теплыми руками и затаскивает в свою квартиру.