о, дарители тёмной немилости… за что вы так со мной.
Тело ужасно ломит. Выворачивает наизнанку, кости впиваются в кожу изнутри, сдавливают органы. Внутреннее кровотечение. Этого дракона не остановить. Зверь был злее всего живого на этой грешной земле, пока враг с непробиваемой чешуёй вился вокруг него и пытался убить. У него бы могло получится.
Его клыки щёлкают перед лицом.
Его когти могут разорвать на части.
Вкус крови на дёснах и стекающая на шею струйка крови с подбородка. На языке сплошной металл.
Большая и рваная вмятина там, на земле, где с самолёта спрыгнул исполнитель комитета. Его способность при нём, охраняет и убивает одновременно. Не щадит. Чуя тоже беспощаден, вырывая с хрустом железобетонных позвоночников здания из земли. Крошится кирпич, кругом пыль и спёртый воздух, пепел, щекочущий горло и вынуждающий харкать чёрными кровавыми сгустками. Рёв чудовища заставляет лопаться барабанные перепонки и течь кровь из ушей, благо что в округе никого нет, у кого бы могло что-то лопнуть. Мрак, смог, сплошная пустота и разруха. В голове звучат глухие удары: бум, бум, бум. Что это?.. Приземляющиеся на раздробленный и раскуроченный в труху асфальт куски рушащихся зданий, прыжки огромного дракона и тяжёлые шаги человека без гравитации. Его давит к земле, но он продолжает выпрямляться и идти. Сгорбился, но идёт. Руки в крови, под одеждой бегут её потоки из открывшихся ран, безжалостно пачкают белую рубашку. Чуя любит красный цвет, но красная рубашка у него уже есть. Он не помнит сейчас, что вообще живой. Способная передвигаться бесчувственная машина, имеющая цель уничтожить. Скрывается в лабиринтах улиц, нападая то с одной, то с другой стороны, нещадно бьёт и не смеет попасться под чужую атаку. Таков приказ. Приказ не оговаривается.
Автомобили, грузовики, фонарные столбы. В дракона летит всё, что попадается под руку бесчувственной машине 5058. Она, машина, не скупится вырывать здоровенные куски дороги и одним точным ударом запускать в голову громадной зверюге с мощными челюстями: он их раскусывает и порывается раскусить самого эспера. Один из тех единственных, чья способность осталась при нём, и что убивает его почти постоянно, и что убьёт его, если вовремя не остановить. Чуя прекрасно осознавал, что его никто не остановит. Его — никто, а сам он в силах остановить ожившее чудовище, норовящее его сожрать. Сожрать, спалить, затоптать и порвать на мелкие куски. На поле битвы жарко и душно, когда монстр испускает убивающее всё живое пламя, но Чуя взметнулся в воздух. Он делает это каждый раз, чтобы банально не сгореть и захлопнуть чем-нибудь тяжёлым поганую пасть. Брюхо чудовища уже разбито десятками запущенных в него чёрных дыр, но эспер может оказаться разбитым быстрее — разбитым как драконом, так и собственной способностью.
Накахаре порой казалось, что лучше бы она его убила.
Каждое движение пробивается сквозь невероятную боль. Она глушит сердцебиение и сдавливает лёгкие, как старую и сухую вату. В горле одна сплошная кровь, вырывается кровавыми сгустками наружу, когда эспер 5158 отталкивается от земли на невероятную высоту, оставляя на земле кровавые шаги и следы крохотных красных пятен, и с силой бьёт ногами драконью голову. Хруст переломившихся стальных чешуек, сотрясающий здания рык и удар о землю, заставляющий несколько полуразрушенных построек рухнуть окончательно. Дома как обглоданы, когда Накахара вырывал куски из оснований и этажей. Падала офисная мебель стеклянных высоток, погребённая сейчас под завалами бетонных плит и арматур. Под обувью хрустят мириады осколков разбитых стёкол. Чужая способность в облике ящера извивается, как змея, крошит хвостом завалы мусора и остатков цивилизации. Сбрасывает с себя пять тысяч пятьдесят восьмой номер и топчет, впиваясь когтями в камни асфальта и поднимая всё это в воздух одним мощным рывком. Дракон ревёт. Рушит всё. За пятьдесят восьмым ниспадают стены небоскрёбов, по которым он бежит, перепрыгивая с одной на другую. Здесь не властна гравитация. В битве способностей выживает сильнейший, если она сама не убьёт хозяина прежде.
Это уже не город — сплошные руины. Пережитки прошлого, в которых когда-то было мирно и спокойно. Чуя привык к необъяснимым явлениям, являясь их неотрывной частью, самой смертоносной и опасной, но воспоминания и какие-либо чувства умерли достаточно минут назад, когда Порча была активирована. Он знал, что погибнет. Знал, что эта его последняя миссия. Он терпеть не мог, когда погибают ради чего-то — своя собственная жизнь в обмен на что-то не твоё и уж тем более то, что тебя не спасёт? Его товарищей уже не вернуть. Его товарищей, погибших шесть лет назад ради какого-то самодовольного ублюдка. Белый петух, так безразлично смотревший на трупы Козерогов когда-то. Король Овец когда-то давно остался без своего королевства. Если смерть безмозглой ящерицы поможет хоть как-то уничтожить все неотомщённые воспоминания, то Чуя рад погибнуть. Голова разбита, застилает стекающей кровью глаза с бордовыми склерами. Ярость. Зверь бушует, пока дракон старается убить его. Эспера охватывает жаркое пламя, подпалившее концы и без того рваной одежды. Ужасный шум разваливающихся зданий остался на фоне и не тревожит: пятьдесят восьмого тревожат только дарители чёрной немилости. Дракон шипит и закрывает глаза, рыча и раскачивая головой, когда в его морду летят глыбы камней. Пасть огромна. Десяток острых зубов, острых бритв, раскусывающих за раз. Хрупкие человеческие кости просто перемолет, как в мясорубке, но Порча будет помощнее мясорубки — она раз за разом превращает внутренности эспера в кровавое месиво. Сплошная мясная каша, очень долго восстанавливающаяся, если способность вовремя не остановить. Как жаль, что Исповедь сейчас вне зоны доступа, а органы сдавило, как под автомобильным прессом. Ну и правильно, ведь он всего лишь машина, вдавившая в землю куски раздробленного в пыль тротуара и вновь с хрустом каменного позвоночника и треском проводов вырывающая из земли огромное здание. Гравитация идёт к чёрту на поле сражения. Счёт на минуты, пока не сломаны рёбра и кости рук.
Дракон разевает пасть, и его язык, глотку и внутренности разрывает чёртова крыша располовиненной высотки, вырванной из земли и всё ещё сверкающей искрами электрических проводов, щёлкающих и угрожающе шипящих. Сдавленный рёв и изгиб всего мерзкого чешуйчатого тела, рвотные позывы и сблёв дурно пахнущей кровавой жижей, она стекает с уголков разорванной пасти, пока пять тысяч сто пятьдесят восьмой срывает нижний фундамент и прорывается внутрь здания. Дракон дёргается и задушенно ревёт, пытается изгрызть и вытошнить, но для Чуи целью стоит уничтожение. Абсолютно любым способом. С его рук обильными потоками стекает кровь, сталью режет раны и нарывает, но чувства отрезаны. Больно, но контролировать действия невозможно. Под ногами всё рушится. Остался последний рывок… Самый последний. Чуя оглушительно кричит, не слыша ничего вокруг, кроме наполненного болью и гневом вопля. Глотка разрывается, лёгкие сжимаются в спазмах. Всплеск Порчи сейчас убьёт его, перемолов внутренности в однородную кровавую массу. Всё вытечет через рот, глаза заплывут алым. У него уже льются кровавые слёзы, стекая по щекам и уже запёкшись. Невыносимая тянущая боль, режущая при любом движении.
Взрыв.
Взрыв чёртовой гравитации, сносящий подчистую всё на несколько километров вокруг.
Бомба замедленного действия заточена в самом сердце Порчи, не тронувшая тело хозяина жуткого паразита и уничтожившая дракона, разорвав изнутри.
Способность вспыхивает ослепительным блеском, испаряясь от всплеска чужеродной способности внутри. Здание крошится на мелкие кусочки, и
он наконец высвобождается, словно смертоносная ящерица изрыгнула вставшую в горле кость и распалась на кратковременно блестящие искорки. Мёртвый, бледный, обездвиженный. Сердце способности дракона, заточённое там насильно и теперь взлетевшее на воздух безвольным мешком костей, удивительно нетронутое и не запятнанное. Он как в белый саван завёрнут в своей одежде. Чёрт его дёрнул влезть в эту безвкусицу. Кем он себя возомнил? Архангелом? Богом?! Его безысходное положение уже даже чудо не спасёт, заплёванный идиот. Чёртов самоубийца, его даже в аду не примут. Сатана выгонит и скажет, что он слишком хорош для девятого круга, пошёл прочь. Боль отступает на второй план, когда в затянутых кровавой плёнкой глазах отпечатывается силуэт Неполноценного человека, и гнев бурлит в венах. Кипит, готовый начать кровоточить с запястий и сонной артерии на шее. Мерзкий, мерзкий, отвратительный ублюдок! Всё происходит в долю секунды. Чуя оторвался от земли, взмывая в воздух наравне с зависшим в нём Дазаем, и рычит, оскалившись.
Он от души бьёт кулаком в его лицо, когда Осаму жмурился и кашлял, и из его рта вылетает крошечная бело-красная капсула вместе с каплями крови разбитой губы.
Мягкое и медленное приземление в руины на остатках злобной Порчи. У Чуи ноги не держат. Позвоночник, кажется, больше не выдерживает. Пять тысяч пятьдесят восьмой падает на колени, разбивая их об острые каменные обломки, но это лишь малая часть всего то, что эспер чувствует. Нестерпимая боль пронзает тело, и теперь она не скрывается за смертельной способностью и ничем не глушится. Не слышно биения сердца за кашлем и хриплыми вздохами. В черепной коробке будто иглы вырастают, вонзаясь в мозг, и нещадно сдавливают. Больно. Болит всё. Его будто бульдозер переехал, а потом в гигантскую мясорубку сбросил, оставив на рубильных лезвиях умирать. Да, он умирает. При каждом вдохе трещат рёбра, трутся о раздувающиеся и окровавленные лёгкие, от кашля сводит внутренности. Он сейчас точно выхаркнет кусок желудка или весь желчный вместе с кровавыми сгустками изо рта. Багровая слюна, даже не светло-красная от разбитых дёсен. Тело горит, кости вот-вот переломятся пополам, как вдруг к его щеке прикасается что-то мягкое и холодное, будто поддерживая голову. Прикасается нежно, огладив тонкими пальцами и смазывая красные разводы от кровавых слёз. Слышен голос, что-то говорящий, но Чуя кашляет снова. Что-то сломалось в бездушной машине.
Его придерживают за плечи, пока он откашливается и вытирает рот рукой. Придётся брать новые перчатки… и одежду тоже. Щурится. Чуя не знает, что лучше: ничего не чувствовать и болезненно умирать или чувствовать, как ты медленно и болезненно умираешь. Сколько раз он уже умирал? Сколько раз так слепо доверялся? Он даже мало предполагал, что всё так получится. Рядом с ним сидит Дазай, чёртов белый ангел, опирается спиной на вонзившуюся вертикально в асфальт бетонную плиту и держит за плечи двумя руками, чтобы Чуя не потерял равновесие, упав лицом в землю и ко всему прочему разбив и нос. Кашель постепенно уменьшается и перестаёт душить, а Накахара может сделать вдох. Белая одежда перепачкана его кровью с рук, стекающей из-под рваных рукавов одежды — из-под того, что от них осталось — вниз, на кисти и ладони. Кровь смешивается с грязью и липнет к коже. От отсутствия огромного чудовища кажется, что вокруг воцарилась тишина. Хотя бы ненадолго. Чуя снова хрипло вдыхает наконец без захлёбывающегося кашля и харкания кровью.
— Это так трогательно, что ты настолько был уверен во мне, что использовал «Порчу», — вдруг негромко говорит Дазай, улыбаясь своей фирменной противной улыбкой. Он всегда так улыбается, когда после всего того дерьма, что с ним произошло, он выходит сухим из воды — живым — и усмехается, говоря, что так и было задумано. — Я прямо сейчас расплачусь от твоего геройства.
— Я сделал то, что должен был, — Чуя вытирает тыльной стороной ладони губы, шмыгая носом. Под ним запеклась кровь, пару минут назад обильно тёкшая, и эспер пытается убрать и её. — А теперь… я вдарю по твоей роже, кус-сок идиота.
— У тебя сил не хватит, — Накахара ещё немного кашляет и шумно сглатывает. Громко дышит, пытаясь восстановить дыхание и не жмуриться при каждом вдохе от боли в лёгких. Дёргает плечом, когда Осаму пальцами убирает с его лба спутанные волосы и слабо вытирает его лоб в крови рукавом. Всё-таки они оба безнадёжно ослаблены сейчас, но даже при таком раскладе Чуя отодвигает его руку своей рукой. Небрежно отмахнул, тяжко уронив ладонь на землю.
— Отпусти меня, — эспер сказал как отрезал, почти выплюнув требование, но оно ушло в никуда. Если Дазай перестанет держать его за плечи и отпустит, тот ляжет лицом в землю и больше не встанет.
— Не дёргайся, — Чуя уже ничего не отвечает, опираясь руками на землю и глубоко вздыхая. Его глаза закрыты, лишь редко моргает, пытаясь понять, что видит не только темноту и яркие жёлтые круги. Как так получается, что стремится издохнуть Дазай, а умирает с каждым разом только Чуя? Неужели чёртов самоубийца настолько желает обрадовать бывшего союзника своей смертью, что оставляет его в живых специально для этого момента? Продуманный план, но абсолютно бесполезный. — Ты уничтожил лишь иллюзию. Настоящий враг всё ещё где-то здесь.
— Естественно, что здесь, он прямо передо мной, — совсем хрипит Чуя, шумно вдыхая носом и явно с усилием повернув голову в сторону Осаму. Он выглядит уставшим, будто не выспался во время своей кратковременной смерти — жаль, что кратковременной, — но без ужасающих пятен крови на лице. Вся кровь на нём не его. Даже в таком состоянии эспер пятьдесят восьмой хмурится, приподнимая руку и легко стукнув кулаком Дазая в плечо. — Невыносимый.
Даже такое простое движение далось нелегко. Чуя чувствует резь в плечевом суставе и тихо шикает, понимая, что перед глазами совсем всё расплывается. Лицо Дазая совсем смазывается, как в лучших традициях хоррор-фильмов, смазывается всё вокруг, теряет свои очертания, и пятьдесят восьмой, медленно моргнув, насовсем закрывает глаза и падает Дазаю на колени. Не выдержал боли, но героически продержался, чтобы поспорить о ценности недожизни бывшего напарника. И надо же было ему выбрать время для этого именно сейчас?.. С другой стороны, больше он не найдёт его, чтобы высказать всё, что думает. Совсем слабое, но ощутимое дыхание. Одна из окровавленных ладоней лежит на ноге Неполноценного человека. Кровь на спящем лице запеклась. Иногда Осаму представлял, как Чуя после Порчи не засыпает, потеряв связь с реальностью, а падает замертво, прикрыв глаза. Издох, как паршивый пёс. «Я использовал Порчу, потому что доверял тебе», — говорил Накахара когда-то, освобождённый из плена Печали и падающий в бессознательное. «Я использовал Порчу, потому что, чёрт возьми, готов отдать жизнь за тебя», — читалось между слов сейчас, когда Чуя хрипел, прежде чем упал на чужие колени. Чуя не знал, вероятно, что Дазай будет жив и аннулирует его Печаль. Чуя рвался спасти, уничтожив огромное огнедышащее чудовище. Дарители тёмной немилости определённо были милы к нему сегодня, не доведя до разрыва сердца.
Король Овец дремлет на коленях Волка в овечьей шкуре, зная, что в безопасности.
Дазай наклоняется, огладив рыжие, запачканные кровью волосы ладонью, и касается губами грязного лба. Там длинная рана, застлавшая Накахаре правый глаз и рассёкшая алой полосой всё лицо. Ужасное зрелище, когда от нижних век на щёки тянутся смазанные полоски кровавых слёз. Грудная клетка мерно вздымается.
—
Останься здесь и отдохни, — шёпот.
