В твоих руках...

      Снейп вошел в спальню. Взмахом палочки он зажег свечи и расправил кровать. Потом, постоял немного, уставившись в одну точку, словно был в глубочайшей задумчивости и снял с себя намокшую мантию и сюртук, оставаясь в одной рубашке и брюках. На самом деле, он ни о чем не думал. Посмотрев на свои ноги, он машинально снял ботинки.       Ему не было холодно. Ему было жарко. Он не мог справиться с волнением, которое бродило в его крови, заставляя сердце стучать так быстро, что ему не хватало воздуха. Он дышал через рот и все равно задыхался.       Словно какой-то мальчишка! Он выругался про себя не совсем приличными выражениями и тяжело выдохнул. Он попытался вернуться мыслями к Рите Рид. Нужно было сосредоточиться на чем-то простом и понятном. Он подошел к небрежно брошенной на кресло одежде и порылся в кармане мантии. Достал склянку, что машинально опустил туда.       На этот раз она не лгала. Он прекрасно знал это зелье, но чтобы убедиться, он свинтил пробку и понюхал. Нет, сомнений не было. Это было зелье, что принимают при бесплодии и от снятия подобных проклятий. В своей мести Рита зашла слишком далеко. Удивительно, что она смогла вернуться.       С высоты своих лет, с мудрости прожитой жизни, он смотрел на Риту как отец, которого у нее никогда не было. И как отец он желал ей обрести мир. Прежде всего, с самой собой. И, кажется, это случилось.       Потом его мысли снова вернулись к Эйлин. Он порывисто прошелся по комнате, натыкаясь на мебель. Сердце застучало быстрее.       Он верил, что это происходит. И не верил. Страстно желал и… боялся того, что должно было случиться. С высоты мудрости своей прожитой жизни… ему нечем было крыть в данном вопросе. Здесь он был ровно тот самый мальчишка, каким он себя обзывал немногими минутами раннее. Да ведь и она была девчонка. Полная мечтаний и грез.       Ее рука мягко опустилась на его спину. Она обняла его, прижимаясь лицом к его плечу.       - Кто это приходил? – прошептала она тихо.       - Уже не важно.       Северус обернулся к девушке. На ней не было одежды, только полотенце было обернуто вокруг груди. Ее волосы были еще влажными, и он рассеянно отпустил ее, достал палочку и высушил ее волосы одним заклинанием. Потом он замер, смотря на нее чуть пристально и внимательно.       Она сделала до него последний шаг и, смотря ему прямо в глаза, стала расстегивать пуговицы его рубашки. Он молчал, и она тоже молчала. Только грудь ее высоко поднималась от глубокого и частого дыхания. Какое-то неловкое движение и полотенце ее упало на пол.       Она не стала его поднимать и закрыла свою наготу, прижавшись к мужчине. Ей было больно дышать от какого-то странного восторга, что поднимался из глубины ее души. Северус же словно чего-то ждал. Он был сосредоточен и серьезен.       - Ты боишься? – тихо спросила Эйлин. Мужчина отчетливо вздрогнул и за плечи отстранил от себя девушку, заглядывая ей в самые глаза.       - Не боюсь… не знаю. Я никогда прежде…       - Я тоже,- невпопад уточнила Эйлин и медленно сняла с него рубашку. Потом она взяла его руку и поцеловала в раскрытую ладонь. Очень медленно и неуверенно она прикоснулась губами к его запястью и черной метке, что он в отличие от Драко Малфоя не пытался свести, зная, что ее и магия Черного лорда не возьмет. Она с ним до скончания его дней.       Их дней.       Губы Эйлин коснулись груди мужчины и медленно начали подниматься вверх. Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его лица. Ее обнаженная грудь тесно касалась его груди. И он чувствовал ее мягкость, нежность, покорность – все это вместе. Он прижал девушку к себе руками. И поймал губами ее губы.       Она была вином. Белым и красным в одном бокале. И он пьянел только от вида его. Теперь же, касаясь, целуя, он был совершенно пьян.       Их поцелуй словно стирал границы времени, пространства и мира. Ничего не существовало кроме губ друг друга. Мягких, податливых губ Эйлин, немного требовательных и настойчивых губ мужчины. Его сила, ее слабость. Все в одном поцелуе. Таким, когда действительно земля уплывает из-под ног и кружится голова.       Все происходило так медленно, словно кто-то замедлил жизнь. Но время стучало, бежало вперед. Только им двоим было на него все равно.       - Эйлин,- прошептал он в ее полуоткрытые губы, и она отозвалась едва слышно, чтобы голосом не потревожить застывшее мгновение их любви.       - Северус…       Снейп сжал ее тело в своих руках. И они упали на кровать.       Она шептала его имя, утопая в его ласках. Она пыталась держаться хоть за что-то реальное, но рядом с ним это было невозможно.       Она перестала существовать сама по себе. Был только он и она. Единое что-то или то, что вот-вот должно было стать единым…       Эйлин слабо вскрикнула, но потянулась навстречу нему всем телом и существом своим. Ей было больно, но даже боль эта была наслаждением. Она растворялась и возрождалась. Как птица феникс в его руках из совершеннейшего пепла.       - Твоя…- шептала она то обессилено, то вдруг находя силы там, где их не осталось, и принимала его в себя снова и снова.       Никогда и никто не был настолько нежным в минуту близости, как был Снейп. Пьяный ее телом, ее душой, он сохранял рассудок все равно. Ни движения лишнего, способного причинить ей лишнюю боль. Только тепло, нежность и трепет – касаться, владеть, ласкать ее тело, целовать ее везде, где достанут губы.       И она отвечала на его ласки, отвечала на каждое его движение с такой готовностью и жаждой, что он пьянел ею все сильнее и сильнее.       Их никто не отвлекал и они никуда не торопились – впереди их ждала вся жизнь. Но они, словно не понимая этого, не собирались отпускать друг друга и на миг. Они отдыхали, не отрываясь друг от друга, и снова падали друг в друга. Не выпивая друг друга, но наполняя.       Когда мужчина отпустил Эйлин, свечи давно уже прогорели, и лишь одинокая лампа тускло освещала комнату. Эйлин еще тяжело и спутано дышала, но постепенно дыхание ее успокаивалось, и она проваливалась в сон. Северус сел в кровати, наблюдая, как она засыпает. Все его чувства были до странного оголены и приносили почти осязаемую боль. Он понимал, что счастлив. И от этого ему самым каким-то неправильным образом хотелось плакать. Впрочем, он слишком устал, чтобы держать свои чувства под контролем. И слезы катились у него по щекам сами по себе.       Долгие годы почти монашеского аскетизма, когда он допускал лишь отдаленные мечтания о Лили, теперь казались ему чем-то таким далеким, что вовсе не существовало. И сама Лили – лишь призраком его прошедшей юности. Свет любви к ней, но любви только душевной, любви почти святой, спас его не однажды и ему он был обязан всем своим существом и тому, что в нем, даже не смотря на всю мерзость, в которой он жил, было добро.       Но по-настоящему любить ему было предначертано только одну женщину. И эта женщина лежала на его кровати, укутанная в его прикосновения и ласки, согретая его теплом и телом, _принявшая_ его в себя. Принявшая… какое странное слово. И какое правильное. Давным-давно она приняла его жизнь, его душу… а сегодня, она приняла и его тело.       Его чувства невозможно было облечь в слова. Его желания невозможно было отобразить в действиях. Он хотел взять Эйлин в свои руки, так прижимая к себе, чтобы они растворились друг в друге. Чтобы они не были разделенными надвое. А целым, единым…       Он потянулся к ней, целуя ее живот и грудь. Он чувствовал, как она дрожит от его прикосновений, хотя и не просыпается.       Бедная, она слишком устала. У них обоих это случилось сегодня впервые, но его душа, пережившая больше горя, сейчас находилась в большем смятении, и не могла так просто успокоиться. Он не мог заснуть.       - Северус? – Эйлин все же открыла глаза.       Снейп поцеловал ее в губы.       - Спи, родная,- прошептал он, накрывая себя и ее одеялом.       Она сонно и счастливо улыбнулась ему в ответ, прижимаясь к нему плотнее. И он сам не понял, как заснул, словно она разделила с ним свой сон.       Они проснулись в один миг, от яркого света, что проник в спальню. Свет этот не могли сдержать тяжелые шторы.       Снейп и Эйлин недоуменно переглянулись, и Снейп, нехотя отпустив девушку, поднялся на ноги и раздернул занавески.       Это был не цветущий сад – еще пока – но яркое восходящее солнце освещало его душу, и возле ростка, брошенного Эйлин давным-давно, уже проросло с десяток других ростков.       Пепел сходил с этого поля, зеленая трава пробивалась то тут, то там, тянувшись к солнечному свету.       Это было то, что ученые умы назвали бы искуплением. То, что Снейп звал своей душой.       Он обернулся к своей жене. Она сидела на кровати и с улыбкой смотрела на него. Удивительно спокойная, она вся светилась от счастья. Оно выплескивалось наружу из лучезарно искрящихся глаз. Вся кожа ее тела словно светилась, отражала свет его прикосновений и его любви.       Он видел в отражении ее глаз себя, таким, каким никогда не был.       Счастливым. Совершенно счастливым.       По коже его прошелся озноб. Он приблизился к девушке. Он знал каждый сантиметр ее тела. Но вчера их освещал лишь свет свечей, сегодня же в окно ярко разливалось солнце. И он словно впервые увидел ее.       Он хотел коснуться ее. В ней все так и манило коснуться. Едва прикрытые покрывалом ноги, чуть разведенные и спущенные вниз с кровати. Она отвела назад руки, опираясь на них, чуть отклоняясь назад – не нарошно, но словно специально, выставляя вперед свою грудь и лицо. Светлые локоны ее волос, спадающие чуть ниже ее груди, прикрывали ее лишь с одной стороны. Грудь вздымалась от ее глубокого, спокойного дыхания. Ее округлая нежность требовала ласки. Бледность лица стиралась проступающим от его пристального взгляда румянцем. Румянец спускался и на шею. А пронзительно голубые глаза смотрели с такой приветливостью, радостью и любовью, что дыхание Снейпа спуталось.       В ее внешности были недостатки, но он не видел их теперь вовсе. Он даже уродливый шрам от проклятого расщепления не замечал сейчас. Она была для него самым прекрасным и самым дорогим, что только могло быть в этом мире.       Он упал перед ней на колени, преклоняясь перед ее чистотой и светом. Перед тем счастьем, которое она дарила ему каждым мгновением рядом.       Он целовал ее колени, сжимая в руках ее ноги.       Он медленно поднялся и схватил ее в охапку. Прижал к себе с такой силой, что Эйлин стало нечем дышать. Она чувствовала, как мужчину бьет озноб. И, обнимая ее, он словно пытался согреться. Он чуть ослабил объятье.       - Северус,- проговорила она, чувствуя, что его телу, наконец, возвращается тепло.       - Я не отпущу тебя,- пробормотал он, опускаясь на кровать, держа девушку на руках. Он придерживал ее одной рукой за спину, второй же мог беспрепятственно касаться ее везде, где хотел. И он дотронулся до ее шеи, очерчивая мягкие изгибы, и спустился к груди. И провел пальцем по ее шраму. Он смотрел ей только в глаза.- Я никогда не отпущу тебя.- Повторил он, и провел пальцем по ее мягким, податливым губам. Пожалуй, если не говорить о душе девушки, из всего тела Эйлин, в ней эти губы он любил больше всего. Он помнил, как они могли произносить (и как произносили всю эту ночь) его имя – мягко, невесомо, как дуновение ветерка, но с такой силой, с такой страстью и жаждой. Она жаждала его, он жаждал ее. И вечности для них двоих было бы мало.       - Я согласна. Навсегда остаться в твоих руках.       Эйлин потянулась к нему и их губы наконец-то столкнулись.       Какая вечность прошла с их последнего поцелуя этой ночью и до этого утреннего прикосновения!       - Нам нужно поесть,- сказал он спустя какое-то время, обрывая поцелуй на сладкой ноте недосказанности и неги, что манит к себе тем сильнее, чем дольше ждешь продолжения.- И принять ванну. И, может быть, одеться.       Он отпустил ее, она легко вспорхнула с его колен и, найдя в куче одежды его рубашку, натянула ее на себя.       - Ну, так я готова. А ты? – она обернулась к нему.       Снейп даже не взглянул на нее. Он сидел, выставив перед собой обе свои руки ладонями вверх, и пристально на них смотрел.       - Что случилось?       Он не ответил. Эйлин подошла ближе, но ничего не увидела. Руки и руки. Разве только его ладони были такими большими и всегда такими теплыми. И когда он касался ее руками… это иной миг было даже приятнее, чем губами.       - Я ничего не вижу,- проговорила она.       - Ничего,- эхом отозвался Снейп.       Лишь _в его руках_ была жизнь, была любовь, была Эйлин. А на руках – нет. Ничего не было на его руках. И Черной метки тоже.