Us Against the World

В огромных палатах с накрытыми столами стоит невообразимый шум. Крики, громкий смех, звон бьющейся по неосторожности посуды сливаются в страшную, практически невыносимую какофонию. Звуки разносятся по душному помещению, поднимаются до высокого потолка, поддерживаемого толстыми колонами, и разбиваются на тысячу случайных обрывков, оседая на новые всплески хохота и новые споры. Спертый воздух до того наполнился парами алкоголя, что даже пить не надо, чтобы чувствовать опьянение – достаточно просто глубоко вдохнуть. Случайно зашедший путник сразу бы зажал уши ладонями и выбежал на свежий воздух, не выдержав жуткого грохота и духоты. Но Торину здесь хорошо. Здесь его семья, друзья и те, кто пойдет за ним туда, куда он попросит. А просит Торин много. И тем приятнее ему видеть их здесь. Неподалеку от него сидят Балин, Оин и Бифур. Они громко спорят на кхуздуле о том, где и как будут проходить Мглистые Горы. Бифур злится и, громко стуча кружкой по столу, доказывает собеседникам, что через Морию идти – гиблое дело. И Торин с ним согласен – никогда он не поддерживал Балина в страшном деле возвращения Древнего Королевства, после того, как возле его ворот потерял отца и деда. А вот Оин и тихо сидевший рядом молодой Ори кивают на каждое слово Балина и, кажется, готовы хоть сейчас бежать и сносить головы морийским оркам. Подошедший Глоин никак не может докричаться до брата, подобравшийся поближе Бомбур пытается успокоить кузена – и все это слишком громко, слишком шумно, но так знакомо. По левую руку от Торина сидит Дис. Она улыбается, но явно через силу, шутит и курит больше обычного. И ее глаза постоянно возвращаются к сыновьям, которых окружили гномы. По темным волосам на виске вьется змейкой седая прядь, такая же, как у Торина, и он точно знает, что неделю назад ее не было. Но именно неделю назад он сказал, что Фили и Кили идут с ним к Эребору. Она не плакала, не кричала, но посмотрела так, что королю захотелось тут же провалиться под землю. Но все уже было решено. Способности племянников очень пригодятся в трудном походе. Да и наследнику престола стоит присутствовать при таком важном событии, как возвращение дома. А Кили – лучший лучник в Синих горах, всегда пригодится. И не отпустит он брата одного. И признается Торин сам себе – сам он не хочет расставаться с Кили надолго, а, возможно, и навсегда. Чуть дальше вокруг братьев сгрудилась целая компания. Нори бегает вокруг и явно делает ставки, а Дори ходит вслед за ним и что-то пытается ему втолковать, что – не слышно. Громко хохочет Двалин, хлопая по спине подавившегося элем Бофура, но его смех перекрывает громкий голос Дори, ведущего какой-то подсчет. Видимо, Кили и Фили опять устроили любимую забаву «кто кого перепьет». Незнающие всегда ставили на Фили, как на старшего и более крепкого на вид, и всегда проигрывали. Откуда ж им было знать, что Кили пьет, как не в себя, а Фили пьянеет после пятой кружки? Всегда у них это дело выгорало, а на следующее утро братья честно делили выигрыш и шли в новую таверну, повторять вчерашние подвиги. И вот сейчас Двалин скрывал явную ухмылку за кружкой эля, зная, чем закончится этот вечер. Его неугомонные наследники престола уже не раз ловили на эту удочку, а пару месяцев назад грозный воин дал себе крепкий зарок: никогда не пить с младшим принцем. Потому что он наутро мучился жутким похмельем, а Кили носился вокруг с издевательской ухмылочкой и предлагал опохмелиться, у самого-то – ни в одном глазу. Торин весело усмехается, глядя, как Фили промахивается мимо кружки, пытаясь сцапать ее, а Дори хватается за голову, смотря на хитро сверкающего глазами из-под челки Кили. Видать, не один золотой поставил. Нори обреченно качает головой, глядя, как резво встает из-за стола младший принц и бормочет что-то себе под нос. И этот тоже проигрался. А тот только хохочет, приобнимая за плечи ошарашенного Бофура, и громко предлагает еще кому-нибудь выпить с ним, расплескивая оставшийся в кружке эль. Почему-то, больше никто не решается. Через час, уже после того, как нетвердой походкой, держась за стены, ушел Фили, успокоились и разошлись спорщики, ушла Дис – проверить сына, в зале остались только Торин, Двалин да абсолютно трезвый, несмотря на огромное количество выпитого, Кили. - И не под стол ведь сливаешь! – воин хлопает наследника по плечу, одобрительно посмеиваясь. - Талант, мистер Двалин, талант не пропьешь! – громко смеется собственному каламбуру Кили и украдкой оглядывается, отыскивая глазами дядю. Торин усмехается, глядя на неугомонного племянника и друга. - Когда ты уходишь, Торин? – серьезно спрашивает Двалин, останавливаясь рядом. - Завтра. А вы выходите через неделю, встретимся уже в Шире. Гендальф говорил, что найдет нам там взломщика. - В Шире? – Кили плюхается на стул рядом с дядей и пододвигает к себе тарелку с мясом. – Там же хоббиты живут. Какие из них взломщики? Их и за шкирку-то дальше собственного сада не вытащить. - Гендальф так не думает, - Торин отодвигает пустую кружку. – Он уверен, что там живет кто-то способный нам помочь. В любом случае, нам все равно через Шир ехать. Ничего не потеряем. Губы Кили тут же расползаются в знакомой озорной улыбке, явно подсказывающей окружающим, что наследник задумал очередную шалость. Определенно, хоббитам не поздоровится. - Ты гляди-ка, - кивает Двалин на мечтательно закатившего глаза Кили, - будто уже выигранные в хоббитских тавернах золотые в карманах бренчат. - Хочешь поспорить по этому поводу? – тут же вскидывается Кили, блестя глазами. - Ну уж нет, - добродушно хмыкает воин. – Знаю я тебя. Последнее ведь сдерешь. Двалин кивает им на прощание и выходит из залы. Гулкое эхо от его тяжелых шагов долетает до них, практически оглушает в непривычной тишине и, наконец, смолкает. Они одни. Торин, не отрываясь, смотрит в лицо племянника. Король не признается даже себе в том, как он ценит этот момент. Момент, когда они остаются вдвоем. Момент, когда Кили становится настоящим. Привычная насмешка, искривляющая губы, медленно пропадает, а озорные огоньки в глазах тают, испаряются, словно капля воды, попавшая на коричный камень. Пропадают ямочки на щеках и разглаживаются тонкие морщинки на лбу. Торин видит, как расслабляется Кили, опуская плечи, глубоко, полной грудью, вздыхая. И когда он, наконец, поднимает взгляд – перед королем сидит будто другой. Серьезный, рассудительный, взрослый гном, в глазах которого отражается вся история, вся боль их рода. Он смотрит прямо и спокойно, не отводя взора, а из его движений бесследно пропадает юношеская резкость. Торин не может сказать, когда это началось, когда Кили начал доверять ему настолько, что в его присутствии не держит на лице веселую маску. Король точно знает, что не с детства. Когда племянники были маленькими, он мало уделял им внимания, загруженный заботами и делами, строя новый дом для всех них. Скорее всего, это началось, когда Кили было пятьдесят – уже взрослый совсем - в тот день, когда он нашел его в четырех днях пути от дома. Дис была слишком взволнована, чтобы что-то внятно объяснить, поэтому с приехавшим Торином говорил Двалин. - Не понимаю, чего она так беснуется, - веско говорил воин, не отрываясь от натачивания меча. – Кили – взрослый парень, отличный лучник, он может о себе позаботиться. К тому же, края здесь тихие, ты лично последний отряд орков три месяца назад на куски изрубил. - Почему он ушел? – допытывался Торин, не обращая внимания на последние слова друга. - Сказал, хочет побыть один, - встрял сидевший рядом Фили, в голосе которого отчетливо проскользнула обида на младшего брата. За то, что у того есть секреты. За то, что осмелился уйти один. - Вот-вот, - кивнул Двалин. – И подумать. Посмеялся, с кем-то поспорил, что непременно убьет варга, и ушел. Веселый, бодрый, как обычно. - Найди его, - горячечно прошептала Дис брату, хватая его за рукав. – Не спокойно сердце, не случилось бы чего. Найди, заклинаю… Торин устало кивнул и вышел. Через четыре дня, надоев расспросами всем жителям окрестных деревень, Торин, наконец, нашел кое-что. Старый кузнец, совсем седой человек с черными зубами, рассказал, что три дня назад молодой гном - «вежливый да гордый, прям принц – ни дать ни взять» - покупал у него стрелы. И пошел в сторону небольшого леса за деревней. И действительно, через несколько часов Торин нашел маленькую пещеру возле тихого водопада, перед которой было сложено кострище. Кили рядом не было, видимо, на охоту ушел. Торин разжег костер и сел на бревно, подтащенное к огню. Раскурил трубку и в который раз задумался. С чего бы веселому, озорному племяннику уходить одному из дома? Неужто обидел кто? Но этот вариант король отмел сразу. Видел он, как Кили расправляется с обидчиками, те потом яркими фингалами святят, да руки поломанные на привязи держат долго. Уж драться младший наследник умел. Влюбился? Об этом бы точно брату рассказал. Тогда что? - Я думал, придет мистер Двалин, - раздался сзади ровный, спокойный голос Кили. И как он не услышал его приближения? Хорошим воином будет: ловким, тихим и умелым, - подумал Торин и обернулся. На плече племянник придерживал подстреленного оленя, а свободной рукой неловко приглаживал растрепанные волосы. – Не знал, что ты так скоро вернешься. - Не рад? – хмыкнул Торин, внимательно вглядываясь в знакомое лицо. Что-то было не так. - Почему же, рад, - Кили скинул оленя на землю и сел напротив дяди. – Голодный? - Нет, - покачал головой Торин. – Не голодный. Они замолчали. Кили, не глядя на него, подтянул к себе тушу и, вытащив нож, уверенными движениями начал ошкуривать оленя. Торин не сводил взгляда с его лица. И тут он понял, как обухом по голове ударило. Кили не улыбался. Губы были плотно сжаты, в тонкую линию, а глаза не сверкали привычным озорством. Не было на лице ни ухмылки, ни насмешки, ни даже тени вымученного, усталого оскала, выдаваемого за улыбку, как после долгих тренировок. Он не видел племянника таким… Да никогда он его таким не видел. - Что случилось? – как можно мягче спросил, наконец, Торин. – Почему ты ушел? Через несколько минут Кили поднял на него глаза. И было в них что-то такое, от чего сердце зашлось, забилось, будто птица в клетке, где-то в горле. Не будь у Торина столько выдержки - и руки бы задрожали. Столько было невысказанной, тайной боли в этом взгляде, столько тоски по чему-то далекому и столько надежды… Надежды быть понятым, хоть кем-то, хоть чуть-чуть. Торин, тяжело сглотнув, кивнул, словно обещая выслушать и понять, и пересел к племяннику, отнял нож. - Я… - тихо, отмолчавшись, начал Кили. – Нет, не надо. Не волнуйся, все в порядке, - тряхнул он головой. - Говори, - настойчиво произнес Торин. – Не отмахивайся. Говори. Легче будет. - Не место мне здесь, - собравшись с силами, выдохнул Кили и затараторил, на одном дыхании, выплескивая все то, что накопилось в душе за годы: - Не милы мне эти горы, дядя. Сердце гложет такая тоска, что выть по ночам хочется. Не могу я здесь. - А где можешь? - Дома. В Эреборе. Торин выдохнул сквозь зубы, со свистом, и откинулся спиной на холодный камень, прикрыв глаза руками. Не может быть… - Не могу я тут больше. А как утихнет чуть, так мистер Балин снова, будто назло, начинает об Эреборе говорить. И снится мне потом та Гора. Наш дом снится, - продолжил Кили. – Он зовет меня, слышишь. Я сердцем чувствую. Зовет. Кричит от боли, что дракон поганый причиняет, оскверняя древние залы пламенем. Ей больно, дядя. Я знаю, я чувствую. Гора… Она живее, чем другие думают. Она ждет нас. Тебя, Фили, меня и других гномов. Она ждет. И не могу я больше тут, мне душу это рвет. Мне это снится каждую ночь, каждую! И днем я грежу этим наяву. Мог бы в одиночку дракона победить – сегодня же б ушел отсюда. Торин вздохнул и обнял Кили за плечи, притягивая к себе. Тот не вырвался, только уткнулся лицом ему в шею, опаляя горячим дыханием. - Фили - он не такой, я знаю, - шептал Кили. – Он не чувствует это. А если и чувствует, то не так сильно и виду не подает. И я не подаю, но мне надо иногда… одному побыть. Понимаешь? - Понимаю, - тихо ответил Торин. – Все понимаю, - и крепче обнял его. Он действительно все понимал. И знал, о чем говорит Кили. Его снедала та же тоска, та же боль рвала сердце. Такие же сны по ночам снились, такие же мысли днем одолевали. Это было проклятьем. Проклятьем их рода, их болью: понимать Гору. Как бы ни старался Торин уберечь от этого племянников, удалось только с одним. До Кили, минуя старшего брата, добралась эта зараза, отравила ядом душу. И не отпустит она его никогда. - Я понимаю, - повторил Торин, сжимая плечи племянника. – Лучше, чем кто-то другой. Кили кивнул и поднял голову, впился взглядом, цепким и твердым, в лицо и заговорил: - Пообещай мне. Пообещай, что, когда пойдешь Эребор отвоевывать, возьмешь меня с собой. Меня и брата. Не смогу я тут быть, когда остальные у ворот родных стоять будут. Хоть и не видел я Эребора наяву, но каждый коридор, каждый ход по снам своим знаю. Я пригожусь. Я буду еще больше тренироваться, клянусь тебе. Только пообещай. Отказ, уже вертевшийся на языке, утонул в невыносимой тоске, плескавшейся во взгляде Кили. И в железной решимости. И Король даже спрашивать не стал, откуда племянник знает о том, что уже несколько лет он планирует поход. - Обещаю, - через минуту глухо произнес Торин. – Только и ты мне пообещай кое-что. Кили вопросительно приподнял брови. - Обещай больше так из дома не сбегать. Мать волнуется. Кили облегченно улыбнулся и кивнул. А потом, плохо понимая, что делает, прижался губами к теплым губам Торина, желая хотя бы так избавиться от боли, когтями раздирающей молодое сердце. И Торин не смог ему отказать. Потом, после того, как вернулись, Торин еще долго Кили таким не видел. А через год тот сам к нему в покои пришел. И он не улыбался. Король смирился с их отношениями, выходившими за рамки семейных, но он был им рад. Это было нужно им обоим - вдвоем бороться с жуткой тоской было проще. В такие моменты, Кили напоминал Торину его самого. Ему пришлось повзрослеть намного раньше, чем племяннику, но боль их была одинаковой. И желания тоже. Хоть и страшили Короля такие перемены и маски, но никогда он о них с Кили не говорил, понимая, что тот просто не хочет волновать мать и брата. Это был его выбор, и Торин его уважал. За размышлениями, он не заметил, что Кили пересел на скамью и теперь сидел совсем рядом. - Ты готов? - Уже больше двадцати лет готов. И ты это знаешь. - Знаю, - мягко проговорил Торин, обнимая племянника за плечи. - Не возьму тебя с собой на Север. С братом пойдешь. В Шире встретимся. - Хорошо. Они больше не говорили, понимая друг друга без слов. Тихий трест догорающего огня в камине бликами играл на усталых лицах, не озаренных улыбками. И только воровато заглянувшая в окно луна видела, как Кили, подняв лицо, целует Короля, а тот только обнимает крепче, запускает пальцы в волосы и прижимает ближе. И столько было в этом поцелуе невысказанных слов: и обещание победы, и обещание защиты, и мольбы остаться живым и невредимым, и уверенности в собственных силах и друг в друге… И, хоть видела луна и не такое, все же скрылась за облаком, боясь потревожить хрупкое уединение. Но не было ничего во всем Средиземье, что могло бы нарушить их связь, незыблемую и вечную, как Одинокая Гора.