мы пепел и кофе

      Оглядываясь, задержать взгляд на хрупких плечах, скользнуть им по рукам и отвести. Смотреть – нормально; смотреть можно столько, сколько влезет, пока не надоест, пока это сияние не застрянет поперёк горла. Сэди это знает и наслаждается – привилегии подруги дают пропуск для многих действий. И она вышагивает вперёд, преодолевает короткое расстояние и, перекинув собранные в хвост волосы через плечо, улыбается. Милли отвечает улыбкой ей всегда, не имеет значения, какое настроение играет в ее душе, и это как приятный бонус – всегда льстит и радует.       У Сэди на щеках медные блестки, переливающиеся ярким бликом веснушки и горячий, почти осязаемый румянец, который словно часть ее, сливающая все в привычный цвет осени. На щеках Милли дорогая пудра, тонны косметики и несуществующие лёгкие призраки поцелуев, которые хотела бы подарить Сэди. На шее Браун украшение из последней коллекции Cartier, а у Сэди же тугой канат, привязывающий ее к подруге, не ослабляющий узел ни на секунду. А Синк даже бровью не ведёт – ее устраивает все абсолютно.       Милли приобнимает за плечи, с задором рассказывает, как ей удалось пообщаться сегодня с Дрейком, и делает вид, что не замечает неба в глазах Синк. Она старательно притворяется, что не видит, как из небесно-голубого их цвет оборачивается сумеречно-синим. Смотрит дольше положенного.       Между ними что-то неопределенное, нерешённое до конца, что-то волшебное. Что-то, состоящее из чёрного с золотистым отливом, как сама Милли, и медного, горячего, почти кипящего – Сэди. И они будто драгоценные камни – переливаются под софитами, под вспышками фотокамер и прожекторами сцен, но в темноте номеров теряют яркость, гаснут. Тянутся руками и касаются кожи, чувствуя бархат под пальцами, шёлк платья ладонями, жар дыхания на губах.       Сэди никогда не целует, пусть и хочет. Она отводит глаза и теребит кольцо на пальце, смотрит на точеную фигуру подруги и думает о том, что на ее шее, прямо там, где оканчиваются короткие волосы, не хватает поцелуя. Она смотрит на Милли, отошедшую за напитком, и отворачивается вновь – слишком громкие мысли, слишком настойчивые желания. Слишком напрасные надежды – Браун словно ураган, непостоянная, будто буря, и Сэди может лишь угадывать со своим кристально чистым небом в глазах, когда та будет согласна перевернуть все своим вихрем в ней.       И будто ком встаёт в горле, будто накрывает волной и уносит куда-то, потому что болтают так легко всю ночь на церемонии, держатся по-дружески за руки и смеются над неловкостью Финна за столом у напитков. Тот чуть не роняет свой стакан, при этом едва не снося ещё и добрую половину других напитков, когда, подошедший со спины Ноа, хлопает его по плечу. Сэди наслаждается компанией, млеет от мягкого смеха над ухом и за руку держит нежно, почти трепетно. И она считает минуты до окончания, слизывает с губ почти всю помаду и смотрит на подругу так, будто та – живое воплощение ночи в этом чёрном платье.       Сэди не сказала бы, что это привычно – они не сбегают вместе после каждой общей встречи, но делают подобное не впервые. Синк уже знает, что их ждет, когда Милли переплетает их пальцы и ведет по коридору отеля. Она знает, что будет, так же как это знает сама Браун, когда видит, как подруга освобождает длинные рыжие волосы от замысловатой причёски. Милли почти влюблена в рыжину волос Сэди, перебирает пряди часами, зарывается в них носом и вдыхает приятный цветочный аромат. Она любит, как те, разметавшись по подушке, отсвечивают огнём. Она обожает, как те спадают вниз, зашторивают собой весь обзор, когда Сэди нависает над ней на постели. Ещё больше нравится путать пальцы в них, играть с пожаром, которым те отливают. Нравится путать себя в Синк, в простынях, в их неопределенных и сладких как мёд чувствах. Нравится смотреть, как блистает и горит огнём подруга, нравится сжигать себя в ее пожаре и дышать жаром ее дыханием.       Сэди, безусловно, влюблена в свою подругу как в самое дикое и необузданное, в самое бурное море из черно-золотого мориона. Милли же раз за разом проваливается в небо на дне глаз Синк, горит в огниве ее волос и тает в ее руках так привычно, будто всегда так было. Их отношения перепутаны, но они лучшее, что у них есть.