близко, жарко

Очередной благотворительный вечер, на котором ему делать нечего, ведь ни одного рубля, заработанного им самим, там не окажется. Но кого это волнует? Там будут деньги его отца. И все бы ничего, но он не особо верит тому, что эти деньги затем действительно уходят на помощь кому-либо. Миша не хотел бы идти туда, правда — там будут мужчины и женщины, которым лет по пятьдесят, а еще такие же богатые детишки, как и он сам — только вот эти детишки далеки от него. Зажравшиеся, избалованные — на них смотреть тошно, и Мише почти хочется плакать, ведь кто-то думает о нем так же. Он бы хотел, чтобы его перестали ассоциировать с отцом и его состоянием, но… мечты, мечты. Сейчас на нем дорогой костюм, дорогие часы и дорогая обувь, а около дома ждет водитель в дорогой машине. Все «дорогое», но не по его меркам, и это удручает. Хочется бросить все, послать каждого, кто будет на этом вечере, а в первую очередь — отца, решившего, что светить лицом своего сына ради репутации — довольно хорошая идея. Но все, что он делает — это глядит на себя в зеркало перед выходом, потому что он должен выглядеть идеально. Потому что от него всегда ожидают чего-то совершенного. Только он далеко не совершенен, а всем плевать — никто не видит этого, да и не хочет. По лестнице он спускается на первый этаж и выходит прямо к машине. Садясь внутрь, он чувствует до жути приятный запах одеколона — терпкий мужской парфюм заставляет его разум слегка пошатнуться. Он всегда питал слабость к мужским ароматам духов. Очевидно, восхитительный запах исходит от водителя, чье лицо ему удается разглядеть только через зеркало заднего вида — светлые волосы, глаза, чей цвет сложно разглядеть в очертаниях вечера, переходящего в ночь, пухловатые розовые губы. А еще руки — сильные, мужские руки, сжимающие руль. Тот тип рук, на который Миша любит дрочить, как бы это ни звучало. Те руки, которые он хотел, чтобы его удерживали, не давая возможности двигаться. Он одет в черный костюм, из-под пиджака выглядывает белая рубашка. Миша уверен по тому, как сидит рубашка, что грудь парня такая же крепкая и привлекательная, как и его руки. Невольно юноша облизывает губы от своих непрошеных, но не спрашивающих позволения при своем приходе, мыслей. Это не остается незаметным для водителя, так вовремя кинувшего взгляд на Мишу через то же зеркало. Их глаза встречаются, и Миша тяжело выдыхает, будто у него давно не было возможности сделать этого. Парень же по понятным причинам быстро переводит взгляд на дорогу — в любом случае, первостепенная задача — довезти сына начальника до места назначения. — Я вас раньше не видел. Вы устроились сюда недавно? — неожиданно даже для себя самого, спрашивает Миша. Ответ не заставляет себя долго ждать. — Я и не устраивался вообще. Увидев вопросительное выражение лица юноши, парень улыбается и продолжает. — Я не новый водитель, как ты подумал. Я работаю с твоим отцом, — его голос хриплый, и Миша чуть-чуть умирает от возбуждения. — Он попросил тебя подвезти, потому что ваш настоящий водитель стал отцом дочери. Не забудь его поздравить, детка. Лицо Миши вспыхивает красным цветом, потому что с каких пор незнакомые, до дрожи в коленках возбуждающие парни называют его «деткой»? — Как вас зовут? — еле подает голос Миша, чувствуя слабость по всему телу. Член в штанах болезненно-твердый, жаждущий хоть каких-нибудь прикосновений. — Данил Кашин, и давай-ка на «ты», ладно? Я не особо сильно старше тебя, так-то. — Ладно, — прикусив уголок нижней губы отвечает он, — я Миша. Кашин смотрит в зеркало, ухмыляясь и встречаясь со взглядом парня: — А я знаю. Вдруг машина начинает замедлять свой ход и Миша понимает, что Кашин уже паркуется. Они доехали так быстро или он просто не замечал ничего вокруг из-за накатившей волны возбуждения? Надеясь, что его стояка не будет видно, он выходит из машины, когда это же делает Данил. Они приехали в шикарный и абсолютно точно ужасно-дорогой ресторан. Ну, все выглядит и вправду красиво. Огни на окнах и дверях украшают двухэтажное здание. По бокам с двух сторон слабо освещенные беседки. Это та картина, которую Миша хотел бы запечатлеть на фотографии. — Так и будешь стоять? Мужской голос возвращает его обратно и они вдвоем заходят внутрь. И начинается — знакомые и незнакомые лица, куча обжиманий и рукопожатий. Пахнет деньгами и лицемерием. Он уверен, что как только повернется к ним спиной, он станет кем-то-недостаточно-хорошим. Уже привычно даже. Закончив здороваться со всеми, Миша облегченно выдыхает. Теперь можно и найти ничем непримечательное местечко и провести там следующие несколько часов. Он берет у предлагающего ему официанта бокал шампанского и не успевает поднести его ко рту, когда понимает, что напиток у него отобрали. — Выглядит так, будто тебе еще рано. Кашин опустошает бокал в два глотка и смотрит на него, чего-то ожидая. Миша не знает, как себя вести, и первое, что приходит в голову, это: — Да мне через месяц исполнится восемнадцать. Парень напротив только смеется на это, опрокинув голову назад, и Миша понимает, что он смеется по-настоящему, искренне — не так, как все здесь собравшиеся — деланно хихикая или прикрываясь ладонью. — Какой большой. Миша опускает голову, чувствуя себя рядом с парнем комфортно и смущенно одновременно. — Хочешь, выйдем отсюда? Весь этот ритуал с приветствиями ты уже выполнил, да и я тоже, — голос теперь серьезный и без намека на смешинку. Миша поднимает голову и кивает, и в следующую секунду они движутся по направлению к выходу. Направляясь к беседке, которая стоит справа от здания и больше укрыта от чужих глаз, Миша наблюдает за тем, как Кашин снимает с себя пиджак. Он следует его примеру — на улице тепло, даже душно. Они входят в беседку и складывают пиджаки на скамейку. Миша садится на вторую скамейку, думая, что Данил сядет на первую, но тот устраивается прямо под его боком так, что их ноги касаются друг друга. По всему телу пробегают мурашки от присутствия парня, и Миша думает, что всего слишком — слишком, просто слишком, ладно? Он не вынесет всего. — Расскажи мне о себе, — предлагает Данил, и Миша понимает, что из тысяч, правда, тысяч людей, с которыми он был «знаком» благодаря этим вечерам, Даня — пока единственный, кто захотел узнать его, а не марку машины его отца или дизайнера его одежды. Миша в очередной раз закусывает губу, понимая, что уже начинает называть парня «Даней», видите ли. — Эм, ну, я люблю фотографировать? Это мое хобби. Еще мне нравится читать и я иногда пытаюсь писать стихи. Вот. А еще я неплохо пою. Это то, что нравится именно мне, но кроме этого есть много вещей, которыми я занимался, типа игры на гитаре и виолончели, футбол, хоккей, да много чего, но это все было прихотью отца. Хотел, чтобы я был хорош во всем. Хотел, чтобы я мог угодить всем, как будто это возможно, — в его голосе слышатся горечь и обида. Кашин понимающе кивает. — Я понимаю. Большинство из них такие. Хотят, чтобы их дети умели все, чего не умеют они сами. Готов поклясться, твой отец не умеет играть на виолончели. Миша улыбается и тихо отвечает: — Нет. — Вот видишь, — Кашин улыбается в ответ и пододвигается еще ближе, доказывая, что это, все-таки, возможно, Миша. Миша смотрит на него, вглядывается в черты лица, желая запомнить как можно больше. На секунду ему кажется, что Даня смотрит на его губы, но это даже звучит утопически, так что он отбрасывает эту, безусловно, глупую мысль. — Расскажи теперь ты о себе, — разрушает он момент, и Кашин откашливается, будто приходя в себя. — Я работаю с твоим отцом, — отвечает он, когда Миша тыкает его в бок. — Так нечестно, — тихо жалуется тот, и Кашин, улыбаясь ему, начинает свой небольшой рассказ: — Да нет, правда. Я приехал из небольшого городка и все, что есть у меня теперь — это работа, которая напрямую связана с твоим отцом. Не думаю, что буду долго заниматься этим. Накоплю нужную сумму и открою свой бизнес. Создам музыкальный лейбл, буду продюсером, — он останавливается и смотрит на юношу, — а если ты и вправду хорош, может, и тебя возьму. Миша застенчиво улыбается и представляет как мог бы пойти дорогой музыканта. Но очень скоро его возвращает назад реальность, где он никогда не чувствовал себя свободным и имеющим право выбирать свою судьбу, поэтому на его лице теперь читается грусть, начинающая беспокоить Даню. — Я сказал что-то не то? — пугается он и кладет теплую ладонь на его колено и, боже, его рука такая большая, смотрится прекрасно на его худых ногах, и Миша снова начинает представлять самые грязные картинки с участием Кашина. — Нет, прости, теперь все хорошо, — краснеет он в который раз и опускает взгляд на ладонь парня. Тот следит за этим взглядом и, поняв, куда он ведет, улыбается, начиная поглаживать ногу Миши. Дыхание последнего становится прерывистым, грудь вздымается и опускается все чаще и чаще — все тот же дурящий запах и двигающаяся рука, находящаяся в опасной близости к его члену доводят юношу до исступления. Он хочет кричать, иметь способность это остановить, выплеснуть все эмоции, но все, что он делает — это прижимается ближе к парню. Чужая рука оказывается в его волосах, а затем губы прижимаются с мокрым поцелуем к его шее, выбивая из горла протяжный хриплый стон. Ему так, так хорошо. Он не может поверить своему счастью. Даня непонятным образом берет его на руки и сажает к себе на колени, продолжая выцеловывать шею, и Миша готов кончить из-за одного ощущения этих губ на своей коже. Он чувствует себя в этих руках ничего не весящей пушинкой. И он, черт возьми, любит это. Его бедра через ткань брюк касается возбужденный член, и он вспоминает о своем, стоящем колом. Зарываясь руками в волосы Кашина и притягивая его еще ближе к себе, он начинает двигать задницей медленно, жарко выдыхая. Кашин начинает чуть приподнимать бедра навстречу. Тусклый свет лампы, висящей снаружи беседки, играет на его лице, когда он отрывается от него и они смотрят друг на друга. Миша медленно опускается вниз и ввязывается в томный поцелуй. Язык Дани так и просится внутрь, и он впускает его, касаясь его своим — мокро, грязно, страстно. Рука парня ложится к нему на поясницу, удерживая тело на месте, пока другая нагло гладит ягодицы, сжимая их. Миша отрывается, когда становится трудно дышать. Он слишком возбужден — его касается мужчина, о котором он даже не мечтал, а еще уровень адреналина в крови повысился из-за того, что их могут тут застукать. Он закрывает глаза и опускает голову на плечо парня, когда тот забирается под брюки, а затем и под боксеры — пальцы нащупывают его дырочку и начинают нажимать на нее, водить вокруг неторопливо, заставляя ее пульсировать, то сжимаясь, то растягиваясь. Даня вводит первый палец в самый подходящий момент, и Миша чувствует легкую приятную дымку боли. Горячий воздух из его рта касается области шеи Кашина, и Миша чувствует как член парня дергается, поэтому он не сдерживается и стонет ему прямо в ухо, громко и развязно, как в одном из тех порно-фильмов. И ровно в этот момент Даня вводит второй палец, заставляя парня чуть дернуться в руках от неожиданности — это выглядит как наказание за то, что он его дразнил, так что Миша принимает все как можно покорнее и тише. Он хороший мальчик. Пальцы Дани длинные, чувствуются в нем непозволительно хорошо. С каждым разом они все ближе и ближе к простате, и мысль о том, что совсем скоро его настигнет абсолютное блаженство сподвигает его к действиям — он сам насаживается на пальцы. Заметив это, Даня окончательно на все забивает и начинает просто трахать Мишу. Собственный член в штанах нуждается в разрядке, но он не способен оторваться от зрелища, где брюнета подбрасывает вверх из-за толчков его пальцев внутри. Его рот приоткрыт, волосы в беспорядке. Рубашку следовало снять сразу — теперь она потная и скоро начнет прилипать к телу. Он смотрит из-под ресниц, хотя глаза еле удается оставлять открытыми. Кашин искренне наслаждается разбитым видом мальчика. Все становится еще крышесноснее, когда он наконец находит заветный комочек нервов, и тот кончает — выгибает спину, и Даня выдыхает, потому что успел удержать его, а то Миша мог бы и упасть. Юноша обмякает в его руках, расслабленный и оттраханный. Кашин не знает, как так вышло, но он доволен твердому члену в штанах, ведь такой Миша в его руках его вполне устраивает. — Я кончил в трусы, — констатирует факт брюнет, когда окончательно приходит в себя после оргазма. Даня чуть посмеивается и добавляет: — А у меня ноющий стояк. Миша смотрит на него и в его взгляде читается немой вопрос — должен ли он помочь ему справиться с «проблемкой»? — Нет, я не имел этого в виду, — спокойно отвечает Даня. — Забей и не беспокойся. Приведи себя в порядок и вернемся обратно, да? Твой отец, наверное, уже приехал и обыскался тебя. Миша кивает и неловко встает с колен парня, кое-как поправляет волосы и одежду на себе, замечая краем глаза, как Кашин пытается скрыть стояк в штанах. Он облизывается и улыбается краешком губ. — А домой меня повезешь тоже ты? — Я переночую у вас, — самодовольным тоном отвечает Кашин, и Миша думает, что готов порхать от счастья. Они возвращаются в ресторан, замечая, что большинство уже расселись по столикам. В глубине помещения, они замечают отца Миши и направляются к нему. И если тот не понимает, почему Миша выглядит таким покрасневшим и почему-то заикается, это, пожалуй, нормально. Кто бы мог подумать, что его внебрачный сын трахал пальцами несколько минут назад другого его сына? Пусть даже никто из этих двух об этом пока не знает.