Price of your family

Блубери лежал на кровати и читал очередное пособие для родителей, когда услышал непривычный и громкий скрежет в замке. Неспешно поднимаясь на ноги и придерживая рукой ноющую последние несколько дней поясницу, что была плотно замотана шерстяной шалью, он думал, что это Эджи решил заскочить домой за какой-нибудь невероятно нужной и срочной вещью. Однако пока Блубери шел к двери из спальни, привычно держа руку на большом теплом животе, где размеренно билась новая душа, то различал все более нервозные и настойчивые скрежетания, словно открывали неподходящим ключом. Блубери подумал, что замок банально заело, и прибавил шагу, чтобы поскорее открыть, но дверь таки победно щелкнула и открылась сама. Блубери резко остановился, первые несколько мгновений не осознавая происходящее. Монстры перед ним тоже не двигались, а потом крупный и грозного вида волк широким шагом направился в его сторону. Душа Блубери панически забилась в груди, а ноги сами понесли неповоротливое тело обратно в комнату, и прежде чем лапа грозного незнакомца смогла дотянуться, Блубери захлопнул за собой дверь и трясущимися руками повернуть замочек в ручке. От страха и непонимания на глаза навернулись слезы, душа почти болезненно ухала в экто-живот, отчего стало тяжело держаться на ногах. Блубери все еще держал дверь спиной и слушал возню за ней, а потом начался громкий скрежет совсем рядом. Блубери стал оглядываться в поисках хоть какой-либо баррикады, но комод был далеко, а пуфиков в этой комнате не было вовсе. Единственным подходящим вариантом оказался стул, который Блубери подставил под ручку и отошел подальше. Все тело трясло от страха, Блубери совершенно не понимал, что в его доме делают посторонние монстры. И в этом кругу панических рассуждений Блубери таки дошел до мысли взять телефон. Он нашел его на кровати в складках покрывала и от волнения разблокировал только с третьего раза, а потом рефлекторно набрал Эджи. Три гудка тянулись вечность, но потом все же раздался привычный любимый голос: - Привет, малы- - Э-эджи! – почти завизжал Блубери слезным голосом. – В дом пр-пробрались! К-какие-то монстры! Они… они ломятся к-ко мне! Ч-что мне делать?! - Как? Что? – не мог сообразить Эджи, но страшная запуганность и слезы Блубери заставляли душу тяжелеть в ужасе. И тут сквозь короткую тишину раздались удары в дверь, отчего Блубери испуганно взвизгнул. - Э-эджи! Помоги мне! - Заблокируй дверь как можешь, - лихорадочно соображал Эджи, доставая второй телефон и набирая номер полиции. – Отойди подальше или спрячься, - Блубери хотел подойти и подкинуть еще пару мелочей в виде корзины для белья и прикроватной тумбы, но дверь приняла на себя особо мощный и громкий удар, отчего дерево жалобно треснуло. – Не вешай трубку, Блу! – и он начал разговаривать с полицией, описывать происходящее и диктовать адрес. На это ушло меньше тридцати секунд. - Э-эджи, они ломают дверь! – кричал Блубери, видя, как дверь отходит от косяка. – Мне страшно! - Я уже выезжаю, малыш! – Эджи схватил плащ и вылетел из офиса. – В-все скоро будет, полиция уже едет. Блубери с каждой секундой было только страшнее, он чувствовал, как опасность дышит ему прямо в лицо. Он не знал, что от него хотят, и очень боялся самого худшего. Блубери отошел к дальней стене, весь трясся и плакал, боясь не только за свою жизнь, но и за жизнь будущего ребенка. От напряжения живот болезненно скручивало и становилось тяжелее дышать. Эджи уже запрыгивал в машину, когда Блубери громко закричал, раздался мощный хруст дерева и стук двери об стену. - Эджи!! – взвизгнул Блубери, в надежде, что тот сейчас выпрыгнет из телефона и спасет его. - Блу! – закричал Эджи в ответ, не понимая, собственно, для чего. В комнату ворвались уже два крупных монстра и стали медленно и грозно подступать к Блубери, который в ужасе вжался в стенку и не знал, как ему спастись. В какой-то момент он думал перемахнуть через кровать и попробовать убежать, но одного крепкого захвата монстра за руку хватило, чтобы разрушить все хрупкие надежды. Следом монстр вырвал из руки телефон и закончил вызов, а потом бросил его в другой конец комнаты. Блубери пронизывало ужасом до мозга костей, а запястье жгло от стальной хватки. - Прошу! – взмолился Блубери. – Н-не трогайте меня, - и стал прикрывать живот руками, чтобы как-то защитить его. - Либо ты идешь по-хорошему, - начал второй монстр, который имел внешность белого пса, - либо по-плохому. В твоем положении, - он быстро зыркнул на значительных размеров живот, - лучше выбрать первый вариант. - Ч-что вам нужно? – Блубери уже потянули за собой, но он все еще не был исполнен желания подчиняться. - Отвезем тебя в гости, только и всего, - пес приблизился с кляпом и не особо любезно протолкнул его Блубери в рот, отчего тот начал неодобрительно мычать. – И давай без глупостей. Монстры встали по обе стороны от Блубери и быстрым шагом повели его прочь из квартиры. В это время с двух сторон стекались полиция и машина Эджи. Однако, прибыв на место, ни одни, ни второй уже не обнаружили Блубери. Во время обыска и допроса Эджи вел себя приемлемо сдержанно, но как только существенных улик не обнаружилось, а записи с камер были чудесным образом повреждены, Эджи впал в красноречивую истерику и просто рвал и метал до глубокой ночи, насилуя свою голову вопросами, кто и почему решил похитить Блубери. Ответ обозначился к полуночи, с неизвестного скрытого номера, а голос был хоть и не сразу узнаваемым, но до рефлекторной тошноты неприятным. - Здравствуй, Эджи, - протянул лучащийся довольством и хитростью голос, от которого у Эджи скрутило нутро. – Как поживаешь? В любой другой ситуации Эджи бы просто закончил разговор, ведь этот крупный бандит уже не в первый раз пытался надавить на него через телефонные разговоры. Однако сегодня все было иначе, и Эджи понадобилось несколько секунд, чтобы сложить два и два. - Булдоуз?! Урод, это ты похитил Блу?! - Это было бы невежливо, - протянул Булдоуз, и Эджи был уверен, что тот гадко улыбнулся. – Я просто пригласил его в гости. Он сам пошел, Эджи, я ручаюсь за это. - Только посмей его тронуть!.. – распалялся Эджи, не в силах обуздать зашкаливающую ярость, которая выжигала все рациональное и здравое в мозгу. - Успокойся, Эджи, на горячую голову сложно вести дела, - Булдоуз успокаивающе выдохнул, чем еще больше взбесил Эджи. – Давай сразу к главному, а то ты долго можешь кричать, - он прокашлялся. – Так вот, хотел тебе напомнить, чтобы ты побыстрее отозвал все свои проверки и бумажки из нашей конторы, ну и бонусом, знаешь, было бы неплохо вообще перестать лезть в наши налоговые декларации. - Я даже не подозревал, что ты казался уродом лишь на четверть, - шипел Эджи, осознавая, в какое гадкое положение его ставят. – Готов даже похитить монстра, лишь бы отмывать свои грязные деньги! - Эй-эй, я не морали читать попросил, а дал конкретную команду, - Булдоуз стал серьезней. – Ты умный мальчик, Эджи, справишься. И пока ты возишься с бумажками, твой любимый супруг погостит у нас. Однако, ты бы поспешил. Я посмотрел, срок у малыша уже большой, ненароком родить соберется, а мы его в больницу отвезти не сможем. Эджи сжал руку в кулак до такой степени, что костяшки начали темнеть. Он готов был сию минуту перебить всех, кто даже посмотрит в сторону Блубери и его ребенка. - Если хоть что-то случится… - Ничего не случится, если ты поторопишься, - грубо настоял Булдоуз, уже порыкивая от тошнотворной правильности Эджи. – Как только я увижу бумажки, что все налоговые псы от нас отвязались, заберешь свою прелесть где-нибудь вечерком в парке, - в ответ Булдоуз услышал тихий скрежет клыков. – Вот и договорились, - и положил трубку. Эджи постоял несколько секунд, слушая гудки, а потом швырнул телефон в стену и гневно заорал. Ситуация была до боли гадкой, мерзкой и отвратительной, но самое ужасное в ней было то, что Эджи вынужден подчиниться и переступить через все свои принципы, правила и парочку законов. Потому что Блубери и будущий ребенок были для него важнее треклятой работы и вполне реального уголовного срока за сокрытие информации и потворство бандитским отмывам денег. Комната была маленькой, пустой и угнетающей: окно наглухо закрыто и криво залеплено тонировочной пленкой, а одинокая лампа на проводе давала тусклый желтый свет, который Блубери возненавидел уже через несколько минут своего пребывания здесь. Единственным предметом мебели был тонкий, усеянный кривыми пружинами и смердящий сигаретами матрас. Больше в этом месте не было ничего. Только ледяной холод, затхлый запах и удушающие стены. Блубери тошнило и трясло от холода с самого пробуждения, и если через час его все-таки стошнило возле матраса желчью и остатками вчерашнего завтрака, то от холода невозможно было избавиться. Он пронизывал каждую щель между плинтусами, между окном и кирпичом, сквозил через каждый сантиметр бумажных обоев и деревянного пола с сантиметровыми зазорами. Блубери пытался сжаться в клубочек и хоть как-то согреться, но его шаль никак не могла покрыть все тело, а домашняя одежда из растянутой кофты и хлопковых бридж едва могла помочь. Ноги заледенели, а поясница возненавидела все тело и самого Блубери, поэтому стонала и ныла втрое сильнее, чем раньше, но Блубери стоически терпел весь дискомфорт, стараясь держать в тепле хотя бы живот, где сейчас вместе с ним переживала не самые лучшие времена его дочь. Он трепетно поглаживал живот связанными и ноющими от грубых веревок руками, пока кости запястий щипали и саднили от каждого движения. Первый монстр, выглядевший крайне неприятно из-за множественных ссадин на кожистом зеленом покрове, принес Блубери скудную еду и воду только после обеда. Он, увидев пятно рвоты, выказал свое крайнее пренебрежение, поставил бутылку и пиалу с макаронами на пол и удалился из комнаты настолько быстро, что Блубери едва успел кинуть в спину «мне холодно», как дверь закрылась и звонко клацнула ключом. Расстроившись, Блубери все-таки разрушил свой едва теплый клубок и потянулся за пиалой, где были желеподобные разваренные и чуть теплые макароны. Блубери едва сдержал рвотный приступ от вида еды и уже хотел отставить ее в сторону, но подумал о ребенке и о том, что ему обязательно нужно питаться. Блубери собрал всю волю в кулак и начал есть, со слезами на глазах проглатывая склизкую массу и больше всего на свете мечтая поскорее оказаться дома. Второй монстр посетил его вечером, когда за горизонтом окончательно скрылось солнце, и желтый свет стал еще невыносимее. Это был уже знакомый Блубери белый огромный пес, который принес пиалу все тех же ужасных макарон. Блубери едва слышно завыл, а пес в это время поставил полную пиалу возле матраса и потянулся за пустой, что стояла неподалеку. - Пожалуйста, - тоненьким хриплым голосом начал Блубери, - мне очень холодно. Монстр посмотрел своим от природы грозным взглядом сначала в дрожащие от слез голубые глаза, затем окинул общий вид беременного скелета, а потом молча встал с пиалой и вышел. Блубери протяжно захныкал и сжался, опуская лицо в колени, но тут дверь вновь открылась, и на голову прилетело одеяло. Совсем не новое, с парой дыр, из которых торчал скатанный синтепон, но, все-таки, хоть сколько-нибудь теплое. Укутав шалью живот, Блубери полностью обернул одеяло вокруг себя и зарылся в него по самую голову. Со связанными руками этот процесс занял намного больше времени, чем мог бы, но, в конце концов, Блубери смог обрести скромное утраченное тепло. В этот момент даже еда показалась чуть менее омерзительной, чем в прошлый раз. На второй день Блубери осмелился перейти к вопросам и начал задавать их двум надзирателям, но уже на вторую попытку выяснить, что тут происходит и когда это закончится, он получил грубое и лаконичное «умолкни». Блубери попытался еще раз, но получил уже нелицеприятные угрозы, а потому окончательно решил замолчать. За неимением каких-либо занятий в замкнутом пространстве, Блубери стал копаться и тонуть в рассуждениях, в причинах и связях, а также предположениях и хрупких надеждах. Это сводило сознание с ума и очень быстро нагоняло слезы и нервы, что было уже крайне вредно для здоровья ребенка, поэтому Блубери старался не думать о плохом. Однако его захлестывало отчаяние, как волна в спину, а тоска по дому и Эджи, разрывала трепетную душу. Ничто так не пугало Блубери, как молчаливая продолжительная неизвестность. Эджи окончательно потерял сон после похищения Блубери, трудясь в офисе день и ночь, делая различные звонки, назначая встречи и оформляя и переоформляя десятки страниц документов. И каждую минуту он все еще не мог поверить, что делал это. Делал то, что ему было противно с самой юности, – нарушал закон. Поступаться железными принципами было ничуть не легче, однако на другой чаще весов была дорогая ему жизнь, причем не одна. И эти две жизни сейчас напуганы, находятся в стрессе и постоянной опасности. Эджи вновь налил себе крепкий кофе, догоняя его коньяком для бодрости и еще большей крепости, а потом вернулся к бастиону из бумаг, утопая в исписанных бело-желтых листах в свете одинокой настольной лампы. Самые сложные и скользкие дела ему только предстояло сделать, на это требовалось как минимум несколько дней. Однако, если ускориться и поднапрячь Андайн, которая уже практически стала соучастницей махинации, можно управиться за три дня. На это Эджи и нацелился, думая между отчетами, декларациями и другими бумагами о Блубери и о дочери. Блубери совсем не мог уснуть ночью. Матрас с его пружинами жестоко врезался в бока, а от постоянного нахождения в холоде появился озноб. Спать было тяжело и даже утомительно. Порой, конечно, удавалось провалиться в подобие дремы на час или два, а потом беспокойство и боли в спине вновь выдергивали в удушающую реальность, слепя в глаза таким ненавистным желтым светом. Жизнь, а уже скорее существование в этой комнате все больше походило на ад, и у Блубери все меньше оставалось сил, чтобы противостоять ему. На третью или четвертую ночь (Блубери быстро сбился со счета ускользающего времени), в один из беспокойных дремотных часов, свет внезапно погас. Просто выключился и перестал травить комнату своей желтизной. Блубери не сразу, но среагировал на отсутствие раздражителя, непонимающе приподнялся на руках и подумал, что над ним смиловалась судьба. Наконец-то лампочка перегорела, однако… Судьба далеко не смиловалась. Дверь очень тихо, но, все же, слышно открылась, а потом послышались осторожные шаги. Из-за резкой темноты глаза Блубери долго не могли привыкнуть, а потому он очень поздно осознал, что к нему приблизился монстр, схватил за горло, а потом прошептал рядом с черепом скрипучим высоким голосом: - Не рыпайся, тогда не наврежу. Блубери однозначно не был в положении для сопротивления, а потому ему оставалось только хныкать и скулить, пока лапы, покрытые короткой колючей шерстью, оглаживали его череп. - Открой рот, - проскрипел монстр, звонко щелкая ширинкой, и прежде чем Блубери осознал всю ситуацию, к его щеке уже прижались остропахнущим и холодным членом. Блубери прошибла истерика, он стал панически тянуться назад, все инстинкты были против, однако монстр был не настроен на понимание и снисхождение. - Не заставляй делать тебе больно, - и Блубери почувствовал, как ноги монстра приблизились к нему и его животу. Роняя первые слезы, Блубери, пересиливая себя, приоткрыл рот и впустил противный член. - Ка-айф, - прошипел монстр и стал совершать короткие толчки, обхватив череп Блубери двумя лапами. Маленькую комнату наполнили довольные хрипы и плаксивые мычания, разбавляемые влажными звуками грязного насильственного минета. Блубери хотел исчезнуть, отключить сознание и появиться, когда уже все закончится, однако не мог позволить себе такой роскоши, потому что он отвечал не только за свою безопасность. Он не мог, даже мысленно, оставить ребенка одного, а потому ему приходилось оставаться в этом мерзком процессе и терпеть, надеясь на скорое завершение. Ужасный запах монстра вызывал рвотные позывы, а все увеличивающееся давление на черепе еще больше паники в истерзанной за несколько дней душе. Блубери захлебывался слезами, отчего ему было труднее дышать, но монстр требовал все больше, толкаясь быстрее, грубее и глубже. В последней надежде на послабление Блубери уперся связанными руками в бедро насильника, но того это движение никак не волновало. - Как же охуе-енно, - протянул монстр перед тем, как подло кончить прямо Блубери в глотку, окончательно вызывая рвотный позыв, поэтому как только член покинул рот, Блубери резко склонился на левый бок и его стошнило спермой, желчью и вечерними макаронами. И пока Блубери дрожал и приходил в себя, монстр ушел, оставляя за собой глубокий след мерзости в душе, огромный поток слез и жалостливых терзаний до самого утра, а также маленький лучик удачи в виде все еще выключенного света. - Восхитительная скорость, я прямо не ожидал, - начал Булдоуз разговор с Эджи. – Можешь ведь сделать все хорошо, когда надо. - Пошел ты… - не выдержал Эджи, его нервы истончились до толщины волоса и грозились лопнуть в любой момент. - Неужели такими словами радуются возвращению супруга домой? - Прекращай издеваться и немедленно возвращай Блубери. - Я буду, только вот дня через два или три. Хочу, все же, получить на руки решение суда. - Я все сделал, - вскипел Эджи, находясь на грани. – Все! Ты получил свое, остались формальности, от меня уже не зависящие, - и прорычал настолько грозно, насколько позволила выпотрошившая его усталость. – Верни. Блу. - Даже не знаю, - издевательски протянул Булдоуз, - ведь мне приходилось долго тебя упрашивать. Это очень нечестно, что ты хочешь получить от меня все сразу. Давай, Эджи, - и протяжно выдохнул следующее слово с максимальным наслаждением, - умоляй. На некоторое время в разговоре повисло молчание. - Ты просто самый последний ублюдок… - тяжело выдохнул Эджи. - Я имел в виду не это, когда сказал- - Я прошу, - голос Эджи дрогнул от нежеланного унижения, - верни Блубери домой, - и чуть не прикусил себе язык, прежде чем все-таки выдавить. – Пожалуйста. - Вау, - протянул Булдоуз спустя несколько секунд молчания. – Да ты действительно все можешь, стоит отобрать у тебя семью, - Эджи ничего на это не ответил. – Так уж и быть, - сжалился Булдоуз, - ты меня знатно порадовал в последние дни, - и замолчал на несколько секунд. – Заберешь свою прелесть в Южном парке сегодня ночью, часика в два. И не опаздывай, этой осенью очень холодная погода по ночам. И Булдоуз отключился. Эджи метался по квартире, не в силах найти себе места, прокручивая раз за разом все предстоящие планы. Мысли были забиты только благополучием Блубери и ребенка. Эджи уже позвонил в больницу и записался на самый ближайший прием, чтобы как можно скорее обследовать Блубери и выявить все появившиеся проблемы. От мыслей, как могли содержать Блубери эти бессовестные уроды, бросало в холодную яростную дрожь. Эджи бегал и собирал теплую одежду, брал воду и еду, но потом решил отставить последнее в холодильнике. Он думал ехать раньше и искать Блубери по парку, но еле как отговорил себя от этой мысли, а о том, чтобы дать сведения полиции, он подумал лишь тогда, когда оказался на ночной дороге на пути к парку. Ровно до двух ночи он не думал вылезать из машины, припаркованной напротив главных ворот, но когда пробило два часа, он тут же выскочил из салона. Эджи взял сумку с водой и теплой одеждой, а также телефон, на который спустя минуту пришла фотография, где Блубери со связанными глазами и в грязной домашней одежде привязан к фонарному столбу, где позади виднелся край озера. Эджи рванул к нужному месту. Он бежал невероятно быстро и вот уже через несколько минут увидел дрожащую фигуру в прожигающем свете фонаря. Эджи подлетел к Блубери, содрал повязку с глаз и тут же начал обнимать и успокаивать, говоря, что все закончилось. Затем он начал развязывать грубую веревку, которой Блубери был привязан к фонарю. Оказавшись свободным, Блубери впился в Эджи цепкими объятиями и плакал, плакал без остановки, пока Эджи одевал его, нес на руках до машины, вез домой, пока купал и кормил. И только под утро, лежа в теплой кровати в таких желанных объятиях, Блубери смог успокоиться и заснуть. И если Блубери всю ночь плакал, то Эджи всю ночь извинялся, хотя его и не просили об этом, как и не спрашивали обо всем произошедшем и его причинах. Сейчас им важно прийти в себя и приготовиться к рождению дочери. О расследовании, которое, конечно, зайдет в тупик, о вынужденном увольнении Эджи, чтобы окончательно скрыть концы махинаций, и о переезде, как только Блубери и дочь окрепнут, они подумают позже.