Забвение

Woodkid - Iron Он лежит на кровати, уставившись в потолок. Гостиничный номер - средоточие темноты и холода; открыто окно и ветер колышет занавески. Простыни ледяные на ощупь. Ему кажется, что он тонет. Его мёртвое тело опускается всё глубже и глубже, туда, где глубоководный удильщик ищет своих жертв с помощью сигнального огонька. Он не может уплыть прочь, поэтому боится попасться на удочку. У Джима Мориарти зубы острее, чем у любого хищника. У Себастиана остался их отпечаток на правом плече. Себастиан закрывает глаза и видит огонь. В нём корчатся невинные люди, которых равнодушная длань самопровозглашённого божества смела с игрового поля жизни просто так, из праздного любопытства. Он смотрит на пламя и замерзает до костей. Говорят, в аду температура ниже, чем в Сибири зимой. Джим как-то сказал, что было бы интересно проверить. Он в тысяче миль от дома и ему чертовски холодно. Себастиан встаёт с постели и закрывает окна, скрещивает на груди руки, пытаясь согреться. Тщетно. Он пытается решить для себя вопрос, холодно ли Джиму там, где он сейчас. У него ничего не выходит. Себастиан не знает, куда идти. В тот день он бежал из их общей квартиры, собрав вещи, и снял первый попавшийся номер на окраине города. Он мог бы позволить себе люкс в престижном отеле, потому что у него осталась кредитка Джима, но люксы ассоциируются с Мориарти. Если говорить честно, всё ассоциируется с Мориарти, но Себастиан не может просто взять и выключить вселенную. Он не Джим. Он солдат и теперь должен вновь вести бой в одиночку. Себастиан говорит себе, что готов. К войне, к судьбе. К звонку телефона, который Моран судорожно проверяет каждые полчаса. Телефон не звонил уже несколько месяцев. Наверное, на самом деле Себастиан недостаточно хочет, чтобы он звонил, в этом всё дело. Он вернулся к прежней работе. Киллерам по-прежнему хорошо платят. Он соблюдает осторожность и старается не тратить много, хотя кредитка Джима по-прежнему нежно греет его карман. Иногда Себастиан достаёт её и проводит пальцем по фальшивому имени: в голове раздаётся звук выстрела, Моран вздрагивает и прячет её обратно. Назревает война, он уверен в этом. Он буквально слышит её барабаны и звуки горнов, но телефон почему-то продолжает молчать. Себастиан вслушивается в тишину и уходит, всё дальше и дальше. Ему порой кажется, что он идёт по тропе, которую ему выстелил трупами Джим Мориарти, а иногда — что на тропе пусто и темно. Себастиан бежит от этого прочь. Прочь от Джима, прочь от Лондона. Он во второй раз в своей жизни ночует в Санкт-Петербурге и удивляется, как же здесь холодно. Себастиан разучился чувствовать тепло. Джим забрал его всё с собой. По ночам его мучают кошмары. Себастиан просыпается в холодном поту и тянется к губам, не перепачканы ли кровью. Они чисты. Он отчаянно хочет почувствовать на них солёный привкус ещё хотя бы один раз, на прощание, прежде чем убежать от прошлого окончательно. До утра Моран не спит, лёжа на кровати и пытаясь согреться. В шесть часов в Санкт-Петербурге всё ещё темно, а ему чудится снег. Он падает и падает, застилая окно белёсой дымкой, мороз разукрашивает стекло узорами. Россия — это который из кругов ада? На телефоне нет пропущенных вызовов. Злость охватывает внезапно, как вьюга, Себастиан вскакивает с постели и швыряет смартфон об стену, бьёт в неё кулаком, снова и снова, пока кровь не выступает на разбитых костяшках. Руки горят, словно он зачерпнул в них снега и стоит на морозе. Словно вечно холодные пальцы коснулись его ладоней. — Я не могу вспомнить твои глаза, твоё лицо, — говорит Себастиан впервые за много месяцев и давится словами, словно проглотил ледяную глыбу. Никто не отвечает. За окном медленно поднимается солнце, его лучи с трудом пробиваются сквозь туман. Он в тысяче миль от дома и ему чертовски холодно.