Золотистая лисица

      Ньор и Ингрид жили не то, чтобы совсем хорошо — своего дома у них пока не было, зато была большая парусная лодка, на которой Ньор ходил в море за рыбой. Денег вполне хватало, чтобы безбедно жить, снимая полдома недалеко от замка, да ещё немного откладывали на праздники, чтобы было, чем угостить сестру Ингрид, «тётю Линн», которая, впрочем, тоже приезжала не с пустыми руками — у неё было неплохое хозяйство и муж-лесник. — Полдома даже лучше. Работы меньше. Я-то часто вечером ног не чувствую, устаю, как собака. Вот Грета подрастёт, тогда можно будет и о своём доме подумать, — сказала как-то гостья, ласково поглядывая на шестилетнюю племянницу. — Да она и сейчас мне хорошо помогает, — отвечала Ингрид, укачивая маленького Ларсика, который родился в начале осени, — Вот только что-то в последнее время Ньор домой хмурый приходит, говорит рыба плохо ловиться стала, не иначе, соседи у нас промышляют. При Агнаре-то им у нас воли не было, а сейчас шныряют, как у себя дома. — Ох, хороший был король, царство ему небесное. А регент этот — вообще пустое место. Скорей бы уж Эльзу короновали, и чего тянут? — И не говори, в декабре ещё ей возраст пришёл, только, по-правде говоря, надежды на неё мало — не спроста её от людей прячут. Уж больше десяти лет, как никто её не видал. Что-то тут не так. — Ну, поживём-увидим. Глядишь, и образуется всё.       На следующий день Ньор попросил у жены еды на три дня, сказав: «Попробую зайти подальше в море — может удастся наловить как следует». «Береги себя, милый. Мы будем ждать и молиться за тебя. Да поможет тебе Бог!» — ответила Ингрид, стараясь не показать своего страха за любимого мужа, а потом долго смотрела в точку, где скрылся из виду маленький парус, начав отсчёт нового томительного ожидания.       В это раз Ньор не вернулся ни через три дня, ни через неделю. Прошёл месяц, а Ингрид всё ждала, вздрагивая при каждом шорохе у двери. Между тем отложенные деньги кончились и пришлось продавать вещи, чтобы заплатить за жильё и купить еды. Вскоре и продать стало нечего, и женщина решила переселиться к сестре, которая — Ингрид знала это точно — всё поймёт и поможет, однако медлила, ещё надеясь на чудо. Хозяин дома, который поначалу разрешил ей пожить немного в долг, однажды пришёл под вечер и объявил, что съехать придётся немедленно, потому что один богатый господин прибыл посмотреть на коронацию и готов за несколько дней заплатить больше, чем она платила за год, а он не может упустить такой случай.       Собирать ей было почти нечего, и всё же они вышли поздно и направились по дороге в сторону дома лесничего. Путешествие казалось безопасным: ночь была светлой, волки в этот лес не заглядывали, только зайцы да лисы, а все жители собрались вокруг замка в надежде хоть издали поглазеть на королеву. Путь был не таким уж и долгим, а в конце ждал уютный дом и добрая тётя Линн, хотя идти с Гретой и маленьким Ларсиком на руках было непросто.       Ближе к середине ночи, когда бо́льшая часть пути была позади, погода внезапно испортилась: поднялся холодный ветер и повалил снег. Ларсик заплакал, а Грета стала жаловаться, что она замёрзла. Мама укутала малыша ещё одним одеялом и отдала дочери свою шаль. Дети успокоились, и они продолжили свой путь. Снегопад усилился, с каждой минутой он больше заметал дорогу, и идти становилось труднее — ноги проваливались по колено, к тому же мороз крепчал, и дрожь била Ингрид всё сильнее. Ларсик снова заплакал, тихо и как бы нехотя. Грета тоже начала хныкать, а потом села на дорогу. Ингрид стала её поднимать, но девочка отказывалась вставать. Женщина долго уговаривала её, потом сорвалась на крик — это не помогло. Тогда она попыталась нести обоих детей. Ноша оказалось слишком тяжела, Ингрид несколько раз останавливалась передохнуть и продолжала идти вперед. Останавливаться приходилось всё чаще, женщина совсем выбилась из сил и опустилась в снег, привалившись к дереву. Слёзы рисовали на её щеках ледяные полоски. Она не чувствовала их и не заботилась о том, что будет с ней дальше, её разум лихорадочно пытался придумать, как спасти малышей, и не находил выхода. Постепенно мысли стали медленными, тягучими и её накрыло ватное безразличие ко всему.       Откуда-то издали донёсся приглушенный топот копыт, немного приподняв пелену дремоты. С придорожных кустов осыпался снег, оттуда рыжей молнией выскочила лисица и, сделав несколько хаотичных прыжков на дороге, остановилась на мгновение. Шерсть её была не просто ярко-рыжей — она отливала золотом и как будто светилась, делая свою хозяйку прекрасной мишенью на чистом, белом и опасном снегу. Лиса внимательно посмотрела на Ингрид своими умными глазами, в которых прыгали задорные искорки, приветливо и хитро улыбнулась, как бы подбадривая женщину и приглашая посмотреть, что сейчас произойдёт, затем взвилась высоко в воздух и нырнула в сугроб в нескольких шагах от замерзающих путников, совершенно скрывшись из виду. Две арбалетные стрелы прошили снег в том месте, где она только что исчезла, и два всадника показались на дороге. Или всё это уже казалось Ингрид? Она попыталась позвать охотников на помощь, но сама не услышала звук своего голоса. Один из всадников спрыгнул с коня и принялся разгребать снег, надеясь найти там подстреленную добычу, второй остался в седле, держа арбалет наготове на случай, если его напарник вспугнёт уцелевшего зверя. Охваченные азартом, мужчины не видели ничего вокруг. Когда из-под руки первого охотника вылетел какой-то предмет и упал рядом с Гретой, он не обратил внимания, лишь воскликнул: «Да куда же она подевалась! Как сквозь землю провалилась — никаких следов!»       Ингрид безучастно наблюдала эту сцену, сознавая, что она уже ничего не в силах изменить. Оцепенение не прошло, даже когда морозный воздух прорезал удивлённый и неуместно звонкий голосок девочки: «Мама! Это молоко! Тёплое! Попробуй!» — она лишь машинально взяла из рук дочери бутылочку с соской и поднесла к губам. Молоко в бутылочке было не горячим, но глоток тёплой волной прокатился по всему телу до самых кончиков пальцев, отогревая его и возвращая силы. В душе воцарилась спокойная уверенность, что самое страшное уже позади и вернулась надежда, что всё ещё будет как прежде, даже лучше. Она раскопала одеяла и накормила Ларсика. Сначала он выталкивал соску изо рта, но, попробовав несколько капель, долго не отпускал бутылочку, потом заулыбался и начал что-то весело лопотать на своём смешном языке.       Женщина встала и обратилась к охотникам, которые, наконец, прекратили поиски лисицы и с недоумением наблюдали за ожившими сугробами. — Помогите! Если б не ваше молоко, мы бы замёрзли насмерть. — Молоко? — удивлённо переспросил первый охотник, — Но у нас не было молока. — Как же, вот бутылочка, она у Вас выпала, — Ингрид протянула ему бутылочку. — А, да, было что-то такое… — он посмотрел с сомнением и почесал затылок, — Только это не моё, оно здесь валялось. Под руку попалось, вот я и выбросил… — Но как… Тут снег… А она тёплая… — растерялась Ингрид. Мужчина между тем окинул их семью критическим взглядом: — Одежонка у вас неподходящая. Куда ж вы направились в такую погоду среди ночи? — Когда мы вышли ещё тепло было, мы и не думали, что оно так завернёт. А идём к моей сестре Линн, она на краю леса живёт. Муж у ней лесник, может знаете, Большим Бьёрном его прозвали? — Ещё б не знать… — подал голос второй охотник, — Только не очень-то мы с ним дружны, так что прям к дому не доставим. Здесь вас, однако, тоже оставлять нельзя… Идти-то недалеко, да больно снег глубок, замёрзнете. Мы, пожалуй, вас до края леса довезём, а там уж сами дойдёте. И вот ещё: не говорите, что мы тут лису гоняли. Не любит этого Бьёрн. Мы вообще-то с гор возвращались, а она тут попалась… Такая шкура роскошная, вот и не удержались. — Не скажем, — пообещала Ингрид, — правда, Грета? Девочка быстро закивала — она боялась, что иначе их бросят в лесу. Первый охотник помог женщине взобраться с малышом на свою лошадь, потом сел сам, а второй легко подхватил Грету и усадил впереди себя, и кони двинулись по дороге. На опушке всадники остановились и расстались со спасёнными, ещё раз попросив не рассказывать Бьёрну о лисице.       Ингрид подошла к дому сестры и с трудом открыла засыпанную снегом калитку. Послышался громовой лай, огромный пёс с вздыбленной шерстью выскочил из-за дома, признал своих, радостно заурчал, повизгивая, завилял хвостом и принялся облизывать лицо Греты. Женщина доковыляла до крыльца и постучала. Разбуженный лаем хозяин выглянул в окно, узнал её и что-то сказал, обернувшись в комнату. Через мгновение дверь открылась, и заспанная Линн в ночной рубашке впустила сестру с племянниками в тепло, а сама осталась стоять в дверях, оглядывая снежную равнину и не веря своим глазам: «Да что ж это такое делается? Спать легли, вроде, летом, а теперь зима… И как же мои посадки? А вы-то небось промёрзли совсем. Пойдём в комнату, я чайку согрею, расскажешь, что приключилось. Этого медведя ничем не проймёшь — до утра будет спать, как ни в чём не бывало.» — добавила она, перехватив настороженный взгляд сестры.       За чаем Ингрид рассказала ей всю историю, попросив не говорить мужу про лисицу, и через неделю об этом знал весь Эренделл, кроме лесника, потому что каждый рассказчик не забывал добавить в конце: «Только не говорите про лису Большому Бьёрну!» Дошла легенда и до королевы. Она была очень растрогана и приказала найти женщину и дать ей место при замке — всё же они чуть не погибли из-за неё, и она чувствовала себя виноватой.       Когда Линн привезла семейство сестры к замку, Ингрид по привычке бросила печальный взгляд на фьорд, и ей показалось, что там, вдалеке, виден знакомый парус. Она попросила подождать, вглядываясь в даль. Парус рос, приближался, и наконец к берегу причалила лодка, а из неё вышел Ньор, почерневший от солнца, брызг и ветра, исхудавший, заросший косматой бородой, но живой. Оказалось, что его схватили лихие люди с Южных островов, которым покровительствовал принц Ханс, и заставляли на них работать, вылавливая рыбу. Когда же принц впал в немилость у братьев, лишившись его поддержки, они не сумели умерить наглости, были пойманы и преданы суду. А всех пленников отпустили на свободу, заплатив щедрое жалованье из добытого бандитами, так что Ньор привёз с собой небольшой сундук с монетами. Поэтому они поблагодарили её величество за доброту и остались жить в городе.       Только Большой Бьёрн поначалу не знал покоя оттого, что каждый охотник считал своим долгом наведаться в его лес в надежде подстрелить необычную лисицу, но той и след простыл, и понемногу охотники бросили эту затею.