Восприятие Пенни (Шесть чувств Пенни)

Взгляд. Первое чувство, с помощью которого Шелдон узнал Пенни, было зрение. Она была определенно красива, по западным стандартам красоты, и он, с самого начала, знал, что Леонард сделает много глупых попыток "приударить за ней", как сказал бы Воловиц. Поэтому, он держал свои наблюдения при себе, изучая, время от времени, количество светлых оттенков в ее волосах, размышляя о вероятности того, что ее локоны имеют способность сохранять, а затем испускать чистый солнечный свет. Он пытался предположить процентное соотношение загара на ее коже, что оставили солнечные лучи Калифорнии, по сравнению с наследием от Омахи. Его попытки осуществить шестнадцатиричное кодирование для ее изумрудных глаз регулярно проваливались. Доктор Купер вскоре обнаружил, что "видение" Пенни не может быть загнано в рамки науки. Вместо этого, он принял тот факт, что он, конечно, никогда не увидит женщину, выглядящую так же потрясающе, как Пенни, в тот день, когда впервые встретились трое соседей (конечно, только для того, чтобы подтверждать свою неправоту каждый раз, когда он видел ее после этого). Звук. Даже по нескольким первым словам, которые Шелдон впервые услышал от Пенни, он мог идентифицировать ее как такого же беглеца от жизни в маленьком городке, как и он сам. Малейший протяжный звук в ее голосе пробуждал в нем прилив тоски по дому, а, затем, утешение. На самом деле, как только он обнаружил, что этот звук становится особо заметен, когда она сердится, Шелдон стал чаще провоцировать ее гнев, чтобы вновь и вновь услышать его. Ее пение - это совершенно другое дело. После того, как он услышал его однажды на лестнице, мужчина был уверен, что этот опыт он никогда не захочет повторить снова. Тем не менее, ее исполнение "Пушистого котенка" успокаивало его до мозга костей. А их хоровое исполнение моряцких песенок, заставляло время пролетать (метафорически, конечно). Через месяц после начала экспедиции в Арктику, Шелдон очень тосковал по дому. Потребовалась вся его сила воли (и страх перед насмешками, о которых он не знал), сопротивляться тому, чтобы просить Пенни спеть ему во время их еженедельных чатов в Skype. Так что, до сентября, его не угасающее воспоминание о ночи, которую он провел в ее квартире, было всем, что ему нужно, чтобы спокойно засыпать каждый вечер. Запах. Когда его друзья предложили ему, подарить, в ответ на Рождественский подарок Пенни, корзинку принадлежностей для ванной, Шелдон оставил при себе комментарий о том, что ей это не нужно. Ее гигиена не была, вероятно, такой строгой, как его собственная, но все же оставалась на высоком уровне. И, хотя, ее подход к стирке был сомнительным, Пенни никогда не пахла неприятно. На самом деле, он несколько раз отмечал аромат ванили и меда витавший вокруг соседки. Когда Шелдон вошел в магазин товаров для ванной, его ошеломленное обоняние долго ожидало нежного аромата волос Пенни, случайный туман лаванды, который она оставляла за собой. Но что-то внутри него подсказало ему не высказывать своих соображений, и он обратился к ближайшему сотруднику, чтобы узнать ее предпочтения в выборе. Прикосновения. Первый раз, когда Шелдон попытался искренне обнять Пенни (и вообще кого-либо), был неловким. Он мог сказать это точно. Его худые и неопытные конечности сгибались под странными углами, когда он пытался обнять ее хрупкое тело. Ее удивление от действий Шелдона никак не подсказывало, что же ему делать дальше, поэтому он просто продолжал держать ее. Позже, он пытался убедить себя, что это была просто эйфория, связанная с получением салфетки с ДНК его кумира. Но он не мог выкинуть из памяти удовольствие, которое испытывал от объятий Пенни. Его предательский мозг вспоминал удовлетворение от ощущения ее тела в руках, о тепле, исходящем от ее кожи, о мягкости ее волос у левой щеки. Он так же винил высокоэмоциональную обстановку, в которой произошло объятие, как причину того, что его собственное тело и ум, казалось, жаждали повторения этого опыта. Вкус. Он ожидал, что на вкус она будет как алкоголь. Не то, чтобы он когда-то размышлял на эту тему (он не признал бы этого, в любом случае). Но, учитывая пристрастие Пенни к выпивке, он всегда предполагал, что привкус, который будет содержать ее рот, будет основан на алкоголе. Когда однажды Пенни, вдруг, поцеловала его, она доказала, что он неправ. Это была середина января, Шелдон наслаждался документальным фильмом Discovery Channel о симбиозе, когда она пробралась в его квартиру, промокшая от дождя. Она проигнорировала его подергивания и плюхнулась рядом с ним на диван. Это случилось, когда она положила свою влажную голову ему на плечо, и он обратил свой взгляд, и внимание к ней. Она, в свою очередь, посмотрела ему в глаза и вдруг... Это был самый сладкий вкус, который он когда-либо знал, сравнимый только с тем, как он представлял, что мог бы быть на вкус нектар греческих богов. Ее мягкие губы обещали блаженство, и он настолько растворился в Пенни, что почти не заметил, как она медленно оторвалась от него. Это не имело никакого логического или биологического смысла, но Шелдон, вдруг, почувствовал, что без ощущения вкуса Пенни он, наверняка, умрет от голода. Пенни. Шелдон никогда не вкладывал много смысла или веры в идею в "шестом чувстве". До Пенни. Это было и в самом деле шестое чувство, о котором он узнал только в последнее время. Чувство знания. Знания Пенни. Изучение каждого аспекта в ней, все больше и больше, во всех смыслах. Знание, что она рядом с ним, для него. Знание, что кто-то позволит ему быть неврастеником, но так же будет готов бросить ему вызов, если он попытается пересечь черту. Именно это чувство успокоило его в первое утро, когда он проснулся, и нашел ее в своих объятиях, они оба были обнаженными и довольными. Именно из-за этого чувства он тихо стучал в ее дверь после ссоры, и оно же дало ему силы извиниться. Через несколько лет, то же самое чувство заставило его просмотреть кучу веб-сайтов в поисках идеального кольца, с надлежащим балансом моды, романтичности и визуального ценника (хотя, прежде, чем начать поиск, он решил, что не будет устанавливать свой личный ценовой предел для этой покупки). И именно это чувство вдохнуло в него первую искру отцовской гордости, когда после долгих часов ожидания, он наконец, держал на руках прекрасную девочку, и не мог поверить, что она его.