— Никогда не видела твоей улыбки. — Слишком много шума, человечка. Я не улыбаюсь, смирись с этим. — Должно быть, твоя жизнь такая же чёрная, как и всё вокруг.
В Люси наивности хватает на четверых, она верит в сказки и счастливые финалы, читает перед сном древние сказания на демоническом языке и мечтает написать собственную историю. Все полки в её комнате заставлены книгами, в которых изредка попадается что-то серьёзное и по-настоящему научное, зато мифов и легенд — с лихвой. Она смотрит на чёрные стены вокруг и уже не боится, потому что в потерянных душах и воспоминаниях ей видятся лишь интересные истории, а не водовороты закрученных реальностей и бездонные ямы былого. Нацу глядит на свою пленницу и кривит губы — ему не по душе свет в целом. Он видит в чёрном лишь чёрное, точно такое, как оно есть, в миражах и играх тронного зала — лишь ловушки, расставленные хитрыми предшественниками. Для него не существует понятий «счастье» и «смех», потому что демоны не должны быть с таким знакомы. Его кабинет забит историческими хрониками, научными трудами, отчётами и бумагами первой важности, каждую из которых надо просмотреть и подписать, но не больше. Сказки в библиотеке дворца прячутся в далёких закромах, покрытые облаками из пыли и старости. Охранники их — древние поколения пауков, что сменяют друг друга. Драгнил не верит ни во что, потому что вера для него — заведомо глупая и проигрышная вещь. Он рассчитывает и видит, обдумывает и приходит к логичным выводам. Нацу не мечтает — он достигает.— Всем нужна мечта, чтобы к ней стремиться. — Я стремлюсь к власти. Абсолютной и безграничной. — Значит это — твоя мечта. — Это моя цель. Не делай из точных формулировок плод своей фантазии.
Люси светлая до кончиков пальцев, любит считать звёзды на небе даже если знает, что их — целая бесконечность. В её глазах горят огни далёких берегов и планет, в её волосах живут Солнце и Луна, а магия её — нить, соединяющая миры. Девушке совершенно не идут чёрные платья, зато белоснежные, золотистые и яркие — всегда словно сшиты по её точёной фигуре. Света в ней больше, чем во всех вместе взятых людях, и он-то и тянет на себя мотыльков-демонов, что погрязли в тени. Нацу не летит, потому что не за чем — только протяну руку, и хрупкое горло девчонки уже в руках, а её звёздные глаза сияют страхом и отчаяньем. Он не мотылёк, чтобы поддаваться этому заманчивому свечению, но хищник, которому оно необходимо для проживания. Поэтому лучезарная дева от него всегда где-то поблизости, на расстоянии выдоха, взгляда. Он соткан из чёрного: мантия его темнее самой тёмной ночи, рога блестят горьким обсидианом, крылья сливаются со стенами цвета пепелища, выделяясь лишь кровавыми прожилками, а глаза — серо-зелёные, болотные и вязкие, словно зыбучие пески. От Нацу веет тьмой древней, беспросветной. И она гораздо глубже света.— Мне… дышать рядом с тобой тяжело. Слишком много тьмы. — Терпи. Мне твоё общество тоже не по душе. — Так зачем тогда это всё? Не проще меня отпустить? — Не пытайся играть на моей слабости. Это глупо даже для тебя.
Нацу безжалостен, подобно самым грозным бедствиям, и просить у него прощения — бесполезно и затратно. Предателей он сжигает заживо прямо в тройном зале, воров обезглавливает там же, мелких нарушителей бросает в Адские расщелины на добычу камней для строительства, неугодных же — просто превращает в живые ловушки своего дворца. Пощады нет никому, поэтому среди демонов ходят правдивые слухи и настороженные шепотки, а приближённые и выжившие с ужасом ждут своего часа. У Нацу руки не по локоть в крови — он каждый день принимает ванну из багровых рек и считает это самой правильной вещью. Нацу купается в крови и прямо говорит о своих мотивах, но — отмалчивается туманными взглядами на ответы о нужности человеческой девчонки. Люси же считает своим долгом помогать всем, кого встретит, и нет в этой помощи разбора — поэтому обмануть её проще простого. На каждую просьбу она отвечает участливой улыбкой, ласково успокаивает нуждающихся и искренне верит, что любого демона можно переделать. В душе у неё живёт страх перед тюремщиком, но ещё больше — жалости и желания помочь, наставить на путь истинный. Люси прячет синяки под безмерными платьями, прикрывает посиневшую и ноющую шею волосами и высокими воротниками и ведёт себя так, словно за её спиной не стоит кара хуже всякой смерти. У Люси все костяшки стёрты в кровь, а колено в кровавых подтёках, но она умело это прячет и потихоньку старается окутать своим светом Короля.— Пойми, я всего лишь хочу тебе помочь. — Всё, что мне требуется, я уже имею. Так что лучше закрой рот и не зли меня в очередной раз. — Упрямый демон. — Аналогично.
У Нацу прикосновения — подобно тискам, давят на кости и сжимают до боли, оставляя синяки. Он не бывает нежным, в его крови заложена лишь грубость, что граничит с пытками. Когти его остры и могут ненароком порезать нежную кожу, а магия порой безконтрольна и неповластна — сжигает вещи и оставляет бугрящиеся ожоги на светлом бархате. Нацу не извиняется — то ли потому, что не считает это нужным, то ли потому, что не умеет. Он не видит своей вины в случившимся и не меняет себя ради и по причине. Люси же касается легко, нежно, каждое её прикосновение — подобно порханию тонкокрылой бабочки. Она выводит линии на горячей коже, очерчивает каждую прожилку на угольных крыльях. Обводит пальцами неровности на рогах и целует мягко, неспешно, тогда как Нацу — порывисто и жёстко. Девушка цепляется пальцами за его волосы, и демон это позволяет, наблюдая за ней полуприкрытыми глазами. Люси улыбается ярко и светло, терпит всё и прощает всё, никогда не укоряет и не прячется, потому что ниточки света хрупкие, им нужен тесный контакт, чтобы прорасти в другом существе. Люси искренне хочет помочь.— Боги, у тебя такие мягкие волосы! — Что тебя так удивляет? — …Честно, я думала, что они похожи на парчу. — Потому что я демон? — Потому что ты сам на неё похож.
Люси заботится обо всех и обо всём, но с завидной регулярностью забывает о себе — спотыкается везде, где только можно, и постоянно доверяет не тем и не тому. Заговоры, покушения и похищения — то, что является привычной часть её жизни в чёрном мире, за «Гранью». Нацу заботится лишь о себе, потому что не видит смысла в остальном, но «щит» раз за разом заставляет его находить и смысл, и причину — расчётливость требует терпения. Поэтому, наверное, он с той же завидной регулярностью вытаскивает её из передряг. Правда — не без последствий для самой Люси.— Посидишь за решёткой пару дней. Может, голова на место встанет. — Н-но… — Замолчи. Уже наворотила дел и без того.
У Люси кожа тёплая, потому что ей нельзя мёрзнуть — маленькие ручки в её ладонях такие хрупкие и холодные, и веет от них беззащитностью и страхом. Люси ласково гладит яркие волосы и улыбается — всё будет хорошо, звёздочка. Люси гладит, улыбается и греет — и этой маске верят все. У Нацу пальцы — ледяные, могильно-холодные, и от него больше ничем не веет.— Как мне верить без тебя? — Никак. Вера — не то, что нужно. Помни, что ты не будешь одна. — Без тебя я всегда одна.