Когда все идет по плану

Чтобы вы знали: Джим любит, когда ему бросают вызов. Чтобы вы знали: Себастьян совершенно не собирался этого делать. *** Потертые джинсы, низко сидящие на бедрах, любимая футболка, очки-авиаторы, за которыми скрываются яркие насмешливые глаза и неизменная сигарета. Именно таким Джим Мориарти в первый раз увидел своего будущего сотрудника. И, честно говоря, он ему сразу не понравился. Ну какой уважающий себя снайпер начнет знакомство с будущим начальством с того, что испортит ему любимый костюм? Основательно залив его молочным коктейлем? А потом будет долго и вдумчиво этот костюм отстирывать. В удивительно тесном для ресторана такого уровня мужском туалете. Джим сидит на закрытой крышке унитаза, поджав ноги в ярко-желтых носках, рассматривает стык кафельных плит на полу и подсчитывает, сколько лет Себастьян Моран будет работать на него бесплатно, прежде, чем выплатит стоимость костюма. Плюс моральный ущерб. Плюс инфляция. Плюс проценты. Похоже, этот Моран у него теперь в вечной кабале. И кто вообще пьет на деловых встречах клубничные молочные коктейли? Он отрывается от увлекательных наблюдений за жизнью плесени в отдельно взятом углу и начинает рассматривать причину своих сегодняшних несчастий. Причина деловито вешает кожаную куртку на угол двери, скидывает футболку и осторожно кладет сверху. Можно подумать, от того, что Себастьян ее сейчас намочит, в жизни футболки что-то изменится. По мнению Джима, футболка и так выглядит, как вершина мысли сумасшедшего модельера, он был бы готов поклясться, что видит там капли крови, пару пятен краски и несколько симпатичных дырочек. Но Моран жизнью и здоровьем футболки явно дорожит куда как больше, чем целостностью костюма Джима. Чтобы вы знали: Джим вообще терпеть не может розовый цвет. И от этого обиднее вдвойне. На пиджак смотреть откровенно больно. В данном ресторане оттенок розового любимому напитку Себастьяна, судя по всему, придавали с помощью генно-модифицированной клубники, ибо этот цвет с темного пиджака не отстирывается совсем. Только слегка размазывается, придавая легкий флер загадочности. Впрочем, всегда существует вариант причислить себя к жертвам моды и сделать вид, что розовые разводы были задуманы в изначальном варианте костюма. Джим как-то раз с трудом отговорил себя от покупки костюма с вышитыми на нем желтыми уточками. Так что нежно-розовые пятна на синей шерсти не должны казаться этому миру, явно страдающему от отсутствия новых идей, чем-то странным. Брюки в данный момент подвергаются всем возможным и весьма разнообразным способам очистки, какие только смог выдвинуть изобретательный ум Морана. Джим запротестовал только один раз, когда хищный взгляд бывшего военного упал на ершик. Такого издевательства костюм Джиму точно бы не простил. Чтобы вы знали: Джим вспомнил уже двадцать четыре способа убить голыми руками и целых три способа с помощью все того же ершика, так неразумно забытого около него. Но решил пока ничего не предпринимать и ответить самому себе на весьма животрепещущий вопрос: как вообще так получилось, что Себастьян затолкнул его в этот туалет, вытащил из испорченного и уже оплаканного костюма и оставил сидеть на этом дурацком унитазе, в ожидании разрешения направиться домой? С каких это пор он позволяет собой командовать? Его, в конце концов, машина ждет прямо у входа в ресторан. А в ней – запасной костюм. Он снова опускает взгляд и принимается с преувеличенным вниманием разглядывать оставленные на полу собственные ботинки, надеясь, что хоть они подскажут, что их хозяин тут забыл и когда он, наконец, придет в себя. Ботинки только очень сочувственно блестят и помочь ничем не могут. - И ты, Брут, - сообщает им Джим, а в поле зрения появляются синие кеды. Джим поднимает глаза. Длинные ноги, плоский живот, парочка шрамов, темные бусинки сосков, небритый подбородок, плотно сжатые губы, смущенные глаза и живописно взлохмаченные волосы, от зависти к которым умер бы любой модный парикмахер. Но, судя по общему состоянию Себастьяна в принципе и его гардероба в частности, прическа была достигнута двумя взмахами расчески и несколькими десятками попыток пригладить все это безобразие пятерней. Себастьян тянется за оставленной футболкой, демонстрируя Джиму куда больше, чем тот хотел бы знать о человеке, будучи знакомым с ним от силы полчаса. Он не очень-то хочет смотреть, но при этом умудряется запомнить на удивление слишком много подробностей. Выступающие ключицы, светлая дорожка волос, невозможно-беззащитно торчащие ребра, широкие плечи, россыпь почти незаметных веснушек. Себастьян застегивает куртку и виновато смотрит на Джима. Костюм живописными пятнами развешан по всему туалету. Кажется, никто из них не подумал, как они будут его сушить, принимая во внимание тот факт, что сушилку для рук они сломали примерно на первых пяти квадратных сантиметрах пиджака. То, что Себастьян ему не нравится, Джим понимает все отчетливее, по мере того, как холодные мокрые брюки обтягивают ноги. Рубашку со следами розового кошмара он смог отвоевать и не отдать в великую стирку, а вот без брюк идти через весь ресторан не хочется совсем. Мелькнувшую было мысль отнять джинсы у нахального будущего работника Джим отогнал, решив, что месть должна быть куда изящнее. Чтобы вы знали: Джим давно возвел свою злопамятность в ранг искусства и нежно ее лелеет. Именно поэтому он ласково улыбается, протягивает холодную руку и говорит: - Добро пожаловать, Себастьян. Считай это своим первым рабочим днем. *** Второй рабочий день Себастьяна ознаменовывается пропажей почти всех вещей из гардероба. В наличии остается только форма, пижамные штаны и странного вида майка, о существовании которой он, честно говоря, и не подозревал до настоящего момента. Особенно его смущает размашистая надпись черным маркером, гласившая: «Смерть костюма Джима Мориарти – на моей совести». Но делать нечего, не отправляться же на задание голым. Чтобы вы знали: он рассматривал эту возможность ровно три секунды, прежде, чем с негодованием ее отмести. Себастьян находит свои вещи под дверью квартиры вечером, аккуратно изрезанными на множество маленьких лоскутков с лаконичной запиской «Еще раз увижу с молочным коктейлем рядом с собой – уволю». *** На третий рабочий день Себастьяна, Джим выходит из своего кабинета, с трудом сдерживая зевок, и всматривается в глубины кухни. Два часа сна на собственном столе не способствуют хорошему настроению и любви к миру. Глаза открываются с трудом и по одному, но даже так он видит до отвращения хорошо выглядящего Себастьяна, наливающего кофе, говорящего с кем-то по телефону и смотрящего глупейшее утреннее шоу. Орущее на всю квартиру о прелестях того факта, что солнце сегодня встало так же омерзительно рано, как и обычно. Джим предпочел бы проснуться, когда солнце уже давно вступило в свои права и, как и положено всякому уважающему себя светилу, спряталось за тучи. Чтобы вы знали: Джим ненавидит ранние подъемы. Джиму вообще лучше всего работается по ночам. Когда комната освещается только тремя, стоящими рядом, экранами, когда глаза уже ничего не видят от усталости, а пальцы путаются в клавишах, именно тогда к нему приходят все решения, все схемы и все планы. Все самые лучшие, по крайней мере. И сейчас с превеликим трудом вспоминается, что он, кажется, сам просил поднять себя в такую рань. Что-то там такое было связано с японским клиентом, который мог говорить исключительно в определенное время суток. И именно поэтому Себастьян, которому Джим отдал запасной ключ от квартиры и строгий наказ разбудить в определенное время, смотрит телевизор на кухне так громко, что даже пассажиры пролетающих мимо самолетов в курсе, как именно нужно готовить завтрак, «чтобы сохранить бодрость и присутствие духа на весь день». Чтобы вы знали: последнее, что нужно сохранять Джиму – это бодрость и присутствие духа. Ему нужен кофе. Кофе и чтобы Себастьян выглядел хотя бы чуть-чуть более помятым. Можно сделать неутешительный вывод: у Себастьяна есть еще, по крайней мере, один недостаток. То ли дело в армейских привычках, то ли просто в его организме нарушен какой-то баланс элементов, но в шесть утра Себастьян выглядит совершенно потрясающе. Даже взлохмаченным. Даже в застиранной футболке, явно лично знакомой с дедушкой Мораном. Джим внимательно изучает стоящий на столе горячий напиток, бурчит что-то о гребаных роботах, разворачивается и отправляется обратно в кабинет, мрачно проинформировав: - Мне надо управлять криминальной империей. У меня полно важных дел. - Как скажете, босс. Вас разбудить через пару часов, босс? – Раздается ему в спину. *** Проснувшись через пару часов и прочитав отчеты исполнителей, Джим впадает в неудержимую ярость. План не складывается. Все летит к чертям. И он методично, с чувством глубокого удовлетворения крушит квартиру. Бам. Резной стул елизаветинской эпохи вылетает из окна. Бам. Венецианская люстра становится куда как менее ценной и куда как более разбитой. Бам. И его руку, размахнувшуюся для удара, перехватывают, заводят за спину, а самого Джима – крепко прижимают к Себастьяну. И это оказывается неожиданно приятно. Бам. Бам. Бам. – Стучит сердце. И Джим поднимает глаза, чтобы насладиться видом явно возбужденного сейчас снайпера. Ну, не у самого же Джима сердце стучит, как испорченный подшипник в турбинном генераторе? Глаза - кубики льда в бокале абсента. Кривая ухмылка. Падающая на лоб прядь светлых волос. - Может, вам боксерскую грушу завести, босс? Чтобы вы знали: Джим вспомнил двадцать пятый способ убить голыми руками. *** Себастьян трахается тягуче-медленно, почти полностью выходя из податливого тела, а потом, мучая, дразня, погружается во всю длину обратно. Руки – везде, гладят, пощипывают, сжимают. Губы жадно прижимаются к губам, лишая воздуха, заменяя его своим дыханием. Он убыстряется, по лбу стекает несколько капель пота, все-таки, как бы он ни хотел доказать обратное, он тоже существо из плоти и крови, а не гребаный робот-андроид. Ритм становится рваным, резким, он стонет и падает, основательно подминая под себя. Или не так? Может, он предпочитает на весу, прижав к стене, развернув лицом, заставляя обхватить себя ногами, вколачивается сильно, быстро. Рыча и кусая собственные губы. А потом прижимается лбом к чужому плечу и замирает на несколько секунд, ожидая, пока сердце перестанет колотиться, а дыхание выровняется. Чтобы вы знали: Джим совершенно не думает об этом, когда открывает дверь в квартиру Себастьяна и слышит пошлые стоны. Чтобы вы знали: Джим думает о том, что он сейчас прострелит гребаному снайперу голову. Нет, не так. Сначала он на его глазах прострелит голову этой шлюхе. А уже потом – снайперу. Он заходит в комнату и первое, что видит – синий экран телевизора, на котором увлеченно и со знанием дела трахаются два мужика. Один из которых – огромный блондин, а второй – маленький брюнет. Следующее, что видит Джим, оторвав, наконец, недоуменный взгляд от происходящих непотребств – Себастьяна, сидящего в кресле и ласкающего себя, полностью сосредоточившегося на том, что творится на экране, не видящего и не слышащего ничего вокруг. Штаны приспущены, член влажно поблескивает, рука двигается ритмично, иногда усиливая нажим, заставляя Себастьяна выгибаться в кресле, сипло, еле слышно стонать. Джим стоит еще пару секунд, продолжая держать пистолет во внезапно вспотевших ладонях, а потом, прошептав еле слышное «к черту», стараясь ступать как можно неслышнее, на ходу убирает в карман пиджака оружие, развязывая галстук, подходит к креслу. И ловит на себе внимательный взгляд зеленых глаз. Только на этот раз – лед растаял, а в абсент добавили пару ложек сахара. Он стоит, теребя верхнюю пуговицу рубашки, и думает, каковы шансы, что маленький брюнет в этом самом порно на самом деле – некрасивая женщина? А потом подходит к креслу, не сводя взгляд с Себастьяна. Чтобы вы знали: с вполне определенной части тела Себастьяна. - Похоже, тебе стоит переехать жить ко мне, - задумчиво говорит он, облизывая пересохшие губы, - у меня, кстати, - продолжает он, снимая, наконец, рубашку, - очень приличная коллекция порно. - Тебе понравится, - сообщает он и откидывает в сторону брюки и белье. - Не пожалеешь, - и он садится сверху на Себастьяна. Чтобы вы знали: именно об этом Джим думал, когда сидел на унитазе в тесном туалете дорогого ресторана. А вовсе не о каком-то там дурацком клубничном коктейле. В конце, концов, когда еще встретишь человека, умеющего так виртуозно придумывать самому себе проблемы? С таким точно не будет скучно, - решил тогда Джим.