G'evening

Папирус, задыхаясь, съежился на диване. Ему было чертовски плохо. Так плохо… тягостно, невыносимо одиноко, и все кости жгло будто бы изнутри. Это началось ни с того ни с сего. Он просто готовил, как обычно, спагетти и думал о завтрашнем дне, как вдруг ему стало нехорошо. Поначалу Папирус не обратил на это внимание. Но затем ниже пояса начало нагреваться, поднимаясь к груди, и скелет почувствовал сильную слабость, слитую с желанием мчаться и двигаться. Как это все могло ощущаться одновременно, пес знает, но скелет был вынужден опереться на столешницу, часто дыша и пытаясь прояснить мысли. «Я заболел?..» Это было первое, что пришло ему в голову. А потом… между ног стало влажно. Папирус сам не знал, как он понял, но ему стало кристально ясно, что никакой он не бета, как казалось раньше. У него началась самая настоящая течка; он читал о симптомах в андернете. Причем началась очень быстро и неожиданно. Что ему делать, Папирус понятия не имел. Санса не было дома, и ему всяко не стоило видеть брата в таком состоянии. Папс заставил себя дотащиться до дивана и рухнул на него, тут же застонав от ломоты во всем теле. В тазу сладко и болезненно поднывало, прозрачная магия обильно текла, пачкая обивку, так что трусы и шорты формы промокли сразу же. Скелету было мерзко ощущать на себе липкую от смазки одежду, и он стянул всю нижнюю часть своего «доспеха». Затем скинул сапоги, забрался на диван с ногами и скрючился, жмурясь и подрагивая. Его трясло все сильнее и сильнее, стоны сами выскальзывали сквозь плотно сжатые зубы, по черепу скатывались капли пота. Дыхание отяжелело, вырываясь рваными толчками изо рта. Умом Папирус понимал, что ему нужно вставать и идти в свою комнату, но ему было так плохо, так мучительно, что казалось, он шевельнется – и его пронзит каким-то жестким чувством, которое заставит его кричать. - О, боги… Папс испуганно поднял голову и увидел Санса, застывшего напротив дивана в двух шагах. Глазницы его были черны от изумления. - Бро, ты… Ох, черт… Папирус даже сказать ничего вразумительного не мог. Он уже крайне плохо соображал, ему просто хотелось, чтобы его потрогали, погладили, неважно, кто и как. В тазу заныло сильнее, и скелет чуть приподнял его, дергаясь. Санс протянул было руку, чтобы что-то сделать, но остановился. - Тебе нужно в кровать, я принесу холодный компресс… Зачем ты снял трусы? Черт, кто бы знал… - Санс… - А? Папирус хотел сказать какую-то фразу, но у него вышел лишь умоляющий стон. Младший брат сел на диване и схватил Санса за плечи, притягивая к себе, просто шаря руками по чужому телу и не имея ни малейшего понятия, чего он хочет и зачем это делает. Он чувствовал пряный, довольно легкий запах, идущий от старшего брата и безумно манящий сейчас. - Папс, я альфа. Ты знаешь… не делай этого, моим инстинктам все равно, что ты - мой брат. Низкий возбужденный голос Санса должен был, наверное, отрезвить. Скорее всего, такая фраза отпугнула бы обычно. Но Папируса она, наоборот, подстегнула. Он окончательно притянул брата к себе, прижимаясь ближе и потираясь носом о его шею, о грудь, о плечи, о руки. Все тело содрогалось как в лихорадке, мозг был выключен окончательно, на первый план вышли чистые эмоции. Санс резко выдохнул, когда Папирус опрокинул его на диван, по наитию пытаясь найти удобное положение для того, чтобы оказаться тазом к тазу, вплотную. Его руки, руки Папса, такого обезумевшего, невменяемого и незнакомого Папса были везде. Они лезли под одежду, под худи, гладили, сжимали и ласкали. Это сложно было выдержать без какой-либо реакции. Дальше Папирус потерялся, он тихонько постанывал, продолжая тереться о брата, будто прося о чем-то, водя руками по его груди, позвоночнику и лицу. С таза младшего скелета стекала смазка, а магия за лобковыми костями сформировала небольшую промежность. Самостоятельно, без всякого желания самого Папируса. Санс это понимал. Он все прекрасно понимал. Но терял голову стремительно быстро. В его шортах уже поднялся приличный холм, оттягивая ткань. Папирус продолжал тереться тазом о пах брата, вызывая у того дрожь, вздохи и невольные вспышки удовольствия. - П-папс! Папс, прекрати, посмотри на меня, прекрати… Это же я, Санс! Что ты делаешь? Папирус поднял голову, и в его глазницах Санс увидел голодное и умоляющее выражение. Весь вид младшего скелета просил, чтобы его взяли. Он, мать его, чудовищно тек. Он трясся. Он себя совсем не контролировал. Санс понял, что до брата не достучаться, и попытался вырваться сам, начав аккуратно выползать из-под Папируса. Тот не пускал, цепляясь руками, хныкая. - Папирус, хватит… Прошу, прекрати… Ты не в себе, я не в себе, окей? Хватит… Папс вдруг закрыл глаза и покорно отодвинулся, все еще содрогаясь. Санс тяжело вздохнул, поднялся с дивана и снова перевел взгляд на брата. Папирус не выдержал – опять застонал, распластываясь грудиной вниз и задирая вверх пульсирующий таз. Вид у него был невероятно развратный: он буквально поднимал задницу, прося член. Папирус. Тот самый… Санс не мог перестать смотреть. Папс елозил на диване, стискивая обивку и периодически издавая тягучие неосознанные стоны. Виляя тазом. Расставляя ноги. Последняя мысль, что это – его младший брат, была смыта оглушающей волной зверского возбуждения. «Да пошло оно все!» - Прости, бро… - Санс поставил колено на диван. – Прости меня. Он высвободил прозрачный, немного фосфоресцирующий член, и прижался им к промежности Папируса, цепляясь свободной рукой за подвздошный гребень. Высокий скелет стонуще выдохнул, сразу поспешно подаваясь назад, навстречу, волнуясь. Санс осторожно начал входить, придерживая член рукой, но Папирус дернулся и сам насадился на него со всей дури, вскрикнув. - Тих.. Т-тише, Папс, не торо… Папс, т-ти… Санс слышал свои нелепые, сбивчивые просьбы, начиная медленно двигаться в горячей неге, плавно толкаясь и выходя, стараясь не причинять боли. Но Папирусу явно было все равно. Он рвался сквозь свои стоны и непривычную боль, он пытался двигаться быстрее, порывался сделать больше… Возбуждение захватило его полностью. Он стонал. Он сжимался, выгибался, он вскрикивал, чувствуя, как Санс легко движется внутри, слыша его затрудненное дыхание. - С… Сан… нс… Санс, ах, да, да, а-а-а… д-д… С-са- Стоны шли фоновым потоком. Санс ускорил ритм, стали раздаваться отчетливые шлепки, Папирус задохнулся, выдав долгий, протяжный, стонущий крик. - П-папс, не надо, т-тише… Не больно? В ответ – только стоны. Санс понял, что ему уже неудобно, вышел из Папируса и подтолкнул его, чтобы брат перевернулся на спину. Тот послушался, позволяя делать с собой все, что угодно. Санс, не давая себе остановиться и задуматься, схватил Папса за ноги и развел их, держась за бедренные кости. После этого он снова ввел член внутрь пульсирующей магии, растягивая ее, отчего Папирус прогнулся в позвоночнике. Они вернули ритм. Неустанный, размеренный, довольно быстрый. Запахи и звуки смешались, души горели ярким огнем, тела переплелись. Санс драл своего брата без следа прежней лени, драл так, что пот тек ручьями, пачкая шарф Папируса, который тот так и не снял. Понемногу он ускорялся, Папс захлебывался стонами, цепляясь за руки Санса и без сил запрокидывая голову. Так сладостно и мучительно-хорошо ему не было еще никогда. Ни разу прежде он не испытывал чего-то подобного. И сейчас он безумно любил Санса за то, что тот дарил ему такие ощущения. Сам Санс, судя по его лицу и глухим стонам, получал не меньшее удовольствие, отдаваясь своей похоти, своим инстинктам, заставляющим его толкаться вперед снова и снова, вбивая член так глубоко, как это только возможно, натягивая магию изнутри до максимума. Болезненно. Страстно. Яростно. Он явно уже доходил до критической точки, двигаясь все быстрее и хаотичнее, пока, наконец, резко не выскользнул из Папируса и не повалился на него, упираясь локтями в диван. Санс прижался к нижним ребрам брата лбом, сбивчиво и беспорядочно дыша, немного дрожа. Он еле успел вытащить член до того, как увеличился узел. Фактически, перед самым оргазмом. Не в состоянии терпеть, Санс стиснул себя рукой и стремительно завершил начатое, кончая со слабым, обессиленным стоном. Папирус, кажется, собрался провалиться в полуобморочное состояние. Как только старший брат очнулся сам, он легко похлопал Папса по скуле ладонью, и тот вздрогнул, приходя в себя. - Где… чт… Санс, ах?.. - Прости меня, бро… Я не должен был делать такое с тобой. - Это… это? Что это? Это было… - Мы занимались сексом, Папс. - Мы… Папирус медленно, с большим трудом приподнялся и оперся о спинку дивана, глядя на измотанного Санса, на характерные пятна и собственный мокрый от влаги таз. - О-ох… У-у меня началась течка, я-я… Хотел уйти наверх, но не успел! - Я понял, бро, я понял. Не бойся. Все хорошо. - Ты не злишься?.. - Боги, конечно, нет! – Санс нервно рассмеялся. – Конечно же, нет… - Я… Я все еще не в порядке… - выдавил Папирус. – И-и я не понимаю, почему, ведь мне было так хорошо, я… - Тш-ш, Папс. Тебе нужно отдохнуть. - А-а если я опять захочу от тебя этого? - Ничего страшного. Если захочешь, я сделаю это снова. Уже… уже неважно. - Правда?.. - Да. Да… А сейчас, отдыхай. Я принесу воды. Или… хочешь чего-то еще? - Н-не уходи. - Ладно. Ти-ише… На диване было тесно, но они кое-как поместились вдвоем и так, в обнимку, постепенно провалились в усталый сон.