С неба в воду.

      Чёрное море. Корабль «Бiжить по хвилях». Май 2018.       Думали ли они, когда выбирались с этого проклятого острова, что вновь столкнуться лицом к лицу со смертью. Только в этот раз оно помасштабнее будет. Чего мелочиться-то? И в очередной раз им повезло. Несколько миллиардов человек погибло, а они остались. У Гущина погиб отец, да и с Сашей они расстались не врагами. А вот Зинченко повезло гораздо меньше. Жена, хоть и бывшая, но все же не чужой человек и родной сын погибли в одно мгновение. Что может быть хуже.       Боль тягуче растекалась внутри, словно грудь вспарывали ржавыми гвоздями. Реакция у всех была совершенно разная. Женщина из пятой каюты замкнулась в себе, закрылась в комнате и не пускала к себе даже сына. А парень наоборот боялся остаться один. Ему чертовски необходимо живое общение. Бесспорно, очень страшно потерять всех близких, знакомых в один миг. Алексей взял в баре бутылку виски и спустился. Пристроившись на ящике с грузом, Гущин часто глотал крепкую жидкость и по желудку разливалось приятное тепло. — Вот ты где, — в проходе появился Зинченко. — Да. Отмечаю конец света, — он едва заметно усмехнулся, — хотите? — Давай. Правда я в баре уже выпил, но думаю лишним не будет, — старший забрал бутылку и сделал несколько глотков. — Леонид Саввич, — Леша резко вскочил и подался на встречу мужчине, — мне страшно, — тихим шепотом добавил парень. — Ты жив, и это главное, — мужчина трепетно притянул Гущина к себе и заключил в объятья, — по крайней мере для меня.       Леша уткнулся носом в крепкую шею старшего и едва ощутимо коснулся кожи губами. Закрыл глаза и в ожидании замер. А затем грубые ладони, сжимающие ребра и губы, скользящие по шее. От Зинченко можно ожидать чего угодно, но точно не ответных чувств. Так думал сам Гущин. А сейчас, когда они словно малые дети искали губы друг друга и с особым трепетом дарили нежные поцелуи, казалось, что все просто не важно. Все, кроме этого момента, этих ладоней, губ и Лешкиного стона, вырвавшегося из груди.       Гущин оказался прижатым к деревянному ящику, а командир ловко скользил ладонями под майкой парня. Пальцы рвано цеплялись за край ткани, в желании избавить стажера от всего лишнего. Леонид Саввич нервно отстранился и наконец откинул мешающий предмет гардероба куда-то в сторону. Грубые пальцы изучали молочно бледную кожу Алексея, а сам командир по прежнему отказывался верить, что сейчас ему можно. Можно ласково прикусывать кожу на шее, царапать мозолистыми пальцами нежную кожу и целовать, целовать. — Мальчик мой, — сорвалось с языка Зинченко, а после он резко отстранился. — Прости. Это не правильно. — Да, мы просто выпили, — согласился Гущин.       Как только Леонид Саввич вышел из трюма, захлопнув за собой дверь, Леша рвано засмеялся. Бросив в противоположную стену бутылку, парень опустился на колени. Сжимая руки в кулаки, парень боролся с отчаянным желанием догнать старшего и набить ему лицо, а после зарыться в его крепкие объятья.

***

— Теперь ты от меня никуда не денешься, Жанночка, — буквально прошипел Гущин, садясь напротив девушки за столом. — Леш, иди проспись, — прошептала блондинка и беспокойно осмотрелась по сторонам. — Слушай, зачем ты здесь, я все никак не пойму, — пьяный язык Алексея заплетался и то, что он говорил, было едва различимо. — Молись Богу, чтобы нас никто сейчас не услышал, — вскочив с места, девушка схватила парня за горло и потянула на себя, — и больше никогда не называй меня этим именем. Понял? — Прошипела она у самого уха, а затем отпустила Гущина.       Стрельнув в сторону двери глазами, девушка убедилась, что никто не вошел и поспешила встать из-за стола. Смерив Алексея взглядом, Жанна сжала губы в тонкую полоску и вышла из кают-компании, оставляя Гущина одного. — Товарищ пилот, а вас дяденька начальник завтра утром не на ругает? — Обнимая Гущина за шею, интересуются выпившая блондинка. — Жанночка, ну как ты можешь? Завтра у меня выходной. — Леша целует ее в шею и заливисто смеется.       На втором этаже клуба музыка долбит громче, а свет ярче. Красные вспышки заставляют постоянно щуриться, а от дыма хочется выплюнуть легкие. Почти на каждом столике стоит кальян, а кто-то просто курит сигареты. Блондинка в желтом тащит Гущина на красный диван у сцены, толкает на него и садиться сверху, перекидывая ноги через бедра. Сосредоточенно, закусив губу, ищет что-то в маленькой сумочке и достает парочку сигарет. Прикуривает одну, делает первую затяжку и с блаженной улыбкой протягивает ее Леше. Тот забирает ее из тонкой руки Жанны и вдыхает дым в легкие. Он сразу понимает, что это далеко не обычный табак и расслабленно откидывается назад.       С каждой затяжкой мутная пелена обволакивает сознание, все звуки доносятся словно из-под воды и очень хочется слушать музыку. Она уже даже не кажется такой громкой. Леша начинает смеяться без причины, а красные вспышки света кажутся очень даже заманчивыми. А официантка несет к их столику небольшой торт, политый толстым слоем сливок.

***

      Гущин заваливается в каюту громко хлопнув дверью. Сходу плюхается на тумбочку справа от двери и откидывается на стену. Голова гудит от алкоголя, а костяшки на руках сбиты о стену. Раны неприятно щипет, а засохшая кровь бросается в глаза. — Леонид Саввич, — мямлит Алексей и сползает немного вниз, — зачем она так? — Твою мать, Гущин, — Зинченко садится перед ним и заглядывает в пьяные глаза.       Командир помогает ему подняться на ноги и довести до кровати. Леша совершенно не хотел куда-либо идти, отчего и упирался. Когда парень все-таки лежал на постели, Леонид Саввич ушел в ванную комнату. Буквально через пару минут старший вернулся с рулоном ваты и импровизированной аптечкой. Мужчина сел на самый край и притянул руки стажера к себе. Смочив вату перекисью, Зинченко вытер засохшую кровь. Каждый раз, когда он касался содранной кожи, Леша старался вырваться. — Тихо, потерпи, — усмирял его Зинченко.       Когда на тумбочке валялось несколько испорченных ватных комков, Леонид Саввич оторвал кусок побольше и прижал к руке парня. Сжав его руку посильнее, мужчина полил раны перекисью и мгновенно прижал вату. В этот момент Леша болезненно зашипел и почти вырвал руку. Все это время Гущин изучал лицо командира. Пока тот усердно обрабатывал руки стажера, у Леши была прекрасная возможность полюбоваться старшим. Когда тот закончил, парень уже сидел на постели. — Все. Свободен. — Немного грубо бросил Зинченко и начал собирать мусор. — Спасибо, — промямлил Гущин и подался вперед.       Со страшным испугом тот коснулся губ командира своими и отчаянно замер. Больше всего он боялся сейчас получить от Леонида Саввича в морду. Зажмурившись, он, кажется, забывал даже дышать. А потом сердце буквально пропустило пару ударов, когда ладонь Зинченко опустилась на его шею, а сам он ответил на поцелуй. Вышел он немного смазанным и недолгим.