Eat me, drink me

Marilyn Manson — Eat Me, Drink Me

Лживые улыбки и грациозные полупоклоны. Филипп учтиво кивает очередной герцогине, после чего старается незаметно покинуть приём, устроенный братом. Ему не составляет труда затеряться в толпе, где каждый прикрывает своё лицо маской. У него вычурная с какими-то перьями и драгоценными камнями. Он сам разрабатывал дизайн. В этом помещении никому не привыкать носить маски: каждый день они носят свои, невидимые, уже впившиеся в корку сознания. «Деревья во внутреннем дворе покрашены кровью Я слышал, она вешает обезглавленных ногами вверх, чтобы осушить их» Он быстро оказывается в своих покоях. Это место даёт ему иллюзию покоя. Такую дорогую, труднодостижимую и эфемерную. Люди слишком часто платят за этот обман жизнью. Шевалье уже там. Он стоит к нему спиной и сначала Филипп порывается прогнать его, однако он лишь подчёркнуто холодным тоном спрашивает: — Почему же вы не на праздновании? — Филипп, — его губы изгибаются в ядовитой улыбке и Шевалье снимает маску, откидывая её куда-то на стол. Он делает аккуратный шаг, сокращая расстояние между ними. И Филипп вздыхает: они пропащие. Такие же лживые, пропитанные дворцовыми интригами, павшие. — Я не могу уйти, мой король, — и Филипп дёргается от этого обращения. Шевалье не теряет своей дьявольской привлекательности. Лишь покачивается на кончиках каблуков и глядит лукаво, словно лис. Думает, что Орлеанский ничего не может сделать ему. Заблуждение — самая большая ошибка в их войне. Войне, где они — две части одного целого. Отражения друг друга. — Я просил не называть меня так, — в его голосе лёд и Шевалье буквально расцветает на глазах. Как же он любит эту игру, заставляющую Филиппа терять остатки рассудка. «Ешь меня, пей меня Это всего лишь игра» — Мой король, — Шевалье оказывается совсем рядом. Филипп не может отвести глаз от него. Держит себя в руках, молчит. Когда рука де Лоррена касается его волос, оглаживает щеку, комнату наполняет звук удара. Филипп бьёт руку Шевалье наотмашь и шипит, упиваясь превосходством: — Не смей трогать меня. — А то что? — Шевалье придерживает пострадавшей рукой пуговицы на дорогостоящем наряде, впиваясь в Филиппа взглядом сощуренных, зеленых глаз. «Я приглашён на казнь сегодня Я думаю, я был бабочкой у твоего пламени» И Филипп колеблется, сжимает руки в кулаки. А Шевалье не теряет своей ядовитой ухмылки, сводящей мужчину с ума. Теперь уже де Лоррен упивается победой, своей властью над месье. — Узнаешь, — и он опять позволяет себе пасть. Целует жестко, впиваясь в плечи мужчины пальцами. И он буквально может почувствовать усмешку де Лоррена сквозь этот поцелуй, который опять же слишком похож на борьбу. И любовь их — борьба, но никогда не ясно, что на кону. Борются вслепую, яростно и жестоко. Не позволяя оппоненту отдышаться, без поблажек. Поцелуй горчит. Металлический вкус крови уже приелся. Шевалье точно станет его погибелью.